Древнегреческая и латинская просодика (мора, ударение, ритмика)

4.2 Специфика проблем латинского ударения.

4.3 Реконструкция ударения классической эпохи .

4.3.1 Было ли в латинском языке (словесное) ударение? .

4.3.2 Классическое ударение как центр ритмики слова.202.

4.3.3 Фонетическая природа ударения.207.

4.4 Римские грамматические свидетельства.210.

4.5 Становление латинского ударения.216.

4.5.1 «Начальная интенсивность» и редукция.21 б.

4.5.2 Позиция доисторического ударения.219.

5 Проблемы древнегреческого ударения 221.

5.1 Общий обзор проблем ударения. .221.

5.2 Влияние конечной группы согласных.225.

5.2.1 Проблема.225.

5.2.2 Исследование.228.

5.2.3 Решение.236.

5.2.4 Следствия для нашей теории.. :. .. 239.

5.3 АМЭРГШОЕ и проблема левой крайней позиции. .240.

5.3.1 Краткий очерк истории вопроса. .241.

5.3.2 Древнегреческая баритонеза в свете Теории фонологической кратности.256.

5.4 Ударение не в крайней позиции. Акцентные парадигмы.264.

5.5 Ударение в последнем слоге слова.270.

5.6 Формулировка правил ударения.275.

1.3.5 Мора в новейших экспериментальных и типолог**^60 ^ исследованиях.• * ^.

1.4 Выводы Главы 1. *.

2 Теория фонологической кратности.

2.1 Морные отношения как факт фонологизации.- ' ^^.

2.2 Принципы фонологической кратности.- '.

2.3 Категории фонологической кратности .

2.3.1 Парадигматически свободные и связные морные корр^ ^ ции. ' ', Ц5.

2.3.2 Силлабические и вокалические моры.

2.3.3 Морометрические и моросиллабические языки. — ' ^.

2.3.4 Парадигматическая функция морных корреляций. — ,.

2.4 Фонологическая кратность в просодической системе языка. ходные положения дальнейшего исследования. «^.

2.5 Обоснования композиции дальнейшего изложения. «.

3 Проблемы моры в древнегреческой и латинской ритмике ^9.

3.1 Мора как показатель, или «чистая» мора. «^д.

3.1.1 Формулировка проблемы. ^.

3.1.2 Законы слияния гласных. «» ^45.

3.1.3 Следствия для правил амплификации. -3.2 Проблема ритмических стоп в древнегреческом и латршском язы-⁵² ках. п. 52.

3.2.1 Формулировка проблемы.-^53.

3.2.2 Матрицы и стопы в общей теории языка.

3.2.3 Древнегреческие ритмические стопы.

3.2.4 Латинские ритмические стопы. ^^.

5.7 Вокалические моры и предыстория греческого ударения.277.

5.7.1 Проблема выбора парадигмы.277.

5.7.2 Проблема нулевых ступеней. Нулевые ступени и моры.. 304.

5.8 Ударение при энклитиках и его значение.310.

6 Фразовая природа словесного ударения 321.

6.1 Латинский порядок слов и его структурные принципы.324.

6.1.1 Введение.324.

6.1.2 Латинский порядок слов в типологической перспективе. 326.

6.1.3 «Законы» латинского предложения. .330.

6.1.4 Проблема просодики крайних элементов «скобок». 336.

6.2 Проблемы интонационного выделения в латинской фразе. 351.

6.2.1 Фразовое выделение в теории языка .351.

6.2.2 Случаи не тема-рематического выделения в латинской фразе .361.

6.2.3 Случаи тема-рематического выделения. .374.

6.3 «Монолитность» и «композитность» в словообразовании.378.

6.3.1 Общая проблема.378.

6.3.2 Данные индоевропейского словосложения в связи с проблемой акцентного выделения.380.

6.4 Выводы.394.

Заключение

Обзор результатов исследования 398.

Дополнение. Следствия нашей теории для индоевропейского языкознания 404.

Д. 1 Языки слогового (силлабоморфемного) строя. 405.

Д. 1.1 Предварительный обзор проблемы .405.

Д. 1.2 Основные черты силлабоморфемного (слогового) строя. 408.

Д. 2 Праиндоевропейский язык как силлабоморфемный.416.

Д. 2.1 Возможная гипотеза.-.416.

Д. 2.2 «Фразовое ударение» в акцентных парадигмах.425.

Д. 2.3 Индоевропейские моры и ларингалы.431.

Д.З «Монолиты» и «композ'иты» в общей теории языка.446.

Список таблиц 449 г.

Предлагаемое исследование имеет своей целью изучение просодических явлений древнегреческого и латинского языков, рассматриваемых, главным обра~ зом, в связи с законами их ритмики и ударения. Нас будет интересовать каким образом достижения современного теоретического языкознания поз&о-ляют объяснить отдельные, до сих пор проблематичные явления в этих ЯЗЫКАХ, и наоборот — что нового даёт древнегреческий и латинский материал для теоретической фонологии, общего языкознания и индоевропейской реконстрУ1^—ции. Но поскольку как ритмические, так акцентные законы обоих этих язы!?°в самым тесным образом увязаны с давними и, как оказывается, весьма зага/1,0111″ «ными проблемой количества слога и проблемой моры, традиционно мыслягИ^^» ся единицей этого «количества», то именно они с неизбежностью оказываем051 центральными в настоящем исследовании. Их мы постараемся рассмотреть: Е<�а1С с позиции общей просодической теории, так и (в особенности) применител¹¹⁰ к материалу двух интересующих нас конкретных индоевропейских языков.

Положение вещей в современной науке таково, что ответы на эти вопр<^>сь1 обыкновенно ищутся людьми самых разных научных специальностей и исключительно редко приходится видеть, чтобы один специалист (или группа. торов) одновременно занималась исследованием этих, столь разных, проб-?^11 431^" как правило, классические филологи сравнительно мало интересуются стрС: гго:И лингвистикой, представители теоретического языкознания — древними яз!^1^' ми и индоевропейской реконструкцией, а филологи-индоевропеисты — СО^З?е менными фонологическими теориями 1 F, фонологии вообще, ࠫð°РИТЬ Не ° те°Р™кой тона, ударений пи ° * ^ ^ ° проблемами.

— С ги г:-нтонациат°—— ещё более УДРУча.

1 монограФии) ш теор&tradeпр°~ с-есТВеННО их почти нет. Д еВР0ПеИСКИХ ЯЗЫК0В — включительно мало, в нашей стране то0-г^:гг гты не предста— cao нашенно напротив™ Приведем некоторые аргументы, соверрода против показывающие большую актуальность исследований такого.

0−1 Обоснование дальности исследования.

Не ~ — ' — рения и «долготы». Г ПОНИМаНИЯ' ПО ^ 3— уда.

J^JZL широком смысле)'что в овою — -торГр «аГ «» ~ В — древних языках.

РиТельно1ГГГявГяГГеСКОЙ Те°РИИ' бЫ — ского, балто-славянг ^ &trade-ЯЪ «для ^Г» «языков, традиционно елу.

Cacll ~™"KOro ударения. Но изучение ведай.

SH^®",®^™ ЗДвнСЬ МОЖН° ~.

Ш" Сад" ые (особенно ?ослш^яТн^'^ И ЛА Стивенса b.

2006 2М9) лГ°Л0ГИИИ3 «» «'"-пенных yZ, а иТ^^окой филологии, тео.

Р у & Ha, I° 1977' Halle 1997; Phbb & Н™200™,°еВр0пейа[их^ь, ков (Kiparsky 1973; ского, балто-славянского и германского материала в нашей стране уже существенно продвинулись вперёд (можно вспомнить известные работы А. А. Зализняка, В. А. Дыбо, Л. Г. Герценберга, С. Д. Кацнельсона, А. С. Либермана, Ю. А. Клейнера), то освоение современной лингвистикой древнегреческого и латинского языков протекает у trac настолько медленно, что последняя (и единственная) крупная работа о древнегреческом ударении (Тронский 1962) была опубликована почти 50 лет назад. При всех достоинствах этой работы нельзя не признать, что за протекшие полвека существенно изменились как наши знания о древнегреческом и латинском языках, так и о просодике человеческого языка вообще.

С другой стороны, и сама общая просодическая теория, созданная на фактах современных языков и (почти) не учитывающая данных языков древних, как мы ещё не раз убедимся, в полной мере удовлетворительной не является. Таковой её можно считать уже потому, что на настоящий момент, как известно, не существует общепринятой теории слога, имеются серьёзнейшие разногласия в вопросе о фонетическом слове, словесном и фразовом ударении, о методологии изучения фразовой интонации, наконец, имеет место полная неясность в вопросе о сущности понятия 'просодема', к которым Н. С. Трубецкой относил «слог в слогосчитающих языках и мору в моросчитающих» (Трубецкой 2000, с. 211).

Последнее, однако, необходимо будет признать вопросом исключительной значимости, если вспомнить слова Эмиля Бенвениста, говорившего о том, что выделерше особого уровня языка возможно только в том случае, если существует единица, целиком принадлежащая данному уровню (Бенвенист 1974, с. 132 слл.). Соответственно обоснование понятия 'просодема' и изучение свойств самих просодем в языках мира является необходимым следствием из признания особого уровнего статуса просодических явлений. Но тут возникает новая сложность: если теорию иных просодических явлений — таких как словесное ударение или фразовая интонация — в принципе возможно построить на данных хорошо известных языков, а уже потом применять к языкам древним и экзотическим, то общая проблема просодемы (и неразрывный с ней вопрос о морах) оказываются в этом отношении гораздо более сложными.

Решение этой задачи в нашу эпоху обыкновенно видится принадлежащим сфере влияния типологии. И действительно, применение различных типологических методов и приёмов, учёт многочисленных новооткрытых фактов самых разных экзотических языков почти за век существования типологии существенно обогатили наши представления о том, какими языки могут быть, а какими не могут. Однако и у типологического метода есть свои ограниченияи некоторые из них, надо признать, весьма серьёзны. Их можно условно разбить на две группы: субъективные и объективные.

Субъективные заключаются в том, что знакомство с исследуемым феноменом в отдельных языках оказывается иной раз очень поверхностным, исследователь складывает у себя неполное, не до конца точное — а подчас и весьма неточное — представление о фактах конкретного языка, что ведёт его и к неверным выводам, к построению недостоверных теорий, тогда как основная масса читателей — пусть даже самых квалифицированных и образованных, оказывается не в состоянии проверить и при необходимости опровергнуть полученную от исследователя информациюещё менее в состоянии это сделать оказываются подчас и сами носители изучаемого языка — такого, как дияри, маунг или читимача.

К объективным недостаткам типологического метода следует отнести, во-первых, то, что исследователе, как правило, интересует какой-то отдельный конкретный аспект исследуемого языка: есть ли в нём оппозиция по долготе/краткости, какие в нём правила ударения и т. п. — а не система в целом.

Конечно, именно отказ от всякой не идущей напрямую к делу информации и позволяет типологу охватить то множество языков, которое и создаёт неповторимое своеобразие и мощь типологии как наукино вместе с этим более детальное изучение системы отдельного языка в целом, письменной и грамматической традиции (если таковая есть), особенностей диалектального дробления данного языка и т. д. может иной раз очень сильно изменить первое впечатление исследователя об отдельном интересующем его факте. К объективным недостаткам можно отнести и то, что возможности типолога часто бывают весьма ограничены в том, чтобы на примере нескольких информантов или одного-двух грамматических описаний суметь строго отличить факты, присущие структуре языка от фактов нормы (в самом печальном случае — и от фактов индивидуальной речи2) — очень сложно бывает составить у себя правильное впечатление о том, как тот или иной факт воспринимается самим говорящим — а это не менее важно, чем корректная экспериментальная обработка данных. В такой ситуации очень могло бы помочь именно знакомство с грамматической тра~ дицией конкретного языка, но в большинстве случаев это оказывается просто невозможным.

Здесь можно вспомнить великого Е. Куриловича, который, пытаясь построить свою теорию слога как раз на материале древних индоевропейских языков, отвечал экспериментатору Р. Г. Стетсону тем, что исследовать слоги в речи возможно лишь тогда, когда понятно, что это такое (Курилович 1948) — Соглашаясь с мыслью Куриловича и немного перефразируя его слова, мы можем сказать, что типологическое исследование просодемы возможно лишь после ее теоретического обоснования.

Всё это, конечно, никоим образом не означает, что автор — противник типологиино у всякой науки есть предел её компетенции, а потому полноценна51.

2Хороший пример последнего обсуждается в работе (Кацнельсон 1958) применительно к языку аранта. лингвистическая теория не может строиться на одних лишь типологических данных. Помимо пестроты исследуемых фактов требуются ещё сведения о том, как эти факты сосуществуют друг с другом в системе языка и отражаются со~ знанием его носителей.

Какие же лингвистические специальности находятся в не менее ззз^хзгодном, чем типология положении? В первую очередь здесь хочется назвать, востоковедение: именно лингвист-востоковед чаще других имеет дело со значительной новизной языкового материала, рассматриваемой в сочетании с многовековой литературной и грамматической традицией, подкреплённой достушгы¹¹¹ его наблюдению памятниками. Неслучайно, как мы увидим далее, имеыяо востоковеды — Е. Д. Поливанов, Дж. МакКоли, В. Б. Касевич — очень обогатили и теоретическую фонологию.

Естественно думать, что помимо востоковедения во вполне выгодной положении оказываются и специалисты ряда частных традиционных лшггкисти че-ских дисциплин: развитию просодической фонологии как науки о^т^зесь. сильно способствовали слависты Р. О. Якобсон, Н. С. Трубецкой, В. А. Дьхбо, германисты Э. Зиверс, С. Д. Кацнельсон, А. С. Либерман и многие друггсе.

Однако данные традиционной классической филологии, будучи рассмотрены с нетрадиционного угла зрения, способны привнести в общую теори®языка не меньше новизны, чем все упомянутые дисциплины. Латинский за: греческим языки в известном отношении — одни из самых экзотичных языков на свете. Их исследование имеет тот очевидный недостаток, что из триадд-ь-х языковых уровней Э. Косериу Структура — Норма — Индивидуальная рсг-'Ь (Косериу 2001; Степанов 1966, с. 3 слл.) мы полностью лишены последнегоНо это с лихвой окупается тем, что сохранившийся огромный объём текстов этих языков в сочетании с дошедшими до нас папирусами с диакритичесгсщ^си знаками, музыкальными памятниками, подробными описаниями (зачастую <�з ч: ень квалифицированных) очевидцев — древнеримских и древнегреческих грамматиков — и двухтысячелетней грамматической традицией во многом облегчает ту работу по критике источников, которую в идеале должен проделать как полевой исследователь бесписьменного языка, так и специалист-типолог.

Уже это делает необходимость привлечения фактов древнегреческой и латинской просодики в общее языкознание очевидной. Но если мы посмотрим на это глазами филолога-индоевропеиста, то ценность исследований такого рода возрастёт ещё более. Древнегреческий и латинский языки относятся к одним из древнейших по времени фиксацииширокая письменная традиция на древнегреческом языке возникла раньше, чем на санскритефакты греческой и латинской просодики существенным образом увязаны с метрикой, сохранность (и достоверность) памятников которой подчас настолько высока, что в этом ей уступают иные произведения XX в.

Наконец, важно обратить внимание и на то, что предлагаемая здесь теория разрабатывается одновременно на материале двух классических языковчто делает настоящую работу новым звеном в цепи весьма почтенной в филологической науке традиции. К работам такого рода можно отнести целую серию известных книг, созданных французскими, английскими и американскими авторами: это сравнительно-исторические (Meillet & Vendryes 1948; Buck 1933; Sihler 1995), фонетико-фонологические (Sturtevant 1940; Allen 1973) и синтаксические исследования (Weil 1869). Такой подход имеет то преимущество, что Факты имеющихся языков могут изучаться одновременно и в сравнительно-историческом освещении, и в сопоставительно-контрастивном, и даже (при определённом повороте мысли) в ареальном.

Исследование просодических проблем при таком подборе материала видится исключительно плодотворным: дело в том, что, помимо существенного расширения методологической базы исследования, это заставляет нас обратить самое серьёзное внимание и на те явления, которые принципиальным образом различаются в одном и другом языке и которые — в силу сходств метрических законов стиха и греко-римских грамматических описаний — долгое время оставались незамеченными или неверно истолкованными. Такой поворот научной мысли, несомненно, также должен способствовать повышению актуальности исследования.

0.2 Цели и задачи исследования. Принцип построения работы глобальной задачей настоящей работы служит попытка построить «мост» между проблемами греко-латинской просодики и современными фонологическими теориямиисследование такого рода мыслится как комплексное, лежащее на пересечении трёх (не вполне дружных между собой) областей знаний классической филологии, теории языка (во многом основанной на типологии) и вполне традиционного индоеропейского языкознания.

Локальные задачи группируются вокруг центральной проблемы всей работы — проблемы моры и морных отношений, — и распадаются трояко, сообразно трём областям знаниям, очерченным выше.

1. В теоретическом отношении — это 1) разработка общей теории морных отношений в естественных языках, названной в работе Теорией фонологической кратности (ТФК), которая позволила бы создать понятийно-методологический инструментарий, достаточный для удовлетворительного описания упомянутых явлений в известных языках- 2) определение места известных языков в построенной системе- 3) определение места м. оръь и явления фонологической кратности в целом в составе фонологической подсистемы естественного языка.

2. В филологическом отношении — это детальное исследование просодики язрабатыдревнегреческого и латинского языка, проведенное с позиции р"*-^ имевших ваемои теории и решение многих давних вопросов, прежде удовлетворительного истолкования: к ним относятся 1) пробЛе1у1а К з) протитативного ритма обоих языков, 2) проблема ритмических сто!1 у блема моры как грамматического показателя (в древнегречески14,1 4) многочисленные проблемы, связанные с описанием и рекоп^Р-^1* ударения в обоих языках.

3. В отношении индоевропеистики — это восстановление предысГ0Ри11 тгдоевротинскои и древнегреческой акцентных систем, — их выведение из ейского пейской с одновременной реконструкцией ряда фактов индоевр°1Х.

— рцменепраязыка на основании новых данных, полученных в результате ния разрабатываемой теории к индоевропейскому материалу, ющей этой можно назвать и дополнительную задачу (гипотесс¹^16 внутренней реконструкции типологических особенностей языка— сей их.

Важно отметить тот факт, что все перечисленные задачи — при.

ОН11 сопестроте — не являются разнородными: лишь рассмотренные вместе? здают замкнутую и самодовлеющую систему, определяющую место тгРУ111^ из ее составляющих. Центральной из них, однако, я понимаю вторук^ ^ задач, связанных с адекватным описанием просодических законов мых языков. Именно удовлетворительное решение этих проблем оказ¹'1за' лг) р0и и одновременно важнейшим доказательством правоты предложенной т^ -^ ключом к построению моей праязыковой реконструкции.

Таким образом, ОБЩИЙ ХОД ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОЙ мысли в рабо следующий: 1) критическое исследование (общих) теорий предшественвс^-^0^.

2) (первичная) формулировка на этом материале новой теории > 3) ложение к материалу исследуемых языков и одновременное уточнена:-^ ^ ^^{идотеоретических} положений > 4) выведение следствий из нашей теории европейскому и общему языкознанию. Такое построение, при котором описание материала одновременно служит и доказательством теории, видится единственно возможным по следующей причине: исследовать факты (которыми в данном случае тем более оказываются не сущности, но законы языков) можно лишь в контексте некой общей теории, которая до сих пор не существовалаокончательная же разработка такой теории до её приложения к описываемому материалу невозможна ввиду обстоятельств, уже изложенных выше.

Работа содержит Введение, 6 глав, Заключение, Дополнение (фактиче-, г ски являющееся дополнительной главой) и Приложения. Критическому анализу предшествующих общих теорий отведена Глава 1, формулировке новой теории — Глава 2- главы 3−6 представляют собой приложение теории к греко-латинскому материалув Дополнении в свете полученных мной результатов рассматриваются некоторые (частные) проблемы индоевропеистики и общего языкознания. Подробное обоснование разбиения материала по главам работы для большей наглядности представлено в Главе 2 непосредственно после изложения основных теоретических положений (с. 135).

0.3 Научная новизна исследования.

Научная новизна предлагаемой работы может быть оценена в общем и частном отношении: общее предполагает соотнесение работы с современным состоянием науки, частное — с другими работами подобного рода.

В общем отношении новизна работы заключается уже в том, что это, насколько можно судить, первое в современной науке монографическое исследование, специально посвящённое вопросу о сущности морных отношений и явлении фонологической кратности в целом, — причём рассмотренных как в рамках общей теории, так и конкретно в применимости к наиболее известному случаю, представленному греко-латинским материалом.

Отечественная лингвистическая традиция крупных работ подобной тематики не знает. Работы, посвящённые общим просодическим проблемам, в том числе вопросу о просодемах, на русском языке имеются (Клейнер 1998, 2002), имеются работы о просодике отдельных индоевропейских языков (Либерман 1981; Николаева 1996), однако никогда проблема моры не была специально исследована на греко-латинском материале. При этом наиболее близкая по направленности к этой, монография И. М. Тройского Древнегреческое ударение была издана почти 50 лет назад (1962) и отражает уровень научного знания 1930;50-хх гг., с тех пор заметно изменившийся. Что же касается латинского материала, то настоящая работа продолжает и развивает идеи, высказанные в моей последней книге Латинское ударение (Белов 2009), которая стала первым русскоязычной монографией на эту тему.

В современной западной традиции имеется некоторые число работ, посвя-щённых проблеме слогового веса3. Это понятие, восходящее к англо-американскои лингвистике, применяется для разграничения слогов в языке, формирующих фонологическую оппозицию, отличную от ударности/безударности. Вопрос о морах и квантитативном ритме в этой традиции нередко объединяется с проблемой веса (или даже смешивается с ним).

В настоящей работе будет показано, что понятия слогового веса и фонологической кратности существенно различаются между собощ будет показано, что непонимание этого различия приводило многих исследователей к совершенно неверному истолкованию фактов конкретных языков, в том числе и исследуемых в нашей работе специальносоответственно в настоящей работе приводятся строгие критерии, позволяющие, во-первых, разграничить два упомянутых понятия, а во-вторых, формулируются и возможные различия в функционировании самой морной оппозиции в языках мира.

3Современное состояние этого вопроса представлено в недавней монографии М. Келли Гордона (Gordon 2006), построенной на основе его докторской диссертации.

В частном отношении новизну работе придают и следующие достигнутые в ней результаты:

1. сформулирована общая теория морных отношений для естественных языков;

2. сформулированы или существенно уточнены понятия и категории, необходимые для адекватного описания имеющегося материала: фонологическая кратность, мора, силлабическая и вокалическая мора, парадигматически-свободные и связные морные корреляции, метрическая стопа, монолитные и композитные образования, акцентно-просодическая и ритмико-просодическая иерархии, морометрические и моросиллабические языки;

3. по-новому рассмотрен вопрос о связи морных отношений со словесным и фразовым ударением;

4. выявлена способность моры выступать чистым грамматическим показателем;

5. выявлено различие в функционировании акцентно-просодической (АПИ) и ритмико-просодической (РПИ) иерархий в латинском и греческом языках;

6. установлено, что фонология латинского ударения удовлетворительно описывается в терминах РПИ-иерархии (силлабические моры) — подобраны типологические параллели;

7. показана независимость обеих иерерхий в древнегреческом, выявлены новые ограничения в действии древрхегреческого ударенияпоследнее описано в терминах вокалических мор и акцентных парадигмпоказано, что такое описание оказывается существенно лучшим для объяснения его закономерностей, чем все предшествующие;

8. показана зависимость баритонной акцентной парадигмы в древнегреческом языке от синтагматического фразового ударения праязыкаустановлено, что ряд других индоевропейских языков отражает тот же самый процесс;

9. впервые в отечественной науке рассмотрены некоторые важные законы фразового выделения в латинскомпоказана сходность этих законов с поведением словесного ударения в сложных словах других индоевропейских языков;

10. установлена зависимость окситонной акцентной парадигмы в древнегреческом от «доминантных» и «рецессивных» свойств морфем конца словавыявлено, что это свойство в сочетании с присутствием вокалических мор в праязыке может служить новым аргументом в пользу тональной природы праязыка, подтверждающим известную теорию В. А. Дыбо и давние (идущие ещё от Ф. Боппа) мысли об инкорпоративных процессах в праязыке.

0.4 Методологические основы исследования областью исследования диссертационной работы послужила просодическая система древнегреческого и латинского языка, взятая как в синхронии классической эпохи (У-1У вв. для греческого языка, I в. до Р. X. для латинского), так и в диахронии: от её возникновения в период индоевропейского языкового состояния до распада, произошедшего в позднеантичную эпоху.

Предметом исследования явился вопрос о природе и сущности морной корреляции слогов, называемой в работе явлением фонологической кратности, которая рассматривается как в контексте просодических систем древнегреческого и латинского языков, так и с позиции общей теории языка и (отчасти) структурной типологии.

Исследование проводилось НА ИНФОРМАЦИОННОЙ БАЗЕ, основу которой составляют:

1. данные латинского, греческого и ряда других древних индоевропейских) языков, a) засвидетельствованные античными и новейшими грамматическими описаниямиb) полученные методами исследования наиболее обширных корГхУсОВ греческих и латинских текстов (TLG-E, PHI5, PHI7) и специально составленных выборок из нихc) полученные при помощи сравнительно-исторической реконструКЙ1111' d) косвенно вытекающие из анализа метрических, ритмических, типологических закономерностей;

2. данные ряда новых языков, a) засвидетельствованные грамматическими, типологическими и ¿-ХрУ гими описаниямиb) полученные в результате экспериментальных исследований оте^е ственных и зарубежных учёныхc) уже подвергшиеся анализу и обобщению в новейших теоретически³¹-*' и типологических работах и послужившие тем самым основой дальнейшего критического анализа;

3. элементы различных теорий языка: а) принципы и методы грамматических описаний, созданные античнь^" «ми грамматиками — носителями древнегреческого и латинского язь*!» каb) теории, принципы и методы описания и истолкования фактов и явлений латинского, древнегреческого и ряда других древних языков, предложенные современными отечественными и зарубежными Уче нымиc) теории, принципы и методы описания и истолкования фактов и явлений ряда новых языков, предложенные отечественными и зарубежными учёными.

Методологическую базу исследования составили научные труды и теории отечественных и зарубежных языковедов — в первую очередь приверженцев морной теории просодики и ритмики (Н. С. Трубецкого, Р. О. Якобсона, В. Б. Касевича, Е. Д. Поливанова, А. Е. Кузнецова, А. М. Девайна и Л. ДСти-венса, Б. Хейса, М. Гордона) и специалистов в области исторической акцентологии (Е. Куриловича, В. А. Дыбо, А. А. Зализняка, К. Г. Красухина, ПКи-парского, Ф. Проберт) — помимо этого использовались некоторые принципы и приёмы, принадлежащие другим теориями. Общие принципы анализа материала, приняные в работе, в целом представляют собой совмещение наиболее удачных (на взгляд автора) взглядов пражской и петербургской лингвисти^е-ских школ и некоторых других идей, близких к нимодну линию исследован!151 можно охарактеризовать как восходящую к традиции Якобсона — Трубецкого — Куриловича, а другую — к традиции Бодуэна де Куртенэ — Поливанова — Касевича. Первую (особенно в варианте Куриловича) можно условно охарактеризовать как имеющую более структурно-историческую направленность, вторую — более как структурно-типологическую. К ним примыкает как равная и третья, опирающаяся на традиции классической филологии Московски0-го университета, представленные для автора работы как непосредственны¹¹ учителями-классиками (А. Е. Кузнецовым, М. Н. Славятинской и Л. П. По-няевой), так и именами выдающихся учёных, эту традицию основавших «в первую очередь акад. Ф. Е. Корша, акад. М. М. Покровского, члена-корр. АН СССР С. И. Соболевского, также проф. А. Ф. Лосева, акад. М. Л. Гаспарова.

В результате для настоящего исследования применялись следующие методы:

1. Классический метод филологической критики, нацеленный на получение и верификацию информации, предоставляемой нашему (лингвистическому) исследованию античными текстами.

2. Метод системного анализа для установления указанных причинно-следственных зависимостей внутри структуры исследуемых языков, используемый как сам по себе для решения сугубо лингвистических задач, так и в сочетании с культурно-историческим подходом, применяемом для изучения текстов античных грамматиков, объяснения ряда несоответствий их описаний современным теориям и т. п.

3. Метод корпусного исследования, нацеленный на анализ встречаемости и исторической представительности отдельных фактов языка в массе (практически всех) извествных древнейших греческих и латинских текстов.

4. Метод сравнения, аналогий и обобщения, использованный а) для выяснения сходства латинской и греческой просодических систем с просодическими системами других известных языков, установления места греко-латинской просодии в типологической перспективе, а также для объяснения ряда явлений этих языков на основании сходных процессов в других языкахЬ) для нахождения принципиальных различий между греческой и латинской просодическими системамис) для установления универсального характера некоторых латинских просодических явлений (таких как.

разделение моры или удлинение последнего слога) и объяснен Ы¹ ^^ с общетеоретических позиций.

5. Количественный метод, используемый для сравнения структур висимостей слогов в латинском и греческом языках, а также ДЛ55.

ХЗ-Ї* вления ряда закономерностей древних языков по данным античной ^ и синтаксиса. орав.

6. Предложенный и использованный в работе метод структурно ^^ нения, основанный на (близких, в частности, генеративизму) пос&У принципиального сходства в языковых явлениях, принадлежат*^ гсТ?*****' личным языковым уровням, и позволяющий потому проводить, к ^ ру, систематическое сравнение фактов фонологии и синтаксисав ^^ ^ работе применяется для установления сходства законов фразового ^^ ления и законов индоевропейского словесного ударения, для внутри реконструкции просодических законов индоевропейского языка ПЗ?* (см. Главу 6 и Дополнение).

0.5 Теоретическая и практическая значимость исследований^.

-^заполученные результаты имеют как теоретическую, так и практическую зн:^ мость. Общие выводы исследования могут быть использованы (и уже испо.- ются) в авторских курсах «Общая просодика», «Акцентология», «Сравнит» но-историческая фонология индоевропейских языков", также в курсах «тория древнегреческого языка», «История латинского языка», «Древнегре*^5^» «* екая и латинская метрика». Вся Глава 1 и значительные фрагменты глав 4 и 5 могут быть полезны для курса «История лингвистических учений" — в» Глава 6 может быть использована и для теоретического курса «Латинскгзг¹³^3^ и индоевропейский синтаксис" — результаты, изложенные в Дополнении, мог: быть полезны также типологам и востоковедам. С теоретической точки зрения данные всей работы могут быть использованы в специальных исследованиях по следующим направлениям: классическая филология, античная метрика, сравнительно-историческое языкознание, языковая типология и универсалии, общая фонетика (фонология), романская филология, история языкознания. Отдельные научные данные — такие, как природа фонологического веса, характер ударения, место ударения, фонология последнего слога, поправки к закону редукции, объяснение греческого ударения из контаминации силлабических и вокалических мор — могут быть применены в преподавании латинского и древнегреческого языков, включены в учебники и пособия.

0.6 Положения, выносимые на защиту.

1. В ряде языков мира, в которых действует корреляция слогового веса, в том числе в латинском и древнегреческом, наблюдается явление фонологической кратности. Заключается оно в том, что категория слогового веса в них реализуется строго по правилам кратности — т. е. тяжёлый слог может быть ритмически эквивалентен п лёгких как в парадигматике языка (системе), так и в синтагматике (тексте) — при этом под тяжёлым и лёгким слогом подразумеваются члены фонологической оппозиции слогов, отличной от оппозиции ударности/безударности. Языки такого типа называются моросчитающим>и> языками, а единица, создающее упомянутое противопоставление слогов — ллорой. В терминах пражской лингвистической школы можно сказать, что мор о считающими их делает градуальный характер этого противопоставления, которая в прочих языках представлена как привативная или не представлена вовсе.

2. Система правил фонологической кратности в языке есть факт фоноло-гизацищ это можно понимать так, что отношения фонологической кратности могут основываться на различном сочетании некоторых акустическхззс параметров, в частности того, в каком соотношении акустическая длительность слога находится с кривой его интенсивности. При этом такая фонологизация мор имеет иерархическое строение, в котором может быть определено место для всякого естественного языка: нет слогового веса > есть слоговой вес > есть силлабические моры > есть вокалические морыфонетически этому соответствует последовательное возрастание параметра длительности в процессе фонологизации морных отношений.

3. Эта фонологизация имеет две’стратегии, результатом которых являются вокалические и силлабические моры, по-разному представляющие фонологическую категорию длительности: силлабические моры репрезентируют всякую фонологически значимую п-морную единицу, тогда как вокалические моры — такую, которая представляет собой ряд последовательно идущих сегментов. Таким образом, всякие вокалические моры силлабические, но не всякие силлабические моры вокалические. При этом даже в рамках одного языка допустимо сосуществование и той и другой морных корреляций: к примеру, последний слог древнегреческого языка явно тяготел к вокалический двуморности, тогда как неконечный безударный слог стремился не быть таковым.

4. Разные языки в различной степени подчинены каждой из этих стратегий. Можно выделить два крайних случая в реализации обеих морных корреляций: 1) пример японского языка, в котором все двуморные последовательности могут быть признаны вокалическими, и 2) пример классического арабского языка, в котором никакие двуморные последовательности' не являются вокалическими. Первые языки я называю морометрическими, вторые — моросиллабическими.

5. Вокалические моры отвественны за формирование акцентно-просодической иерархии языка (АПИ), силлабические — за ритмико-просодическую иерархию (РПИ). В последовательно морометрических языках первая иерархия подчиняет вторую, в последовательно моросиллабических — возможно обратное.

6. Соответственно, различие силлабических и вокалических мор существе*1 но для описания кульминативных законов языка, в частности ударения. в с*1 кое тональное («музыкальное») ударение требует наличия вокалических ыор хотя бы в ударном слоге, тогда как для силового ударения минимальной про содемой должен быть слог. При этом один факт наличия вокалических мор языке не доказывает тональности его ударения, поскольку помимо ударен***1 встречаются и другие явления (например, контурные тоны), способные быт^ подчинёнными этим морам.

7. Латинский язык классической эпохи есть язык последовательно моросил-лабический. Это исключает для него фонологически значимый тональный перепад и заставляет видеть ролью ударения выделение некой ритмически сильной позиции в слове, что автоматически решает вопрос о (фонологическом) характере латинского ударения. Древнегреческий язык в отличие от латинского обладает фонологически значимыми вокалическими морами в некоторых слогах слова, к числу которых относится и ударный. Таким образом, иерархии АПИ и РПИ в латинском близки друг другу, а в греческом — противопоставлены.

8. Мора в обоих языках была важнейшим ритмообразующим элементом. В древнегреческом мора была способна выступать чистым грамматическим показателем и входить (в составе слога) в более высокие единицы иерархии РПИ, названные стопами. Для латинского языка показано отстутствие стоп и их полная невозможность. Однако в нём имелись устойчивые двуморные образования, соответстующие минимально возможным фонетическим словам, которые, однако, стопами не являлись. При этом иерархия РПИ в латинском.

III-II вв. до Р.Х. подчиняла иерархию АПИ.

9. Вокалически двуморная последовательность в древнегреческом языке была возможна только та — если последнитл В °ДН0И И3 ДВУХ ПШИЦИЙ: или в последнем слоге слова,^{иследнии} слог одноморен — т, бически двуморный ^ в удаР"°" — При этом всякий силла-вокалически — даже в том РвЧеСК°Г° СЛОГа омывается двуморн^ и тель, а двуморность онределя ' ^ СЛ°Г ^ ИМеСТ КРаИШЙ ^"называются вновь установл ГРУПП°Й С0ГЛаСНЫХ' СлеД®вием этого окаожности цир^фГГни -^-°-раничения &trade-б—2).

Двойной согласный Как позиции слова, оканчивающегося яа ом слоге, вступает в отно^Т^' ^^ ' —з позиционному сокращению ^^ М°РЫ С с°™асным и подвергается нами —^ствия.

ТОВеДенае прения и в ок№тоГеН1е °Л°Ва П°ЗВ°ЛЯЮТ ЭФФ&trade-0 я к взаимодействию Л, ' ^ дРем®'Ретеекого ударе ударениевГГе^ГаТГГ^" 0^" ^ ¦ ограЛ^е от конца. Таким об-11 ДОПУ0К™ еГ° —" .

Греческих акцентных законо! Та н «» «^ И ~брЩИИ иццоевропейская первооснова.' ^ - более прос*-^ статей, «^ГГеТ °Тр»^лтпие принцип.

Дигма, будучи полно!:: вЧ" Ч’в~° ~ния. Баритонная пар^.

— устроенной, но 1:-:гнной п~—МОР, оказь:

РеКИЯ В «греческом яв"1тПГвГУ' П~М.

СВ0Ю — ~ет эффективно МОРа °Т КОНЦа'™.

Д®СЛОВ типа еМ) рИ7юв ЪЯ0НИТЬ «Р06®-^ дальней баритонез» ои зрения ударения нич^ГГ ^ ЦеН~Г° * двумерные, но вокалически нТчл «^^ В ^ <*"* яечленимые. Баритонеза была в древнегреческое типом акцентуации «по умолчанию». ^а.

12. Океитонеза в дренегреческом языке, напротив, имеет явные п&Р0, уЮУ тические черты, объясняемые в терминах доминантных и рецесси^^3^ феМ фем В. А. Дыбо или «внутренне ударных» и «внутренне безударных» ^ цр*3.

П. Кипарского. Таким образом, древнегреческая акцентная система, с чудливо сочетавшая категориальный и парадигматическии принцип. ации, представляет, собой не: до конца завершённую попытку перестро^^.

П.У, а і^І— доевропеискои парадигматической акцентной системы по морному пр

13. Поведение древнегреческого ударения в парадигмах наиболее ^ тивно может быть объяснено наложением свободного силового индоеврГя го ударения на систему вокалических мор, уже существовавшую, по.

•мере, в конце, слова. Это позволяет предположить, что система вокали^*-мор существовала и раньше, задолго до подчинения ударения, и обслуу?*^*^ другими просодические явления (возможно, контурные тоны).

14. При этом установлено, что поведение древнегреческого ударений ¦ ^ ритонезе (бывшей акцентной парадигмой по умолчанию) принципиальны²⁴^ разом не отличается от поведения греческого фразового ударения призїЗ^^ тикахтогда как сами отношения между энклитиками: (и их ранги) как в негреческом, так и, видимо, в индоевропейском имеют много общего с низацией порядка слов в предложениях латинского и ряда других дре!^-* индоеропейских языков. Всё это заставляет видеть в баритонезе её искогсТ^-^ фразовую природу.

15. Далее установлено, что поведение ударения в древнегреческом слСР'^^^^ ном слове принципиально не отличается от его поведения в сложных слова^"^{синтаксическихконструкциях} ряда индоевропейских языков, в том числе тинских, древнегреческих и санскритских. Правило это я формулирую так, ч:^22-" монолитные образования-имеют одно ударение на начальном элементе (та7от Уда' баритонезу), тогда как композитные образования обязательно выдел&оЛ рением второй (конечный) элемент. Это не только подтверждает вЫ13 но и позволяет думать, что выбор греческим словом окситонной пар^ Д не баритонной в ряде случаев может быть объяснён не только искоИ** ием минантностью" ударной морфемы, но и её исконным фразовым вЫ<�Эе'/1 Такое решение может быть полностью приложимо к сложным словам:? отчасти к индоевропейским случаям типа тоиос- 'резак': х6[іос, 'отрез'.

16. Таким образом, получается, что древнегреческое ударение бар*1 (и СООТВЄСТВЄННО индоевропейское рецессивное ударение) ЄСТЬ ИСКОНИ0 ^ ние фразовое. Соответственно языковое состояние, предшествующ^^ ^ негреческому, отличалось 1) наличием независимых от ударения во Iе «ских мор- 2) подвижным (силовым) фразовым ударением- 3) функциоН^*^. близостью понятий 'слог' и 'морфема' (поскольку последние были СХІС ^ иметь просодические характеристики). Ближайшие типологические соїї^ ления заставляют предположить, что предком известных нам индоеврогг языков с большой степенью вероятности был язык силлабоморфемного о 2.

6.4 ВЫВОДЫ.

Привлечение нового материала заставляет нас теперь пересмотреть и уточнить основые положения, высказанные в Главе 5.

Мы видим, что рецессивное ударение древнегреческого, латинского «и других индоевропейских языков имеет исконную фразовую природу, которая первоначально заключалась в том, чтобы объединять в одно целое группу энкли-номенов, — т. е. слов, все слоги которых фонологически безударныэто явление хорошо сохранилось в древнегреческой энклизе и законах славянского ударения, где оно стремилось попадать на самый первый слог группы, как об этом говорит правило Дыбо — Кипарского. Это же фразовое ударение действовало не только на энклиномены, но и на ортотонические слова, отвечая за их объединение в фонетические такты (что хорошо видно на латинском материле) — наконец, оно проявлялось и в сложных словах, исконно имевших синтаксическое происхождение.

В последних случаях ситуация, однако, осложнялась двумя обстоятельствами: во-первых, фразовое ударение (в собственном смысле слова) может быть не только «синтагматическим», но и «логическим», а во-вторых, словосочетания могут в семантическом отношении выступать как «монолиты» и как «композиты»: при этом первые стремятся иметь одно общее ударение для всей группы, а вторые — два ударения или, по крайней мере, явное выделение второй (последней) составной части.

Ввиду этого выбор между окситонезой и баритонезой в древнегреческом языке зависел от двух параметров: 1) наличия в конце слова «доминантных» или «рецессивных» морфем (в терминах В. А. Дыбо) и 2) наличие семантически обусловленного (исконно фразового) выделения какой-либо морфемы — в первую очередь корневой — в конце слова. Любого из этих условий, надо полагать, достаточно для того, чтобы слово получило окситонезупричём второе, насколько это видно, имеет преимущество над первым. Отсутствие обоих условий неизбежно ведёт в древнегреческом языке к появлению баритонезы, которая является акцентуацией по умолчанию и проявляется в появлении акцентного пика на третьей вокалической море от конца.

Греческая окситонеза была обусловленна морфологически, баритонеза — фонологическипервая была парадигматична, вторая — категориальна. Однако как баритонезу, так и особенно окситонезу, отличает то свойство, что все они представляют собой результат наложения слогового (т.е. как бы «силового») фразового ударения на унаследованные из праязыка вокалические моры. Их особенно хорошая сохранность в последнем слоге слова создала фоноло-гичность оппозиции акута/циркумфлекса в окситонезе.

В латинском языке вокалические моры и способность ударения быть разно-местным были утрачены, по-видимому, вследствие действия явления начальной интенсивности, которое заключалось в заметном усилении первого слога слова с последующей редукцией центральных слогов. Это возможно понимать в том числе и как фиксацию фразового выделения на первом слоге с одновременной «консолидацией» (т.е. фактически полной «монолитизации») всех ор-тотонических слов языка. Указанное явление, по всей вероятности, существенно снизило продуктивность словосложения в латинском языке, сохранив, однако, прежние фразовые законы на уровне полноценных словосочетаний (тактовых групп) и предложений. После падения начальной интенсивности латинские слова какое-то время были фонологически безударны, однако вскоре из их внутреннего (морного) ритма развилось новое словесное ударение, обособившееся от него и закрепившееся в позиции 2/3 слога. Эта позиция, равно как и позиция древнегреческой баритонезы, выводится из сформулированных нами законов фонологической кратности.

Соответственно законы (словесного) ударения праязыка оказались в латинском значительным образом сокрыты серией позднейших инноваций, тогда как греческий язык причудливым образом сохранил оба праязыковых явления: и законы подвижного фразового ударения, и зависимость позиции (позднейшего) словесного ударения от «доминантности/рецессивности» морфем праязыка. Тем самым, есть все основания полагать, что законы древнегреческого ударения, будучи адекватно истолкованы в рамках Теории фонологической кратности, делают его ценнейшим источником для понимания фундаментальных законов просодики праязыка, т. е. — ввиду выявленного сходства ряда греческих акцентных законов с санскритскими и славянскими — и просодики индоевропейской.

Нерешёнными — как для древнегреческого языка, так и для индоевропейского — остаются, однако, два самых главных вопроса: (1) Каким образом морфема — в принципе — может оказаться фразово выделенной, если фразовое г ударение существует на уровне предложения (точнее фразы), а морфема подчинена слову? (2) Каким фундаментальным признакам может быть обязана доминантность морфемы в других случаях?

Разбор этих вопросов предполагает некий дополнительный экскурс в ряд фундаментальных проблем индоевропеистики, который фактически является.

3.3 Заключение.

Подведём важнейшие итоги Главы 3, которыми являются следующие теоретические положения:

1. Древнегреческий язык представляет собой интересный пример языка, в котором мора способна выступать как чистый грамматический показатель. Мора служит единственным средством создания аугментав терминах мор удачно описываются и многие другие законы древнегреческой амплификации. Мора в ионийско-аттическом диалекте классического времени представляет собой вполне осязаемую ритмическую единицу.

2. С правилами образования ионийско-аттического аугмента может быть сопоставлено построение формы аЫ. sng. в латинском языке (с той поправкой, что мора добавляется к концу слова, а не к началу корня).

3. Представляется справедливым признать существование в древнегреческом языке (двусложных) ритмических стоп.

4. Однако существование ритмических стоп в латинском языке кажется невозможным: a) Показано, что латинские «стопы» в понимании Местера, Парсонса, Клаксона и Хоррокса в действительности таковыми не являются. b) Показано, что стопы в понимании Девайна и Стивенса в латинском языке невозможны из-за иного устройства системы просодической иерархии. с) Показано, что слова типа вепех действительно распределяются в текстах римской комедии так, что в большинстве случаев рте разбиваются между стопами, образуя некое единство. Однако стремление к такому единству, во-первых, не является абсолютным, а во-вторых, его результат всё равно не может классифицироваться как стопа.

5. Однако в латинском языке существовали особые двуморные просодические единства (типа шаге), обязанные своим существованием чрезвычайно строгим ограничением минимального фонетического слова. Впрочем, такие единства стопами не являлись.

6. Организация РПИ-иерархии в латинском языке такова, что исключает возможность объяснения ритма с позиций акцентно-иктовых теорий. Необходимо признание чистого квантитативного ритма.

Проблемам латинского ударения, рассматриваемого в свете полученных здесь результатов, посвящена следующая глава.

Глава 4.

Проблемы латинского ударения.

4.1 Введение.

В Главе 2 было показано, что, если в древнегреческом языке обе просодические иерархии РПИ и АПИ оказываются до некоторой степени автономны, поскольку обслуживаются морами разного типа (РПИ силлабическими, а АПИ — вокалическими), то латинский должен рассматриваться как язык, в котором обе эти иерархии представляют собой вполне синкретическое образование. Очевидно, что ударение в латинском языке должно в гораздо большей степени зависеть от законов общей ритмики слова, нежели ударение в греческом, что с неизбежностью делает его рассмотрение необходимым логическим звеном между описанием законов фонологической кратности в ритмике и (независимой от неё) акцентной системе.

Природа и свойства латинского ударения представляют собой давнюю и чрезвычайно актуальную и по сей день научную проблему. При этом важно отметить тот факт, что до недавнего времени существовало лишь одноуже в значительной степени устаревшее — монографическое сочинение (Реггнп 1970), специально посвящёнпое этому немаловажному вопросу. Новая монография (Белов 2009) явилась первым русскоязычным сочинением такого родав ней были сформулированы (в первом варианте) основные законы фонологической кратности, которые затем были подробно рассмотрены на латинском материале в синхронии и диахрониизначительное внимание было уделено и критическому анализу римских грамматических описаний.

Поскольку все необходимые подробности, касающиеся многочисленных частных вопросов латинского ударения, читатель может найти в упомянутой монографии, в этой главе необходимо будет изложить лишь основные результаты и выводы моего исследования с необходимыми отсылками к её тексту. Особое внимание будет уделено и тем фактам, толкование которых несколько изменилось в свете уточнёпой и существенно разработанной со времени написания монографии теории.

4.2 Специфика’проблем латинского ударения.

Правила определения места для словесного ударения в латинском языке выглядят очень простымиодним из первых их сформулировал римский грамматик V в. Помпей. Ударение ставится на второй слог от конца, если он тяжёл (т.е. двуморен) — если же он лёгок (т.е. одноморен), то ударение ставится на третий от конца слог. Ударение на последний слог практически не допускается.90.

Проблема природы латинского ударения (т.е. его фонетического облика) возникла во второй половине XIX в. одновременно с открытием музыкального характера ударения в древнегреческом (М^еИ 1868- НасИеу 1870). Её главная специфика заключалась в том, что свидетельства римских грамматиков, по крайней мере тех, которые были более ранними и считались более авторитетными, однозначно указывали на присутствие в латинском ударении тона, тогда как эти наблюдения не подтверждались иными возможностями лингвистической реконструкции, в том числе и сравнительно-исторической.

90Возможные случаи перечислены в (Белов 2007а, Глава 1). Более широкий список слов, которым римские грамматики приписывали конечное ударение см. (Регпш 1970; Кузнецов 2006) — другие случаи отклонения от нормы ударения также в (Ьешпапп & Нойпапп 1963, Б. 181).

Довольно скоро произошло разделение европейских научных школ на два лагеря: одни, в основном представители французской и итальянской традиции выступали за римских грамматиков и, соответственно, за тональную природу ударения (Juret 1921, 1938; Meillet & Vendryes 1948; Niedermann 1945; Perrini 1970; Тронский 2001), другие, в основном, англичане и немцы, говорили о его динамическом характере (Lindsay 1894- Sommer 1914; Allen 1965) и порой выступали с различными обвинениями в адрес римских учёныхамериканская традиция занимала промежуточное положение, больше соглашаясь с английской (Sturtevant 1940), но порой выступая против всякого динамизма (Bennett 1898, 1899) или предлагая различные компромиссные решения (Abbot 1902; Kent 1946).

Важным рубежом здесь явился конец 1930;х гг., когда главные идеологи Пражской лингвистической школы, Р. О. Якобсон и Н. С. Трубецкой указали на явную взаимосвязь фонетического характера ударения и величины той просодемы, которая служит его вершиной: тональное ударение предполагает вершиной мору, — а динамическое — слог. Эти идеи, высказанные в (Jakobson 1937a, bTrubetzkoy 1939) оказываются в значительной степени продолжением учения немецкого акцентолога Альфреда Шмитта (Schmitt 1924) о «сильно-» и «слабоцентразированном» видах ударения в слоге.

В терминах Пражской школы латинское ударение занимает фактически одну позицию, если её оценивать в морах: это вторая мора, если считать от последнего слога. Последнее положение, однако, может трактоваться двояко: 1) буквально, как написано здесь, т. е. ударение занимает именно мору, или так, что 2) ударение занимает слог, содержащий требуемую мору. На этот счёт единого мнения у пражских теоретиков пе было: так, Якобсону скорее свойственна трактовка первого рода, тогда как Трубецкой, надо полагать, склонялся ко второй. Впрочем и у того, и у другого обнаруживаются значительная непоследовательность в этом вопросе (см. выше с. 56).

Таким образом, вопрос о природе латинского ударения переместился из плоскости фонетики в плоскость фонологии, однако это не означало, что он оказался тем самым решённым. В частности, чтобы строить определённые предположения о фонетическом характере ударения в латинском, строже определить его место в слове, дать новое истолкование античным грамматическим описаниям, необходим новый понятийно-терминологический аппарат, который теперь становится доступным в рамках теории фонологической кратности.

Ниже нас будут интересовать следующие вопросы, подробнее изложенные в (Белов 2009):

1. вопрос о синхронном описании латинского ударения: a) о его реальностиb) его фонетической и фонологической природеc) о его местеd) о его связи с ритмикой;

2. вопрос об адекватном истолковании текстов римских грамматиков;

3. вопрос о предыстории латинского ударения и его позднейшем перестроении.

Ниже будет показано, что «ответственным» за все эти вопросы оказывается особая организация обеих просодических иерархий в латинском языке.

4.3 Реконструкция ударения классической эпохи.

4−3.1 Было ли в латинском языке (словесное) ударение?

Этот, на первый взгляд парадоксальный, вопрос был (насколько можно судить) впервые поставлен в американским филологом Ч. Беннеттом (Bennett 1898),.

198 написавшим о том, что «the Latin language of the classical period was absolutely unstressed" — в недавнее время мысли подобного рода высказывал мне (в частной переписке) и проф. А. С. Либерман, указывая на сходство ряда акцентных закономерностей в латинском и готском языках и предполагая фразовый характер ударения в последнем (Liberman 2010).

Чтобы ответить на этот вопрос корректно, необходимо в первую очередь оговорить рамки, в которые предполагается уложить «классическую эпоху». На мой взгляд, под латинским ударением классической эпохи разумнее всего понимать то состояние его акцентной системы, которое лежит между эпохой «начальной интенсивности» и разрушением системы фонологической кратности. Первую эпоху, речь о которой будет ниже91, по-видимому, не следует продвигать далее конца IV в. до Р.Х.- разрушение морных отношений в латинском языке явно происходит в III в. по Р. Х. Таким образом, «классическое» состояние занимает примерно 500 лет.

Этот период, однако, весьма чётко делится пополам одним немаловажным событием: потерей зависимости ударения от силлабических мор конца слова, вполне хорошо датируемой по сохранившемуся фрагменту грамматика I в. до Р. Х. Нигия Фигула (Figulus apud Gell. [13, 26], fr. 9 Funaioli): в нём говорится о том, что формы родительного и звательного падежа Valeri и Valeri различаются позицией ударенияпри этом цитирующий Фигула Авл Геллий, живший уже во II в. по Р.Х., находил форму исторически правильную форму вокатива Valeri смешной, что, надо полагать, должно истолковано как постепенная потеря ударением зависимости от конечных мор — сначала в генитиве (в стя-жённой форме по аналогии с полной), а потом и в вокативе (по аналогии с ней). Квинтилиан [Inst. Orat. I, 5, 22−24] вспоминал, что, ещё когда он сам был молод, пожилые учителя призывали произносить греческие слова Atreus и Tereus.

91Также см. раздел 2.4. монографии Белов (2009). с ударением на первом слоге от начала, тогда как современная ему норма допускала акцентуацию последнего слога. Имеются многочисленные наблюдения императорских грамматиков о таких ошибках в норме ударения, как Camillus, triginta (ит. trenta), orator (К V, 248, 292, 392), также см. (Leumann & Hofmann 1963, S. 181).

Всё это заставляет думать, что правило 2/3 слога, сменившее архаическую «начальную интенсивность» и бывшее какое-то время, по-видимому, строго обязательным, перестало действовать как общий закон за несколько десятилетий до Нигидия, т. е. около 80-х гг. до Р. Х. Это означает, что всю первую половину «классического» времени латинское ударение существовало как строго категориальное и связное, полностью определявшееся конечными морами, но с 80-х гг. до Р.Х. оно обрело (относительную) независимость от них и стало ставится по традиции, которая, однако, всё более размывалась в императорскую эпоху. Совпадение ударных слогов в большинстве общих слогов латинского и современного итальянского языков может мыслиться как продолжение этой традиции (Белов 2009, сс. 117−119). Со времени обособления ударения от последних мор слова усиливаются процессы конечной редукции и апокопы. Все эти соображения должны служить подтверждением тому, что с 80-хх гг. до Р.Х. ударение в латинском языке (уже) было.

Ещё одно подтверждение исходит из знаменитого места Сервия (К IV, 426), повторённое с дополнительными уточнениями грамматиком Помпеем (К V, 127). Речь идёт об определении места ударения в слове:

Sunt plerique qui naturaliter non habent acatas aures ad capiendos hos accentus, et finducitur hac arte. ut puta finge tibi aliquem illo loco contra stare et clama ad ipsum. Cum coeperis clamare, naturalis ratio exigit ut unam syllabam plus dt с as a reliquTs illius uerbiet quam uideris plus sonare a ceteris, ipsa habet acentum.. ergo necesse est ut illa syllaba habet accentum, quae plus sonat a reliquis, quando clamorem fingimus.

Многие имеют слух недостаточно острый для восприятия ударений, и они f могут быть обучены такому приёму: .к примеру, представь, что кто-то стоит в отдалённом месте напротив, и кричи ему что-нибудькогда ты станешь кричать, то естественным образом выйдет так, что ты один слог выскажешь в большей степени, чем остальные слоги этого слова, — и тот слог, который, как ты заметишь, звучит больше остальных, как раз и имеет ударение. Стало быть, необходимо, чтобы тот слог имел ударение, который звучит больше остальных, когда мы изображаем крик.

Это место, подробно комментируемое в (Белов 2009, с. 218), должно быть истолковано в том числе и так, что носители латинского языка в определённое время имели интуитивное знание о том, какая из просодем оказывается доминантнее всех прочих в слове, даже при том, что акцентная вершина слова может и не очень сильно выделяться фонетически. Это также заставляет думать, что реальность ударения в латинском языке, описываемой эпохи, точно не меньшая, чем в японском92.

Трудность тут, однако, в том, что мы не знаем с какого времени ударение в латинском слове воспринималось именно так. Нет сомнения, что его отрыв от конечных мор слова означает его обособлениено можем ли мы думать, что такая же акцентная вершина должна выделяться у слова до I в. до Р. Х. Римские источники не дают нам никаких ясных сведений об этом. У нас есть основания полагать, что уже Нигидий (ibid.), употребляя выражение summus tonus, имел в виду фонологически воспримаемый пик ударения в слове (Белов 2009, с. 260). Однако эти сведения относятся не далее середины I в. до Р. Х. Показания Сервия и Помпея, возможно продолжающие варроновскую традицию, всё же едва ли можно относить к более ранней эпохе. Таким образом, для периода IV—III вв., возможно, будет корректнее говорить о том, что (фонологическое).

92Ср. мысли авторов японской грамматики (Алпатов et al. 2000, с. 90) о том, что «для японца обычно не представляет, затруднения описать тональный контур слова, но очень трудно поставить 'ударение' на каком-либо из его слогов». ударение в позиции 2/3 слога находится «в процессе становления».

4−3.2 Классическое ударение как центр ритмики слова.

Древнегреческий язык служит нам хорошим примером того, как обе морные корреляции — силлабических мор, обслуживающая иерархию РПИ, и вокалических мор, связанная с АПИ — могут быть вполне автономны. Чаще, однако, приходится видеть обратное: фактически полное совпадение обеих иерархий. Латинский язык, не имевший в классическую эпоху вокалических мор, как раз представляет собой такой случай. Но прежде, чем говорить о нём, целесообразно было бы снова (для типологического контраста) обратиться к японскому материалу.

Японский язык, как это было показано в Главе 2, относится к языкам мо-рометрического строя. Это означает, что вокалические моры доминируют в нём над силлабическими так, что словоформа для носителя языка фактически представляет собой последовательность вокалических мор93. Большая часть этих мор наделены признаком тона: мы можем говорить о высоком и низком тоне или, как авторы (Алпатов et al. 2000), о высоком, среднем или низком тоне. Соответственно, словоформа (точнее «фразема», группа объединённых вместе словоформ) имеет определённый просодических контур, который носители языка легко могут идентифицировать и описать.

Просодический контур японского языка имеет строгие законы своей организации. Первая мора многоморной фраземы может быть высокого или низкого тона. Если она высокого тона, то все остальные моры должны быть среднего.

93Вокалическими морами в японском языке, по-видимому, следует считать (как минимум) все те, которые способны иметь просодическую характеристику тона. Не имеют её только финальные моры (слога), заканчивающиеся глухим согласным (Алпатов et al. 2000, с. 87), которые сравнительно редки. Впрочем, авторы упомянутой грамматики указывают на способность этих мор создавать «задержку в финальной артикуляции» (ibid.) — это, возможно, позволит считать, что все моры японского языка следует трактовать как вокалические. тона. Если она низкого тона, то остальные моры могут быть или 1) среднего тона, или 2) высокого тона, или 3) несколько подряд мор высокого, а остальные — среднего тона. Таким образом, за высокой морой должны идти только моры среднего тонаперед ней допустимо известное число также высоких мор, однако первая мора фраземы с неизбежностью будет низкой. В результате одна из мор японского слова оказывается противопоставленной всем остальным, поскольку именно она предсказывает тональный контур всей конструкции. В наших терминах (и в терминах упомянутой японской грамматики) имеются все основания считать её ударной. При этом важно отметить тот факт, что «ударная» мора в японском языке не имеет сколь бы то ни было отчётливого фонетического выражения: она не обязательно самая высокая в слове, она не имеет большей интесивности или длительности94- носители языка с трудом определяют её место. Получается, что ритм японского слова оказывается неотличим от движения его просодического (= акцентного) контура, который в свою очередь организуется вокруг некоего исходного центра. Японскому языку как нельзя лучше подходит удачная метафора А. Мейе (1938, с. 165), сравнившего тональное ударение со звуками органа, а динамическое — со звуками фортепиано.

Латинский язык также представляет собой пример того, как обе просодические иерархии оказываются сросшимися воедино. Однако его следует относить к языкам моросиллабическим, в которых имеются только силлабические моры (Белов 2009, с. 93 слл.). Соответственно ситуация оказывается обратной японской: не акцентный контур определяет ритм слова, но наоборот ударение есть некая функция, выводимая из общих законов его ритмики. Для эпохи действия закона 2/3 слога, т. е. тогда, когда место ударения однозначно определялось конечными морами, его можно считать ритмическим явлением второго порядка.

94По данным (Hoequist 1983) она имеет регулярный прирост длительности, но минимальный: порядка 2 мс.

В это время его позиция могла быть определена следующей формулой, восходящей к трактовке Н. С. Трубецкого:

Если последний слог, безразличный для ударения расценивать как иозици-онно двуморный95, то позиция ударения Ра рассчитывается следующим образом:

PA = NS + Nf- 1 (1) где Ра — это позиция ударения (номер «ударной» моры) — N$ — число слогов в слове, Nf — число мор в последнем слоге.

Если принимать позиционное удлинение последнего слога, то вышеприведённое правило упростится до.

Pa = NS + 1 (2).

Правила (1) и (2) имеют два ограничения.

1. Ударение не может стоять дальше третьего слога от конца. Отсюда: для Ns > 3, NS = 3.

2. В тех случаях, когда слово составляет одну двуморную группу (случай типа таге), из результата следует вычитать (или не прибавлять) единицу, так как последний слог не удлиняется.

Позиция ударения как бы «разрезает» слово латинского языка на две половины: предударную и заударную. Имеются основания полагать, что противопоставление этих частей воспринималось на слух самими носителями латинского языка. В частности, в некоторых грамматических источниках говорится о разделении ударением слова на arsis и thesis (термины, исконно связанные с музыкой и метрической поэзией), причём арсис обозначает некий 'подъём',.

95Доводы в пользу этого см. (Белов 2009, с. 111−115). Там же показано, что последний слог двуморных групп типа таге не подвергается удлинению. См. также Главу 3. а тесис — 'понижение'. Мысли об этом приводятся у Варрона (fr. 278 Funaioli) и в анонимном трактате De accentibus, аттрибутируемому Псевдо-Присциану (К III, 521, 24). В последнем указано, что левая половина слова, до ударного слога включительно96, составляет некое повышение (арсис), тогда как заударная часть формирует тесис (приводится пример слова natura) — при этом слоги, попавшие в арсис, мыслятся находящимися «внутри» (intus), а оказавшиеся в тесисе — «снаружи» (deforis).

Описанное противоположение частей ещё отчётливей выглядит тогда, когда мы рассчитаем, в каких пропорциях ударение делит латинское слово на части. В таблице приводятся примеры слов разного типа с указанием числа слогов (Ns), числа мор (Nmor), позиция ударения (Ра), отношение позиции ударения к общей длине слова (Рл/Nrnor) и длина заударной части, условно соответствующая тесису (Ра — l/Afmor).

Как видно, в латинских словах средней длины (т.е. в большинстве слов) длина заударной части составляет около 0.5−0.6 от общей длины слова в морахтакое разбиение (пополам или по золотому сечению) снова нельзя назвать случайным. Ударение в таких словах явно выступает неким ритмическим центром. Многосложные слова заметно выбиваются из этого ряда. Однако, если предположить существование в таких словах дополнительных ударений (как это, например, сделано в (Allen 1969)), то разбиение снова приходит в норму: con-san-gmneus = 0.5+0.75 (0.63) и prdeter-тШёЬатгпг = 0.5+0.5+0.6 (0.53).

Все эти факты подтверждают мысль об ударении в первую очередь как о ритмическом центре в слове. Обособление ударения от последних мор слова и утверждение его (относительной) самостоятельности должно было сохранить за ним это свойство, добавив дополнительно ещё и более отчётливое фонетическое выделение ударного слога.

96Donee accentus perfieiatur (I.e.). пример Ns N 1 * тог PA !^шаг PA 1 /Nmor par 1 2 2 1.00 — mare 2 2 2(!) 1.00 — ато 2 3 3 1.00 0.67 fdctus 2 4 3 0.75 0.5 latus 2 4 3 0.75 0.5 amatus 3 5 4 0.80 0.60 redactus 3 5 4 0.80 0.60 facilis 3 4 4 1.00 0.75 tatior 3 5 4 0.80 0.60 facuius 4 5 4 0.80 0.60.

Среднее арифм. зн. 0.87 0.60 consanguineus 5 8 4 0.50 0.38 praetermittebamim 7 13 4 0.31 0.23.