Системно-функциональное описание фразеологических сочетаний современного русского языка: На материале глагольно-именных сочетаний

В исследованиях по фразеологии последнего десятилетия прослеживается отчетливая тенденция к признанию противоречивости и неоднородности фразеологического состава русского языка. Он характеризуется как негомогенный, как противоречивая система, многомерное объединение словосочетаний (Гвоздарев 1977; Мокиенко 1980; Назарян 1986; Телия 1968, 1981; Шанский 1996, 37- Шмелев 1977). Подобная интерпретация объекта фразеологической науки объективно обусловлена, ибо как и многим другим языковым явлениям, фразеологическим единицам (ФЕ) присуща недискретность и полиаспектность. Однако не может не обратить на себя внимание тот факт, что материалом, на котором демонстрируется противоречивость и негомогенность фразеологического состава, неизменно оказывается класс единиц, называемых фразеологическими сочетаниями. С полным основанием их можно назвать вечным камнем преткновения теоретической фразеологии и в то же время ее пробным камнем, которым представители разных школ и направлений пользуются, определяя состав оборотов, подлежащих интерпретации в качестве ФЕ. Именно фразеологические сочетания (ФС) вместе с составными терминами, пословицами, поговорками и крылатыми выражениями составляют тот корпус языковых фактов, по отношению к которым стали различать узкий и широкий подход к объекту фразеологии (Ожегов 1974, 194).

Специфика названных сверхсловных оборотов получила отражение в истории самой номинации «фразеологическое сочетание», которая представляет особый интерес еще и в том отношении, что позволяет проследить историю отечественной фразеологии ab ovo со всеми сложностями и противоречиями. Фразеология как отдельная лингвистическая дисциплина формировалась как наука о фразе, стремясь тем самым обособиться от лексикологии как науки о слове и преодолеть беспредельное расширение своего объекта. Он стал ограничиваться только сверхсловными образованиями определенной структуры и тем самым смещался из сферы лексики к синтаксису. Академик В. В. Виноградов отмечал, что начало выделения фразеологии как совокупности особых единиц положено в отечественном языкознании наблюдениями акад. А. А. Шахматова над словосочетаниями (выделено нами — В.Д.) русского языка, так как именно он обратил внимание на существование, помимо обычных, еще и неразложимых словосочетаний, «которые состоят из двух или нескольких слов, представляющих одно грамматическое целое, но являющихся в такой форме, которая исключает возможность признать их взаимную зависимость и не дает также возможности признать которое-нибудь из них самостоятельным членом предложения.» (Шахматов 1941, 418). Неразложимость может быть грамматической, лексической, комбинированнойпоследняя характеризует словосочетания, неразложимые как грамматически, так лексико-семантически, которые в дальнейшем получили наименование «фразеологические единицы» (Виноградов 1977, 141−142).

В синтаксическом аспекте объект фразеологии был очерчен уже в работах Ш. Балли: «неразложимые единства», как одна из разновидностей словосочетаний противопоставлялись переменным сочетаниям и в то же время соотносились с ними через множество промежуточных разновидностей словосочетаний (фразеологических групп) (Балли 1961, 87 и сл.).

Эта традиция синтаксической интерпретации фразеологического материала оказалась весьма устойчивой в формирующейся фразеологической науке и получила закрепление в главном ее термине, обозначающем единицу фразеологического состава. Так, Б. А. Ларин определил фразеологию как учение о словосочетаниях определенного типа, которые он назвал фразеологическими словосочетаниями или фразеологическими сочетаниями (Ларин 1977, 127 и сл.). То же понимание фразеологического объекта и соответствующее терминообозначение находим в работах В. В. Виноградова, С. И. Ожегова, широкое распространение получает также наименование «устойчивое сочетание» и «устойчивое словосочетание» (Абакумов 1936; Гаврин 1966; Мордвилко 1964 и др.). В дальнейшем, в процессе становления и упорядочения терминосистемы фразеологической науки, номинация «фразеологическое словосочетание» отошла на второй план, уступив место таким обозначениям, как фразема, фразеологическая единица, фразеологизм, фразеологический оборот и др., подчеркивавшим самостоятельность и самоценность обозначаемых явлений, а термин «фразеологическое сочетание» стал выполнять иную роль: из родового имени он превратился в видовое обозначение. Его дальнейшая лингвистическая судьба складывается по-разному в трудах представителей «широкого» и «узкого» понимания фразеологии.

Исследователи, ограничивающие фразеологический состав только фразеологизмами-идиомами (Жуков В.П., Кунин A.B., Молотков А. И., Сидоренко М. И. и др.), считают сверхсловные обороты, названные В. В. Виноградовым фразеологическими сочетаниями, разновидностью словосочетаний, вследствие чего не используют это именование как специально фразеологическое. Подробная аргументация в пользу признания нефразеологичности подобных оборотов приводится А. И. Молотковым, который избегает термина «фразеологическое сочетание» и считает соответствующие ему языковые реалии качественными разновидностями словосочетаний, подразделяя их на сочетания, различающиеся составом слов: закадычный друг, окладистая борода, щурить глазасловосочетания, различающиеся семантикой слов: девичья память, убить время, вгонять в тоскусловосочетания, различающиеся соотношением семантики всего словосочетания и лексическими значениями слов в нем: отдавать предпочтение, наложить запрет, принимать решение (Молотков 1977, 41−55).

Их связи с фразеологическим составом языка признаются только в плане фразообразования — вместе с другими разрядами синтаксических единиц они характеризуются как генетический источник фразеологизмов (Молотков 1977, 33), как возможный или реальный прототип определенной ФЕ.

По-иному используется рассматриваемый термин в концепции В. П. Жукова. Поскольку номинируемый им объект признается «границей фразеологизма на уровне словосочетания», то обозначение «фразеологическое сочетание» не исключается из терминосистемы, сложившейся в трудах В. П. Жукова, а функционирует на правах «фонового имени», предстающего всегда в сопоставлении и противопоставлении с номинацией «фразеологизм» (Жуков В.П. 1986, 15 и сл.).

Для исследователей, расширенно трактующих объект фразеологии, вопрос о статусе рассматриваемого термина и обозначенного им лингвистического феномена был решен уже в трудах В. В. Виноградова: фразеологические сочетания входят в состав фразеологии как одна из разновидностей фразеологических единиц (Архангельский 1964; Виноградов 1977а, 19 776, 1977вГвоздарев 1973; Ожегов 1974; Телия 1968; Шанский 1966 и.

ДР-).

Однако в рамках как «широкого», так и «узкого» подхода к фразеологическому объекту нет единства в понимании объема тех реальных языковых фактов, которые обозначаются термином «фразеологическое сочетание». Так, Ю. А. Гвоздарев включает в их число не только классические сращения и единства вавилонское столпотворение, валять дурака, ломать голову и др., но и свободные словосочетания типа ерошить шерсть, испортить отношения, взвинтить цены, убористый почерк и составные термины, такие, как холодное оружие, нулевой цикл, високосный год, рукопашный бой (Гвоздарев 1973, 91 и сл.). В то же время в составе словника фразеологического словаря под ред. А. И. Молоткова (ФСРЯ 1986) обнаруживаются явные сочетания, например, давать (класть) начало, входить в доверие, правда, подобная возможность уже как бы запланирована во вступительной статье к словарю (ФСРЯ, 14). Следует отметить, что приведенные наблюдения свидетельствуют не о недостатках самих научных концепций, а о сложности подвергнутого анализу языкового материала, который часто не поддается однозначной интерпретации и всегда оставляет место сомнению. В этом отношении показательна квалификация таких оборотов, как пялить глаза, таращить глаза, хмурить брови в работах проф. В. П. Жукова. В статьях 60−70-х годов В. П. Жуков безоговорочно считает их ФС с идиоматически связанными глагольными компонентами (Жуков 1969, 89), однако в монографии «Русская фразеология» он склонен относить их к свободным словосочетаниям (Жуков 1986, 16).

Неопределенность содержания рассматриваемого термина отражена в «Словаре русской фразеологической терминологии» (Бирих, Волков, Никитина 1993), цель которого — представить наиболее значимые термины современной фразеологии, сохранив неоднозначность их интерпретации и употребления в рамках разных фразеологических концепций.

Термин «фразеологическое сочетание» получил в названном словаре определение в классическом духе, отразившее взгляды акад. В. В. Виноградова (Виноградов 1977а, 137), однако наряду с ним отмечены и другие способы именования того же явления, закрепившие в своей «внутренней форме» иные, главным образом семантические, характеризующие свойства объекта и обладающие в силу этого различной степенью лингвистического обобщения. Сравним два новых терминообозначения с их классическим аналогом: 1. Унилатеральные ФЕ. Фразеологизмы, характеризующиеся односторонней смысловой зависимостью компонентов, вызванной их частичным семантическим преобразованием. По меньшей мере один из компонентов унилатеральной ФЕ выступает в своем узуальном (прямом, переносном и т. п.) значении. Назарян 1987, 64−65. Ср. Идиома. Ср. Фразеологическое сочетание. 2. Фразеоматизм. Устойчивое словосочетание, неидиоматического характера, но с осложненным значением. Кунин 1986, 27, 226 и сл. (СРФТ 1993, 94, 99). При чисто формальном различии все три именования в плане выражения содержат указание на отнесенность именуемых единиц к фразеологической парадигме (фразеологическое сочетание, унилатеральные ФЕ, фразеоматизм), хотя в плане содержания она интерпретирована по-разному. В обозначении «фразеологическое сочетание» фразеологичность фиксируется как общекатегориальное свойство, как классификационный признак обозначаемого объекта на фоне словосочетаний, что соответствует изначально синтаксической основе фразеологической концепции В. В. Виноградова (Виноградов 1977а, 140 и сл.). В термине А. Г. Назаряна принадлежность обозначаемых единиц к фразеологии представлена как безотносительная данность, сам же он предназначен служить названием-рубрикатором. Наконец, А. В. Кунин обозначением «фразеоматизм» декларирует отличие выделяемых образований от полных фразеологизмов-идиом, их косвенное отношение к фразеологическому составу. Приведенная словарная статья свидетельствует о стремлении современных исследователей отказаться от традиционного обозначения и создать новое, более точно и непротиворечиво отражающее сущность номинируемого объекта. Отметим, что терминотворчеством занимаются преимущественно фразеологи, широко понимающие состав фразеологии, поскольку проблема систематизации и типизации разнородного языкового материала стоит перед ними достаточно остро.

Вместе с тем наблюдается и другая тенденция: «влить новое вино в старые мехи», т. е. сообщить старому обозначению новое содержание и новую значимость. В этом отношении можно выделить несколько способов интерпретации термина «фразеологическое сочетание»: 1. Он используется в качестве глобальной номинации единицы фразеологического состава и синонимизируется в этой функции с другими именами, например, «фразеологическое словосочетание», «устойчивое словосочетание». Подобный способ терминирования объекта принят во фразеологической концепции Д. Н. Шмелева и связан с общим подходом к определению фразеологической единицы, которая рассматривается не только на традиционном синтаксическом фоне, но и в сопоставлении со словом, с лексико-семантической системой языка в целом (см. подробно об этом: В. Н. Телия 1996, 29−32). Поскольку обороты оказать помощь, смежить глаза, курить взатяжку, обдать презрением, тянуть лямку, точить лясы, быльем поросло (Шмелев 1973, 273, 1977, 319) выполняют в языке одну и ту же — номинативную — функцию и различаются, по мнению автора, только типом связанности значения своих компонентов, то их единое терминирование оказывается оправданным в рамках данной концепции, а термин «фразеологическое сочетание», изначально связанный с понятием связанности значения, наиболее подходящим для этой функции. Однако в то же время Д. Н. Шмелев использует номинацию «фразеологическое сочетание» в классифицирующей функции как обозначение одного из трех классов фразеологических единиц, что лишает ее референтной определенности термина. Заметим, что предложенный Д. Н. Шмелевым способ терминирования требует пересмотра сложившихся представлений об организации фразеологической парадигмы и признания фразеологических сочетаний ее центром, тогда как остальные единицы (сращения и единства) должны быть отнесены к периферийным образованиям.

2. Обозначение «фразеологическое сочетание» изменяет свою референцию, а его роль переходит к другому именованию. Таким образом поступает Б. Татар, в концепции которого своеобразно совмещаются «узкий подход» к фразеологии и общее синтаксическое понимание фразеологизма.

Татар 1992). Последний определяется как особая разновидность словосочетаний и называется фразеологическим словосочетанием. Эта номинация, по замыслу автора, должна противопоставить соответствующие сверх-словные обороты другим словосочетаниям — устойчивым и свободным, которые объявляются объектом синтаксиса (Татар 1992, 26−27). Термин «устойчивое словосочетание» призван заменить обозначение «фразеологическое сочетание» и подчеркнуть их нефразеологичность (или неполную фразеологичность). Однако противопоставление устойчивых словосочетаний не только фразеологическим, но и свободным сочетаниям приводит к тому, что происходит сближение понятий «устойчивость» и «фразеологичность», а затем и смешение соответствующих терминов, как, например, в такой дефиниции: «С точки зрения структурной организации фразеологическая единица представляет собой устойчивое, фразеологическое словосочетание.» (Татар 1992, 119). Совмещение и синонимизация двух объявленных ранее дифференцирующими обозначений лишает их применение лингвистического смысла, так как они утрачивают основную функцию термина — служить точной и однозначной номинацией определенного объекта. Неопределенность лингвистического содержания терминов влечет за собой и неопределенность в интерпретации номинируемых фактов: так, фразеологическими словосочетаниями признаются не только идиомы в чем мать родила, во все глаза, выбиваться из колеи, но и дать слово, главным образом (Татар 1992, 118), то есть фразеологические сочетания (в традиционном понимании) и многие клишированные выражения.

3. Термин «фразеологическое сочетание» сохраняется как привычное наименование одного из классов фразеологизмов, обладающее устойчивой референцией и потому сразу же вызывающее достаточно четкий «образ объекта». В то же время вводится и другое обозначение, уточняющее в рамках данной концепции ядро обозначаемого класса и выделяющее наиболее существенные свойства его единиц. Такого рода «сдваивание» терминов применяет В. Н. Телия, оставляя номинацию «фразеологическое сочетание» для обозначения объекта Фразеологии-2 и сохраняя за ней классическое содержание, но в то же время корректируя ее новым именем — «лексические коллокации с аналитическим типом значения (АЛК)» (Телия 1996, 65−66).

Предложенный В. Н. Телия способ номинации наглядно демонстрирует осознаваемую многими фразеологами неудовлетворительность традиционного обозначенияв то же время нельзя не заметить, что и новым способам номинации свойственна все та же двойственность, в основе которой лежит, с одной стороны, четко осознаваемая синтаксичность объекта и стремление отразить это в термине, а с другой стороны, тенденция сохранить и закрепить в нем же включенность объекта в состав фразеологии.

Безусловно, имя вещи еще не есть сама вещь (К.Юнг), но верно и то, что «бессмысленно говорить о сущности вещи вне связи с именованием ее посредством некоторого определенного термина» (Льюис 1983, 213), поэтому степень истинности знания об объекте во многом зависит от состояния системы обозначений, принятой в данной науке, а ее анализ является надежным средством верификации в любой области не только лингвистических исследований. Роль термина как инструмента для извлечения и совершенствования научных знаний о фразеологическом объекте подчеркивал А. М. Бабкин, писавший: «Терминологическая диффузность и синонимичность не мешают лишь до тех пор, пока нет необходимости углубиться, но мстят за себя, оставляя. на поверхности фактов языка и нередко приводят к смешению их.» (Бабкин 1981, 30). В связи с этим нельзя признать оправданной наметившуюся тенденцую к полифункциональности термина «фразеологическое сочетание», допускающую применение его в качестве родового и видового обозначения одновременновводимая иногда дифференциация «фразеологическое словосочетание» и «фразеологическое сочетание» не содержит уточнения, необходимого для узнавания и идентификации называемого объекта. Тем самым нарушается упорядоченность фразеологической терминосистемы, сложившейся в результате длительного обсуждения и тщательного анализа в основополагающих трудах В. Л. Архангельского, В. П. Жукова, А. В. Кунина, А. И. Молоткова, Л. И. Ройзензона, А. И. Федорова и др.

Использование рассматриваемого обозначения в функции термина-рубрикатора также отличается двумя существенными недостатками: неопределенностью содержания и, как следствие, неопределенностью самого комплекса языковых фактов, включаемых в зону референции термина. Следует отметить, что они предопределены уже самим номинативным типом обсуждаемого обозначения, который можно определить как комбинированный, содержательно-парадигматический, поскольку он оказывается дважды мотивированным: указанием на отнесенность к определенной парадигме (фразеологическое) и указанием на языковые признаки называемого явления (сочетание — т. е. аналитическое образование в отличие от целостных сращений и единств). Однако двойная мотивированность не ведет к удвоению информативности термина, а напротив, усугубляет отрицательные черты каждого из способов обозначения. Первый (парадигматический) ничего не сообщает о самом объекте, а второй (содержательный) оказывается предельно широким, снижающим полноту представления о качестве объекта (Гак 1998, 25−27). Все это служит причиной формирования неопределенности обозначения «фразеологическое сочетание», которая в свою очередь приводит к тому, что в этот класс единиц стали включать все, что с точки зрения отдельных исследователей обладало какими-либо чертами фразеологичности (субъективно понимаемой), например, не только те факты, которые В. Н. Телия относит к Фразеологии-2, но и составляющие Фразеологии-3 и 4. Это делает практически невозможным описание подобного объекта, так как необходимые в этом случае обобщения и выводы неизбежно оказываются обращенными к его внешней стороне, что же касается содержательных характеристик, то они лишаются необходимой обоснованности и убедительности, так как исследователь вынужден учитывать множество несводимых к общему типу фактов, дробящих теоретические построения на такое же множество частных случаев и исключений.

Вместе с тем полагаем необходимым сохранить в нашей работе традиционный термин «фразеологическое сочетание» для обозначения круга анализируемых в ней языковых явлений. Основанием для этого является не только научная узнаваемость, превращающая его в своеобразный маркер общей проблематики исследования, но и устойчивость употребления, свидетельствующая, как представляется, о наличии в нем некоего рационального зерна, выявляющего специфику номинируемого объекта. Она со/ стоит в двойственности, нечеткости его качественных характеристик: не I вполне фразеологизм и не вполне словосочетание. Иными словами в обо/ значении «фразеологическое сочетание» закрепляется текучесть признаков и неуловимость нюансов, включающая соответствующие языковые факты в область «нечетких структур», переходных явлений.

Само выделение нечетких языковых явлений связано с изменением представлений о языке как о жесткой структуре, уступивших место положению о гибкости языковой системы, проявляющейся в разнообразных «лингвистических неясностях» .Л. Я. Маловицкий, рассматривая подобные языковые факты в связи с общей теорией переходности, отмечает, что неопределенность возникает в тех случаях, когда наблюдается переход из одного качества в другое, нарушающий в свою очередь однозначность дефиниций языковых явлений (Маловицкий 1996, 5). Неоднозначность определения, таким образом, не является недостатком теоретических построений, но отражает объективно присущее характеризуемому феномену языковое качество. Множественность и разнообразие подобных явлений в языке позволяют предположить, что за ними скрываются закономерности сущностного свойства, поэтому изучение такого рода единиц, несомненно, будет способствовать более полному предоставлению об устройстве языковой системы, таксономии ее элементов и особенностях функционирования.

Анализ нечетких структур и переходных явлений языка принадлежит к наиболее перспективным направлениям современного языкознания.

Лингвистика. 1995, I, 65−66), однако исследование названных единиц, г——- —. —¦ выделенных как целостная микросистема, еще не предпринималось. Актуальность нашей работы определяется ориентацией на целостное описание группы качественно неоднозначных образований, называемых фразеологическими сочетаниями. Создание целостного образа лингвистического объекта предполагает соединение двух аспектов его языкового бытия: во-первых, он должен быть представлен как элемент системы языка, наделенный определенными признаками и свойствами и соотнесенный с другими классами языковых единиц, и во-вторых, он должен быть охарактеризован по совокупности выполняемых им функций.

Системный подход имеет своей целью познание сложного языкового объекта как определенной системы, существующей в единстве субстант-ных и структурных показателей, определяющих его качественную природу. В тоже время системность предполагает соотнесение изучаемого явления с другими составляющими более сложной общей системы, частью ко" «' «' ~». торой он является. Это позволяет произвести, с одной стороны, интеграцию объекта, а с другой стороны, его делимитацию, что оказывается весьма важным при описании таких многозначных, сложных по языковой сущности единиц, как ФС. Вероятно, поэтому их анализ традиционно производился именно в системном аспекте с целью выявления их признаков и свойств в соотнесении с фразеологизмами-идиомами (Е.Г.Борисова, Ю. А. Гвоздарев, В. М. Дерибас, Н. С. Дмитриева, В. А. Лебединская, А. П. Мордвилко и др.).

Между тем уже в самом определении системы присутствует идея функциональности: система — это «известным образом организованное иерархическое целое, обладающее структурой и воплощающее данную структуру в данную субстанцию для выполнения определенных целей (функций) (Общее языкознание. 1972, 30). Функция понимается нами как „целевое назначение определенного элемента, объекта“ (ЛЭС 1990, 565 566- о другом понимании функции см. Апресян 1974, 42 и сл.). Системность и функциональность описания объекта находятся в отношениях взаимного дополнения, так как функция проистекает из системного положения данного объекта., функциональный подход. позволяет во многих случаях лучше определить положение предмета в системе.» (Гак 1998).

Но сам функциональный анализ отнюдь не бессистемен, он лишь имеет иную направленность (цель) и опирается на иные принципы, чем собственно системный анализ. Их соотнесенность подчеркивается А. В. Бондарко в предлагаемых им понятиях моносистемного и полисистемного аспектов лингвистического исследования. Первый является системно-дифференцирующим и уровневым, второй — системно-интегрирующим на функциональной основе (Бондарко 1998). Применение 1 первого позволяет выявить качества и свойства языкового объекта в системе единиц языка и установить его отношения с этими единицамиприменение второго дает ответ на вопрос, каково назначение объекта, для чего он нужен. Соединение моносистемного и полисистемного анализа служит базой для многоаспектного представления любого класса единицдля нечетких структур, к которым относятся ФС, это имеет особую эвристическую ценность, так как создает условия для выявления объективности теоретических обобщений при характеристике объекта: признаки и свойства можно считать реально присущими анализируемому классу, если они согласуются с закономерностями номинативно-коммуникативного использования его единиц.

Многоаспектность как принцип представления избранного объекта определяет научную новизну и теоретическую значимость исследования. Как уже отмечалось, ФС подвергались преимущественно моносистемному анализу в соотнесении с единицами фразеологической макропарадигмы. В результате создавалось односторонняя интерпретация объекта, не отражавшая его реальной сложной сущности, а потому сопровождавшаяся многочисленными оговорками и ссылками на неполную фразеоло-гичность, нетипичность ФС и т. д. Одномерность лингвистической интерпретации ФС оказывается в противоречии с теоретическим плюрализмом, который, как отмечает В. Г. Гак, является отличительной чертой современной научной парадигмы и служит «необходимым условием истины» (Лингвистика. 1995,1, 119−120).

В нашей работе предлагается новый ракурс осмысления и истолкования ФС, позволяющий оценить уже известные факты в новой лингвистической перспективе и найти им достаточно достоверное объяснение. Он предполагает сопоставление ФС не только с фразеологизмами, но и со словосочетаниями, что дает возможность рассматривать их не в качестве вечного «исключения из правил», как своего рода «синтаксические фразеологизмы», а как единицы языка, в полной мере отражающие континуальность языкового пространства, формирующуюся постепенными переходами от одних явлений к другим. Заметим, что присутствующая в некоторых работах по фразеологии синтаксическая оценка ФС (Жуков В.П. 1986; Молотков 1977) устанавливает их отличия от ФЕ в целях определения границ фразеологического состава, но не объясняет неоднозначности языковой природы самих ФС. Как представляется, этого можно достигнуть, если в соотношении ФС: СС рассматривать словосочетания не как класс, а как множество (Степанов 1981, 217−218), единицы которого обладают общими свойствами класса в разной степени. Сопоставление ФС со словосочетаниями в нашей работе осуществляется в двух уровнях:

1. ФС анализируются на фоне класса словосочетаний для выявления меры синтаксичности их признаков и соответствия метрике единиц синтаксического уровняодновременно проводится сопоставление ФС с ФЕ, их признаками и свойствами.

2. ФС анализируются в окружении других разновидностей несвободных словосочетаний, прежде всего так называемых устойчивых словосочетанийэто позволяет уточнить содержание термина «фразеологическое сочетание» и сферу его рефенциальной отнесенности через разграничение связанности словосочетаний вообще и фразеологической связанности в частности.

Решение этой задачи оказывается связанным с феноменом фразеологически связанного значения, что предопределяет еще один аспект исследования ФС — лексико-семантический. Нельзя сказать, что лексические мотивы вовсе не присутствуют в исследованиях, посвященных ФС, однако в данном аспекте объектом лингвистических штудий всегда становилась лишь одна сторона их языкового бытия: как бы они ни изучались — в статике или в динамике, в синхронии или в диахронии, — в центре внимания оказывался компонент с фразеологически связанным значением, а не целостный класс единиц языка. В последнем случае соотнесение ФС со словом также предполагает два уровня анализа:

1. Фразеологически связанный ЛСВ рассматривается во внутрисловной структуре многозначных слов для уточнения делимитативных показателей, выделяющих его среди других типов связанности, что в свою очередь позволяет, включая в состав ФС только словосочетания, организованные словом с фразеологически связанным значением, сообщить классу в целом определенность и обозримость. Кроме того оказывается возможным новое определение самого объекта исследования, учитывающее не только признаки формы, но и особенности организации содержания его единиц, порождаемые особым типом отношений между компонентами ФС. Названные отношения таковы, что допускают уподобление семантической организации ФС структуре лексического значения, определяемой взаимодействием компонентов-сем. Изучение ФС в предложенном аспекте дает возможность не просто констатировать неоднозначность их свойств, но и установить ее причину: она кроется в интерференции двух языковых уровней — синтаксического и лексического, в изоморфизме их единиц.

2. ФС соотносятся со словами как номинативные единицы, вместе с ними участвующие в построении предложения-высказывания. В этом случае моносистемный анализ переходит в полисистемный, цель которого выяснить, какая роль принадлежит ФС в создании ноэтической картины мира и как они участвуют в выражении коммуникативной стратегии говорящего в актах речевой коммуникациисам же изучаемый объект при этом «перемещается» из языка в речь.

В соответствии с задачами работы нами принимается следующее определение системы языка: множество языковых элементов, находящихся в отношениях и связях друг с другом, которое образует определенное единство и целостность. Речь же это воплощение, реализация языка, который обнаруживает себя в ней и через нее выполняет свое коммуникативное назначение. Таким образом, функциональный подход к языковому объекту имеет своей задачей исследование реализации в речи функций, которые потенциально присущи ему в системе языка. Вместе с тем, поскольку «функции-потенции» превращаются в «функции-реализации» в процессе мыслительно-речевой деятельности, функция должна рассматриваться как назначение реализуемое, что делает необходимым учет возможности выбора говорящим той или иной единицы для достижения определенной цели (Бондарко 1998, 103).

Рассматривая ФС как одно из средств реализации базовых функций языковых единиц — номинативной и коммуникативной — мы соотносим их с другими единицами, выполняющими то же назначение — словом и фразеологизмом. Следует подчеркнуть, что традиционное сопоставление ФС и слова замыкается в семантической сфере, констатируя^ тождественность, эквивалентность или их отсутствие между значением сочетания и соотносимого с ним словаономасиологический аспект проблемы, всегда включающий в себя аспект варьирования средств обозначения, объединенных в определенные парадигмы, еще не исследовался. Сопоставление же ФС с фразеологизмами не проводилось ни в семасиологическом, ни в ономасиологическом аспектах и ограничивалось лишь общими указаниями на различия в их значении.

Участие ФС в организации коммуникативных единиц языка до последнего времени изучалось преимущественно в структурно-синтагматическом плане, с точки зрения включения в схему предложения (Ю.А.Гвоздарев, В. Г. Дидковская, В. А. Лебединская, Г. В. Макович, В. В. Похмельных, З. Е. Смерчко и др.), тогда как роль их в предложении-высказывании оставалась не раскрытой.

Практическая значимость работы определяется возможностями применения ее теоретических результатов при разработке проблем функциональной лексикологии и функциональной грамматики, а также при создании теоретических основ функциональной фразеологии, ориентированной на изучение устойчивых связей языковых единиц в структуре русской языковой личности, обеспечивающих их включение в речемысли-тельный процесс и в конечном итоге манифестирующих «особенности познавательного опыта конкретного народа, черты его материальной и духовной культуры.» (Норман 1994, 30). Предложенные параметры фразеологически связанного значения и ФС, отграничивающие их от других типов семантической и синтаксической связанности, могут использоваться при корректировке принципов и способов разграничения и фиксации различных типов связанных словозначений в толковых словарях русского языка. В практике вузовского преподавания материалы диссертации могут получить применение в курсе современного русского языка, в первую очередь в разделах «Лексика и фразеология» и «Синтаксис», при подготовке спецкурсов по проблемам лексической и фразеологической семантики.

Цель работы состоит в создании описания сверхсловных единиц, объединяемых в класс фразеологических сочетаний, которое совмещает моносистемный (дифференцирующий) и полисистемный (интегрирующий) подход к объекту исследования. Подобное описание не только представляет изучаемое явление в иерархической системе языковых единиц, но и выявляет его роль в реальных актах речевой коммуникации.

Достижение цели требует решения целого ряда частных задач:

1. Установить параметры объекта, определяющие его «узнаваемость» и ло-кализованность в системе единиц языка.

2. Выявить делимитативные показатели ФС относительно других типов связанных словосочетаний.

3. Выстроить типологию ФС, отражающую их связи с одноуровневыми и смежными единицами языка.

4. Выявить и объяснить номинативно-функциональную специализирован-ность ФС как языкового знака. г.

I 5. Рассмотрев ФС среди языковых единиц, интегрированных в семантичеI ские поля Действие и Деятельность, Состояние, Отношение, установить сферу их номинативной интенциональности в процессуально-событийной языковой картине мира.

6. Охарактеризовать информативные особенности коммуникативных структур, включающих ФС в качестве центра «глагольного узла» .

7. Охарактеризовать причины и условия, влияющие на выбор между ядерными структурами и предложениями со сказуемым-ФС, связанными общностью репрезентируемой пропозиции.

8. Установить структурно-семантические отличия предложений, предикат которых выражен ФС и ФЕ.

Качественный состав языковых явлений, составляющих объект изучения, ограничиваем глагольно-именной разновидностью ФС, поскольку считаем, что обобщенной и всесторонней характеристике класса должно предшествовать детальное изучение его единиц и образуемых ими группировок. Это связано с тем, что разные типы сочетаний различаются не только грамматической структурой и ее лексико-грамматическим наполнением, но в первую очередь природой связанности одного из компонентов и, следовательно, общим характером «фразовой» связанности. Об этом можно судить уже по тому, что глагольные и неглагольные ФС оказываются в разных подклассах при системно-таксономическом описании, входят в качественно различные «медиоструктуры» (Агрикола, 1984), по-разному представлены в функционально-стилевой стратификации языковых средств (см. Гвоздарев 1973; Мордвилко 1964; Телия 1981).

Материалы исследования извлечены из современных толковых и фразеологических словарейиспользовались также материалы Русского ассоциативного словаря, словари сочетаемости, специальные справочные пособия, включающие устойчивые словосочетания современного русского языка, данные некоторых исторических словарей.

В качестве базового источника был избран Словарь русского языка в 4-х томах (MAC), так как принятая в нем структура словарной статьи полно и подробно описывает семантическую структуру многозначных слов, фиксируя производность, значимость и иерархию значенийприведенные в нем дефиниции оптимальны по объему, нетавтологичны, лишены избыточности, свойственной БАС и СУ. При помощи разработанной системы помет и специальных обозначений в MAC последовательно разграничиваются разные типы несвободных значений словдля фразеологически связанных ЛСВ в качестве выделяющих маркеров используется указание на ограничения их синтагматики, сопровождающиеся перечислением наиболее характерных словосочетаний — контекстов их употребления. Вследствие этого MAC в наибольшей степени соответствует целям семантического исследования, осуществляемого с использованием дефиниционного анализа. Из словника названного словаря были выбраны глаголы, в семантической структуре которых зафиксированы ЛСВ связанного типа (более 800), образующие несвободные словосочетания, список которых был уточнен с использованием данных Толкового словаря под ред. Д. Н. Ушакова и Словаря современного русского языка (БАС1 и БАС2). В соответствии с принятыми в работе параметрами фразеологической связанности из их числа были выделены 122 глагола, связанные значения которых соответствуют этим параметрамсловосочетания с ними образуют предмет исследования диссертации. Кроме того использовалась картотека автора, ориентированная на тексты современной художественной литературы и язык периодической печати, из которой были выбраны более четырех тысяч контекстов с использованием глагольно-субстантивных ФС в функции предиката-сказуемого.

В целом исследование построено как синхроническое описание выделенного фрагмента языковой системы, однако в необходимых случаях используется диахронический анализ.

Методологической основой работы является идея системно-структурной организации языка, дополненная фактором языковой личности, что соответствует целям и задачам диссертации и предполагает изучение устройства языка в его функционировании (Караулов 1986, 33−52). В соответствии с общим семантическим направлением исследования в работе используются следующие методы и приемы: контекстуальный анализ, полевый анализ, дефиниционный анализ, сопоставительный прием. Поскольку использование последнего связано с привлечением языковых феноменов, не являющихся в диссертации объектом отдельного рассмотрения, приведем их рабочие определения.

Под фразеологизмом понимается устойчивая и воспроизводимая раздельнооформленная единица языка, построенная по образцу словосочетания или предложения, состоящая из компонентов, наделенная целостным (или реже частично целостным) значением, в семантическом и грамматическом отношении соотносимая, как правило, со словом (Жуков В.П. 1978, > 6- 1986, 5- Жуков A.B. 1996, 5). Существенными признаками фразеологизма считаем воспроизводимость, идиоматичность, устойчивость, целостность значения, компонентный состав. Фразеологизм возникает в результате переосмысления (фразеологизации) исходного словосочетания, которое приводит к его полной или частичной деактуализации. Деактуализа-ция выражается в том, «что словосочетание в целом и отдельные его части (слова) претерпевают не только десемантизацию, но и деформацию» (Жуков A.B. 1984, 19), иными словами, фразеологизм как по содержанию, так и по форме только соотносится со словосочетанием, но не отождествляется с ним. Это качественно новая единица — словосочетание, которое перестало быть словосочетанием, и слова в его составе уже не слова (Жуков A.B. 1984, 31).

Словосочетание определяется как «синтагматическое объединение, которое образуется сочетанием знаменательного слова и формы другого знаменательного слова на основе подчинительной связи» (РГ-80, 6). Его признаками являются словность состава, сеМантйко-грамматическая зависимость между составляющими и значение, возникающее на основе этих отношений. В качестве синонима термина «словосочетание» в настоящей работе употребляется обозначение «сочетание слов», хотя оно приобрело в последнее время статус особого терминообозначения и употребляется для выделения разновидности сочетаний (именных, глагольных) со свободными и обусловленными синтаксемами. Особую разновидность сочетаний слов составляют объединения синтаксем с неполнозначными (фа-зисными, модальными, вспомогательными) глаголами (Золотова 1986, 32- 1988, 12). В семантическом аспекте словосочетание представляет собой относительно расчлененный знак, в котором словесные знаки выступают на второй ступени актуализации своей семантики, занимая среднее положение между виртуальным словесным знаком (словом в лексической системе) и актуализованным словесным знаком (еловом в речевом акте) (Уфимцева, ЛЭС, 167).

Нами принимается определение слова, которое в настоящее время может рассматриваться как общепринятое: слово — основная структурно-семантическая единица языка, выполняющая номинативную функцию и обладающая комплексом семантических, фонетических, грамматических признаков (Ахманова 1957; Виноградов 1977вЛЭС, 464- Уфимцева 1974; Шмелев 1973, 1977). В соответствии с функциональной ориентацией нашей работы в этом ряду актуализируются семантические признаки, вследствие чего слово предстает в первую очередь как минимальная значимая единица языка, носитель лексического значения.

В интерпретации феномена лексического значения можно выделить два взаимосвязанных аспекта: 1) значение как специфическое языковое отображение неязыковой действительности и 2) значение как содержание словесного знака, выполняющего в языке определенные функции (Новиков 1982, 86). В определении, на которое мы ориентируемся в дальнейшем, совмещены оба указанных аспекта — содержательный и структурно-функциональный: лексическое значение — содержание слова, отображающее в сознании и закрепляющее в нем представление о предмете, свойстве, процессе, явлении и т. д. Первый из указанных аспектов реализуется в референциальном подходе к значению, учитывающем соотнесенность языковых средств с внеязыковыми ситуациями, явлениями и т. д.- подобный подход имеет объектом исследования денотативное значение, которое трактуется в современной лингвистике как предметно-понятийное содержание слова. Второй аспект изучения лексического значения обращен к сигнификативному значению. Это абстрактная часть содержания языкового знака, значение, структурированное самой языковой системойоно отражает совокупность внутренних признаков, наиболее существенных для класса предметов или явлений, и соотнесено с понятием. «С точки зрения процесса называния объектов действительности словами языка, де-нотация есть первый уровень обобщения информации об окружающем мире, сигнификация — второй» (Митрофанова 1997, 3).

Функциональный подход к значению словесного языкового знака требует соотнесения понятий «значение» и «функция». Их взаимообусловленность и пересечение могут быть выражены в следующем определении: назначение (функция) языковых средств заключается в выражении определенного значенияв то же время они различаются тем, что значение как содержание языкового знака связано с системой языковых единиц, а функция характеризуется коммуникативной направленностью (Бондарко 1998, 103).

На защиту выносятся следующие положения:

1. ФС входят в класс синтаксических единиц — словосочетаний как особая разновидность связанных сочетаний. Они принадлежат к «нечетким» структурам, локализованным в сфере интерференционного взаимодействия синтаксического и лексического уровней языковой системы, в которой происходит постепенное снятие качественных различий между словом и словосочетанием. Вследствие этого главным конститутивным показателем ФС является совмещенность синтаксической двучленной формы со словесным способом организации содержания.

2. Организующим центром ФС служит компонент с фразеологически связанным значением, которое формируется в результате развития внутренней семантической структуры многозначного слова и характеризуется в ней как «предел полисемии». Среди других периферийных значений слов-полисемантов (в нашем случаеглаголов) оно выделяется особой отвлеченностью, сопоставимой с отвлеченностью и обобщенностью семантики прономинальных слов. Вследствие этого оно не реализует свои семантические потенции в сочетаниях с ключевым субстантивом, а осуществляется в подобных сочетаниях, включая возможные синтагматические контексты в семантический объем соответствующих ЛСВ. Таким образом, ФС выделяются среди других несвободных сочетаний как единицы с инклюзивными межкомпонентными отношениями, как инклюзивный контекст.

3. То, что принято называть фразеологичностью ФС? есть явление вторичное, возникающее на фоне их лексико-синтаксической стратификационной переходности. Поэтому те свойства ФС, по которым они обычно отождествляются с единицами фразеологической парадигмы, не являются собственно фразеологическими, но порождаются общими для ФС и ФЕ связями с лексикой и синтаксисом. Однако названные связи имеют разную природу: ФЕ соотнесены со словом и словосочетанием (предложением) генетически, у ФС эта соотнесенность имеет онтологический характер как условие их реального языкового бытия. Таким образом, ФСэто словосочетание с квазифразеологическими свойствами.

4. Свойство^ФС в системе языковых единиц (единиц строя языка) определяют их функциональную нагрузку (назначение в качестве языковых средств). Как средство номинации они сосуществуют в ноэтической картине мира со словом и ФЕ, манифестируя многообразие языковых механизмов реализации значения глагольности и отличаясь от них способом интерпретации выражаемого содержания. Отличие ФС от коррелятивных глаголов состоит в том, что они выражают более сложную «умственную информацию» о ситуациях из мира «Действительное» — их отличие от фразеологизс мов заключается в том, что интерпретационный компонент их семантики обращен к диктуму, а у ФЕ — к модусу.

5. В системе средств выражения процессуальной семантики в современном русском языке ФС присуща ярко выраженная антро-поцентричность: они локализованы в составе тематических полей, объединяющих обозначения деятельности, межличностных отношений, образа жизни, психических и интеллектуальных состояний. Подобная специализированность продуцируется своеобразием фразеологически связанного значения глагольных компонентов, привносящих в денотативный аспект ФС представление о фреймах своих первичных значений, в которых они служат обозначениями физических действий лица.

6. Специфика ФС как средства номинации влияет на структурную и смысловую организацию, коммуникативных единиц, в которых они замещают позицию предиката-сказуемого. Предложения-высказывания с предикатом-ФС не могут рассматриваться лишь в.

I качестве трансформаций базовых структур, некоего номинативно.

1 (го стандарта в сфере синтаксисаони представляют собой один из способов вербализации процессуальной пропозиции, который говорящий выбирает из предоставляемых языком возможностей в соответствии с коммуникативным замыслом в данной речевой ситуации.

7. Неоднословность формы ФС, соответствующая более сложному, чем у глагола, мыслительному содержанию, вызывает «сдвиг» между поверхностным синтаксическим и глубинным смысловым уровнями предложений, в которых глагольно-именные сочетания служат центром «глагольного узла». Следствием этого являются новые оттенки коммуникативных ролей основных актантов в структуре предложений, а также формирование дополнительных возможностей для выражения объективного и субъективного начал в устройстве их смысла.

Представленные в работе наблюдения и теоретические положения прошли апробацию в научных докладах на Международных конференциях и симпозиумах, Всероссийских, межвузовских и внутривузовских конференциях и семинарахназовем некоторые из них: «Проблемы формирования языковой личности учителя-русиста зарубежной и национальной школы» (Волгоград, 1993) — «Международная юбилейная сессия, посвященная 100-летию со дня рождения академика В.В.Виноградова» (Москва, 1995) — «Лингвистика на исходе XX века: итоги и перспективы» (Москва,.

1995) — «Фразеологизм и слово. I Жуковские чтения» (Новгород, 1996) — «Взаимодействие языковых уровней в сфере фразеологии» (Волгоград,.

1996) — «Теория и практика русистики в мировом контексте» (Москва,.

1997) — «Семантика языковых единиц» (Москва, 1998) — «Тенденции развития языкового и литературного образования в школе и в вузе» (Санкт-Петербург, 1998) — «Ядерно-периферийные отношения в области лексики и фразеологии» (Новгород, 1991) — «Духовная культура: проблемы и тенденция развития» (Сыктывкар, 1994) — «Проблемы идиоэтнической фразеологии» (Санкт-Петербург, 1994) — «Актуальные проблемы филологии в вузе и школе» (Тверь, 1998) — «Пушкинские чтения — 98» (Пушкин, 1998). Общая концепция исследования была обсуждена на заседании проблемной группы при кафедре русского языка филологического факультета РГПУ им. А. И. Герцена.

По теме исследования опубликовано 34 работы, в том числе учебное пособие к спецкурсу и монография.

Материалы диссертации использовались в спецкурсах и спецсеминарах, а также в лекционном курсе «Современный русский язык», прочитанных в 1988;1998 годах студентам-филологам и студентам отделения журналистики в Новгородском государственном университете им. Ярослава Мудрого.

Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии, приложения. Содержательная композиция работы имеет двучаст-ное строение: первая глава посвящена системной характеристике ФС и ох.

ВЫВОДЫ.

1. Функционирование ФС в составе основной коммуникативной единицы — предложения-высказывания — обусловлено, с одной стороны, их морфологической и синтаксической формой, а с другой стороны, особенностями их номинативности. Глагольность ФС закономерно включает его в число средств выражения сказуемого, двусловность же строения при глобальности номинации вызывает несовпадение синтаксической структуры предложения со структурой репрезентируемой пропозиции.

2. Указанное смещение связано с двусловностью выражения предиката — феноменом, называемым номинализацией предиката, развертыванием предиката и т. п. Стремление примирить в данном случае «грамматику» и «семантику» ведет к отождествлению ФС с аналитическими глагольными формами или аналитическими конструкциями, предполагающему признание несловности глагольного компонента. Однако глагольный компонент не является ни вспомогательным глаголом, ни глаголом-связкой, так как не грамматикализуется и не переходит на положение, промежуточное между словом и морфемой, его значение не отрывается от внутрисловной парадигмы многозначного глагола. Подобное значение характеризуется высокой степенью лексической абстракции, сближающей его с классом местоименных слов. Глагол как бы переживает своего рода прономинализацию: он указывает на процесс, но не называет его.

3. ФС не могут быть объединены ни с аналитическими формами, ни с аналитическими конструкциями, обслуживающими позицию предиката^ поскольку представляют собой соединение двух лексических словне являются они и грамматическими идиоматизмами, служащими для выражения определенного грамматического значения и образуемыми от всех или большой группы глаголов. ФС можно определить как вербализацию «формулы знания», соединяющей представление о действиях человека в наглядно-физическом мире с понятием о процессах социальных и интеллектуально-психических. Тем самым они отличаются и от собственно идиом, которые закрепляют образное знание о реальной действительности и целостность значения которых обусловлена цельностью внутреннего образа.

4. Коммуникативно-функциональная значимость ФС раскрывается в аспекте понятия «ранг пропозиции» (Н.Д. Арутюнова). Ранг пропозиций, предицирующий компонент которых представлен ФС, задается иначе, чем в других репрезентирующих номинациях, вследствие особых отношений между глагольным и именным компонентами. Субстантив по отношению к глаголу является квазиобъектом (или квазилокативом), поэтому отнесение таких сочетаний к объектным является уступкой традиции. Глагол в составе ФС указывает на способ включения субъекта в процессуальную ситуацию, а имя выражает содержание процесса в форме «предикатного предмета» (Т.П. Ломтев), который приводится в определенные отношения с другими субстанциями, входящими в ситуацию. Таким образом, позиция предиката замещается не глагольным компонентом, а всем сочетанием, так как только оно соответствует предикату вербализуемой пропозиции, глагол же лишь указывает на присутствие «идеи процессуальности» в коммуникативном замысле говорящего. Подобный способ выражения предиката-сказуемого определяется как неоднословное замещение функционально-синтаксической позиции.

5. Анализ синтаксических конструкций с позиций «грамматики говорящего», рассматривающей человека мыслящего и говорящего в качестве главного действующего лица, коммуникативного процесса, осознанно выбирающего способ представления информации, позволили установить, что предложения-высказывания с предикатом-ФС характеризуются семантической осложненностыо, добавочными информативными компонентами в сравнении с номинативным стандартом. Это обусловлено тем, что замещение позиции предиката глагольно-именными ФС оказывает существенное влияние на организацию предложения: 1) оно открывает больше позиций, чем глагольный предикат, вследствие суммирования валентностей его компонентов- 2) семантическая структура предложения усложняется анафорической связью в результате совпадения объектных валентностей глагола и существительного-девербатива- 3) происходит расширение парадигмы соответствующих предложений в результате обогащения их развертывающих потенций- 4) ФС открывает больше возможностей для внесения в информативную структуру предложения субъективного начала, причем не только в аспекте характеризующей оценки, но и в аспекте объективированной субъективности говорящего. Этим они отличаются от идиом, окрашивающих все высказывание субъективной эмоциональностью. Если, выбирая идиому для замещения позиции предиката, говорящий преследует цель вызвать желаемое чувство-отношение, то с помощью ФС он предъявляет результат «разумного отношения», которое выражает в выборе способа обозначения предиката пропозиции.

6. В семантической структуре предложения ФС образует связующее звено между микромоделями «субъект—предикат» и «предикат—объект», которым в синтаксической структуре соответствует «глагольный узел»: подлежащее — сказуемое — дополнение. Синтаксическая связь субъекта-подлежащего с ФС осуществляется глагольным компонентом, что сближает их с составным именным сказуемым, однако во всех других отношениях они глубоко различнысвязь с дополнением может быть трех типов и различается как приглагольная, присубстантивная и совмещенная. В первых двух случаях зависимая позиция открывается валентностью глагольного или именного компонентов, совмещенная синтаксическая связь наблюдается в том случае, когда объектная словоформа обусловливается как именной, так и глагольной валентностями. Синтагматически такая связь оказывается по преимуществу глагольной, а семантически — двунаправленной, причем роль компонентов. в ее организации различна: глагольный «намечает» форму объекта, а именной наполняет объект смыслом, определяя его коммуникативное значение. ФС также могут иметь собственные распространители объектного типа, семантико-грамматические параметры которых задаются не валентностями компонентов, а всем составом предиката-ФС. Многокомпонентные синтагмы, образующиеся в структуре предложения в результате распространения ФС, не являются в полной мере ни многочленными, ни осложненными словосочетаниями, так как отображают не многочисленность субстантных элементов фрагмента номинируемой ситуации, а сложность его осмысления, имплицированную в акте наименования процесса соединением гносеологического образа с представлением.

7. В позициях субъектного и объектного актантов при предикате-ФС представлены два семантических класса слов: существительные со значением лица и со значением отвлеченного предметадостаточно широко осуществляется совмещение названных типов единиц в одной позиции при одном и том же предикате, вследствие чего для ФС оказывается нерелевантным распределение по семантическим классам в зависимости от единичности/множественности субъекта (объекта), имеющее большое значение для глаголов. Универсальность процессов, обозначаемых ФС, обусловливает роль единиц, занимающих позиции субъекта и объекта относительно предиката-ФС: она состоит в модификации широкого по сигнификату значения, в условиях данной синтаксической номинации локализующей ситуацию среди людей, или «событий», или (реже) «вещей». В этом отношении ФС отличаются от ФЕ, при которых указанные типы окружения выполняют функцию моносемантизации и дифференциации значений многозначных единиц.

8. ФС открывает позицию для такого распространителя семантической модели предложения, который невозможен при глагольном сказуемом и практически отсутствует при сказуемом-ФЕ, а именно, позицию атрибутивного определения при субстантивном компонентеобразующиеся при этом трехкомпонентные сочетания квалифицируются как постоянно-переменные образования в структуре предложения. Своеобразие подобных определений состоит в несовпадении их синтаксической и семантической функции в предложении-высказывании: будучи согласованным определением, они не характеризуют предмет (так как это предикатный предмет),. а служат требуемой полноте выражения предиката, приобретая тем самым обстоятельственное содержание. От обстоятельственных же определений они отличаются интерпретирующим характером обозначения, что способствует усилению субъективного начала в устройстве смысла предложения.

9. В зависимости от способов выражения и значения выделяем указывающие, ситуативно-уточняющие и оценочные определения. Указывающие определения сигнализируют об охарактеризованности ситуации в представлении говорящего, но не наделяют ее определенной дескрипциейситуативно-уточняющие образуют «жизненный контекст» .

267 ситуации, включая ее в ту или иную сферу бытия и уточняя некоторые параметры процессуальных отношений (периодичность, дестинативность, специализированность и др.) — оценочные определения служат качественной и количественной характеристике процессапочти полностью исключены в атрибутивной позиции общеоценочные определения.

Приименное распространение глагольных ФЕ не знает такого разнообразия средств выражения и выражаемых смыслов. В атрибутивной позиции при предикате-ФС возможны либо местоимения, либо прилагательные, уточняющие объективные признаки ситуациипоследнее обусловлено тем, что идиомы уже представляют собой «свертки» речевых актов (В.Н. Телия), заключающих субъективную оценку обозначаемого процесса.

Итак, будучи одним из средств вербализации предиката процессуальной пропозиции, ФС по-своему организуют «глагольный узел» репрезентирующих ее предложений, а их номинативная специфика обогащает глубинный уровень предложения добавочными смыслами. ФС являются таким элементом репрезентации пропозиции, в котором, как в фокусе, сходятся отношения между синтаксисом, морфологией и лексикой, синтаксисом и фразеологией.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Фразеологические сочетания (ФС), локализуясь в зоне интерференционных процессов в системе языка, представляют собой нечеткие, переходные единицы, в которых воплощена сложная и в то же время гибкая организация этой системы, обеспечивающая ее устойчивость, стабильность и одновременно коммуникативную подвижность. Такого рода элементы не принадлежат к числу «крайних случаев», которые только и ясны в языке, но составляют ту массу «постоянных осцилляций, колебаний в строении языка» (Бодуэн де Куртенэ), то «неопределенное» (Л.В.Щерба), в чем раскрывается динамизм его природы.

ФС являются убедительной иллюстрацией недискретности и многоаспектности языковых явлений, свидетельствуя о континуальности языкового пространства, которая у единиц данного класса получает выражение в двуплановости их признаков и свойств. Если признаки формы: бинарность (двусловность) и грамматическая огранизация на основе приеловной подчинительной связи — определяют их вхождение в класс словосочетаний, то признаки содержания: инклюзивные межкомпонентные отношения, контекстуальность, осложненная семантической детерминацией ~ характеризуют их неоднозначно. Контекстуальность связи глагола и имени интегрирует ФС со словосочетаниями, тогда как инклюзивность и детерминированность выделяют их среди синтаксических единиц. Инклюзивность межкомпонентных отношений, выражающаяся в взаимообусловленности и взаимопроницаемости значений глагола и имени^ уподобляет семантическую организацию ФС семной структуре лексического значения. Совмещение синтаксической формы со словесным содержанием свидетельствует о их стратификационной переходности. ФС является единицей переходной между синтаксисом и лексикой, отражающей движение от целостности слова к расчлененности словосочетания.

Раздельнооформленность ФС, соединенная с семантической слитностью содержания, создает отмеченное многими исследователями качественное сходство между ними и ФЕ, однако это сходство не означает сущностного тождества названных единиц. Свойства, в которых обнаруживает себя языковое качество ФС, могут быть охарактеризованы как квазифразеологические: воспроизводимость оказывается не вполне воспроизводимостью, идиоматичность — не вполне идиоматичностью, устойчивость уступает место детерминированной моделируемости, а семантическая целостность — глобальности номинации.

Качественная сближенность ФС и ФЕ обусловлена не пространственной смежностью синтаксического и фразеологического уровней, а соотнесенностью тех и других с лексикой и синтаксисом: при синтаксически членимой форме они сближаются с лексическими единицами в плане содержания. Однако у фразеологизмов синтаксическое и лексическое в языковой природе отражают разные синхронные срезы их бытия, а у ФС они синхронизированы.

Центром «фразеологичности» ФС служит компонент с фразеологически связанным значением. Неоднократно становившийся предметом исследования, этот семантической феномен требует уже не столько теоретических обобщений и определений, сколько выявления того спектра семантических фактов, которые не входят в категорию фразеологической связанности. В настоящем исследовании предложены критерии, позволяющие решить названную задачу применительно к глагольным значениям, что в свою очередь послужило отправным моментом в определении состава и границ класса глагольно-именных ФС и исследовании его отношений с близкородственными единицами в традиционной триаде «словосочетание — ФС — ФЕ». Отражающая их типология ФС убеждает в том, что выяснение языкового статуса ФС — синтаксического или фразеологического — не должно иметь следствием проведение абсолютной границы между традиционными идиомами и «устойчивыми сочетаниями слов», поскольку языковые факты вообще плохо поддаются безостаточному делению и укладываются в логически правильные модели и схемы. Признание размытости границ языковых уровней и существования переходных явлений не только соответствует онтологии языка, но и имеет особую эвристическую ценность, так как позволяет избежать однолинейности лингвистических оценок и представить явление в его реальной сложности. В этом смысле ФС представляют собой интереснейший материал для изучения, поскольку не только их собственные сущностные и существенные свойства могут быть осмыслены лишь в контексте фразеологической парадигмы, но и сами они образуют языковой фон, оттеняющий и подчеркивающий языковую специфику ФЕ. Именно сопоставление со сходными, но не тождественными единицами позволяет выявить своеобразие фразеологической воспроизводимости, фразеологической идиоматичности, целостности фразеологического значения, деактуализации компонентов фразеологизма и др.

ФС участвуют в коммуникативно-познавательной деятельности носителей русского языка на правах самостоятельных единиц, отличаясь по выполняемым функциям от слов и фразеологизмов: как показал полевый анализ глагольно-именных ФС, им принадлежит особая роль в создании процессуально-событийной языковой картины мира, обусловленная своеобразием их номинативности. Оно заключается в том, что ФС являются единым знаком по отношению к объектам из мира «Действительное» при несомненной двусловности их формыв ней же как в «теле» знака отображается совмещение в концептуальном содержании ФС двух уровней знания: отвлеченного знания о непредметной действительности, которое фиксируется именным компонентом, и наглядно-чувственного знания о мире, о котором сигнализирует глагольный компонент, зафиксировавший кроме того и то «ментальное усилие», которое понадобилось для перевода процессов из «мира идей и страстей» в понятные для человеческого восприятия масштабы мира. Именно в этом соединении гносеологического образа с представлением кроется причина «точности», «полноты» значения и обозначения ФС по сравнению со словомпредставляется, что следует говорить не о точности значения, а о большей сложности ментального содержания, о более сложной «умственной информации», сообщаемой ФС.

Обозначением умопостигаемых процессов по аналогии с очевидными физическими действиями человека обусловлена яркая антропоцентричность знаков-ФС, их ономасиологическая специализированность в сфере человеческой деятельности, образа жизни, межличностных отношений и в «мире души». Как семантические композиции они являются единицами вторичной номинации, но это не означает их номинативно-функциональной второстепенности в составе полей Действие, Состояние, Отношение. Присущая им функциональная маркированность не превращает их во вспомогательный языковой материал, не выводит из активной зоны языкового сознания. Об этом свидетельствуют следующие факты: во-первых, представление о ФС как о компонентах специальных текстов несколько тенденциозно отражает существующее положение дел, так как они обладают реальной полифункциональностыо, употребляясь и в публицистических и в художественных текстахво-вторых, ФС заполняют семантические лакуны, пустоты в составе лексико-семантических полей, возмещая недостаток однословных обозначенийв-третьих, по данным РАС ФС активно участвуют в организации ассоциативно-вербальной сети и тем самым в устройстве языковой способности человека, человека говорящего и слушающего.

Сама конситуативная связанность ФС оказывается значимой и существенно увеличивает их информационный объем: уже присутствие ФС в тексте определенным образом характеризует ситуацию общения, косвенно указывая на те ее обстоятельства, которые могут и не получать отдельной языковой экспликации. М. Хайдеггер определил существо языка как сказ: «Язык говорит, поскольку весь он — сказ, т. е. показ» (М.Хайдеггер, Время и Бытие, М.: Республика, 1993, 266−267). В этом отношении ФС оказываются важной вехой «на пути к языку», осуществляясь как одна из граней показывания, заключающая в себе указание и намек на событие.

В связи с этим вызывает сомнение обоснованность размещения предложений с предикатом-ФС на периферии системы синтаксических обозначений. Если и следует рассматривать их как отклонение от номинативного стандарта, то не потому, что они содержат в своей синтаксической структуре «лишний» компонент (глагольный компонент ФС), не находящий соответствия в структуре репрезентируемой пропозиции, а потому, что они заключают больший объем информации, чем предложения с глагольным предикатом. Последнее обусловлено уже отмеченной спецификой номинативности ФС, основанной на том, что глобальность номинации опирается на двусловность формы, отражающей сложную ментальную информацию о движущемся мире, закрепленную в их значении. Она же продуцирует смещенность поверхностно-синтаксического уровня организации предложения относительно его глубинной семантической структурыв этом ключе по-новому интерпретируются вопросы о синтаксическом членении подобных предложений, о коммуникативном значении основных актантных позиций, о соотношении субъективного и объективного компонентов в устройстве их смысла.

Анализ способов выражения субъектного и объектного актантов выявляет приращения их коммуникативных значений, которые вызваны замещением позиции предиката ФС: как правило, такого рода добавочные смыслы связаны с раскрытием «режиссерского замысла» говорящего через выбор способа представления «маленькой драмы» — ситуации в реальной действительности. Особого внимания в этом аспекте заслуживает атрибутивный распространитель именного компонента ФС, обогащающий возможности субъективно-личностной интерпретации процесса, составляющего основу ситуации, так как подобные распространители не только образуют его «житейский» контекст, но и включают его в сферу оценки, по преимуществу, рациональной. В этом отношений ФС коренным образом отличаются от ФЕ, которые являются непосредственными носителями оценки, поскольку содержат оценочный компонент в своей семантической структуреориентированность этой оценки на «чувство-отношение», по замечанию В. Н. Телия, ведет к тому, что предложения с предикатом-ФЕ всегда рассчитаны на определенный иллокутивный эффект.

Таким образом, целостное изучение и реализующее его описание объекта—класса глагольно-именных ФС — позволило в новом ракурсе представить связанную с ними «проблемную парадигму», включающую как вопросы собственно гносеологического характера, касающиеся исследования языковой системы, так и относящиеся к онтологии самих сочетаний. Безусловно, многие проблемы требуют дальнейшего и подробного изучения, как, например, те из них, которые связаны с участием ФС в процессах трансформации, транспозиции, распространения предложенийне получил освещения в рамках нашей работы такой заслуживающий внимания факт, как лексикографическая интерпретация.

ФС в качестве отдельного лингвистического феноменаждет своего решения вопрос о генетических корнях ФС в русском языке.

В заключение, подчеркнем, что роль подобного языкового материала, многообразного и узаконенного самими правилами строения и функционирования языковой системы, его место в сознании носителей русского языка еще по-настоящему не изучены (Норман 1994, 92). Можно утверждать, что ФС вместе с другими «коммуникативными блоками», в первую очередь с фразеологическими единицами, играют важную роль в организации вербальной памяти и речевой способности, поскольку в них закреплены наиболее значимые синтаксические связи и прежде всего наиболее привычные для носителя русского языка «модели двух слов», то есть те связи, которые усваиваются в процессе многолетнего тренинга. Включенность ФС в лексикон русской языковой личности подтверждается отражением фразеологической сочетаемости в РАС, в котором представлено «изучение использования языка русскими» (РАС 1994, 7). Если принять во внимание, с одной стороны, что ФС отражают свойственную данному языку немотивированную сочетаемость слов, а с другой стороны, что в них закреплены национально-культурные особенности обозначения процессов в невидимом мире, то следует признать, что подобные образования входят в число существенных, устойчивых и стабильных черт языкового строя, без которых представление носителей русского языка о «русском» будет неполным.