Необходимость этического суждения о технологии

Однако попробуем разобраться глубже, в чем состоят задачи современной этики в технологическую эпоху и верно ли, что неудержимое технологическое развитие упраздняет традиционные этические системы.

Следует признать, что мы действительно живем сегодня в совершенно иных условиях по сравнению с предыдущими эпохами, и далеко зашедшая технологизация — реальность, с которой нужно считаться. Современная технология решающим образом определяет генеральные структуры действия человека, т. е. его обобщенную праксеологию как антропологическую константу. Можно сказать, что комплекс мощных технологий фактически задает некую новую картину человеческой деятельности вообще, которая базируется на их обязательном участии.

Присутствие современной технологии как относительно самостоятельной, усложненной, развитой основы человеческого действия значительно изменяет классическое понятие практического разума.

Для иллюстрации вспомним модель практического разума, введенную Кантом в его этических работах. Мы проинтерпретируем ее следующим способом. Основными компонентами акта воления (в более современной терминологии к этому понятию можно приблизиться через понятие принятие решения) у Канта были: Разум, Воля, Способность желания и Произвол (Willkur) (рис. 4.3.).

Рис. 4.3. Структура практического разума в классической философии.

(по учению И. Канта) Разум (здесь имеется в виду «чистый практический разум», т. е. довольно абстрактная структура) оперирует практическими понятиями, или «категориями свободы», куда входят возможности, запреты, исключения и т. п. Разум вырабатывает также чистое понятие о долге, на котором основан «категорический императив» (общая формула обязательности)^[1]. Способность желания, со своей стороны, производит собственные «продукты», которые можно назвать импульсами чистого воления. В Воле эти импульсы должны получить обоснование, т. е. разумное определение.

Воля является центральным местом всей этой условной системы. В Воле происходит соединение воления и разума, ее задача — определиться в отношении воления и возможного поступка. Воля (будучи сама рациональной инстанцией) «законодательствует» в том смысле, что производит практические принципы — максимы и законы. Наконец, Willkiir (Произвол) имеет дело с уже обоснованными волениями и принимает (или не принимает) тот или иной закон, максиму как руководство к действию, т. е. к совершению поступка.

Что же касается ответа на вопрос «как?» — т. е. как технически реализовать то или иное, принятое к выполнению воление, то техническая сторона практического разума частично выражается аналитическими основоположениями, частично — синтетическими. Аналитические основоположения воления относятся к зоне полной уверенности (если я знаю, что только действием А можно получить результат В, то желая В, я тем самым уже желаю и Л)¹.

Там, где отдельной проблемой является поиск средства (т.е. если в акте воления не имеется уже встроенного в него знания), техника выполнения действия описывается в синтетических суждениях. Здесь в игру вступает теоретический разум как разум познающий и в результате приобретающий знания о тех или иных предметах, процессах, явлениях. Теоретический разум, конечно, не определяет волю, а лишь описывает предпосылки деятельности, ее условия возможности (выраженные, в частности, в объективных причинно-следственных связях)^[2][3].

Из этой модели видно, что для классической этики техническая сторона действия не представляла специальной проблемы. Основной акцент в оценке действий был перенесен на проблему отыскания надежного морального основания человеческих действий, которое в русле рационализма эпохи Просвещения могло быть сведено к неким универсальным рассудочным формулам. Этическое оправдание предпринятого субъектом действия сводилось, в общем, к его подведению под те или иные приемлемые основания. По замыслу Канта, в качестве универсального этического критерия оценки действия должен был служить как раз категорический императив.

С приходом развитой и мощной технологии проблема выбора и оценки действия значительно усложняется и запутывается. Достаточно указать на то, что сфера технического знания сама, но себе оказывается сложнейшим полем анализа для практического разума. Теперь рациональная «законодательствующая» воля не может предоставить техническую сторону дела теоретическому (познавательному) разуму. В ходе самого процесса этического рассуждения приходится самым пристальным образом анализировать риски, побочные последствия той или иной технологии, находящиеся под ее угрозой сущности и т. п.

В противовес Канту мы не можем в этическом суждении ограничиться лишь формально-этической стороной поведения морального субъекта, отвлечься от самого технического способа его действий, а также от его широких последствий. Мы неминуемо вовлекаемся в задачу компетентного исследования технической стороны дела. Иными словами, при обсуждении технологических проблем техническая и этическая сторона тесно переплетаются и не могут быть разведены по разным «местам», как в классической кантовской схеме.

Таким образом, технология не есть лишь внешнее техническое средство поддержки или же простое «продолжение» этически верно выбранного действия, а сама выступает сущностью, которая нуждается в моральной легитимации. Технология как материализованный и социально значимый способ действия сама подлежит этической оценке и анализу с точки зрения связанного с ней внутреннего морального содержания и тех аффектов, которые она может принести — технических, экологических, социальных, культурных.

Кроме того, поскольку технологическая сфера есть активная поисковая система, необходимо анализировать технологию не только саму по себе, но и в ее развитии, в перспективе той достижимости, к которой она стремится или к которой может в пределе прийти. Некий прогностический, предвосхищающий момент сегодня с необходимостью встроен в само понятие этической оценки технологических разработок.

• [1] Кант И. Критика практического разума. СПб., 1995. С. 280.
• [2] Кант И. Критика практического разума. СПб., 1995. С. 80.
• [3] Там же. С. 142.