Отчужденность и подлинность бытия человеческой сущности

Отчужденное бытие человеческой сущности: БЕСЧЕЛОВЕЧНОСТЬ

Сущность человека вообще выше была сформулирована как свободная творческая деятельность, от совершения которой человек получает удовольствие. Но такова сущность вообще. А как обстоит дело с её воплощением в конкретных исторических условиях? В своих основополагающих трудах Маркс наиболее тщательно и детально исследовал капиталистические конкретно-исторические условия и, соответственно, бытие человека именно в этих условиях. Поэтому, когда мы говорим о конкретно-историческом бытийном воплощении «человеческой сущности вообще», то речь, как правило, идёт именно о капиталистическом обществе.

Оказывается, что человек трудится, т. е. осуществляет свою деятельность, реализует свою собственную человеческую природу не для самореализации, не для удовольствия и не для осуществления своей потребности в сущностной связи с миром, а только для того, чтобы… выжит, не умереть с голода. «Только в силу этого [того, что человек есть родовое существо] его деятельность есть свободная деятельность. Отчуждённый труд переворачивает это отношение таким образом, что человек именно потому, что он есть существо сознательное, превращает свою жизнедеятельность, свою сущность только лишь в средство для поддержания своего существования»⁰'.^[1]

В этом отношении деятельность человека ничем формально не отличается от жизненной активности животного. «В результате получается такое положение, что человек (рабочий) чувствует себя свободно действующим только при выполнении своих животных функций — при еде, питье, в половом акте, в лучшем случае еще расположась у себя в жилище, украшая себя и т. д., — а в своих человеческих функциях он чувствует себя только лишь животным. То, что присуще животному, становится уделом человека, а человеческое превращается в то, что присуще животному?

Правда, еда, питье, половой акт и т. д. тоже суть подлинно человеческие функции. Но в абстракции, отрывающей их от круга прочей человеческой деятельности и превращающей их в последние и единственные конечные цели, они носят животный характер"^[2].

Более того, эта деятельность, направленная на удовлетворение только первичных потребностей, большинством населения осуществляется в принудительном порядке (экономически или внеэкономически). Т. е. в такой деятельности человек оказывается несвободным, что прямо противоречит его сущности, — поэтому Маркс называет условия, порождающие возможность несвободной, принудительной деятельности бесчеловечными и скотскими. Они бесчеловечны не только потому, что, например, капиталист платит рабочему нищенскую заработную плату (это непосредственное, эмпирическое проявление бесчеловечности), а потому, что здесь, в этих условиях (т.е. в определённым образом устроенной социальной структуре) отсутствует самореализация личности и, тем самым, подлинная свобода и человечность.

Здесь нам могут справедливо возразить, что достойная заработная плата, позволяющая жить, а не выживать, является необходимым условием для конституирования ощущения человечности. Мы с этим не спорим. Но, с точки зрения Маркса, материального благополучия отнюдь не достаточно, чтобы.

быть человеком. Социологические анализы показывают, что сытно живущие американские и европейские рабочие и служащие не испытывают счастья и не считают свою жизнь человечной. Почему? Да потому, что в их жизни, полной пищи и вещей, отсутствует радость человеческого творчества и общения, человеческой свободы, для них окружающий мир — это мир всё возрастающего потребления, мир утилитарности и прагматики, но не тот мир, в котором человек осуществляет самого себя. Эти зажравшиеся буржуа пожирают и прожирают мир, но никоим образом не отдают миру самих себя, чтобы находиться с этим миром в задушевном (intimus) единении. Для индивидов, живущих в таком мире, мир действительно обесчеловечен, а потому-то обесчеловечены и сами эти заплывшие жиром бездумные индивиды. Они живут среди миллионов таких же, как и они сами, их жизнь протекает среди постоянных развлечений, но они всё равно одиноки, их бытие наполнено безысходной скукой и тоскливой тревогой, ибо их сущность — свободная творческая деятельность — отчуждена от них самих. Их жизнь — тошнота; они живут, как черви, и подыхают как черви. В таком тотально отчуждённом бытии нет ничего такого, что можно было бы хоть с какой-то степенью честности назвать подлинно человеческим.

Но в нынешних условиях капитализма фактически никто такой радости от своего труда не испытывает. «Разумеется, существует труд, который доставляет удовольствие благодаря умелому использованию органов тела, «приспособленных к труду». Но вопрос в том: какой труд и какое удовольствие? Если удовольствие действительно возникает в акте работы, а не приходит извне, оно должно быть следствием деятельности органов тела и тела как целого, активизирующей эрогенные зоны или эротизирующей тело в целом — иными словами, удовольствие должно быть либидиозным. В условиях действительности, управляемой принципом производительности, такой либидиозный труд — редкое исключение и возможен либо за пределами, либо на периферии мира труда — как «хобби» игра или в непосредственно эротической ситуации. Нормальный труд (социально полезная профессиональная деятельность) при преобладающей форме разделения труда обустроен таким образом, что индивид не удовлетворяет в трудовом процессе своих собственных побуждений, потребностей и способностей, а выполняет предустановленную функцию. Однако Хендрик [которого критикует Маркузе в цитируемом фрагменте, — КЛ, ПН] игнорирует факт отчуждённого труда, который преобладает в условиях данного принципа реальности. Безусловно, и отчуждённый труд не исключает полностью «удовольствия». Машинистка, вручающая безукоризненную копию, портной, демонстрирующий превосходно сидящий костюм, парикмахер, создающий великолепную причёску, разнорабочий, выполнивший свою норму, — всем им доступно удовольствие «хорошо сделанной работы». Однако это удовольствие либо приходит извне (предвосхищение вознаграждения), либо (что само уже свидетельствует о подавлении) рождается осознанием удачности профессионального выбора и доставшегося места, а также своего вклада в функционирование аппарата. В любом случае такое удовольствие не имеет никакого отношения к удовлетворению первичных инстинктов. Связывать работу на сборочном конвейере, в офисах и магазинах с инстинктивными потребностями означает возносить хвалу дегуманизации как удовольствию. Неудивительно, что Хендрик рассматривает как «грандиозную проверку воли людей к результативному выполнению своей работы» эффективное функционирование армии, не обременённой более «фантазиями о победе и приятном будущем» и продолжающей сражаться по одной единственной причине: в том, чтобы сражаться состоит работа солдата, а «выполнение работы до сих пор было единственным осмысленным мотивом"*^[3]*. Провозглашать, что работа должна быть сделана, только потому что это «работа» — это поистине вершина отчуждения, абсолютная потеря инстинктивной и интеллектуальной свободы, подавление, ставшее уже не второй, а первой природой человека.

В противоположность такого рода аберрациям истинный дух психоаналитической теории живёт в бескомпромиссных усилиях, обнажающих антигуманистические силы, скрытые за философией производительности:

«Тяжёлый труд превратился в добродетель из проклятия, которым он всегда был для наших отдалённых предков… Нужно, чтобы наши дети воспитали своих детей так, чтобы работа для них не была невротической необходимостью. Необходимость работы — невротический симптом, костыль, попытка придать себе ценность даже в случае отсутствия особой потребности в работе^(,)««^[4][5].

В этом отношении совершенно прав Эрих Фромм, когда говорит: «Поэтому труд предъявляет капитализму претензии не столько за несправедливое распределение богатств, сколько за то, что он превратил труд в принудительную, отчужденную, бессмысленную работу, а тем самым и человека — в ущербного калеку, монстра. Марксово понятие труда как реализации человеческой индивидуальности выражено в его идее полной отмены векового подневольного труда. Цель развития человека — это формирование совершенного универсального человека, свободного от уродливой специализации. Как полагает Маркс, во все предшествующие эпохи человек был охотником, рыбаком, пастухом или критиком и должен был оставаться им, чтобы не потерять кусок хлеба, а в коммунистическом обществе человек сможет получить неограниченное образование в любой отрасли, где общество регулирует производство и тем самым дает возможность людям сегодня делать одно; а завтра — заняться другим (утром охотиться, после обеда ловить рыбу, а после ужина заниматься критикой).

Нигде нет большей путаницы и искажений Маркса, как в изображении советских коммунистов, реформ-коммунистов и капиталистических критиков социализма, ибо все они в один голос твердят, что Маркс стремился исключительно к улучшению экономического положения рабочего класса и хотел отмены частной собственности для того, чтобы рабочий имел то же самое, что имеют сейчас капиталисты.

На самом деле Маркс сегодня оценил бы положение рабочих на русском «социалистическом» заводе, или британском государственном предприятии, или американском заводе типа «Дженерал моторе» как приблизительно одинаковые. И это выражается в следующих его словах.

«Насильственное повышение заработной платы (не говоря уже обо всех прочих трудностях, не говоря уже о том, что такое повышение как аномалию можно было бы сохранить тоже только насильственно) было бы не более чем лучшей оплатой раба. И не завоевало бы ни рабочему, ни труду их человеческого назначения и достоинства. Даже равенство заработной платы, которого требует Прудон, имело бы лишь тот результат, что превратило отношение нынешнего рабочего к его труду в отношение всех людей к труду. В этом случае общество мыслилось бы как абстрактный капиталист»^(|).

Таким образом, центральное место в творчестве Маркса занимает проблема превращения отчужденного бессмысленного труда в свободный, творческий труд (а не увеличение оплаты за отчужденный труд со стороны индивидуального, или абстрактного капиталиста)"'²¹.

• [1] Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956. С. 566.
• [2] 2 Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956. С. 564.
• [3] Хендрик А. Труд и принцип удовольствия // Psychoanalytic Quartely, Voi. XII, § 3 (1943). Р. 324.
• [4] Chisholm С. В. The Psychiatry of Enduring Peace and Social Progress (paneldiscussion) // Psychiatry, Vol. XI, § 1 (1946). P. 31.
• [5] Цит. по: Маркузе Г. Эрос и цивилизация. Киев, 1995. С. 228−230.