Семантика наименований чисел в русском и китайском языках: Лингвокультурологический аспект

Жизнь любого человека и культуры всех развитых народов «закодированы» в числах. Каждый знает дату своего рождения, количество прожитых лет, число членов своей семьи, номер дома, где он живет и т. д. Почти столь же уверенно можем мы назвать важнейшие даты в истории своей страны, имеем представление о ее территории, народонаселении, годовом бюджете. И в повседневной жизни нас окружает множество чисел: зарплата, налоги, цены, счета, количество участников торжества, оценки в дневнике сына — продолжать этот ряд можно долго. Что же представляют собой наименования чисел не с математической, а с лингво-культурологической точки зрения? Можно ли говорить о том, что универсальное понятие числа обретает в различных языковых культурах специфические фоновые смыслы (термин Е. М. Верещагина и В.Г.Костомарова) и коннотации? Если да, то почему это происходит?

Дело в том, что число, представляющее собой, со строго научной точки зрения, «предельно широкую абстракцию» [Горский, с. 226], как и все прочие понятия, реализуется в языке и воплощается в слове. А языковой (словесный) знак подвержен, как известно, не только собственно языковым, но и экстралингвистическим влияниям и способен «обрастать» дополнительными смыслами под воздействием узуса (употребления). Поэтому абсолютно объективная и общая для всех языков семантика количества, в чистом виде свойственная наименованиям чисел, трансформируясь в речевом употреблении и языковом сознании, может приобретать оттенки качественных и оценочных значений, многие из которых «культурно обусловлены"1. Например: оценка «два» в российской школе — это плохо, а «пять» — отлично, тогда как в немецкой системе среднего образования — наоборотпятиэтажный дом — низкий, по мнению жителя столицы, но высокий, по меркам селянина. Многие люди питают слабость к «круглым» цифрам и датам — это проявляется в тра.

1 Недаром для письменной передачи чисел установились интернациональные идеограммы — цифры, которые используются параллельно со словесными знаками и отличаются от последних большей строгостью числового значения [см. Лингвистический, с. 583- о соотношении наименований чисел и цифр см. ниже, 1.11]. диции отмечать юбилеи. Русским «нравится» число семь, а китайцам — восемь, европейцы «не любят» число тринадцать, а азиаты — число четыре. Выявлению этих числовых приоритетов, ориентаций и посвящено настоящее исследование, объектом которого являются наименования чисел в русском и китайском языках, а предметом — семантические приращения, коннотации этих наименований, так или иначе отраженные в языковых единицах.

Утверждая значимость числа в мироустройстве, русский богослов и философ ХУ в. Николай Кузанский в трактате «Об ученом незнании» писал: «Первоначальным прообразом творимых вещей было в душе Создателя несомненно число». Поэтому «великие светочи древности приступали к трудным вещам только с помощью математических подобий». И Пифагор, «первый философ и по имени и по делам, положил, что всякое исследование истины совершается через число» [Кузанский Н. Сочинения. — М., 1979. — Т. 1, с. 63, 65. Цит. по: Юрченко 2000, с. 24, 25]. Важно и то, что с помощью чисел и счетных операций, то есть с помощью нумерологии2, люди «во все времена не только осмысляли окружающий мир: макрои микрокосмос, не только умозрительно воспроизводили его структуру и законы бытия, но и определяли собственное в нем место, роль, поведение» [Кириллин 2000, с. 15]. Именно поэтому символические смыслы, связанные с теми или иными числами, свойственны различным языкам и культурам, и возникли они в глубокой древности. А это означает, в частности, что общекультурное содержание концепта 'число'3, в соответствии с основным свойством всех концептов культуры, существенно отличается от научного понятия числа в математике: «он может включать даже такие моменты содержания, которые с научной точки зрения могут показаться, или действительно быть, ошибками» [Степанов 1997, с. 404].

Учитывая эту особенность концептов культуры, основной целью своего диссертационного сочинения считаем представление лингвокультуроло.

2 Нумерологию определяют как учение о числах и их символике, и нумерологические идеи, по мнению ученых, достаточно широко распространены в истории человеческой мысли [Иванов 1994, с. 5].

3Хотя «число не есть счет», а есть лишь «результат счета», все же концепты число и счет в лингвокульту-рологии признаются тесно связанными и рассматриваются вместе [см. Степанов 1997, с. 363, 367]. гической интерпретации семантики наименований чисел в таких неродственных культурно-языковых традициях, как русская и китайская.

Проблема сопоставления способов выражения универсальной идеи числа и количественных отношений в различных языках может быть отнесена к традиционным в лингвистике, ведь «числительное оказалось в числе тех слов, сравнение которых в индоевропейских языках послужило основой для создания сравнительно-исторического языкознания» [Лингвистический 1990, с. 583]. Различные аспекты этой проблемы не раз становились предметом интереса языковедов и в наши дни [см., например, работы: Дегтярев 1982; Степанов 1985; Хазагеров, Николаев 1984, 1990; Холодович 1979; Швачко 1981]. Однако на материале современных русского и китайского языков специальное сопоставление семантики числовых наименований, насколько нам известно, ранее не проводилось.

Выбор сопоставляемых языковых культур определяется родным языком автора диссертации и языком его специальности, а также тем, что в китайской языковой культуре числа играют значительную роль. Центральным понятием китайской науки считают модель, «узор» (вэнъ ли). Отсюда большое значение «науки чисел» — всякого рода классификации и каталогизации в китайской традиции, когда различные явления природного и человеческого мира описываются как бы произвольным и случайным набором чисел, а сами числа берутся в их символических смыслах [см. Малявин 2000. Китайская., с. 299]. «Феномен универсального классификационизма», признаваемый отличительной чертой китайской философии и культуры и уже достаточно широко описанный в российской и зарубежной синологии [обзор литературы по этому направлению см.: Кобзев 1994] объясняет максимальную насыщенность китайского языка «классификационными формулами, членящими все сущее в мире на различные множества от 1 до 10 000 элементов» [там же, с. 48]. Заметную «привязанность к числу», отличающую китайскую культуру от европейских, связывают нередко с особенностями самого языка как основы культуры, в частности с иероглифическим характером китайского письма, иначе организующего мышление, чем письмо буквенное [см. об этом Иванов 1994, 1998; Карапетянц 1981, Кобзев 1994].

Помимо разного характера письменности, русский и китайский языки различаются, как известно, принадлежностью к разным структурным типам: первый определяется как флективный, преимущественно синтетический, второй же — как изолирующий, аморфный4 [Широкова 2000, с. 77] (подробнее о китайском языке см. ниже). Столь существенные расхождения не являются, однако, препятствием в осуществлении цели сопоставительного научного исследования, поскольку давно уже было признано, что «мы можем сравнивать языки совершенно независимо от их родства, от всяких исторических связей между ними. и подобного рода сравнение языков служит основанием для самых обширных обобщений как в области фонетики, так и, наконец, в области семасиологии, или науки о значении слов и выражений» [Бодуэн де Куртенэ 1963, т. 1, с. 371].

Научная новизна работы обусловлена прежде всего ее ориентацией в лингвокультурологическом направлении, которое проявляется в попытке выявить на материале ограниченного и семантически организованного множества языковых фактов (наименований чисел) особенности национального самосознания и самовыражения русских и китайцев.

Лингвокультурология, представляющая в научной парадигме XXI в. активно развивающееся антропологическое направление лингвистики, определяется в современных работах как «комплексная область научного знания о взаимосвязи и взаимовлиянии языка и культуры» [Карасик 2001, с. 3]. Развитие научного направления, в котором «язык рассматривается как культурный код нации, в не просто орудие коммуникации и познания» [Маслова 2001, с. 3] объясняется рядом внелингвистических и собственно лингвистических причин: во-первых, стремительной глобализацией мировых проблем и необходимостью учитывать при их разрешении универсальные и специфи.

4 Эта характеристика кетайского языка в российской китаистике подвергается сомнению еще с середины прошлого века (Н.И.Конрад, А. А. Драгунов, М. В. Солнцев и др.). ческие поведенческие характеристики различных народовво-еторых, потребностью просчитывать заранее те ситуации, в которых велика вероятность межкультурного непониманияв-третьих — и это «объективная интегративная тенденция развития гуманитарных наук» — необходимостью «освоения лингвистами результатов, добытых представителями смежных отраслей знания (психология, социология, этнография, культурология, политология и т. д.)» [Карасик, 2001, с. 3−4].

Такой подход к языку как ценнейшему хранилищу коллективного опыта социума и важнейшей части его культуры восходит, как известно, к Вильгельму фон Гумбольдту (1767−1835), который выдвинул идею «народного духа», определяющего развитие языка и способного объяснить различие человеческих языков. Гумбольдт писал, в частности: «. каждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, откуда человеку дано выйти лишь постольку, поскольку он тут же вступает в круг другого языка» [Цит. По: Алпатов 1998, с. 74]. Изучение иностранного языка можно, таким образом, сравнить с приобретением новой точки зрения в прежнем мирови-дении. Это положение стало методологической установкой для лингвокуль-турологической или страноведческой концепции языкознания, согласно которой лингвокультурное освещение языка есть сопоставительное его изучение в сравнении с иностранным либо родным. Именно на базе практики преподавания иностранных языков (и, в частности, русского как иностранного) и лингвострановедческой теории языка [см. Верещагин, Костомаров 1990] в языковедении (в первую очередь, в русистике) сформировалась новая лингвистическая дисциплина, получившая название сопоставительное лингвострановедение (СЛСВ). Описанию и научному обоснованию этой дисциплины посвящена монография А. С. Мамонтова «Язык и культура: сопоставительный аспект изучения» [см. Мамонтов 2000]. «Точкой отсчета» для СЛСВ выступает внеязыковая реальность, изучаемая также такими науками, как этнография, культурология, этнопсихология и социология. Исследуемые этими гуманитарными дисциплинами компоненты культуры — предметы материальной культуры, ритуалы, элементы ной культуры, ритуалы, элементы обыденного сознания, символы, обычаи, системы установок и предпочтений — так или иначе находят отражение в единицах языка и речи. Такого рода «отражение» получило название «культурной коннотации», и данное понятие признается базовым для лингвокуль-турологии [см. Телия 1996, с. 216]. А языковые и речевые единицы, имеющие культурные коннотации, оказываются ценным материалом для сопоставительного лингвострановедения как части лингвокультурологии, в поле зрения которой, как уже было сказано, попадают все ценности национальной культуры, отраженные в семантике единиц языка.

В сферу интересов этого направления лингвокультурологии.

A.С.Мамонтов включает сопоставление национально-культурных элементов семантики сходных единиц разных языков с целью установления тождества, частичных совпадений-расхождений или отсутствия общности между ними. Основной предмет СЛСВ, по А. С. Мамонтову, — это национальная (этническая) специфика материальной и духовной культуры, находящая отражение в семантической структуре родного и иностранного (изучаемого) языков. Поэтому материалом исследований в рамках СЛСВ выступают те элементы языка, которые наиболее насыщены фоновой и коннотативной семантикой, а именно единицы лексического, фразеологического и афористического уровней, формы речевого этикета, художественный текст-феномен национальной культуры, соответственно маркированные невербальные средства коммуникации, а также национальная (этническая) психология как субстрат речевого и неречевого поведения, выраженная в концептах (С.А.Аскольдов, Д. С. Лихачев, Ю. С. Степанов, Н. Д. Арутюнова, АВежбицкая), речевых тактиках (Е.МВерещагин, В.Г.Костомаров).

Культурный концепт, являющийся важнейшей, интенсивно разрабатываемой в последнее время категорией лингвокультурологии, представляет собой неоднородное образование. Демонстрируя разновидности концептов по степени их конкретности/абстрактности и подходы к их изучению,.

B.И.Карасик приходит к выводу, что «концепт как лингвистическая категория представляет собой развитие идеи понятийной категории применительно к грамматике», а основной характеристикой концепта «является его опора на некоторое лексико-семантическое множество» [Карасик 2001, с. 10−11]. При этом вслед за О. Есперсеном, И. И. Мещаниновым, к ведущим понятийным категориям он относит множественность, вещественность, одушевленность, модальность.

Выделение множественности как одной из основных, универсальных [см. Лингвистический. 1990, с. 535] и, следовательно, концептоформирую-щих категорий языка принципиально важно для нашего исследования. Другим опорным для нас положением, высказанным в работе В. И. Карасика, является мысль о том, что специфика выражения грамматических категорий (значит, и соответствующих им концептов) зависит в первую очередь от типа языка. Согласуясь с этой мыслью, ИЕ. Ким вводит понятие этнограмматики, под которой предлагает понимать раздел этнолингвистики, изучающий национально специфическое в грамматике и его связь с национальными особенностями мировосприятия [см. Ким 1999, с. 141].

Обозначенные позиции позволяют сделать предположение, что идея единичности/множественности (числа, количества) в сопоставляемых разнотипных языках (в данном случае — русском и китайском) и основанных на них культурах получает не вполне адекватное воплощение5. Проверке и разработке выдвинутой гипотезы и посвящено настоящее исследование.

Избранная цель предполагает решение следующих задач:

1. Показать особенности языкового воплощения концепта «число» в русском и китайском языках, отметить при этом место и общую значимость семантики числа в русской и китайской языковых культурах, сопоставить па.

5 Данное предположение косвенным образом подтверждается словами Н. Б. Мечковской, которая относит счетные слова к лингвистическим универсалиям и соглашается с тем, что «. во всех языках есть лексические средства для указания на множественность (неединственность)», однако предупреждает о том, что «не универсально наличие счетных слов даже в пределах первого десятка» [Мечковская 2001, с. 268]. раметры семантических полей числа и количества в этих двух неродственных языках.

2. Рассмотреть языковое выражение противопоставления понятий «четное — нечетное» в названных культурных традициях.

3. По материалам толковых словарей представить семантическую структуру количественных числительных (в основном, от одного до десятиядро семантического поля числа) в русском и китайском языках.

4. Опираясь на данные фразеологических (в широком понимании) словарей, используя, кроме того, отдельные художественные тексты, показать семантическое развитие концепта «число» в названных языках и культурах.

Согласно воззрению В. фон Гумбольдта, сопоставление языков на этапе их совершенствования — это, прежде всего, сопоставление «мировидений» — картин мира, создаваемых с помощью языков. В. М. Алпатов считает, что «к такого рода проблемам наука о языке всерьез стала подступаться лишь в самые последние годы» и «во многом данная дисциплина — еще дело будущего» [Алпатов, с. 68].

Актуальность настоящей работы состоит в освещении еще одной области фактов, способствующих созданию общей теории сопоставления языковых картин мира.

Теоретическую значимость исследования определяет обращение к области отражения национального сознания народа в его языке как основе культуры. Сопоставление способов реализации языковой универсалии, именуемой «число/количество», в языках разных структурных типов помогает увидеть общее и специфическое в познании мира разными народами, что особенно важно в свете нарастающего процесса глобализации.

Областью практического применения результатов исследования является, прежде всего, лингводидактика (преподавание русского и китайского языков как иностранных), а также более широкая сфера межнационального общения и межкультурных связей двух соседствующих великих народов.

В диссертационном сочинении применялись методы лексикографического наблюдения, лингвокультурологического описания, лексико-семантического анализа, а также сопоставительный.

Материал исследования извлекался из толковых и фразеологических словарей русского и китайского языков, из сборников пословиц и поговорок (см.

список литературы

), а также из так называемых «прецедентных"6 текстов, поскольку изучение культурологически значимых высказываний различного типа с точки зрения представленности и способов выражения в них тех или иных семантических констант способствует выявлению фрагментов языковой картины мира, отраженной в изучаемом языке.

Структура работы обусловлена решаемыми в ней задачами. Работа состоит из Введения (здесь, помимо обязательных композиционных компонентов, приводятся также общие сведения о китайском языке), двух глав: «Семантика числа, ее языковое воплощение и репрезентация в русском и китайском языках» и «Семантическое развитие концепта „число“ в русской и китайской языковых культурах» — Заключения и Библиографического списка.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Предельно абстрактное понятие числа/количества, представляющее собой одну из языковых универсалий, воплощаясь в единицах разных (в данном случае русского и китайского) языков, получает в них дополнительное семантическое развитие, особую культурологическую интерпретацию, обусловленную как собственно лингвистическими, так и внелингвистическими (культурологическими) факторами, и приобретает тем самым статус концепта.

2. При сопоставлении конфигураций семантических полей, репрезентирующих концепт числа/количества в русском и китайском языках, обнаруживаются зоны общности (это, прежде всего, структурное ядро поля — коли.

6 Имя, являющееся носителем культурной семантики, получило в лингвокультурологии наименование прецедентного имени (ср. также прецедентный текст, прецедеш-ное высказывание, прецедентная ситуация [См. Гудков]. чественные числительные) и различия (грамматическая категория числа в русском языке, лексико-грамматическая категория счетных слов в китайском).

3. Наименования чисел в силу особенностей своего категориального значения не обнаруживают сильной тенденции к семантическому росту. Развитие числовой семантики в русском языке осуществляется преимущественно в словообразовании {пять, пятый, пятерка, пятерня, пятак и т. д.). В китайском языке источником переосмысления наименований чисел оказывается их сходство в звучании с эмоционально-оценочными словами (явление омофонии).

4. Семантические наращения (коннотации) наименований чисел заметнее всего проявляются в культурологически маркированных («прецедентных») текстах, к которым, в первую очередь, относятся фразеологизмы разных структурных типов. В китайской фразеологии устойчивые сочетания с числовым элементом (элементами) представлены шире, чем в русском. Наблюдаются также различия в «числовых предпочтениях» сопоставляемых культур: китайскую можно назвать «четно ориентированной», а русскую «нечетно ориентированной».

Наблюдения, материалы и результаты исследования прошли апробацию в преподавании китайского языка на Восточном факультете Института экономики, права и естественных специальностей (Краснодар), в выступлениях на семинарских занятиях по курсу «Введение в языкознание» (отделение «История культуры России и Северной Америки» филфака КубГУ), были освещены в докладах и сообщениях на следующих научных и научно-практических конференциях разных уровней: СНО (филфак КубГУ, 2001, 2002 гг.), «Теория и практика преподавания иностранного языка» (КВАИ, Краснодар, 2002), «Речь, речевая деятельность, текст» (Таганрогск. гос. пед. ин-т, Таганрог, 2002), «Картина мира в языковом сознании (Сочи, 2002), «Человек, язык, искусство» (МГПУ, Москва, 2002), получили отражение в шести публикациях.

Общая характеристика китайского языка.

Прежде чем перейти к описанию предмета исследования, следует, видимо, дать короткую справку о том, что представляет собой китайский язык.

Лингвистический энциклопедический словарь характеризует китайский язык как один из китайско-тибетских языков, причем существует мнение, что «китайский язык неродствен остальным языкам своей семьи» [Плунгян 1996, с. 251]. Это официальный язык КНР, превосходящий по числу говорящих на нем (свыше 1 млрд. человек) все другие языки мира. Он распространен также в Индонезии, Камбодже, Лаосе, Вьетнаме, Мьянме, Малайзии, Таиланде, Сингапуре (число говорящих ок. 50 млн. чел.). Относится к 6 официальным и рабочим языкам ООН [см. Лингвистический. 1990, с. 225].

В древнем Китае литературный язык (вэньянь) сложился на основе диалектов уже в начале 1-го тыс. до н.э. Скоро он существенно разошелся с языком устного общения и, тем не менее, просуществовал в качестве классического литературного языка до 20-го в. В то же время уже в начале 1-го тыс. н. э. стал формироваться новый письменный язык, отражающий устную речь (байхуа — «простой, понятный язык»). Северный байхуа лег в основу общенародного китайского языка (путунхуа — «общепонятный язык»), который в первой половине 20-го в. вытеснил вэньянь и стал национальным литературным языком. Современный литературный язык опирается на северные диалекты, всего же в языке имеется 7 основных диалектных групп, причем различия между ними столь значительны, что житель Пекина или Харбина (север Китая), житель Шанхая (центр страны) и житель Кантона (юг Китая) могут не понять друг друга [см. Плунгян 1996, с. 251].

Китайский язык существует в двух формах — письменной и устной, причем устно-разговорная и письменно-книжная формы китайского языка существенно отличаются друг от друга. Письменный язык лаконичен, а разговорный более многословен. Письменно-книжный стиль в основном моно-силлабичен, т. е. каждое слово состоит из одного слога, записанного одним иероглифом. Разговорный стиль, наоборот, в основном полисиллабичен [см. Смертин 1990, с. 26].

Звуки китайского языка — согласные и гласные (данные о количестве фонем расходятся) — организованы в ограниченные по количеству тонированные слоги (существует 4 тона и 1324 слога разной тональности). Слогоделение морфологически значимо, поскольку каждый слог — это звуковая оболочка морфемы или простого слова.

Основной способ словообразования в китайском языке — словосложение. Формообразование представлено главным образом глагольными видовыми суффиксами. Форма мн. ч. присуща только существительным, обозначающим лиц, и личным местоимениям. Аффиксы немногочисленны и нерегулярны, агглютинация не служит выражению отношений между словами.

Строй китайского языка остается изолирующим. Это значит, что слова лишены флексий, не подвергаются морфологическим изменениям. Многие слова в зависимости от места в предложении выполняют функции, характерные для существительного, глагола или прилагательного, и при этом не изменяются. Поэтому синтаксис в китайском языке явно доминирует над морфологией. Некоторые ученые отрицают наличие частей речи в китайском языке [см., например, Кузнецов 1961, с. 67]. Это положение может быть подвергнуто сомнению как с общетеоретических позиций [Баранникова 1973, с. 236], так и на основании исследований конкретного языкового материала [см. Драгунов 1952, Люй Шу-сян 1961].

Синтаксис китайского языка отличается номинативным строением, грамматически значимым порядком слов (определение всегда в препозиции). Развита система сложных предложений, союзных и бессоюзных.

Китайский язык пользуется иероглифической письменностью. Каждый иероглиф в звуковом отношении соответствует тонированному слогу, а в смысловом — слову или морфеме. Вяч. Вс. Иванов считает, что характер письменности непосредственно формирует особенности той или иной культуры. По его мнению, «иероглифический характер древнекитайской культуры способствовал иной ее ориентации, в определенном смысле противоположной алфавитной». Эта «иная ориентация» затрагивает, в частности, культурологическую значимость категории числа: «Поскольку у греков каждая буква могла иметь не только звуковое, но и числовое значение (а — 1, |3 — 2, у.

— 3 и т. д.), с идеей алфавита тесно связано было и открытие натурального ряда, изменившее представление о числах. Вместе с тем алфавитный принцип и связанные с ним идеи дискретных (прерывных) единиц (атомов, или Б^нЫ^а.

— «кирпичиков», из которых состоят миры символов) неразрывны не только с идеей натурального ряда, но и с логическим выводом, или дедукцией" [Иванов 1994. с. 6].

Воплощение целого слова в едином письменном знаке (иероглифе) и меньшая формализация китайского языка в сравнении с языками иной типологии приводит к тому, что важнейшую роль в нем играет семантика [Горелов 1998, с. 14], в первую очередь лексическая и фразеологическая. В области лексической семантики наиболее заметным явлением, способствующим развитию многозначности лексем, оказывается такая разновидность омонимии, как омофония. Она базируется на двух феноменах китайского языка: преимущественной однослоговости основной массы слов — моносиллабизме и применении так называемых «фонетических иероглифов», когда для письменного обозначения уже имеющегося в устной речи понятия берется иероглиф, звучащий подобным образом [см. Смертин 1999, с. 21].

Особенности языка определили направление развития лингвистической мысли в Китае. Изучение языка в Китае началось, по данным Лингвистического энциклопедического словаря, более 2 тыс. лет назад и до конца 19 в. развивалось совершенно самостоятельно, если не считать некоторого влияния индийской науки. Своеобразие китайского классического языкознания состоит в том, что оно единственное, которое возникло на почве языка нефлективного типа, причем записываемого иероглифической письменностью [см. Лингвистический. 1990, с. 225]. Естественно поэтому, что главным объектом изучения в китайской языковедческой традиции был иероглиф, его чтение, написание и значение, а наиболее развитыми разделами языкознания стали графика, лексикология и фонетика. Первым классиком китайского языкознания считается Сю Шэнь (1 в. н. э.), который предложил классификацию иероглифов и выделил их составные части. В Ш-У1 вв. появляются словари омофонов, начинают описываться тоны, появляются словари рифм. Грамматика была развита гораздо менее, и это связано с изолирующим характером китайского языка. Изучение китайского языка в собственно грамматическом плане началось с конца 19 в., с опубликования в 1898 г. Грамматики Ма Цзяньчжуна «Маши вэньтун» [там же, с. 222]. Однако раннее изучение грамматики в Китае не выходило за рамки европейского влияния. Это значит, что в начале своего создания китайская грамматика составлялась по образцам традиционных европейских грамматик. Естественно, что при таком подходе большее внимание обращалось на общие черты языков, но оставались без внимания и даже игнорировались специфические характеристики китайского языка, в частности, такой особый способ выражения семантики количества, как счетные слова (классификаторы, см. параграф 1.4).

Итак, культура Китая признается одной из древнейших письменных культур. Ю. МЛотман считает письменность одной из форм памяти. История, с этой точки зрения, может рассматриваться как «один из побочных результатов возникновения письменности». И если «письменная культура ориентирована на прошлое, то устная культура — на будущее. Поэтому огромную роль в ней играют предсказания, гадания и пророчества». По мнению ученого, «мир устной памяти насыщен символами», которые представлены материальными предметами и включены не в словесный текст, а в текст ритуала. Иное дело в письменной культуре. Она тяготеет к тому, чтобы «рассматривать созданный Богом или Природой мир как Текст, и стремится прочесть сообщение, в нем заключенное» [Лотман 1887, 6−11]. В «прочтении» китайцами окружающего «мира-текста» числа играют важную роль, что нашло отражение в языке: по данным А. М. Карапетьянца, в «Большом словаре китайского языка» (Чжун вэнь да цыдянь. Тайбэй, 1962;1968) содержится 13 296 словарных статей, начинающихся с числительных [Карапетьянц 1981, с. 62].

2.4. Выводы.

1. В русской фразеологии (и шире — языковой культуре) наименования чисел представлены, однако играют в ней второстепенную рольздесь заметна выделенность некоторых, в основном нечетных, чисел: один, два, три, семь, сорок. В китайской фразеологии (и языковой культуре) числа используются более интенсивно и равномерно с явным предпочтением четных.

2. Иероглифическое письмо и преимущественная однослоговость слов-морфем в китайском языке делают языковую форму, в которую воплощается понятие числа, предельно лаконичной, емкой и цельной. Переосмысляться здесь может лишь облик слова в целом (письменный или устный), и более сложные смыслы с включением числовой семантики образуются путем сочетаний слов, в том числе фразеологических.

Языковая форма наименований числа в русском языке отличается меньшей цельностью: в написанном слове могут быть выделены буквы, морфемы, в произнесенном — слоги и звуки (правда, из количественных числительных первого десятка пять являются односложными). Идея числа усложняется и дополняется новыми смыслами за счет использования словообразовательных и формообразующих аффиксов: два, двойка, двойной, двоичный, двоичность, двойственный, двойственность, двоякий, двоиться, раздвоиться, раздваиваться, удвоить, удваивать, удвоенный, удвоение, сдвоить, сдваивать, сдвоенный и т. д.

3. В китайской культуре семантические коннотации чисел часто обусловлены их формальным выражением, а именно звуковым совпадением или схожестью произношения с положительно или отрицательно окрашенным словом — омофония. В русском языке форма числительных (звуковая или буквенная) не оказывает значительного влияния на их семантику, она может обыгрываться лишь в ритмизированных и рифмованных устойчивых выражениях вроде поговорок, загадок, скороговорок: сидят два Егорки на пригорке (грибы) — на семеры сани по семеры в сани и др. Поэтому строчка из русской военной песни До тебя мне дойти нелегко, а до смерти четыре шага в китайском переводе (четыре омофонично слову смерть) получила бы дополнительный символический смысл.

4. В русской фразеологии собственно количественные значения наименований чисел нередко нейтрализуются, заменяясь вторичными (один — «сам, единственный, уникальный», два — «пара», пять и далее — «много»). В китайской фразеологии собственно количественные значения числительных, даже составных, нередко обыгрываются путем определенных счетных операций (см.: 421 — «социальная болезнь») или метафоризации/символизации (см.: 250 — «ненормальный человек»).

5. В русском языке редки фразеологизмы, включающие два и более числительных, почти не встречаются случаи метафоризации отдельных числительных (iприехать на одиннадцатом номере). В китайском языке множество устойчивых речений построено на противопоставлении числительных, использованных в метафорическом смысле, возможна фразеологизация изолированного наименования числа (1, 24, 421, 250, 11 и др.).

6. В русской литературе наименования чисел используются, как правило, в своих основных значениях (обозначение даты, количества предметов или лиц). Лишь в немногих произведениях числительные выступают как изобразительное средство, например, символизируются и используются в качестве названия: «Двенадцать», «Двадцать шесть и одна», «Двадцать шесть Бакинских комиссаров», «Два капитана», «Три товарища», «Три тополя на Плющихе» и др. В китайской литературе (как в поэзии, так и в прозе) числительные издавна используются как средство художественного изображения при описаниях природы, при характеристике образов героев и т. п.

Таким образом, мы приходим к выводу, что число в китайской языковой культуре играет значительно большую роль, чем в русской.

3 АКЛ ЮЧЕ НИ Е.

Современный этап развития человеческой цивилизации характеризуется ускорением и обострением разнонаправленных межэтнических процессов. В одних регионах преобладает процесс интеграции (глоболизации) сообществ, выраженный, в стирании всяческих (государственных, экономических, информационных и проч.) границ, в сближении культур — это, так сказать, центростремительная направленность. В других частях света — доминирует стремление к самоопределению, отделению, самовыражению народов — это центробежная направленность. Но в обоих случаях заметно повышение общественного интереса к национальным культурам (своей, соседним, дальним), что выдвигает компаративистику на передний план научных изысканий.

Одна из задач компаративистики как метода анализа истории культуры состоит в изучении преломления общих, межкультурных объектов сквозь призмы национальных культур. Осуществление этой задачи в лингвокульту-рологии означает, в частности, сопоставление способов реализации глобальных мыслительных категорий средствами разных языковых культур, то есть изучение концептов. К таким всеобщим категориям принадлежит концепт числа.

Проведенное исследование реализации концепта числа/количества в двух самобытных и во многом несхожих языковых культурах — русской и китайской — позволяет сделать следующие выводы:

1. Ив русской и в китайской языковых культурах семантика числа лексически и грамматически выделена и дифференцирована, так как в обоих языках имеется особая часть речи (числительные) и набор специальных слов для обозначения как абстрактных чисел, так и количества / порядка предметов при счете. В то же время в силу типологических различий сопоставляемых языков концепт числа представлен в них по-разному. Во флективном русском языке идея числа выходит за рамки специальных слов, она формализована в противопоставлении двух грамматических значений — единственного и множественного, составляющих особую грамматическую категорию, представленную во всех знаменательных частях речи, кроме наречия. В изолирующем китайском языке, где слова лишены флексий, не подвергаются морфологическим изменениям и в зависимости от места в предложении выполняют функции, характерные для существительного, глагола или прилагательного, концепт числа в большей степени лексиколизован и синтаксически выражен, что проявляется, в частности, в существовании многочисленной группы вспомогательных счетных слов и их употребления в количественных сочетаниях типа «числительное + счетное слово + существительное».

2. Грамматические характеристики русских и китайских количественных числительных по отрицательным признакам (отсутствие категории рода и числа) совпадают, а по положительным (способность склоняться) -различаются, что также предопределено различиями языковых систем.

3. Иероглифическое письмо и преимущественная однослоговость слов-морфем в китайском языке делают языковую форму, в которую воплощается понятие числа, предельно лаконичной, емкой и цельной. Переосмысляться здесь может лишь облик слова в целом, и более сложные смыслы с включением числовой семантики образуются путем сочетания слов, в том числе фразеологических.

Языковая форма наименований числа в русском языке отличается меньшей цельностью: в написанном слове могут быть выделены буквы, морфемы, в произнесенном — слоги и звуки (правда, из количественных числительных первого десятка пять являются односложными). Идея числа усложняется и дополняется новыми смыслами за счет использования словообразовательных и формообразующих аффиксов: два, двойка, двойной, двоичный, двоичностъ, двойственный, двойственность, двоякий, двоиться, раздвоиться, раздваиваться, удвоить, удваивать, удвоенный, удвоение, сдвоить, сдваивать, сдвоенный и т. д.

4. Семантика русских количественных числительных в большей степени обособлена и стабильна: лишь немногие из них (один, семь), по данным толковых словарей, склонны к многозначности. В китайском же языке в силу широкой распространенности омофонии (основные причины: преимущественная однослоговость слов — моносиллабизм и «фонетические иероглифы») возникает явление, которое можно назвать ассоциативной коннота-тивностью (или оценочностью) числительных. Это значит, что, совпадая по звучанию с другими семантически «положительными» или «отрицательными» словами, наименования числа, по ассоциации с ними, приобретают ту же эмоциональную оценочность и на ее основе могут впоследствии развить вторичные переносные значения. Это произошло, например, с числительными «три», «четыре», «шесть» и др. Таким образом, семантическая ассоциативность наименований числа в китайском языке идет по слуховому каналу восприятия языковых единиц (ассоциативность звучащего слова-слога).

5. В силу большей «открытости» семантики китайских числительных они гораздо активнее, чем русские, фразеологизируются — используются в разнообразных устойчивых сочетаниях и поэтизируются — выступают в роли символов в поэтической и даже прозаической художественной речи. У китайцев даже бытует выражение (синь чжон ю шоу), что буквально переводится: «в сердце имеются цифры» — и означает «иметь определенное представление, мнение». Этот фразеологизм еще раз подтверждает сказанное о высокой степени значимости чисел в китайской культуре и об отражении этой значимости в языке.

В русской литературе примеры поэтизации и символизации наименований чисел распространены меньше.

6. Семантическое развитие наименований числа в русской и китайской языковых культурах обусловлено исторически, в частности, религиозно-философскими воззрениями. В Китае это, прежде всего конфуцианство и даосизм (сформировались в 6 — 3 вв. до н.э.), в России — христианство (с 9 в. н.э.). Здесь кроются, видимо, истоки ориентации китайской языковой культуры на парность, четность, двоичность и русской — на нечетность, троичность.

В целом же число в китайской языковой культуре играет значительно большую роль, чем в русской.