Отношения между формой пространства и формой времени

Как воззрение содержит в себе неразобщенными материю ощущения и пространственную и временную форму, так и пространство и время суть не первоначально раздельные формы воззрения, но все пространственное бывает в то же время и временным, а все временное — вместе с тем и пространственным. Но это наводит нас на вопрос: каким образом происходит, что эти две формальные составные части наших представлений со своей стороны опять разделяются? Конечно, при этом не могут иметь влияния те же самые логические мотивы, которыми обусловливалось различение материи и формы вообще, потому что при последнем пространство и время выделяются на основании совпадающих признаков. Сначала, следовательно, речь может идти не о пространстве и о времени как об отдельных формах, а лишь о пространственно-временной форме. Но дальнейшее разложение последней на пространство и на время делается возможным тотчас же благодаря тому, что и здесь опять-таки встречаются независимые изменения обоих факторов. Притом отношение того и другого фактора к этим изменениям оказывается неодинаковым. Ведь только одни временные изменения могут совершаться без сопровождающего их пространственного изменения: это бывает в том случае, когда при неизменности пространственного распорядка представлений изменяется их качество ощущений. Наоборот, всякая вариация пространственного распорядка данного многообразия воспринимается вместе с тем и как временный процесс. Стало быть, нет таких вариаций в распорядке элементов наших представлений, которые не были бы временными изменениями, между тем как они непременно должны представляться как пространственные лишь в том случае, если при этом остается постоянной материя ощущений. Таким выдающимся случаем сочетания юз пространственного и временного изменения при неизменности материи ощущений оказывается случай движения. Так как в нем воззрения пространства и времени еще не разделены, то оно содержит формальные составные части восприятия в их первоначальном единстве. Поэтому понятие движения оказывается более коренным, чем пространство, мыслимое отрешенным от времени или же время, мыслимое отрешенным от пространства. Этим объясняется, что для нашего познавания воззрение движения приобретает значение, равносильное значению отдельных форм воззрения, и что от него в особенности зависит то отношение, в которое обе эти формы приводятся друг к другу. Отношение это двояко. Во-первых, благодаря выражению величин времени в величинах движения время представляется пространственно, и только при посредстве этого представления оно как экстенсивная величина становится вообще измеримым, то есть сравнимым в своих отдельных частях. Во-вторых, пространство мыслится как независимая от времени форма, причем порядок, существующий налицо в данный момент времени, рассматривается как произвольно длящийся во времени: в этом отвлечении пространство становится предметом чистой геометрии. Если бы существовало чистое учение о времени, подобно тому как в геометрии существует чистое учение о пространстве, тогда учение о движении представляло бы собой комбинацию того и другого. Но такое чистое учение о времени невозможно потому, что совершающееся независимо от пространства временное изменение выразимо единственно лишь при посредстве материи ощущения, стало быть, уже не как чисто формальный процесс. Выходит таким образом, что преимущество реальной общности на стороне времени, а преимущество общности формальной — на стороне пространства, так как никакой реальный процесс невозможен без временного изменения, но, конечно, возможен реальный процесс без пространственного изменения, и так как чисто формальное течение времени становится мыслимым лишь с помощью пространства, как движение, тогда как по отношению к пространству можно вполне отвлечься от времени.

Очевидно, обозначение времени как формы воззрения, соответствующей внутреннему чувству, в отличие от пространства как формы воззрения, соответствующей внешнему чувству, вызвано у Канта тем свойством времени, что созерцание его возможно без изменения пространственных свойств представлений, стало быть, при посредстве одной лишь смены ощущений. И это различение подкреплялось непосредственно представляющимися психологическими соображениями. На образование пространственных представлений оказывают влияние определенные внешние впечатления и устройство наших органов чувств, тогда как временные представления зависят, по-видимому, только от внутренних свойств сочетания представлений. Далее чаще всего предполагается, что чувствования и волевые возбуждения суть чисто внутренние процессы, представляющееся только во временной, а отнюдь не в пространственной форме. Последнее мнение основывается, конечно, на недопустимом превращении продуктов нашего отвлечения в реальные процессы. Ведь о беспространственных процессах можно было бы собственно, говорить лишь в том случае, если бы действительно существовали чувствования и волевые возбуждения, не сопровождаемые представлениями. Но, так как этого не бывает, а чувствование, воля, представление суть части процессов, которые сами по себе нераздельны, поэтому утверждаемая беспространственность чувствований оказывается, очевидно, лишь результатом того, что при нашем разложении процесса мы сперва отнесли пространство целиком к стороне представления, причем все остальное, конечно, остается лишь как временное деяние. Ничто не препятствовало бы нам, понятно, перенести на ту же самую сторону еще и время и затем заодно с Шопенгауэром утверждать о воле, что она есть абсолютно безвременное деяние. Но все эти разложения, будут ли они более или менее произвольны, не могут отменить того факта, что все нами действительно переживаемое имеет пространственно-временной характер, и что никогда не встречается хотения или чувствования, которое не было бы связано с представлениями, а стало быть, и с пространственными отношениями. Но и помимо этих соображений, которые сами имеют психологический характер, вся точка зрения, с которой рассматривается здесь дело, не может быть допущена, так как она вносит именно психологические соображения в такое исследование, где последние совсем неуместны. Учения о познании совершенно не касается спорный и психологический вопрос о том, играют ли при образовании пространственных восприятий внешние чувства более необходимую роль, чем при образовании временных представлений. Учение о познании должно исследовать содержание восприятий, как оно дано непосредственно, и давать отчет лишь в логических мотивах, обусловливающих разложение этого содержания на различные его формальные и материальные составные части. А с этой точки зрения несомненно, что наше внутреннее, то есть возникающее без участия внешних органов чувств, восприятие везде настолько же изобилует пространственными представлениями, насколько наше внешнее восприятие — временными. Лишь возможность мыслить себе чисто интенсивные изменения во временной форме позволяет нам рассматривать время как составную часть наших представлений, которая останется еще и в том случае, если мы отвлечемся от пространственных свойств, стало быть, собственно, от стороны представления в представлениях. Стало быть, то различие между обеими формами воззрения, с которым мы имеем здесь дело, может быть правильно сформулировано, скорее, таким образом, что время есть более общая форма для схватывания реальных процессов. Этим избегается та ошибка, с которой неизбежно связано противоположение внутреннего внешнему, и которая состоит в наклонности принимать за формальное свойство, непосредственно приписываемое внешним вещам, лишь пространство, а не время, причем о времени предполагается, что оно должно лишь с субъективного течения мыслей переносится на объекты. На самом деле время — элемент, настолько же непосредственно связанный с объективным содержанием восприятий, как и пространство.