Проблема риска и ответственности субъекта научной коммуникации

Актуальность темы

исследования. Идея субъекта — порождение Нового времени. Она разрабатывалась как основание эпистемологии вплоть до середины XX века. Во всяком случае, от Декарта до логического позитивизма в философии доминировало противопоставление познающего субъекта и познаваемой реальности. Теория познания, основанная на такой концепции, озабочена преимущественно вопросом об адекватном отражении реальности в сознании. Впрочем, еще во времена Декарта подобная адекватность выглядела проблематичной, поскольку исходный дуализм не позволял понять, как вообще возможна связь между мыслящим и познающим субъектом и подлежащей познанию материальной природой.

Важно, однако, что в философии Нового времени концепция субъекта всегда имела не только эпистемологическое, но и этическое измерение. Субъект представал как источник морального действия, способный взять на себя ответственность за свои поступки. Он обладает свободой выбора, причем эта свобода находится в известной корреляции с эпистемеологическим дуализмом. Будучи отделен от подлежащей познанию реальности, субъект не зависит от природных детерминаций. Он не подчинен материальным силам, действующим в познаваемых объектах. Это обстоятельство позволяет ему поступать ответственно и рационально, что особенно подчеркивается мыслителями, связанными с Просвещением. Субъект автономен и подчинен только Разуму. Более того, он выступает как носитель Разума, способный реализовать его требования в неразумном мире. Такой субъект существует вне сообществ и вне истории. Его моральные решения, как и его познавательные акты, носят безусловный и универсальный характер.

Пересмотр понятия субъектности, предпринятый во второй половине XX века связан во многом с разочарованием в идеалах Просвещения. Этому пересмотру способствовало включение в поле внимания философии двух взаимосвязанных, сфер: языка и коммуникации. Вэпистемологии последних десятилетий можно видеть стремление избавиться, наконец, от картезианского дуализма и это стремление реализуется в попытках представить познание как культурный и социальный феномен.

Реализация указанных тенденций предполагает отказ от прежних идеалов. Прежде всего, несостоятельными оказываются в рамках указанных представлений всякие универсалистские претензии. Сама идея субъекта при таком подходе должна быть существенно пересмотрена. Если рассматривать его эпистемологический аспект, то знание будет не следствием познавательных усилий индивида, а результатом деятельности сообщества, вырабатывающего принципы своей жизни. При понимании субъекта познания как сообщества в центре внимания оказывается не совокупность индивидуальных усилий, интеллектуальных и волевых актов, а коммуникативная структураСубъект жепонимаемый как индивид, вообще может быть «вынесен за скобки" — поскольку как познание, так и мораль сводятся к безличным* процессам, проходящим в коммуникативной среде.

Тем не менее, можно видеть и обратное движение,, связанное, если не с реабилитацией идей Просвещениято более глубоким вниманием к темам универсальности, с одной стороны, и к индивидуальнойсубъектности, с другой. Различные вариантыуниверсализма разрабатываются в. последние годы, как в философии языка, так и в этике.

Наиболее существенным проявлением! рассматриваемой тенденции являются концепции, развиваемые К.-О. Апелем и Ю. Хабсрмасом. Они напрямуюобращаются к традиции модернатем не менее, пересматривая ее, опираясь, на анализ коммуникативной деятельности. Пытаясь восстановить этический универсализм, рациональность и ответственность субъекта' они пытаются учесть ту критику модерна, которая была развита в последние десятилетия. Субъект, представленный обоими исследователями, это, прежде всего, субъект коммуникативной деятельности, способный к рациональной аргументации в сообществе других таких же субъектов.

Идеи Апеля и Хабермаса служат отправной точкой для нашего исследования. Однако мы полагаем, что оба немецких философа не в полной мере смогли учесть ту критику принципов Просвещения, которая была развита философией XIX и XX веков. Основным недостатком концепций Апеля и Хабермаса следует считать недостаточное внимание к иррациональной стороне коммуникативной деятельности. В рамках их теорий субъект коммуникации выступает только как носитель рациональности. Однако, рациональность, даже понятая как коммуникативная, составляет лишь аспект человеческого общения. Предлагая рациональность и ответственность как основание действий субъекта, необходимо еще показать место этих принципов в коммуникативной деятельности. Разумность, ответственность и универсальная значимость действий субъекта не является необходимой составляющей социальной жизни, проходящей преимущественно в рамках социальных стереотипов и иррациональных привычек.

В связи со сказанным разработка современной концепции субъекта науки представляется весьма актуальной, как в этическом, так и в эпистемологическом аспекте. Важно понять, что ученый не является простым агентом социальных практик, выполняющим детерминированные извне исследовательские программы и, следовательно, избавленным от ответственности. Иными словами, он должен быть представлен как субъект исследовательской деятельности, способный свободно осуществлять им самим намеченные проекты и отвечать как за научную, так и за моральную состоятельность своих методов и результатов. Тема ответственности ученого и универсальной значимости научного результата особенно актуальна в связи с глобальным характером проблем, порождаемых современным состоянием науки и прогрессом технологий.

Степень разработанности темы. Рассмотрение понятия субъекта в последние десятилетия 20 века сводится, как правило, к критике картезианской парадигмы и восходит к трудам К. Маркса, Ф. Ницше, М. Хайдеггера. В работах Л. Альтюссера, Р. Барта, Ж. Бодрийяра, Ж. Деррида, Ю. Кристевой, Ж. Лиотара, М. Фуко с разных сторон демонстрируется кризис человеческой идентичности, показывается, что идея субъекта есть временное порождение определенных дискурсивных практик, идеологий, практик власти и т. д. Однако отказ от понятия субъекта не был повсеместным. А. Рено, противопоставляя понятия субъекта и индивида, утверждал, что постмодернизм критикует именно последнее, не схватывая самого понятия субъектности. В самом постмодернизме, начиная с 80-х годов вызрела идея «воскрешения субъекта». М. Фуко (в поздних работах), М. Готдинер, Дж. Уард и ряд других авторов говорят о необходимости преодоления кризиса идентичности. Фуко видит эту возможность осуществлении «практик себя», не сводимых к языку и дискурсивным практикам. Ряд авторов (например, Э. Левинас, П. Рикёр, Б. Вальденфельс) связывают обретение единства «я» с отношением к «другому», субъект-субъектной коммуникацией. В связи с открытием роли языка и социальных практик эту стратегию описания субъекта следует признать наиболее перспективной.

В англо-американской философии, связанной преимущественно с аналитической традицией также существует устойчивый интерес к теме субъекта. Широкий круг авторов поддерживает идею уникального, тождественного себе «я», расходясь, однако, во мнениях о природе этой самотождественности. Существует много редукционистских концепций, сводящих тождество личности либо к соматическим, либо к психическим факторам. К первой группе относятся концепции Е. Олсона, П. Сноудона, Дж. Томсон, Б. Уильямса. Ко второй — Д. Парфита, Дж. Перри, С. Шумейкера. Можно, кроме того, выделить концепции, рассматривающие тождество личности прежде всего с коммуникативной и этической точек зрения. В работах К. Корсгаард, А. Макинтайра, К. Ровейна, Ч. Тейлора тождество личности рассматривается не как эмпирический факт, нуждающийся в объяснении, а как исходное условие морального поведения и ответственности.

Понятие субъекта научной коммуникации активно обсуждается в современной философии науки. Для этого обсуждения существенна наметившаяся в первой половине XX века и окончательно совершившаяся в последние его десятилетия переориентация философии науки с рассмотрения чисто эпистемологических вопросов на исследование социальных аспектов научной деятельности.1 Разные подходы к исследованию науки как социального института были продемонстрированы еще в трудах Л. Флека и Р. Мертона, а во второй половине XX в подробно развиты у Т. Куна, Д. Блура, Л. Лаудана, У. Ньютон-Смита, М. К. Петрова, К. Поппера, С. Тулмина, П. Фейерабенда и многих других. При всем разнообразии подходов, развиваемых указанными авторами, все они, в той или иной мере, предполагают человеческую размерность («человекоразмерность» — М.К. Петров) науки. Важной чертой этой тенденции является рождение такой новой сферы исследования, как социальная эпистемология2. На стыке философии и социологии науки были сформулированы концепции научного сообщества (Л. Флек, Р. Мертон, Т. Кун) и этоса науки (Р. Мертон, Б. Барбер, Э. Барбер, Р. Богуслав, Дж. Займан, С. Фуллер). Нравственная позиция ученого и характер его индивидуальной ответственности за научную истину рассматривается рядом авторов (Р. Мертон, К. Поппер, К.-О. Апель, X. Альберт, Дж. Агасси, Р. Брэндом, Дж. Займан, М. Ноттурно) как конституирующая черта научной деятельности. Важным достижением названных авторов является обнаружение неразрывной связи между этическим и эпистемологическим подходами к науке.

1 Подробно см. Огурцов А. П. Философия науки как конкуренция исследовательских программ //Методология науки: исследовательские программы. М.: Институт философии РАН. 2007. С. 84−115 2.

Подробно см. Касавин И. Т. Социальная эпистемология: понятие и проблемы //Эпистемология & философия науки, т. VII, № 1,2006. С. 4−13.

Еще одним существенным для настоящего исследования принцпом является личностный характер научного знания, описанный, прежде всего, М. Полани. Обращение к концепции личностного знания позволяет рассмотреть логику аргументации, далекую от классического идеала дедуктивного обоснования знания. В этой связи ряд исследователей (например, П. Фейерабенд, JI. Цеккарелли, А.П. Огурцов) отмечая «риторический поворот» в философии науки, обращаются к таким факторам научного исследования как субъективная убедительность, правдоподобие, «научная вера», опора на неявные и часто неосознанные предпосылки.

Анализ постнеклассической науки (B.C. Степин) и ее синергетической парадигмы (работы В. И. Аршинова, В. Г. Буданова, Л. П. Киященко, В. Н. Поруса, Я. И. Свирского, B.C. Степина, B.C. Швырева и др.) раскрывает феномен «человекомерной» науки и связанный с ним коммуникативный характер субъекта. В этих работах исследуется особый тип субъективности, характеризующийся открытостью, коммуникативностью, постоянным становлением.

Тема риска до настоящего времени, была, для философии периферийной. Она изучалась в экономике, политике, экологии, при разработке технологий для оценки качества решений. В работах, посвященных социологии и этике науки риск описывался преимущественно как этическая категория. Вопрос о риске и ответственности ставится в связи с правомерностью рискованных научных исследований. Иными словами, речь идет об ответственности ученого за возможные опасные последствия применения его результатов. В последние годы, однако, разрыв этического и социологического понимания риска преодолевается в работах, посвященных анализу рациональных процедур принятия решений, как морального, так и когнитивного характера (А. Гевирц, Э. Гидденс, Н. Грегерсен, Н. Луман, К. Шрейдер-Фреше).

Тема ответственности систематически разработана в трудах Г. Йонаса, X. Ленка, М. Маринга. Ионас связывает ответственность с самим существованием человека, необходимостью заботится о другом и рассматривает отношения человека с природой как сферу особой ответственности. У Ленка и Меринга ответственность рассматривается преимущественно в социальном и правовом аспекте, описана структура ответственности в системе социальных связей. В этих работах, однако, не исследуется вопрос об ответственности субъекта коммуникативного действия, в том числе о связи ответственности с риском.

Объект диссертационного исследования. Объектом исследования являются коммуникативные практики науки.

Предмет исследования. Предметом исследования являются ответственные действия субъекта в рамках коммуникативных практик науки.

Цель и задачи диссертационного исследования. Целью работы является создание такой концепции субъекта науки, в которой достижения классической философии были бы модифицированы с учетом последующей критики. К указанным достижениям следует отнести прежде всего принцип рациональности, идеи ответственности и универсализма. В философии XX века значение этих идей и принципов нередко ставится под сомнение вследствие учета локальных социокультурных детерминаций научного знания, а также выявления значимости внерефлексивной и даже внерациональной компоненты деятельности ученого, выражающейся в его навыках, привычках, стереотипах и т. п. Более того, эти дорефлексивные габитуальные компоненты, представляют собой глубокий пласт «неявного знания» (М. Полани), и составляют необходимое условие научной коммуникации, которая приобретает вид иррациональной и бессубъектной. Чтобы избавиться от такого рода видимости и модифицировать идеалы классической философии, необходимо обосновать возможность ответственного рационального действия и описать его структуру.

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

1) Выявить основные характеристики субъекта, представленные в классической философии, условия возможности ответственных познавательных и и моральных актов субъекта, исходя из общих черт этики и эпистемологии модерна.

2) Описать место субъекта в коммуникативном сообществе. Рассмотреть возможные источники риска при принятии коммуникативных решений и значение риска в принятии на себя ответственности и конституировании субъектности.

3) Рассмотреть следование правилу как основу коммуникативной деятельности. Выявить аспекты бессубъектности (габитус) и субъектности (рефлексия) в следовании правилу.

4) Описать габитус как сферу бессубъектности в коммуникативной деятельности. Рассмотреть место габитуса в научной коммуникации и выявить границы габитуса.

5) Показать роль рефлексии в научной коммуникации. Рассмотреть связь рефлексии с рациональным и ответственным действием субъекта.

6) Рассмотреть взаимосвязь габитуса и рефлексии.

7) Рассмотреть место универсальных правил в рациональной деятельности субъекта научной коммуникации. Определить возможности трансцендентального подхода к обоснованию универсальных норм в рациональной аргументации.

Методологическая и теоретическая основа исследования.

В основе методологии исследования лежит идея трансцендентального обоснования действия субъекта, как основы его конституции. Такое обоснование предполагает рациональность и универсальность действия. Рациональность подразумевает предельное обоснование правила действия, т. е. его сводимость к базовым (т.е. общепонятным и общезначимым) нормам. Универсальность вытекает из рациональности, поскольку указанная сводимость и делает правило универсальным.

Для обоснования базовых норм используется трансцендентальный аргумент, т. е. демонстрация того, что любой аргументированный отказ от этих норм потребует обращения к ним в процессе аргументации. Указанные нормы рассматриваются, соответственно не только как универсальные, но как трансцендентальные, т. е. являющиеся условием любого возможного действия субъекта.

Задача трансцендентального исследования состоит в установлении необходимого минимума условий рациональной коммуникации, а не в построении какой-то целостной системы, претендующей на всеобщность. Трансцендентальные нормы обязательны постольку, поскольку мы остаемся в рамках разумности, языковой коммуникации и, в конечном счете, человечности. Эта рамка может быть чрезвычайно широка, но не безгранична.

Важным методологическим допущением работы является показанная К.-О. Апелем общность эпистемологических, логических и моральных норм. Все три указанных типа являются нормами рациональной коммуникации и определяют разумные отношения между субъектами.

Другим важным для методологии исследования принципом, является кантовский тезис о границе разума. Трансцендентальный аргумент работает только в рамках рациональной аргументации, поскольку проясняет принципы только рациональной коммуникации, а не коммуникации вообще. Поэтому методологически важно прояснить границы применимости этого аргумента, т. е. описать границу рационального и иррационального в научной коммуникации. Метод исследования состоит в последовательном описании возможностей иррациональной коммуникации с одной стороны и рациональной — с другой и попытке обнаружить границу этих возможностей.

Указанное описание основывается на необходимости следования правилу в любой коммуникативной деятельности. Поэтому методы исследования во многом основываются на результатах дискуссии о проблеме следования правилу, широко представленной в современной философской литературе. В качестве исходных допущений в работе приняты взгляды С. А. Крипке о социальном характере следования правилу. В ходе исследования эти взгляды корректируются с учетом концепции П. Бурдье о принципах порождения социальных практик, идей П. Уинча о значении рефлексии в следовании правилу, а также собственных идей автора о роли риска в коммуникации.

Исследование носит междисциплинарный характер. В нем использованы результаты, полученные в социологии, лингвистике, социологии науки, истории науки и других дисциплинах. Однако эти результаты рассматриваются не как эмпирические факты или понятия (что естественно для указанных дисциплин). Обращение к ним мотивировано необходимостью исследования коммуникативной деятельности вообще. Такие понятия как «габитус» (П. Бурдье), «неявное знание» (М. Полани), «парадигма» (Т. Кун) вводятся как необходимые аспекты научной коммуникации, а не как результат наблюдений некоторого рода научных практик. В этом смысле методология исследования является собственно философской.

Новизна диссертационного исследования состоит в следующем: выявлена принципиальная важность понятия границы для конституирования субъекта и установлении перспективности кантовского трансцендентализма для описания субъекта научной коммуникациипонятие риска использовано для анализа коммуникативной деятельности в научном сообществеустановлена связь между риском и ответственностью в коммуникативных практикахпродемонстрировано, что риск коммуникативной ошибки является источником ответственности и конституирует субъекта коммуникацииразработано понятие габитуса научного сообщества, интегрирующее и модифицирующее концепции габитуса П. Бурдье, неявного знания М. Полани и научной парадигмы Т. Кунавыявлены бессубъектные формы научной коммуникации, которые полностью определены габитусом, основаны на автоматизмах коммуникативного действия и нерефлексивном полагании целей и средствнаучные новации представлены как нестандартные действия, не согласующиеся с установленными автоматизмами и нарушающие границу габитусавыявлен коммуникативный смысл рефлексии, как акта, совершаемого на границе габитуса. Показано, что рефлексия подразумевает осознание альтернативы при выборе коммуникативного правила и тем самым порождает риск и ответственность коммуникативного субъектаустановлено, что универсальность научного результата является коммуникативной нормой, подразумеваемой актом рефлексиипоказана взаимная дополнительность габитуального и рефлексивного модусов коммуникациивведено понятие трансцендентальной альтернативы как предельного условия риска и ответственности субъектавыявлены континуальность и дискретность форм коммуникативной деятельности, представленные габитуальным и рефлексивным модусом коммуникации, соответственноустановлена связь ответственности субъекта с идентифицируемостью формы коммуникативной деятельности, которую субъект выбирает, отличая ее от других, ясно идентифицируемых форм. Положения, выносимые на защиту.

1. На основании анализа теории познания И. Канта установлено, что определение субъекта связано с понятием границы познания. Вследствие своей принципиальной ограниченности, познание сталкивается с трансцендентной реальностью, а потому знание есть субъективная конструкция, по определению не совпадающая с реальностью самой по себе. Этот подход делает обоснованным понятие субъекта, поскольку предполагает неснимаемое различие между ним и познаваемой реальностью. Граница же обусловлена априорными условиями познания, которые создают неизменную структуру всякой познавательной деятельности.

2. Понятие риска и ответственности субъекта получено в результате экстраполяции кантовских идей на коммуникативную деятельность. Существование априорных норм коммуникации создает границу публично интерпретируемой реальности. В результате субъект в ходе коммуникации неизбежно сталкивается с трансцендентной реальностью, в частности с трансцендентностью другого. Это столкновение порождает риск коммуникативной ошибки. В таких условиях субъект должен брать на себя ответственность за свои коммуникативные решения. Именно риск коммуникативной ошибки конституирует субъекта. О субъекте незачем говорить, если гарантирована безошибочность коммуникации.

3. В основе постоянно воспроизводимых, регулярных коммуникативных практик научного сообщества лежат спонтанные автоматизмы, неявно принимаемые сообществом. Такие практики не подразумевают субъекта коммуникации, поскольку не требуют ответственного действия. Указанные автоматизмы составляют габитус (habitus) научного сообщества и представляют собой форму неявного знания (М. Полани). С другой стороны, понятие габитуса научного сообщество близко к понятию научной парадигмы у Т. Куна. Габитус научного сообщества, определяя характер научной коммуникации, включает в себя онтологические допущения, разделяемые сообществом, определяет характер целеполагания, представления о причинности, способы постановки и решения научных задач.

4. Выявлено существование границы габитуса и неизбежность столкновения с ситуациями, в которых не работают габитуальные автоматизмы. В таких ситуациях возникает необходимость явного представления правил коммуникации. Новизна в науке возникает именно тогда, когда действия в рамках габитуса невозможно. Научные новации представляют собой новые коммуникативные правила, не предусмотренные габитусом.

5. Явное представление коммуникативного правила не может быть однозначным и всегда допускает альтернативу. Наличие альтернативы создает риск ошибки и заставляет актора взять на себя ответственность за предложенное сообществу правило. Именно такой актор называется субъектом. Явное представление правил есть акт рефлексии и приводит к прояснению габитуса и рационализации научной коммуникации.

6. Существует два дополнительных друг к другу модуса деятельности ученого: габитуальный и рефлексивный. Их дополнительность является необходимым условием научной коммуникации. Новые научные результаты обязательно предполагают рефлексию, возникающую при сбое коммуникации на границе габитуса. Габитус, будучи консервативным компонентом научной деятельности, закрепляет исследовательские навыки и обеспечивает регулярность научной коммуникации.

7. Основной нормой субъективного действия в рефлексивном модусе является универсальность предлагаемого сообществу результата. Ученый, явно формулирующий свой научный результат, исходит из требования, подобного категорическому императиву: он действует так, как по его убеждению должен действовать любой член научного сообщества. Предлагая новый метод исследования, формулируя открытый им закон и т. п. он исходит из того, что этот результат будут в дальнейшем разделять все.

8. Трансцендентальной нормой рациональной коммуникации является отношение тождества и различия форм коммуникации. В рефлексивном модусе соблюдается требование идентифицируемости этих форм. Это требование распространяется и на самого субъекта научной коммуникации, который, будучи ответственен за свои коммуникативные акты, постоянно сохраняет тождество с самим собой. При обосновании требования идентифицируемости использован трансцендентальный аргумент.

9. Деятельность в рамках габитуального модуса не описывается отношением тождества и различия. Габитус предполагает существование континуума форм коммуникации, которые не могут быть однозначно идентифицированы и отношения между которыми описываются принципом семейного сходства (Л. Витгенштейн).

10. Научная коммуникация, как единство двух дополнительных модусов, с необходимостью осуществляется в одной из двух альтернативных форм: в дискретности строго идентифицируемых правил или в континуальности переходящих друг в друга навыков. В этой связи введено понятие трансцендентальной альтернативы, определяющей фундаментальный выбор субъекта в рамках рефлексии. Он может выбрать рефлексивный модус и тем самым взять на себя ответственность за явно идентифицируемое правило научной коммуникации. Но он также может вернуться к габитуальному модусу, продолжая действовать в рамках привычных автоматизмов. Выбирая первое, субъект выбирает и самого себя в качестве субъекта.

Научно-теоретическая и практическая значимость исследования определяются актуальностью темы и новизной результатов и состоит в описании основных форм коммуникативной деятельности в науке и определении места субъекта в системе научной коммуникации. Результаты работы могут быть использованы в исследованиях по философии науки, философии языка, социологии науки, а также при разработке учебных курсов и написании учебных пособий для студентов высших учебных заведений гуманитарных и естественнонаучных специальностей.

Апробация исследования. Диссертационное исследование обсуждалось и было рекомендовано к защите в Центре методологии и этики науки Института философии РАН. Положения диссертации неоднократно излагались автором в докладах и выступлениях на научных конференциях и семинарах, в том числе: III Российском философском конгрессе «Рационализм и культура на пороге третьего тысячелетия» (Ростов-на-Дону, 2002) — международной конференции «Науки о человеке в современном мире» (Санкт-Петербург, 2002) — Международном симпозиуме «Знание и общество» (Москва, 2005) — Всероссийской научной конференции «Провинция и столица: центробежные и центростремительные процессы духовной эволюции культуры» (Белгород,.

2006) — Научной конференции «Проблема текста в гуманитарных исследованиях» (Москва, 2006) — Международной конференции «Ответственность религии и науки» (Москва, 2006) — Международной конференции «Философия математики: актуальные проблемы» (Москва, 2007) — Международном научном семинаре «Личность в XXI веке» (Фессалоники,.

2007) — Международной конференции «Взаимодействие науки и религии» (Афины, 2007) — Международной конференции «Демократия и ценности» (Вильнюс, 2008) — I Всероссийской конференции «Наука, образование, инновации» (Москва, 2008).

Результаты исследований представлены в монографии «Риск и ответственность субъекта коммуникативного действия» (2008) и 21 статье.

Исследования по теме диссертации поддержаны грантами РГНФ: проекты № 02−03−18 195а (Субъект математического рассуждения) и № 07−03−228а (Ответственность субъектов научной коммуникации).

Материалы диссертации использовались при разработке спецкурса «Философия диалога», прочитанного в 2006/2007 учебном году в магистратуре Свято-Филаретовского православно-христианского института.

Структура и объем работы. Структура работы определяется целью и задачами исследования. Диссертация состоит из шести глав, введения, заключения и библиографии.

Заключение

.

Подводя итог проведенного исследования, заметим, что субъект коммуникативной деятельности конституирует себя тем, что его действие всегда сопряжено с выбором одного решения в условиях альтернативы. Эта альтернативность делает каждое решение рискованным и порождает ответственность за совершенное действие. Но все коммуникативные альтернативы порождены одной исходной альтернативой, которую мы также назвали трансцендентальной.

Всякая рефлексия предполагает уже совершенный выбор между габитуальным и рефлексивным модусом. Сознающий себя субъект знает себя как уже совершившего этот выбор. И этот выбор, как мы показали в последней главе нашего исследования, есть выбор субъектом самого себя.

Принятие себя как автора собственных действий и источника собственных правил представляет собой исходное (трансцендентальное) допущение. В этом выборе и содержится основной риск. Всякий раз можно предположить и обратное: все действия порождены социальной привычкой и должны быть атрибутированы не мне, а социуму. Приписывая себе авторство, субъект может принципиально заблуждаться. Выбирая себя вместе с рефлексивным модусом общения, он, возможно, совершает ложный выбор: если все сводится к габитусу, то «я» оказывается эпифеноменом социальности. Всегда можно показать, что нет никаких собственных решений, а есть лишь воспроизведение традиционных навыков, согласно нормам уже существующего габитуса. Но тогда и сознание себя оказывается эфемерным, поскольку оно возможно лишь как идентификация себя в качестве субъекта коммуникативных действий, несущего за них ответственность. С другой стороны, однако, мы видели, что отрицание себя как субъекта есть перформативное противоречие. Мы сталкиваемся с антиномией, подобной кантовским антиномиям чистого разума. С равным успехом оказывается возможным доказать взаимоисключающие положения. Сформулируем их еще раз, используя кантовскую стилистику.

Тезис: я существую, как субъект, ответственный за свои коммуникативные действия.

Антитезис: существует лишь социальная среда, порождающая коммуникативные события, сообразно габитусу.

Разрешение приведенной антиномии также подобно кантовскому. Тезис и антитезис относятся к разным модусам коммуникации: рефлексивному и габитуальному. Точно также тезис и антитезис кантовских антиномий относятся, соответственно к ноуменальной и феноменальной реальностям. Выбор между ними представляет собой нравственное самоопределение субъекта, его готовность признать себя подчиненным закону свободы и действующим сообразно морали или считать себя подчиненным закону природы, т. е. феноменом, поведение которого не подлежит моральной оценке. Интересно, что сама способность сформулировать антиномии уже свидетельствует о выборе, т. е. свободном и ответственном решении. В этом смысле выбор антитезиса выглядит как сознательный отказ от свободы.

Рефлексия начинается с трансцендентальной альтернативы, т. е. с выбора между тезисом и антитезисом указанной антиномии. Так же, как и в кантовских антиномиях, отказ от тезиса есть отказ от рефлексии, выбранный в рефлексивном модусе. Если антиномию интерпретировать онтологически, то налицо перформативное противоречие. Заявляя, что истинен антитезис, я, самим фактом выбора подтверждаю тезис. Однако антитезис можно предпочесть, не впадая в противоречие, если рассматривать его не как утверждение об истинном положении дел, а как выбор субъективной позиции. Выбрав одну из сторон антиномии, я, уже после этого выбора, по-разному открываю для себя реальность. Выбор антитезиса сужает мое существование до мира публично интерпретируемых феноменов, конституируемых сообразно принципам габитуса. Я сам оказываюсь одним из таких феноменов. Мое существование определено лишь социальной средой. Выбор тезиса есть выбор самого себя. Этот выбор заставляет меня принять трансцендентальные условия коммуникации в виде отношений тождества и различия, установленному как для действий, так и для субъектов этих действий. Другим значимым следствием выбора тезиса является открытие трансцендентного, т. е. реальности, не онтологизируемой сообразно трансцендентальным условиям коммуникации. Эта реальность, как сфера неизвестного, с которой субъект постоянно входит в соприкосновение, я выступает как источник альтернатив. Иными словами, соприкосновение с трансцендентным делает каждое суждение и каждое действие субъекта гипотетическим, допускающим иное решение.

В эпистемологическом плане трансцендентное обнаруживается как непознаваемая реальность. В коммуникативном плане трансцендентное выступает как другой, как партнер по коммуникации, понимание которого также требует ответственных решений в рамках возникающих в ходе общения альтернатив. При этом все решения, связанные с пониманием определяются исходной альтернативой, исходным выбором отношения к другому. Я могу смотреть на него как на способного к рефлексии субъекта. В таком случае моя стратегия отношений с ним будет определена поиском согласия, взаимного понимания в рамках ответственных решений. Но я могу смотреть на него и как на социальный феномен, подчиненный привитым ему навыкам поведения. При таком подходе возможны различные стратегии. Я могу относиться к нему как к предмету исследовательского интереса, могу, пользуясь знанием его привычек, манипулировать им в своих целях, могу занять патерналистскую позицию и пытаться использовать свое превосходство для его блага. В любом случае я, отказывая в ответственности (и правах) другому, буду брать чрезмерную ответственность на себя самого — если, конечно, я не перейду на позиции антитезиса по отношению к самому себе. Тогда мысль об ответственности просто не возникнет.

Рассматривая другого, как трансцендентного, я должен обратить это рассмотрение и на самого себя. Я способен представить себя в рамках определенных условий постольку, поскольку участвую в коммуникации. Но, как мы видели, я сам представляю для себя источник альтернатив, поскольку могу относиться к себе как с позиции тезиса, так и с позиции антитезиса. Иными словами я и самого себя не могу онтологизировать в рамках трансцендентальных условий коммуникации. Действуя в рефлексивном модусе, я обнаруживаю себя как трансцендентное существо. Эта трансцендентность выражается в частности в невозможности предопределить мои поступки действующим в социуме габитусом. Акт рефлексии, таким образом, представляет собой акт трансцендирования, превосхождения себя, как социального существа. Именно таким актом я раскрываю свою человечность, т. е. идентифицирую себя как человека, а не только члена сообщества и представителя социального института.