Аргументация как лингвопрагматическая структура

На современном этапе развития лингвистических изысканий достаточно серьезное значение приобретают исследования, проводимые в рамках анализа дискурса, в пределах которого получает относительно успешное развитие направление аргументативного анализа. Данное направление видится подобием гибридного образования, которое находится в поисках конкретизации параметров в определении аргументации. Подобное положение связано, во-первых, с тем, что аргументация изначально является объектом логической науки, вследствие чего она в общем направлении аргументативного анализа продолжает испытывать на себе действие формально-логического понятийного аппарата, во-вторых, с тем, что вычленяемые особенности аргументации в процессе анализа на материале естественного языка представляют собой разрозненные исследования и нуждаются в целостной интерпретации.

Выдвинутое в рамках философии, положение о возможном исследовании аргументации по предметным областям [34] открывает перспективу изучения лингвистической области аргументации, которая, находясь в междисциплинарной зоне, разумеется, вынуждена принять концептуальный аппарат как можно большего числа взаимоинтегрированных наук, образующих так называемое общее направление человековедения с возможным продолжением характеристик человека.

Объект внимания в пределах предпринятого исследования — аргументация, традиционное понятие многомерного пространства не собственно лингвистического характера. Цель предпринятого исследования -«приближение к аргументации в лингвистической области» или «приближение аргументации к лингвистической области». В связи с этим предполагается решение задачи возможной проекции многомерного пространства аргументации не собственно лингвистического характера на лингвистическую область. При этом возникает необходимость и возможность определения характерного для лингвистической области категориального поля аргументации.

Исследование языковой аргументации в многомерном пространстве, несомненно, обязывает к признанию традиционной приоритетной позиции именно логической науки как основной парадигмы, существовавшей до недавнего времени в разработке проблем в данной области.

Тремя большими сферами, которые радикально различаются на основании характерной для своей области аргументацией, можно полагать Науку, Религию и Искусство в той ориентации, что они имеют своим знаменателем такие понятия как знание, вера, мнение. Выявление последних представляется условным, так как данные понятия эпистемического ряда характеризуются как особенно трудно поддающиеся дефиниции и не всегда четко выполняют знаменательные функции в рамках одной конкретной науки, так как подвержены скольжениям. В этом процессе немаловажное значение имеет учет особенностей естественного языка.

Конкретно в Науке разделение на точную, естественную и гуманитарную сферы имеет большое значение для выявления различий в способах аргументации в каждой из них. Так, например, в области естественных и точных наук аргументация строится на доказательстве, где «прототипом» можно считать математику, которая в процессе доказательства пользуется конкретными категориальными данными.

Особенность математического доказательства состоит в том, что оно носит наиболее абстрактный характер по сравнению с методами доказательства в других областях знания. Говоря о математике, у не математика, связывающего ее с точной, конкретной данностью, складывается впечатление, будто существуют абсолютно достоверные, так сказать, окончательные математические доказательства, но данное представление не отражает действительного положения вещей. В области интересов математики остались непроработанными проблемы иррационального числа и континуума [370.

Язык/речь — удивительная субстанция, одновременно представляемая как продуцируемая и как продуцирующая сущность. Речь не санкционирована, как бы мы ни нормировали, ни очищали ее. Период нормирования языка уступил свои позиции изучению особенностей употребления речи. Тенденция нормирования речи в виде оформления основ искусства речи имеет строго этическую и эстетическую ориентацию. Лингвистические действия, производимые над языком, перешли в другую сферу — речь (грамматика языка / грамматика речи). Однако принцип конвенциональности был сохранен, что привело к формализмам в области логического анализа языка. Создавшееся положение в данной области сегодня диктует новые тенденции, ориентированные на изучение естественного языка. Естественная, неконвенциональная природа речи, характеризуемая спонтанностью, непредсказуемостью, хаотичностью, открывает новые перспективы для решения вопросов лингвистической области аргументации в междисциплинарной зоне.

Традиционно употребление понятия «аргументация» ассоциируется с необходимостью что-то доказывать, и в этом смысле она рассматривается в «контексте беспокойства». При противопоставлении различных культур появляется возможность поставить вопрос под таким углом зрения: не проблематизировать ситуацию, думая о том как доказывать, а, задаваясь вопросом «доказывать или не доказывать?», склониться ко второй его части в виде утверждения «не доказывать», которое характеризует «контекст спокойствия» (проблема Восток-Запад). Мирное созерцание, абстрагирующееся от поисков конкретного смысла, может с избытком объяснить и доказать любое явление или событие, не впадая в аналитико-синтетические конструкции. И в этом смысле немаловажное место отводится контексту молчания.

Проповедование и принятие холизма было бы неплохим выходом из положения, которое создалось вокруг логических, философских, психологических, эпистемологических, лингвистических исследований.

Аргументация в лингвистической области представляется гибким и бесконечным процессом с учетом проблемы «последнего слова» .

В попытке найти возможные механизмы, обеспечивающие целостность так называемой лингвистической области аргументации, мы видим актуальность предпринятого нами исследования. Соответственно объектом исследования является аргументация как понятие лингвистической предметной области. Исходя из этого возникает необходимость соответствующего подхода к изучению аргументации.

Цель работы заключается в ориентации целостной интерпретации аргументации как объекта лингвистической области, исходя из сферы повседневности с учетом имеющегося положительного опыта в рамках изучения аргументации в так называемых смежных предметных областях, прежде всего в логике, риторике, неориторике (теории аргументации), анализе дискурса, логико-дидактической области, собственно в лингвистической области, а также в современных тенденциях развития логической семантики с ориентацией на прагматическое поле исследований, на котором разворачивается «перекрестная коммуникация» логической семантики, когитологии, искусственного интеллекта.

Постановка проблемы и достижение обозначенной цели работы предполагает необходимость решения следующих задач:

1. Проанализировать имеющийся опыт исследования аргументации в конкретных областях;

2. Выявить проблемное поле смежных наук, в котором разворачивается процесс вычленения категориальных элементов аргументации;

3. Исследовать и сопоставить характер включенности аргументации и отведенную ей роль в интердисциплинарных предметных областях;

4. Построить категориальное поле лингвистической области аргументации;

5. Конкретизировать понятие «аргументация» с возможным выявлением параметров, характерных для лингвистической области аргументации;

6. Продемонстрировать работу категориального поля аргументации на конкретном лингвистическом материале;

7. Установить перспективные ориентиры в дальнейшем развитии лингвистической области аргументации.

Научная новизна исследования заключается в попытке выработки подхода к описанию конфигурации аргументации для лингвистической области в повседневной сфере действия естественного языка. Данный подход позволил получить следующие результаты: выявлена специфика действия аргументативного механизма в естественноязыковой областив рамках лингвистической области конкретизировано понимание «аргументации» как неординарной сущности- - установлено категориальное поле аргументации для лингвистической областипоказано фундаментальное значение категориального поля аргументации в сопоставлении с другими областями, традиционно изучающими аргументациюмеждисциплинарный подход позволил установить продуктивность проекционного метода в целях определения аргументации как универсальной субстанциипоказан механизм работы категориального поля аргументации на конкретном лингвистическом материале, в рамках которого аргументативный подход был спроецирован также на область проблем переводав связи с необходимостью детального исследования некоторых частных и общих вопросов, входящих в лингвистическую область аргументации и не нашедших освещения в рамках данного исследования, обозначены конкретные ориентиры для дальнейшего развития лингвистической области аргументации.

Теоретическая и практическая значимость полученных результатов видится в возможности их применения в области анализа дискурса, настойчиво и последовательно рассматриваемого в аргументативной ориентации. Предполагаемая естественноязыковая аргументативная направленность позволяет свободную интерпретацию, не детерминированную формальнологическими и риторическими рамками, что может служить продуктивным началом в дидактической ориентации в целях неформального приобщения креативного компонента в процессе развития аргументативной компетенции у обучающихся.

Понятийный и методологический аппарат исследования выстраивался исходя из постановки проблемы, заключавшейся в проекции проблемы аргументации на лингвистическую область. В связи с этим в качестве исходного метода нами был применен так называемый проекционный метод, который позволил установить необходимость комплексного применения, на первый взгляд, эклектичных методов-подходов: аналитико-синтетический методметод широкого контекстуального анализаметод анализа прагматических пресуппозиций и импликацийпсихоаналитический (с активизированным бессознательным, которое «объясняет» «необъяснимое» положение вещей), герменевтический (рассмотрение аргументации как непосредственной составляющей в процессе интерпретации, объяснения и понимания), феноменологический (допущение событийного характера элементов категориального поля аргументации), синергетический подходы. Подобный, возможно, эклектичный подход представляется, на наш взгляд, с необходимостью уместным для характеристики аргументации как особой детерминативно неуловимой субстанции в лингвистической области.

Материалом исследования послужили около 2 тыс. фрагментов текстов различного объема из художественной литературы на русском и французском языках.

В диссертации на защиту выносятся следующие положения:

1. Многомерность аргументации связывает все сферы жизнедеятельности человека в одно онтологически целостное поле. Проблема аргументации выявляется в области философии, логики (логической семантики), риторики (неориторики), аналитической психологии, герменевтики, когнитивистики, искусственного интеллекта и, разумеется, прагмалингвистики, так как она продолжает и с необходимостью объединяет компоненты аргументации в единое категориальное поле.

2. В лингвистической области аргументация может рассматриваться двояко: в узком (эксплицитно-традиционном) смысле аргументация понимается как процесс представления доводов, выходящий за рамки высказывания, что обеспечивает возможность ее представления в качестве недетерминированной, нежесткой, гибкой и размытой сущностив широком (абстрактном) смысле как константа в пропозициональном содержании высказывания наряду с иллокутивной силой. При этом целесообразным представляется применение понятия «аргументативность» как обоснованность в связи с релевантной реализацией любой вербальной / невербальной единицы с применением широкого контекста с принципом широкой уместности (пертинентности). Интерпретация узкого смысла в качестве конкретного и широкого — в качестве абстрактного оправдано своеобразием исследуемого понятия. Процесс представления доводов, охватывающий широкий контекст, диктуется конкретной стратегией, Выявление аргументативной константы, начиная от любой вербальной, невербальной единицы, требует признания критерия уместност* (релевантности, обоснованности) в виде необходимой абстракции.

3. Аргументация в лингвистической области манифестируется характерны" категориальным полем, в котором присутствуют три элементаэпистемический контекст, каузальность, модальность, основанные н общем знаменателе — дискурсивной истине. Составные компонент] категориального поля лингвистической области аргументации выявляют ег особенности, основываясь на принципе различия. В области представления знания релевантным оказывается не только знание, но и незнание, а также присутствие сводного эпистемического контекста (знание, мнение, вера), в котором наблюдается скольжение, адекватный взаимопереход и взаимозамена эпистемических пропозиций. Каузальный компонент представлен шире логического понимания причинности. Модальный компонент представляется не только в предполагаемом выявлении нового ряда основных типов модальностей (быть, иметь, делать, желать), но и в их возможном приложении к инференциальной схеме. Все три компонента релевантны в связи с функционированием «дискурсивной истины», которая действует совместно с принципом широкой уместности (пертинентности).

4. В связи с двоякой сущностью аргументации, основанной на принципе пертинентности, вводится необходимость признания неконвенционального ритмообразующего фактора. В слаженной самоорганизующейся ритмичной / аритмичной работе трех компонентов категориального поля аргументации на основе общего знаменателя выявляется специфика действия аргументативного механизма в естественноязыковой области. При таком подходе сопряженность логических структур с конвенциональной парадигмой не создает более проблемного напряжения. В лингвистической области, обретая инструменталиста, аргументация продолжает свой спонтанный экзистенциальный ритм в аргументативных стратегиях, которые могут иметь как непроизвольный, так и произвольный характер в связи с установками «человека аргументирующего» со свойственным ему аргументативным пространством и аргументативной компетенцией.

5. Идея «трехмерного пространства языка», присутствующая при проекции аргументации на лингвистическую область, предполагает наличие дополнительного способа выражения — трансплицитного (термин нашН.Ф.), наряду с эксплицитным и имплицитным способами выражения аргументации. Трансплицитное измерение реализует хаотический и спонтанный характер естественного языка, что связывается соответственно с недетерминированным и неконвенциональным характером аргументации. 6. В области решения проблемы переводимости/непереводимости наличие аргументативности вырисовывается как в ориентации на традиционное понимание перевода в качестве объекта в лингвистической области исследования, так и на его понимание как объекта области исследования когнитивных наук, а также объекта, имеющего психоаналитическую направленность. При этом общий механизм в виде категориального поля лингвистической области аргументации выявляет частное вычленение компонента аргументативности в каждом из элементов поля при их аналитико-синтетическом рассмотрении. При анализе перевода с ИЯ на ПЯ избыточными могут быть элементы категориального поля аргументации, которые выражают не просто семантическую или ситуационную избыточность, а избыточность более обобщающего уровня, избыточность аргументативную, организующую, в частности, мировосприятие в конкретном аргументативном пространстве.

Апробация и практическое внедрение результатов исследования.

Основные результаты апробированы в докладах на V Всесоюзной конференции по романскому языкознанию «Современные проблемы романистики: функциональная семантика» (Калинин, 12−14 мая 1986), на совещании-семинаре межвузовской проблемной группы «Теория и практика речевых взаимодействий» (Киев, 27−28 октября, 1987), конференции молодых научных сотрудников и аспирантов «Семантические и прагматические аспекты языковых единиц и речевых структур» (Москва, АН СССР, ИЯ, 23−25 ноября, 1987), Зональном семинаре-совещании преподавателей иностранных языков Средней Азии и Казахстана «Совершенствование обучения иностранным языкам в условиях перестройки высшей школы» (Душанбе, 1−4 июня, 1988), VI Республиканской конференции молодых лингвистов ИЯ АН АрмССР (Ереван, 13−17 июня, 1988), конференции молодых научных сотрудников и аспирантов «Проблемы и методы современной лингвистики» (Москва, АН СССР, ИЯ, 21.

23 ноября, 1988), Региональной научной конференции «Актуальные проблемы лингвистики и методики преподавания» (Краснодар, 1993), семинарах-совещаниях молодых ученых Женевского университета (Женева, 1993/94 уч.гг.), Международном теоретико-методологическом семинаре-совещании «Дйнамическая лингвистика — 95» (Краснодар, 1995), Сочинском международном коллоквиуме по лингвистике «Язык и коммуникация: Деятельность человека и построение лингвистических ценностей» (Сочи-Краснодар, 1996), II — й Международной конференции «Филология и культура» (Тамбов, 1999). Основные результаты исследования внедрены в спецкурс «Предметные области аргументации: лингвистика». По теме диссертации имеется более 20 публикаций.

Структура работы. Диссертация включает введение, пять глав, распределенных по двум разделам, заключение, библиографический список.

5.3. Выводы по V главе Элементы категориального поля аргументации вместе с различными сопутствующими понятиями, характеризующими аргументативное пространство, находят свое применение также в области перевода, в которой решаются вопросы собственно перевода как лингвистического объекта и перевода, исходящего из проблем понимания, то есть объекта собственно когнитивной области.

Неопределенность перевода это еще не полное отрицание перевода, а выявление моделируемых наслоений в виде социальных, национально-культурных, а также интерперсональных смыслов. Проблема переводимости/непереводимости интерпретируется по-разному в каждом аргументативном пространстве. Детерминативный подход предполагает радикальную возможность переводимости, что же касается подхода, тяготеющего к парадигме размытости, неопределенности, то здесь предполагаются различные степени переводимости, в которой силен элемент комплементарности и континуальности. Возможность достижения переводимости адекватна факту распространения критерия уместности (пертинентности) в пространстве переводческой деятельности. При подходе, в котором сильна конвенциональность, выступающая в качестве регулятора-организатора нашего аргументативного пространства, проблема переводимости решается положительно, исходя из того, что область переводческой деятельности принимает конкретные регулятивы, выполнение которых приводит к конкретному результату в зависимости от характера выполнения существующих регулятивов. Решение проблемы переводимости / непереводимости, зависящие от установок и оценок переводчика, переходят в соответствующий результат в виде оценок, исходящих от соответствующих установок интерпретатора, которому адресован перевод. В зависимости от соответствующей корреляции установок и оценок будет выводиться оценка об успешности / безуспешности переводческого акта. Подобное положение распространяется на область перевода при помощи проекции на нее концептов из области иллокутивной логики, связывающей распространение действия интенциональности не только с воспроизведенным эффектом (перлокуцию), но и с возможной квалификацией результата полученного действия (успешность/безуспешность).

Практическое решение проблем перевода приводит к необходимости учета, прежде всего, критерия избыточности. Возможность асимметрии с избыточным употребляемым словом связывается с пониманием ситуации и фоновых знаний. Перевод субстанций из одной концептосферы в другую представляет собой перевод «фоновых знаний», которые оформляются в конкретном аргументативном пространстве и являются базисными ориентирами в деятельности аргументирующей личности. Проблема переводимости таким образом сопряжена с напряженностью, создаваемой или возникающей в процессе столкновения «фоновых знаний» в конкретном аргументативном пространстве, где понимание перевода должно представляться шире, чем как внутриязыковой, межъязыковой или межсемиотический процесс. При этом проблема перевода, решаемая в области стилистики (риторики), с необходимостью должна расширяться в отношении не только учета языкового стиля, но и стиля жизни, определяемого аргументативным пространством личности. В процесс перевода с необходимостью включаются не только знания функциональных стилей, но и возможность помещения данных стилей в область фоновых знаний, генерируемых определенным аргументативным пространством. Таким образом, в процессе «перевода» происходит не просто переписывание одного текста в других терминах с учетом функциональных стилей, а глобальное переписывание-интерпретация, в которой доля присутствия функционального стиля в традиционном его понимании невелика. На первый план выходит стиль жизни аргументирующей личности, детерминируемый в аргументативном пространстве.

В психоаналитической традиции с примериванием понятия «коллективного бессознательного» формируется коллективное аргументативное пространство, доводы которого в процессе понимания и перевода мыслей имеют более широкую сферу распространения, чем в индивидуальном аргументативном пространстве.

В дидактической ориентации развивается опыт внутриязыкового перевода, в котором важное значение приобретает лингвистическое воображаемое.

При межъязыковом переводе возможны изменения, вносимые с учетом особенностей аргументативного пространства адресата. Наиболее эффективными в этом отношении оказываются сравнения различных вариантов переводов, отражающих различные аргументативные пространства.

Эффективным представляется анализ аргументативных компонентов в случае наибольшего количества вариантов переводов, выполненных различными авторами. При сравнении элементов категориального поля аргументации, вычленяемых при переводе, выявляется различная аргументативная ориентация, исходящая из картины мира поэта.

Адекватность перевода обусловлена не только ситуативным, прагматическим фактором, но самой лингвистической областью аргументации, которая реализуется не вследствие выполнения условий доказательства (логика) или убеждения (риторика), а в результате широкой возможности заполнения лакун (например, причинности) безотносительно выполнения каких-либо регламентаций. Лингвистическая область аргументации оказывается максимально свободным и неконвенциональным пространством. Возможность эта исходит из характера самого естественного языка, в котором установлен изоморфизм семантики и прагматики.

Проблема понимания, выражаемая в категориальном поле аргументации через категории эпистемического контекста, каузальности и модальности, предполагает целостное восприятие всех единиц аргументативного класса. При анализе перевода с ИЯ на ПЯ избыточными могут быть элементы категориального поля аргументации, которые выражают не просто семантическую или ситуационную избыточность, а избыточность более обобщающего уровня, избыточность аргументативную, организующую мировосприятие в конкретном аргументативном пространстве. Избыточность единиц из поля аргументативного пространства при переводе присутствует в русских текстах. Особое значение приобретает возможность психоаналитического подхода.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Проекция аргументации, рассматриваемой изначально в качестве понятия из области логической науки, на лингвистическую предметную область позволила выявить особенность, которая сопряжена не только с логической областью в традиционном ее понимании. Исследование естественного языка, и в частности, лингвистической аргументации, в междисциплинарной ориентации с необходимостью предполагает общий процесс взаимодействия пересекающихся наук, характеризуемых как человековедческие. Причем в такой ситуации нет уже границ, стыков наук, поскольку основной единицей, вокруг которой должны развиваться исследования, предполагается понятие «проблемная ситуация». Так называемые пограничные науки находятся в продуктивной «перекрестной коммуникации». Человеческий фактор, создавший глобальную проблемную ситуацию в перекрестной зоне, проявился в различных детерминациях понятия «человек»: homo sapiens, homo sentiens, homo ludens, homo (e)loquens, выдвигая на первый план «человека говорящего» — а также homo faber, homo sociologicus, homo psychologicus, homo agens. Продолжая данную мысль, можно полагать, что homo agens достаточно полно отражает роль «человеческого фактора» не только в языке, но и в жизни, представляя его как человека разумного, говорящего, играющего, общественного, психологического. Однако, видимо, «человек действующий» немногим отличается от «человека созидающего» (homo faber), причем последнее понятие представляется более широким, так как включает в себя элемент креативности, который выполняет конструктивную функцию в аргументативном пространстве, связываясь с творческой работой мысли, интуиции, воображения, фантазии с учетом различных типов мышления.

Каким же видится человек в аргументативной области? Чтобы не вносить определительной путаницы, можно было бы ограничиться классической детерминацией человека — homo sapiens. Но, если не подавлять в себе соблазна в вычленении очередного определения, то это может быть homo argens человек аргументирующий"). В чем же особенность «человека аргументирующего»? Этот «человек» включает в себя все остальные приведенные выше характеристики «человеческого фактора», поскольку лингвистическая аргументативная область активизирует как абстрактное пространство бытия, так и конкретное пространство житейской сферы, представленное и социальными, и индивидуальными параметрами человека, взятого в деятельностной ориентации. Однако может возникнуть вопрос.

LL «-» относительно того, чем же отличаются человек аргументирующии и «человек разумный». На наш взгляд, «человек разумный» имеет базисное недифференцированное значение, тогда как в «человеке аргументирующем» дифференцированно акцентируется присутствие мыслительной компетенции. Важное значение в данном определении приобретает креативный компонент, который одинаково успешно может реализовать как рациональное, так и иррациональное начало, обеспечивая целостность и гармонию в интерперсональном и интраперсональном пространстве отношений.

Культурологическая парадигма, определяющая современную тенденцию в науке, на наш взгляд, может привнести дополнительные штрихи в портрет «человека аргументирующего»: «человек танцующий» (Ф.Ницше), «человек поющий» (Э.М.Рильке), «человек любящий» (В.Высоцкого), «человек видящий» (К.Кастанеда), «человек спящий» (как объект психоаналитического исследования (З.Фрейд) с выявлением архетипов коллективного бессознательного (К.Г.Юнг)), «человек с множественным лицом» (Г.Гессе), который похож на «фотон» из «квантовой психологии» (Р.А.Уилсон). А в пространстве «фрактального блуждания в мире медиа» предполагается появление «человека кликающего» (от англ. 'click' - щелчок), «постнеклассического субъекта „кнопочной“ культуры, разворачивающего свои нарративы и дискурсивные практики в формируемом им самим мире» (В.В.Тарасенко). Все эти дополнительные штрихи связываются со способом (манерой, стилем) существования, самовыражения, аргументации.

Формирование своего мира человеком связано с этапом конструирования собственного пространства мышления, собственной концептуальной системы, которые с проекцией на пространство конкретной аргументирующей личности могут интерпретироваться, на наш взгляд, как аргументативное пространство (АП) личности с соответствующей аргументативной компетенцией. Целостная картина человека может создаваться в связи с его характеристикой как человека аргументирующего, поскольку контекст мнения и соответствующая концептуальная система в определенном пространстве мышления возникают, исходя из аргументативной функции не только языка, но и бытия.

Аргументативное пространство с необходимостью включает в себя идею материального мира и идеальные сущности. В связи с этим возникает необходимость понимания аргументации в двояком смысле — в узком и широком.

Узкое представление аргументации, понимаемой как процесс, подчеркивает в основном материальную сторону аргументативного пространства, в котором материальная сторона (доказательство фактами, свидетельствамиубеждение на основе соответствующих техник) выступает в виде соответствующих глобальных (социальные предрассудки, коллективное бессознательное) и индивидуальных (контекст мнения) конвенций. Таким образом, в данной ипостаси конвенциональный фактор представляется важным и неотъемлемым. Однако, как известно, процесс представления доводов, аргументов в обоснование каких-то фактов, мнений, учитывающий как логическую (доказательство), так и риторическую (убеждение) интенции, в житейской сфере дополняется попутными аргументативными стратегиями, работающими на универсальную макроинтенцию «говорение», отражая тенденции к неудержимой коммуникации. В этом смысле к идее конвенциональности привязывается неконвенциональная сторона. В связи с этим приходится говорить о широком понимании аргументации.

Широкое представление аргументации связывается нами с введением принципа пертинентности (широкой уместности), предполагающего наличие широчайшего контекста, в котором аргументация трактуется как аргументативность, как компонент, присутствующий в пропозициональном содержании высказывания наряду с иллокутивной силой. В итоге широкое понимание аргументации сводится к компоненту аргументативности, то есть абстрактному понятию, обоснующему данность объективную. Подобная интерпретация релевантна для недетерминированной парадигмы, свободный от конвенций. Она характеризует онтологизированный статус бытия как обоснованного (аргументированного) феномена, который реализуется фактом своего существования. Аргументативность, понимаемая в таком случае как обоснованность, реализуется в пространстве не только бытия, но и языка (речи), в котором любые языковые реалии аргументативно заряжены уже в силу своего существования. Недетерминируемость связывается с альтернативами, «возможными мирами», стратегическими моделями, различными «туннелями реальности», «вероятностной моделью языка».

Столкновение конвенционального и неконвенционального способов существования хорошо прослеживается при определении пространства мышления. Конкретно решение лингвистических проблем, связанных с ориентацией на «перекрестную зону» стало возможным с оформлением прагмалингвистической ориентации. Прагматический аспект, пронизывающий нашу действительность, не мог не войти в дискурс. И это привело к тенденции его таксономизации. В связи с этим метод проекции оказался достаточно плодотворным. Исходный семиотический треугольник оказывается совместимым с концепцией «трех миров» (философская эпистемиология К. Поппера без познающего субъекта), с концепцией «трехмерного пространства языка» (Ю.С.Степанов), а также с введением идеи трехмерности в область психологической герменевтики (А.А.Брудный), в которой интерпретация понимания исходит из признания существования «трех миров»: мира логических построений, умозаключений («что доказано, то и есть») — мира фактов из непосредственной действительности («что есть, то и доказано») — мира «поля понимания». Однако наиболее продуктивным оказывается культурологическое основание «третьего мира», учитывающее дифференцированную рефлексию, благодаря генерирующей семиосфере, открывая возможность, в частности, вхождения в мир «гипертекстуальности» с учетом понятия онтологического «некоего грандиозного встряхивания», «развертывания Бытия» — Differance (Ж.Деррида). В подобной концепции аргументативная функция может представляться сквозной, перекрестно проникающей сквозь все «три мира» и присутствующей в них.

Понимание ментальных пространств как вместилищ для функционирования когнитивных моделей, создаваемых из образных схем, возможно, отражает тенденцию приостановки чисто фреймовой ориентации, которая понималась как достаточная основа для формализации. Фреймовый подход почувствовал необходимость следующего положения: «Каждый текст, чтобы не быть скучным, должен включать нечто, находящееся за пределами этого стереотипа» (Ю.Чарняк). Метафорический «демон» при этом указывает на шаткие позиции «энтузиаста компьютеризации». Однако настойчивый энтузиазм приводит к поиску природы «логической силы», в которой, на наш взгляд, вырисовывается вычисляющая {логическая) сторона, бессильная без философствующей (сила) стороны.

Данная проблема с необходимостью перешла в зону «перекрестной коммуникации» логической семантики, прагматики, когитологии и искусственного интеллекта, которые с одинаковой силой почувствовали на себе «козни» естественного языка. Так, например, вычисляющая и философствующая стороны логической силы в дальнейшем в продолжение прагмалингвистической ориентации стали объектом исследования иллокутивной логики и были связаны с идеей «успешности», «эффективности», «удовлетворительности» как адекватных критериев в речевых реализациях. Но разрабатываемые различные критерии и принципы, например, «релевантности», в сопряжении с понятиями «сила» / «эффект» оказывались в рамках детерминированных и конвенциональных предсказуемых субстанций.

Из поля зрения при этом выпадали спонтанность, непредсказуемость речемышления.

При конвенциональном подходе в прагмалингвистической ориентации языковая компетенция закономерно была сведена к необходимости выработки Принципов Кооперации. Однако конвенционализация языковой компетенции ущемляет естественную аргументативную компетенцию личности. В частности, в Принципах Кооперации осталась в стороне основная гипермаксима, которая, на наш взгляд, может быть оформлена в следующем виде: «Следуй (те) постулатам кооперации и считай (те), что коммуникация состоялась».

В связи с этим конвенционального основания, с нашей точки зрения, для исследования аргументации в лингвистической предметной области, недостаточно. Неконвенциональное основание непосредственно обусловливает характер недетерминируемости аргументативного пространства, в пределах которого детерминация оказывается неуловимой.

Однако постулирование необходимости неконвенционального подхода к аргументации и его недетерминируемого характера никак не может освободить нас сегодня от «аристотелевских определенностей», поэтому полагаем, что основным критерием аргументирования является дискурсивный критерий пертинентности. Если мы говорим о ценности недетерминированности в связи с ее естественностью и широкой интерпретативной возможностью, стремясь при этом к детерминированию ментального пространства, то в процессе действия данного механизма должен присутствовать момент компенсации, то есть должна «работать» некая компенсаторная функция, которая оправдывает наше стремление к детерминации. Детерминация эта конкретно выражается в том, что, например, в ментальных пространствах мы различаем определенные структуры с соответствующими ориентациями. Если есть некое пространство, оно должно предполагать некий механизм, который должен описывать некое действие, каузированное неким источником, находящееся в определенных отношениях с некими соседствующими пространствами (механизмами, действиями) и, в зависимости от конкретных точек референции, приводящее к некоему результату (зона действия инференциального модуля). Таков, по нашему мнению, детерминистский расклад недетерминируемых сущностей, такова традиционная ориентация аналитико-синтетической мысли. Компенсаторная функция в аналитико-синтетическом процессе заключается в самом языковом выражении тех сущностей, которые заполняют аргументативное пространство.

Аргументативное пространство дает возможность при этом использовать недетерминируемое моделирующее рассуждение. Но естественное рассуждение, как полагается, может формализоваться лишь при условии создания фильтра, похожего на недетерминированное устройство. Идея моделирующего рассуждения в ментальных пространствах оставляет границы его применимости открытыми. Но основные и полезные идеи справедливо связываются с идеей формализации рассуждений по аналогии и метафоры. С нашей точки зрения, проблема вокруг ментальных пространств может быть расширена, если рассматривать ментальные пространства как аргументативные, исходя из широкого понимания аргументации, предполагающего, что аргументативность входит в пропозициональную структуру высказывания и в онтологию бытия. При таком подходе в аргументативных пространствах выявляются нереализованные точки референции ментального пространства, конкретно, предполагаемые ссылки на недетерминируемые точки референции в процессе поиска вывода. Здесь же возникает проблема соотношения референциального и инференциального модулей, «работающих» в аргументативном пространстве. Особенно наглядно видно это соотношение в эпистемических контекстах, поставляющих основные фактообразующие компоненты для доказательства, убеждения. При этом в связи с принятием парадигмы неопределенности в качестве доминирующей в аргументативном пространстве встает вопрос о создающемся напряжении в зоне инференциального модуля, напряжения, которое исходит со стороны парадигмы определенности, ставящей конвенциональные условия в механизм импликации.

Необходимо отметить, что парадигма неопределенности, так или иначе, высвечивается в конкретных моделях языка. Например, она присутствует в области когнитивных моделей Дж. Лакоффа в рамках метафорической модели. В силу реализации метафоры в каком-либо контексте наблюдается внешняя детерминация, связанная с самой идеей реализации. Существенным является тот факт, что возможная внешняя детерминируемость связана с внутренним процессом, происходящим в механизме метафоризации, когда в процессе поиска адекватного образа из всевозможных образов, находящихся в недетерминированном пространстве, вычисляется окончательный образ, формально завершающий процесс метафоризации. Но возможное сомнение, возникающее по поводу окончательного образа еще более усиливает права парадигмы неопределенности, в которой идея последнего слова остается иллюзией, поскольку алгоритмическая модель, способная описать и объяснить спонтанность языка, тоже представляется иллюзией, так как «размытые множества» обнаружены уже в области, которая, казалось бы, должна быть четко алгоритмизована (Л.Заде).

Альтернативный подход к недетерминированному аргументативному пространству представляется возможным в связи с принятием идеи событийности. Идеи бесконечности пространства, континуальности необходимы для целостного представления всей картины мира, в котором одновременно и равноправно присутствуют гармония и дисгармония, хаос и упорядоченная синхроничность.

Проблемы, возникающие в перекрестной зоне относительно проблемы аргументации, вызваны изменениями в категориальном поле аргументации в лингвистической предметной области в связи с характерными особенностями естественного языка. В качестве категориальных элементов-индикаторов, чутких к логическому натиску, в лингвистической предметной области аргументации нами полагаются эпистемический контекст, каузальность, модальность, имеющие общий знаменатель в виде истины. Критерий истинности, поставленный под сомнение в логической семантике, ищет новые ориентиры в процессе обоснования вывода. В лингвистической области таким критерием может рассматриваться дискурсивность, основанная на принципе пертинентности (широкой уместности).

Понятие эпистемического контекста (сводный контекст, включающий знания, мнения, верования) в проекции на лингвистическую область представляется живым, развивающимся, спонтанным, процессуальным и событийным образованием в силу того, что эпистемический контекст абстрагировался от идеи «протокольных предложений» и необходимости детерминации в целях установления пределов знания. При этом в области референциальных отношений выявляются скольжения эпистемических предикатов, которые указывают на зыбкость границ между ними. Вырисовывается асимметрия между детерминируемой референцией и неопределенностью инференции и наоборот. Обнаруживается контекстная соотносимость других видов модальности (деонтическая, аксиологическая) в пределах эпистемического контекста.

Изучение эпистемического контекста с необходимостью ведет к проблеме каузальности в силу того, что знание-«что?» не единственный ориентир в данном контексте, в котором вопрошает также знание-«почему?», «по какой причине?». А последнее требует выявления следующего элемента категориального поля аргументации — каузальности, которая представляется довольно запутанной проблемой в научной области, не говоря уже о житейской сфере.

Каузальность в различных концепциях толкуется по-разному, а в рамках лингвистической области аргументации она реализует сводную картину, полученную из интерпретации, казалось бы, противоположных и взаимоисключающих теорий. При этом в лингвистической области проблема упорядочения при выявлении каузальных связей сопряжена с асимметрией линейность речи / хаос мыслей, которая непосредственно создает проблемы в области детерминации каузальной связи.

Подобное положение дел непосредственно отражается на конструировании модальной рамки, в которой размытыми становятся границы между пропозицией и иллокутивной силой, модусом и диктумом. При рассмотрениии модальности как категории субъективной, основанной на его абстрактно-объективном характере, появляется возможность расширения понятия субъективной модальности элементом неопределенно-личного, который служит индикатором действия пространства недетерминированности. Анализ статуса категории модальности в различных реализациях в качестве универсальной категории с проекцией на понятие аргументации показывает априорное присутствие в них аргументативного компонента, в частности, в рамках проблемы отрицания. Возможные модификации модуса и диктума с учетом аргументативного компонента выявляют следующие пары: процесс (аргументация) / константность (аргументативность) — событийность / текучестьинтенсивность/ достаточностьдиспозициональность / самоорганизующаяся взаимокорреляцияинтерперсональность / интраперсональностьдетерминированность / недетерминированностьконвенциональность / неконвенциональность.

С целью выявления особенности модального компонента в пределах лингвистической области аргументации мы постулировали необходимость признания модального инварианта «возможное», примиряющего два мировосприятия (проблема Восток / Запад). Основание «возможности» и необходимость вычленения частных модальностей привели к признанию следующего ряда модальностей: «быть» (существование), «иметь» (обладание), «делать» (деяние), «желать» (желание). При этом данный ряд модальностей оказался приложимым к механизму контекстной импликации, которая имеет, на наш взгляд, вид следующего неконвенционального постулата или упрощенной схемы контекстной импликации: каждый коммуникант в процессе речевого взаимодействия выводит то, что хочет (модальность желания) вывести. При этом вывод он делает (модальность деяния) из того, что есть (модальность существования) у него под рукой в виде аргументов (достоверных доводов, лжесвидетельств, фантазии), которыми он располагает (модальность обладания).

Контекстная импликация объясняет житейскую логику, которая релевантна как с точки зрения широкого контекста и применимого к нему дискурсивного критерия, так и с точки зрения необходимого сочетаемостного подхода, включающего некоторые условия-элементы в рамках различных аспектовпсихологического, лингвистического, логического и философского. При этом взаимопропорциональное присутствие условий-элементов в пределах выделенных аспектов обусловливается синергетическим фактором, управляющим процессом самоорганизации аргументативного пространства, в котором ритм/аритмия представляются необходимыми двигателями в ходе образования и реализации смыслов на всех уровнях: природы, человеческого организма, его языка и мировосприятия.

Проекция аргументации на собственно лингвистическую область выявляет априорную интерпретацию аргументативного начала в языке. Данный факт вырисовывается на материале интерпретации русской грамматики. Анализ в основном синтаксических структур вводит в функционально-семантический мир аргументации, указывая на то, что привязка к традиционным грамматическим формам не всегда обеспечивает адекватную классификацию. Различного рода несоответствия возникают и в условиях гипостазированного аргументативного анализа, ориентированного именно на единицы, несущие наиболее сильный аргументативный заряд, так называемые коннекторы, при этом наличие аргументативности неоправданно постулируется лишь в эксплицированных реализациях.

И наконец, в рамках теории перевода, в которой прагматический аспект понимается в качестве ведущей функции, можно говорить о наличии аргументативной функции, которая реализуется как аргументативная ориентация. Причем она актуализируется и в плане перевода, интерпретируемого как понимание (в рамках внутриязыкового перевода), и в плане перевода с ИЯ на ГШ в качестве аргументативной ориентации или автора, или переводчика. В практике перевода элементов категориального поля аргументации выявляется наличие аргументативной избыточности, организующей мировосприятие в конкретном аргументативном пространстве. При этом усматривается эксплицированное присутствие иррационального начала, что открывает широкие перспективы для более глубокого исследования аргументации в психоаналитической ориентации.

Разумеется, в пределах нашей работы, которая носила больше теоретический характер, многие вопросы, касающиеся проблемы аргументации в лингвистической области, остались лишь названными, а многие из них и не вошли в круг исследования. Однако мы не сомневаемся в перспективности предпринятого нами исследования и надеемся на возможность дальнейшего изучения неучтенных проблем как в теоретическом, так и в практическом направлении.