Общая и сравнительная психология, её развитие

Путь развития психологической науки был более трудным, чем развитие других наук, например физики или химии. Понять причины этого различия нетрудно. Ведь, как хорошо известно, объекты физики, химии, других естественных наук, так или иначе видимы, осязаемы, материальны. Психология же имеет дело с субстанцией, которая, хотя и постоянно обнаруживает себя, тем не менее выступает как особая реальность высшего уровня и отличается от материальной реальности своей невидимостью, неосязаемостью, невещественностью.

Именно это различие, порождая трудности фиксации психологических явлений, и затрудняло с самого начала развитие психологического знания, его превращение в самостоятельную науку, поскольку сам объект его долгое время представлялся неуловимым, таинственным.

История психологического знания насчитывает более 2000 лет, на протяжении которых она развивалась главным образом в рамках философии и естествознания.

Начало превращения психологии в самостоятельную науку связывают с именем немецкого ученого Христиана Вольфа (1679−1754), опубликовавшего книги «Рациональная психология (1732), и «Экспериментальная психология» (1734), в которых он использовал термин «психология».

Однако лишь с начала XX в. психология окончательно выделилась в самостоятельную науку. Па рубеже XX—XXI вв. существенно возросло значение психологии в связи со все большей ее включенностью в различные виды практической деятельности. Возникли такие ее отрасли, как педагогическая, юридическая, военная, управленческая, спортивная психология и т. д. Вместе с тем своеобразие объекта психологической науки породило в ее составе большое число научпых школ и теорий, дополняющих друг друга и нередко противоречащих друг другу.

Смысл самого слова «психология» становится понятным, если учесть, что оно состоит из двух греческих терминов:"psyche" — душа, происходящего от имени греческой богини Психеи, и «logos» — слово, понятие, учение, наука.

С момента своего появления психология стала выделяться среди других наук, поскольку она оказалась среди них единственной, которая названа именем богини.

Своим названием психология обязана греческой мифологии. Согласно одному из мифов, бог любви Эрот влюбился в простую крестьянку Психею. отличавшуюся, однако, божественной красотой. Но мать Эрота богиня Афродита была очень недовольна тем, что ее сын. небожитель, захотел соединить свою судьбу с простой смертной. Афродита стала прилагать усилия, чтобы разлучить влюбленных. Она заставила Психею пройти через множество испытаний. Но стремление Психеи соединить свою судьбу с Эротом оказалось столь велико, что это произвело сильное впечатление на богов Олимпа и они решили помочь Психею преодолеть все выпавшие на ее долю испытания и выполнить нее требования Афродиты. А тем временем Эроту удалось убедить верховного Бога — Зевса превратить Психею в богиню, сделать ее такой же бессмертной, как боги. Так влюбленным удаюсь соединиться навеки.

Хотя содержание этого мифа представляется весьма наивным, тем не менее в нем можно обнаружить не только описание человеческой любви, но и весьма глубокую догадку о нерасторжимом единстве духовного начала бытия, которое выражено образом Психеи, с другим, противоположным началом, материальным, телесным, которое выражает Эрот.

По сути дела, именно эта глубокая мысль о целостности универсума, включающего в себя два главных начала — материальное и духовное. заключенная в древнем мифе, стала основой представлений современной материалистической философии и психологии о сущности человеческой психики, как такого свойства высокоорганизованной материи, которое воплощает в себе высший этап универсальной эволюции природы.

Именно эта идея выражена в наиболее распространенном сегодня определении психологической науки:

Психология, есть наука, объектом которой являются закономерности психики как особой, высшей формы жизнедеятельности человека и животных.

Сама же психика сегодня понимается не как нечто таинственное и необъяснимое, а как возникшая в результате длительного процесса самоорганизации природы высшая форма взаимосвязи живых существ с предметным миром, выраженная в их способности реализовывать свои побуждения на основе информации об этом мире.

На уровне человека, выражающего высшую ступень процесса организации, упорядоченности бытия, психика приобретает качественно новый характер в силу того, что биологическая природа человека преобразуется социокультурными факторами, благодаря которым возникает обширный внутренний план жизнедеятельности — сознание, а человек становится личностью.

Однако и сегодня следует учитывать, что в течение многих веков психика обозначалась термином «душа», которая представлялась как бесплотная сущность, история и судьба которой, согласно различным религиозным вероучениям, сохранившимся до наших дней, зависит не столько от процессов самоорганизации природного бытия, не столько от живого тела, сколько от внеземных, сверхприродных начал, от недоступных нашему понимианию потусторонних сил. Именно такое представление о сущности психического лежит в основе всех современных мировых религий, в том числе и христианства, а также поддерживается и некоторыми направлениями философии и современной психологической науки.

Однако, с точки зрения других психологических учений, психика является высшим продуктом процессов самоорганизации природы и выступает в качестве посредника между субъективным, человеческим и объективным, внешним миром, обеспечивая мощный взлет эффективности человеческой деятельности по преобразованию окружающей природной и социальной среды.

Но так или иначе основу современной психологии составляют исторически сложившиеся представления о соответствии психического и материального миров, сосуществовании внутреннего и внешнего, душевного и телесного, субъективного и объективного бытия.

Конечно, прежде чем прийти к такому представлению о сущности психического, знание о нем должно было пройти длительный путь развития, включающего в себя ряд этапов. Знакомство с содержанием этих этапов помогает глубже понять психическую реальность и на этой основе сделать сознательный выбор между существующими поныне различными сс трактовками.

Процесс становления психологического знания был длительным и трудным. Эти трудности были не случайны. Они связаны со спецификой психического, которая порождала в прошлом и порождает сегодня немало проблем в развитии психологической науки, в частности объясняет сохранение вплоть до настоящего времени политеоретического характераэтой области знания.

Трудности развития психологии связаны со следующими особенностями сферы психического:

Особое местонахождение, локализация объекта психологической науки. Физические носители этого объекта находится не вне, а внутри нас. Причем физические носители психических функций «запрятаны» внутри нас особенно надежно: в черепе, в других наиболее прочных костных структурах нашего скелета.

Эта особо надежная зашита, созданная природой для охраны психики. вместе с тем значительно затрудняет исследование тайн этой сферы.

Специфика психического мира состоит также и в том, что, будучи тесно связанным с материальным, физическим миром, с единым для всего универсума процессом самоорганизации, он вместе с тем по ряду своих свойств противоположен ему. Как уже отмечалось, психика отличается такими свойствами, как бесплотность, нематериальность, невидимость. Конечно, психические свойства иногда выходят наружу, они проявляются в словах, жестах и действиях людей и таким образом отчасти материализуются.

Однако между этими зримыми, материальными проявлениями и самими психическими явлениями всегда остается дистанция, иногда огромного размера. Недаром некоторые знатоки человеческой психики утверждают, что язык нам дан для того, чтобы скрывать свои мысли.

Из указанных особенностей сферы психического вытекает и еще одна, с которой постоянно сталкивались исследователи, -невозможность точной фиксации, физической или химической регистрации психических процессов, происходящих в нервной системе, особенно в мозге, невозможность объективного определения возникающих внутри нас мыслей и чувств. Именно поэтому предпринимавшиеся неоднократно попытки создания так называемого «детектора лжи» или хронографа оказывались неудачными, поскольку неизменно обнаруживалось. что в процессе их экспериментального использования эти приборы фиксируют лишь физиологические процессы (изменения пульса, температуры тела, давления и т. п.), с которыми связаны психические явления, но не сами эти психические явления.

И наконец, еще одна сложность познания психической реальности возникает в связи с невозможностью использования для ее изучения всего комплекса наших познавательных способностей, поскольку психические явления нельзя ни увидеть, ни обонять, ни осязать: их можно воспринять лишь опосредованно, умозрительно, с помощью нашей способности к отвлеченному мышлению, поскольку только эта наша уникальная способность и дает возможность увидеть невидимое.

• 1) раздел психологии, изучающий сходства и различия в поведении и психике между животными и человеком, а также эволюцию поведения и психики в процессе антpoпoгeнeзa;
• 2) общее название для любых сравнительных исследований в психологии, при к-рых сравниваются психологические особенности людей, отличающихся по тому или иному признаку, например, относящихся к разным культурам, национальностям, возрастным группам, обладающих разным социально-экономическим статусом, здоровых и больных и т. д.;
• 3) синоним зоопсихологии;
• 4) американское психологическое направление в изучении поведения животных.

С. п. стала активно. развиваться со второй половины XIX в. после появления эволюционной теории Дарвина. В конце XIX — начале ХХ в. она понималась как наука об эволюции психики в животном мире, а также в качестве синонима зоопсихологии с акцентом на использование сравнительного метода и как название для науки, объединяющей зоопсихологию и психологию человека. Постепенно в С. п., как и в зоопсихологии, все большее влияние стал приобретать объективистский подход, сторонники к-рого требовали исключить психику животных из научного изучения, поскольку о ней нельзя получить непосредственных свидетельств, и ограничиться исследованием объективно наблюдаемых явлений — поведения и его физиологических основ. С середины 30-х и вплоть до 70-х гг. этот подход был господствующим, однако в нашей стране преобладало представление, что С. п. должна изучать не только поведение, но и психику (см. труды Н. Н. Ладыгиной-Котс, Н. Ю. Войтонса и др.). В Европе, в том числе в нашей стране, утвердилось представление о С. п. как об отрасли психологии (см. возрастная психология), занятой сравнением психологических характеристик человека и животных, чтобы выявить сходства и различия и понять ход антропогенеза. Данные С. п. считаются также важными для детской психологии и позволяют использовать животных как модель для изучения человека. В последнее время термин «С. п.» выходит из употребления, поскольку это название закрепилось за американской С. п., а также потому, что сравнение поведения и психики разных животных, включая человека, стало неотъемлемой частью проблематики различных дисциплин — этологии, социобиологии, когнитивной этологии и антропологии — и превратилось в междисциплинарную область.

Посвящена анализу эволюции психики. В ее рамках происходит интеграция данных, полученных в зоопсихологии, исторической и этнической психологии. В сравнительно-психологическом анализе онтои филогенеза делаются заключения как о схожести ряда психических процессов животных и человека, так и об качественных различиях, обусловленных действием социально-исторических факторов, приведших к возникновению и развитию трудовой деятельности, общественной жизни, членораздельной речи и сознания человека.

СРАВНИТЕЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ.

(англ. comparative psychology) — наука о закономерностях, происхождении и развитии психики животных и человека, об общем и различном в их психической деятельности. Термин С. п. применяется иногда как синоним зоопсихологии, в др. случаях — для обозначения самостоятельной науки или даже науки, объединяющей зоопсихологию и психологию человека (В. А. Вагнер). Сравнительно-психологический анализ строится на данных зоопсихологии и психологии человека и направлен на выявление вонто- и филогенезе как сходных психических процессов животных и человека, так и качественных отличий человеческой психики от психики животных. Особое значение имеет при этом учет социально-исторических факторов, определивших возникновение и развитие человеческого сознания (трудовая деятельность, общественная жизнь, членораздельная речь).

В наиболее строгом смысле этого термина сравнительная психология является изучением поведения животных с целью экстраполяции получснных данных и результатов на поведение человека. К области сравнительной психологии относится ряд научных подходов, включая этологию, теорию научения и социобиологию. Следует заметить, что в сравнительной психологии акцент делается именно на сравнении с человеческими характеристиками, а не на изучении животных История исследования животных за рубежом (16−18 век): Карл Линней, Альфред Брэм, Жан Анри Фабр, Чарльз Дарвин Альфред Брэм хотя бы имя этого очень одарённого человека. Его отец, пастор, большой знаток птиц, помог юному сыну полюбить и изучить животный мир родной Тюрингии. Ещё мальчиком Альфред научился наблюдать за животными в поле и в лесу, слушать их голоса. Нетрудно понять, что сухая, описательная зоология того времени должна была мало привлекать Брема. Он стремился изучить животный мир различных стран, узнать животных, с которыми был знаком только по картинкам и которые давали простор его фантазии, — львов и слонов. Судьба улыбнулась ему, и в молодом возрасте он попал в Африку. Своё двадцатилетие Брем отмечал на Голубом Ниле, в местности, которая в те годы, с точки зрения европейцев, представляла собой совершенно дикий уголок природы. Только спустя пять лет Брем возвращается на родину и начинает писательскую деятельность. В 1863 году увидел свет его главный труд «Жизнь животных». Остаётся упомянуть, что в дальнейшем жизнь Брема не принесла ему столь радостных плодов. Его руководство Гамбургским зоопарком, а позднее Берлинским аквариумом не оставили заметного следа.

Брем категорически утверждал, что следует признать наличие у животных «психических способностей». Здесь мы должны сказать несколько слов о том, что мы понимаем под словом «животные», так как многие люди таковыми считают одних позвоночных, то есть рыб, земноводных, пресмыкающихся, птиц и млекопитающих. В крайнем случае к животным относят ещё и насекомых, таких, например, как бабочки или жуки, а также всякую «нечисть», вроде вредных домашних насекомых (клопов, блох и такдалее) и дождевых червей. Но всё это составляет лишь часть животного мира, А сколько животных обитает в Мировом океане! Там можно встретить существ волшебной красоты — медуз и полипов. Относящиеся к этой же группе кораллы строят в Тихом океане из выделяемых ими соединений кальция опасные для судоходства коралловые рифы. Животными являются, конечно, и морские звёзды, а также каракатицы и спруты. Нет необходимости перечислять здесь всех животных, важно только ещё раз подчеркнуть, что под словом «животные» надо иметь виду не одних позвоночных. Когда же Брем говорит о психических способностях животных, он, безусловно, подразумевает только последних, как это делают большинство посетителей наших зоологических садов.

Брем был человеком, чья жизнь проходила на природе, в тесном общении с ней. В умно написанном предисловии к первому изданию своей «Жизни животных» Брем говорит, что всё, о чем он может поведать читателю, он узнал, живя жизнью охотника и путешественника. Брем излагает свой взгляды открыто и смело, а при случае — и с подлинным юмором. Относительно «психических способностей» животных он пишет:

Животные бывают храбры и боязливы, бойки или трусливы, решительны или неуверенны, честны или плутоваты, откровенны или замкнуты, прямы или хитры, горды или скромны, доверчивы или недоверчивы, послушны или надменны, миролюбивы или задорны, веселы или грустны, бойки или скучны, общественны или дики, дружелюбно относящимися к другим или враждебны ко всему свету. И сколько различных качеств можно бы ещё перечислить!*(* Брем А. Жизнь животных — СПб.: Просвещение, 1902.— Т 1.).

Перед нами целый каталог качеств, присущих человеческому характеру. Очень любопытно его мнение об отдельных видах животных. Я приведу всего несколько примеров, взятых без всякой системы. О косуле Брем пишет: «Пока она молода, конечно, она является в высшей степени милой, но с возрастом делается всё своенравнее, упрямее и злее. Старые же самцы — невыносимые, злые, эгоистичные и самовольные субъекты». Психические способности козы оцениваются значительно выше. Медведь, по Брему, только тогда смел, когда у него не остается другого выхода, обычно умственно мало одарён, изрядно глуп и неповоротлив, груб и неотесан. Ежи робки, трусливы и глупы, но довольно добродушны или, лучше сказать, равнодушны к условиям, в которых живут. Хомяк оценивается по-другому: «Злость является такой преобладающей чертой характера, как едва ли это можно встретить у какого-нибудь другого грызуна». Осёл «изъясняется ослице в своей привязанности хорошо известным раздирающим уши „и-а, и-а“ и присоединяет к этим звукам, повторяемым 5—10 раз, ещё целую дюжину вздохов».

Описывая отряд обезьян, он пишет:

Вместо того, чтобы признать в них наших ближайших родственников, мы признаём в них едва ли больше, чем карикатуру на нас самих, откинув взгляд о тяготеющем на них проклятии* (** Брем А. Жизнь животных.—- СПб.: Просвещение, 1902.— Т. 1.); мы находим привлекательными только тех из них, которые менее всего похожи на человека; те же виды, в которых это свойство выступает резче, нравятся нам гораздо меньше. Наше неприязненное чувство к обезьянам имеет в своем основании как телесные, так и духовные их способности. Они слишком много и слишком мало похожи на человека… Умственное развитие, которого могут достигнуть обезьяны, ставит их хотя и не очень высоко над другими млекопитающими, исключая человека, но не настолько ниже человека, как это предполагают или даже утверждают некоторые. Рука, которой владеют обезьяны, даёт им столько преимуществ над другими животными, что их действия кажутся намного разумнее, чем они суть в действительности**(* У арабов существовало поверив, что обезьяны — это проклятые аллахом люди.).

Метод А. Брема — это не истинно естественнонаучный метод. Его труд написан, скорее, по гуманитарным рецептам. Хотя он вполне корректно встроен в классификационные рамки, и описываемые животных упорядочены в виде уже общепринятых в то время линнеевских групп (таксонов). Фабула многотомной книги Брема — это увлекательное путешествие по «карте Линнея», по классификационным ветвям и веточкам, и каждая глава посвящена отдельному отряду, раздел — классу животных. Прекрасно иллюстрированные книги А. Брема неоднократно выходили в России ещё в XIX веке как издания «для школы и домашнего чтения».

Примерно в это же время, в 1872 году, вышла книга Ч. Дарвина «Выражение эмоций у человека и животных». В этой книге была фактически сформулирована первая последовательная научная программа зоопсихологических исследований***.

*** Первые русские переводы этой книги назывались «О выражении душевных движений у человека и животных». Эта книга выпущена Дарвином всего лишь через год после знаменитого труда «Происхождения человека и половой отбор», имевшего огромное значение для становления биологической концепции антропогенеза.

Чарльз Дарвин Чарльз Дарвин (1809—1882). В трудах Ч. Дарвина можно видеть уже рафинированный естественнонаучный метод, который, вместе с тем, адресован широкой читающей публике. Первая значительная книга Ч. Дарвина «Дневник наблюдений"* (* Полное название книги — Дарвин Ч. Дневник наблюдении по естественной истории и геологии стран, посещённых во время кругосветного плавания корабля Е. В. «Бигль» под командованием капитана Фиц Роя.— М.- Изд. Ю. Лепковскаго, 1908.— Т. 2.), была написана в 1839 году, через три года после пятилетнего путешествия вокруг света в составе научной экспедиции. Этот труд написан в стиле, который по литературному качеству очень напоминает стиль Бре-ма. Она явно была адресована как к профессиональным натуралистам, так и к натуралистам-любителям. Это была научно-популярная литература в самом высшем её проявлении.

Ч. Дарвину было немногим более двадцати лет, когда он отправился на паруснике «Бигль» в далекое морское путешествие в Бразилию, Перу, Новую Зеландию и Австралию. Фантастическая природа тропиков, их растительный и животный мир произвели на молодого учёного, так же как и в своё время на Брема, огромнейшее впечатление. О многих видах в Европе вообще ничего не знали. Почти сразу же он задался вопросом: как возникло это непостижимое разнообразие видов? А тут ещё и обнаруженные им «галапогосские разновидности». Это совершенно новое для науки явление, заключавшееся в том, что на Галапогосских островах, расположенных на некотором отдалении друг от друга в Тихом океане, обитали представители одного и того же вида птиц вьюрков, которые значительно отличались друг от друга по некоторым деталям строения. Эта находка поначалу, конечно, озадачила Дарвина, но через некоторое время он понял — что данное явление может быть «моделью» эволюции, примером зарождения видов в миниатюрном масштабе. Необходимость птиц приспосабливаться в течение долгого времени к особенностям ландшафта и питания на каждом отдельном острове способна привести к образованию новых форм, а затем и новых видов. Целых 20 лет зрело это убеждение, и лишь в 1859 году был опубликован главный труд Ч. Дарвина «Происхождение видов путём естественного отбора, или сохранение благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь». Почти полтора столетия естественные науки и даже философия живут под впечатлением этой книги.

А ещё через двадцать лет Ч. Дарвин сформулировал первую научную концепцию сравнительной психологии с позиций биологии. Можно по-разному относиться к книге «Выражение эмоций у человека и животных», но проблема, которую сформулировал автор, очень точна и поучительна. Не меньший интерес представляет и научная программа, которая может служить образцом составления программы исследований для многих сегодняшних учёных.

Поскольку дарвиновская формулировка проблемы, программа и методы дают очень яркое представление о том, что такое «кухня науки», хочется привести фрагмент текста из обсуждаемой книги, чтобы увидеть, «как это делается»:

Изучать выражение трудно вследствие того, что движения часто бывают крайне слабы и мимолетны. Можно ясно замечать различие и в то же время не находить возможных определений, в чём это различие состоит; по крайней мере это случалось со мною. Когда мы бываем свидетелями какого-либо глубокого волнения, наше сочувствие возбуждается так сильно, что мы забываем о внимательном наблюдении, или оно становится почти невозможным; у меня было много любопытных доказательств этого факта. Наше воображение представляет собой другой, ещё более серьёзный источник ошибок, ибо по характеру обстоятельств мы ожидаем увидеть определённое выражение, мы легко воображаем, что оно действительно налицо. Чтобы стать по возможности на более твёрдую почву и проверить, независимо от ходячего мнения, насколько отдельные движения черт лица и жесты действительно выражают определённое душевное состояние, я нашёл полезнее всего следующий способ.

Во-первых, наблюдать маленьких детей, потому что они проявляют многие эмоции, как замечает сэр Ч. Белль, «с необычайной силой», тогда как впоследствии некоторые из наших выражений «утрачивают тот чистый и простой источник», из которого они исходят во младенчестве Во-вторых, мне пришло в голову, что следовало бы изучать умалишённых, так как они подвержены сильнейшим страстям и дают им полную свободу. Сам я не имел случая заняться ими, поэтому обратился к доктору Модслею и получил от него рекомендации к доктору Дж. Кричто-ну Броуну, который заведывает громадным приютом для душевнобольных близ Уэкфильда и который, как я нашёл, уже занимался этим вопросом. Этот превосходный наблюдатель с неистощимой любезностью посылал мне многочисленные заметки и описания с ценными указаниями по многим вопросам; его помощь для меня неоценима.

В-третьих, доктор Дюшен гальванизировал некоторые лицевые мышцы у старика, кожа которого мало чувствительна; таким образом доктор Дюшен вызывал различные выражения, которые были сфотографированы в крупном размере. Мне, к счастью, пришло в голову показать несколько лучших снимков, не прибавляя ни слова в объяснение, приблизительно двадцати образованным лицам различного возраста и обоего пола; в каждом случае я спрашивал их, какого рода волнение или чувство, по их предположению, испытывает старик. Почти все тотчас же угадали несколько выражений, но описывали их не вполне одинаковыми словами; я думаю, что эти выражения можно счесть согласными с действительностью, и я впоследствии перечислю их. С другой стороны, о некоторых выражениях были высказаны суждения, чрезвычайно расходившиеся между собою. Этот пересмотр был полезен и в другом смысле, ибо показал мне, как легко воображение может ввести нас в заблуждение: когда я в первый раз просматривал фотографии доктора Дюшена, одновременно читая текст и узнавая таким образом, что именно они должны были означать, я был восхищён правдивостью всех снимков, за немногими исключениями. А между тем, если бы я рассматривал их безо всякого объяснения, я, несомненно, в некоторых случаях был бы в таком же недоумении, как другие лица.

В-четвёртых, я надеялся получить большую помощь от великих мастеров в живописи и скульптуре, которые отличаются такою тонкою наблюдательностью. Поэтому я пересмотрел фотографические снимки и гравюры со многих очень известных произведений, но, за немногими исключениями, не извлёк из этого пользы. Причина, без сомнения, в том, что в произведениях искусства красота составляет главную цель, а при сильном сокращении лицевых мышц красота исчезает. Смысл произведения обыкновенно бывает выражен с удивительною силой и правдивостью при помощи искусно подобранных аксессуаров.

В-пятых, мне представлялось весьма важным проверить, господствуют ли у всех человеческих рас, и особенно у тех, которые имели мало общения с европейцами, одни и те же выражения и жесты; это часто утверждали, не приводя никаких доказательств. Всякий раз, когда одинаковые движения черт лица или тела выражают одинаковые эмоции у нескольких различных человеческих рас, мы можем заключить с большою долею вероятия, что такие выражения правдивы, то есть что они прирождены или инстинктивны.

В-шестых, наконец, я как можно внимательнее следил за выражением разных страстей у некоторых самых обыкновенных животных; я придаю такому наблюдению величайшую важность, не потому, конечно, чтобы оно имело решающее значение в том, насколько известные выражения у человека характерны для известного душевного состояния, но потому, что оно даёт самое надёжное основание для общих выводов относительно причин или происхождения различных движений при выражении чувств. Когда мы наблюдаем животных, воображение не так легко сбивает нас с пути, и мы можем быть уверены, что их выражения свободны от условностей*(Дарвин Ч. О выражении душевных движении у человека и животных. Собр. соч.— М: Изд. Ю. Лепковскаго, 1908.— Т. 3 В цитате сохранены особенности правописания источника.).

Стоит обратить внимание на один момент — программа впервые изложена в монографии, а значит, после того, как было проведено исследование (и это видно из вышеприведенного текста). Следовательно, это не вполне программа исследования, а, скорее, рефлексия по её поводу. Урок потомкам.

«Натурные» наблюдения и опыты Жан Анри Фабр Жан Анри Фабр (1823—1915). Известный французский энтомолог, бывший по нынешним меркам учёным-любителем, ибо он был сельским учителем. Лишь к тридцати годам он стал хранителем музея в Сен-Марселе. Во Франции он хорошо известен как поэт и композитор. Он по праву считается одним из основоположников этологии. В 1890—1907 годы опубликовал десятитомник «Энтомологические воспоминания», а 1906—1914 годы — два тома книги «Инстинкты и нравы насекомых». Наиболее известны его исследования, посвящённые так называемым роющим осам. Излюбленным объектом его исследований была роющая песчаная оса ам-мофила (Ammophila sabulosa). Живёт эта оса на открытой местности и людям не надоедает. Размер её тела достигает 2,5—2,8 см. В конце мая у роющих ос наступает брачная пора. В солнечный день самка начинает облёт поросшего вереском луга, пока не найдёт открытый участок песчаной почвы; она садится и выкапывает отвесную норку с расширяющейся в конце камерой. Затем, заложив камешками или комочками песка вход в своё «гнездо», она опять начинает летать над лугом. И тут происходит нечто весьма примечательное. Заметив зелёную гусеницу, аммофила подлетает к ней, обхватывает её задней частью тела и жалит её точно в расположенный снизу нервный ганглий. Яд осы не убивает жертву, а лишь парализует её. После чего оса тащит добычу к гнезду, кладет её у входа, убирает временную пробку, забирается в гнездо как бы для проверки, вылезает и, пятясь, втаскивает за собой гусеницу во внутреннюю камеру. Здесь она откладывает на парализованную гусеницу яйцо и вновь выбирается на поверхность. Затем вновь начинается охота тем же способом. Так продолжается до тех пор, пока камера гнезда не будет заполнена провиантом (от 6 до 8 живых «консервов»). После чего гнездо окончательно замуровывается, а через некоторое время из яиц появляются личинки, которые осенью окуклятся, а следующей весной уже полностью развитые осы будут вести себя точно так же, как их родители. Без всякого предварительного обучения.

Врождённость поведения осы Фабр доказал вполне убедительным способом, но на других осах, питающихся кузнечиками. Когда такая оса принесла свою жертву к гнезду, положила у входа и исчезла в норке, он отодвинул кузнечика пинцетом от гнезда. Оса вылезла, стала искать добычу и, найдя в отдалении, стала подтаскивать к входу в гнездо. Затем опять полезла в гнездо, будто не осматривала его за несколько минут до того. Эта процедура повторялась абсолютно точно до 40 раз.

Следовательно, в данном случае, мы рассмотрели весьма жёсткую наследственную координацию действий, увязанную в последовательность обязательных действий. Это примитивный инстинкт, который характерен для животных, не имеющих настоящего головного мозга. Однако нельзя сказать, что для членистоногих характерны исключительно примитивные инстинкты «закрытого» типа, которые неспособны к совершенствованию в соответствии с приобретённым опытом. Ведь находят же роющие осы вход в своё гнездо после «охотничьих» полётов. В определённом смысле оса, отлетающая от гнезда, чему-то научается.

Дальше не имеет смысла рассматривать предмет зоопсихологии как цепочку исторических новелл, а стоит поскорее перейти к особенностям содержания этой науки и к проблемам, которые порождены особенностями предмета её исследования и спецификой методов. А главное — к теоретическим концепциям.

Сам ход вещей подталкивает нас к этому. А развитие науки подталкивало совершенствование «познавательных технологий», которое и привело к тому, что новейшие исследования всё больше перемещались в экспериментальную область.

Карл Линнемй.

(швед. Carl Linnaeus, Carl Linnй, лат. Carolus Linnaeus, после получения дворянства в 1761 году — Карл фон Линне, Carl von Linnй; 23 мая 1707 1778 шведский естествоиспытатель и врач; создатель ещё при жизни принёсшей ему всемирную известность единой системы классификации растительного и животного мира, в которой были обобщены и в значительной степени упорядочены знания всего предыдущего периода развития биологической науки Среди главных заслуг Линнея — определение понятия биологического вида внедрение в активное употребление биноминальной (бинарной) номенклатуры и установление чёткого соподчинения междусистематическими (таксономическими) категориями.

Линней — самый известный шведский учёный-естествоиспытатель. В Швеции его ценят также как путешественника, который открыл для шведов их собственную стран, изучил своеобразие шведских провинций и увидел, «как одна провинция может помочь другой». Шведы ценят даже не столько работы Линнея по флоре и фауне Швеции, сколько его описания своих путешествий; эти дневниковые записи, наполненные конкретикой, богатые противопоставлениями, изложенные ясным языком, до сих пор переиздаются и читаются Линней — один из тех деятелей науки и культуры, с которыми связано окончательное становление литературного шведского языка в его современном виде Член Шведской королевской академии наук (1739, один из основателей академии), Парижской академии наук (1762)^[] и ряда других научных обществ и академий.

История исследования животных за рубежом (19-начало 20 века): Конрад Лоренц, В. Келер, Р. Йеркс, В. Келер.

Конрад Лоренц Австрийский биолог Конрад Лоренц (1903;1989) — один из немногих ученых, чьи труды не только определяют дальнейшие пути развития науки, но и оказывают сильное воздействие на самопонимание человека. Около пятидесяти лет, с 20-х по 70-е годы. он исследовал поведение животных и человека. Биология долго была «описательной» наукой, изучавшей и классифицировавшей живые организмы в том виде, в каком они существуют в наше время. Дарвин объяснил, как в процессе естественного отбора развились все формы живых организмов. Дарвин задавался также вопросом о происхождении поведения животных. В своей книге о происхождении человека он описал социальный инстинкт, «притягивающий» друг к другу общественных животных. Но динамика поведения животных не может быть понята из одного этого инстинкта.

Лоренц показал, что у «территориальных» животных, занимающих определенный охотничий участок, социальному инстинкту противостоит открытый им «инстинкт внутривидовой агрессии», «отталкивающий» друг от друга любых особей одного вида. Поведение территориальных животных определяется динамическим равновесием этого инстинкта с «притягивающими» инстинктами — половым инстинктом и, в случае общественных животных, социальным инстинктом. Как показал Лоренц, из взаимодействия этих инстинктов возникли все «высшие» эмоции животных и человека — ограничение агрессии, узнавание индивида, дружба и любовь. Основываясь на знании сил, определяющих поведение, Лоренц открыл способы, позволяющие восстановить эволюционную историю поведения. Все это позволяет считать Лоренца основоположником науки о поведении животных и человека как биологического существа — этологии.

Открытия, сделанные Лоренцем в сфере исследования биологической природы человека, имеют важное значение в преодолении патологических явлений современного общества и в поисках путей дальнейшего развития человечества. Они рождают мудрый оптимизм.

Конрад Лоренц родился в Альтенберге близ Вены и был воспитан в лучших традициях европейской культуры. Окончив медицинский факультет Венского университета, где был учеником выдающихся биологов и медиков, он получил диплом врача, но не занимался медицинской практикой, а посвятил себя исследованию поведения животных.

В 20-е годы Лоренц прошел стажировку в Англии под руководством известного биолога и философа Джулиана Хаксли. Воспитанный в уважении к дарвинизму, он стал также знатоком и любителем английского языка и литературы. Затем приступил к самостоятельным исследованиям в Австрии. Вслед за своим учителем, знаменитым орнитологом Оскаром Гейнротом, он начал с наблюдений за поведением птиц, распространив их впоследствии на весь животный мир. Совсем молодым человеком он открыл, что животные передают друг другу приобретенные знания путем обучения, что было полной неожиданностью для того времени. В 30-е годы Лоренц был уже одним из признанных лидеров биологии. Вокруг него стала складываться группа учеников; он сотрудничал со своим другом, голландцем Нико Тинбергеном, с которым разделил впоследствии (в 1973 году) Нобелевскую премию.

После оккупации Австрии гитлеровской Германией Лоренц остался без работы. Друзья устроили ему приглашение в Кенигсбергский университет, где он занял престижную кафедру Канта, к сожалению, не дававшую ему возможности работать с животными. Во время войны Лоренц был мобилизован и направлен в качестве врача в военный госпиталь в Белоруссии, где ему пришлось делать операции. В 1944 году, при отступлении немецкой армии, Лоренц был взят в плен и попал в советский лагерь для военнопленных в Армении. Впоследствии он с большим реализмом и чувством юмора рассказал об этой части своей жизни в беседах с английским историком науки А.Нисбетом. Он знал о тяжкой ситуации во многих лагерях; но в его лагере, говорит он, начальство не воровало, и можно было выжить. Не хватало белковой пищи, и «профессор», как его называли, ловил скорпионов и, к ужасу конвойных, съедал в сыром виде их жирное брюшко — потому что, как он знал, ядовит у них только хвост.

Пленных водили на какие-то работы, во время которых он сделал одно из своих решающих открытий. Вот как он это описывает: «Наблюдая полудиких коз армянского нагорья, я заметил однажды, как уже при первых отдаленных раскатах грома они отыскивали в скалах подходящие пещеры, целесообразно готовясь к возможному дождю. То же они делали, когда поблизости раздавался грохот взрывов. Я вполне отчетливо помню, что при этом наблюдении я внезапно осознал: в естественных условиях образование условных реакций лишь тогда способствует сохранению вида, когда условный стимул находится в причинной связи с безусловным». Это был важнейший шаг в понимании открытых И. П. Павловым условных рефлексов; однако наблюдение, сделанное Лоренцем, вряд ли вызвало бы подобное прозрение у обыкновенного ученого, точно так же как тысячи лет никто не понимал, как устроена жизнь птичьего двора, проходившая на глазах у всех.

В 1948 году Лоренц одним из первых в числе австрийцев, насильственно мобилизованных в немецкую армию, был освобожден из плена. В лагере он уже начал писать книгу о поведении животных и человека, окончательный вариант которой, составивший итог всей его жизни, вы можете прочесть в этом издании под названием «Оборотная сторона зеркала». За неимением лучших средств он писал гвоздем на бумаге от мешков из-под цемента, пользуясь марганцовкой вместо чернил. Окружающие относились к его занятиям с пониманием. «Профессора», который был старше других пленных, уважало также и лагерное начальство. Когда ему пришло время уезжать, он попросил разрешения взять с собой свою «рукопись». Офицер госбезопасности, от которого это зависело, предложил Лоренцу перепечатать книгу, дав для этого машинку с латинским шрифтом и бумагу. Когда «профессор» это сделал, офицер попросил автора дать честное слово, что в рукописи ничего нет о политике, и разрешил взять ее с собой. Более того, он дал Лоренцу «охранную грамоту», чтобы рукопись не отбирали на этапах! Это кажется невероятным, но Лоренц, лучше нас с вами знавший человеческую природу, не был удивлен. Наконец, усталый, но полный энтузиазма и замыслов, Лоренц возвратился в Альтенберг, к своей семье.

В Австрии для него опять нет работы. Однако вскоре его приглашают в ФРГ, где вместе с физиологом Эрихом фон Гольстом он возглавляет институт в Зеевизене, в Баварии, и получает наконец возможность развернуть исследовательскую работу и воспитывать учеников. Выходит его книга «Так называемое зло» (1963), также включенная в предлагаемое издание. (Работа приобрела известность в английском переводе под названием «On Aggression» («Об агрессии»)). Эта книга принесла Лоренцу мировую славу и была переведена на многие языки. В книге, адресованной широкой образованной публике и написанной великолепным языком, Лоренц рассказывает о внутривидовой агрессии и ее роли в образовании высших форм поведения. Лоренц начинает ее с «Пролога в море», описывающего наблюдения за рыбами кораллового рифа, проведенные им самим в Карибском море с использованием акваланга.

Вернувшись на родину, Лоренц вновь поселяется в Альтенберге. Австрийская академия наук организует для него Институт сравнительного изучения поведения. Последние годы жизни Лоренца заполнены упорным трудом. Сознавая свою ответственность перед людьми, Лоренц выступает по венскому радио с популярными лекциями о биологическом положении в современном мире, опубликованными затем под названием «Восемь смертных грехов цивилизованного человечества». Этой небольшой книжкой открывается наше издание. Она содержит ответы на жгучие вопросы современности, вызывающие столько безответственных разговоров и противоречивых суждений: Действительно ли нам грозит перенаселение? Полезно ли жить в больших городах? Что получается в результате нынешнего темпа конкуренции? Не грозит ли нам генетическое вырождение? Чего хочет молодость, бунтующая против культурных традиций? Что происходит с человеческими чувствами?

Беспощадные диагнозы Лоренца могут помочь справиться с этими опасностями. Об атомной угрозе автор говорит, что по крайней мере известно, как ее избежать — просто не сбрасывать атомную бомбу. В книге есть также очень важная, хотя и более трудная для понимания глава о патологических явлениях в области науки, о вырождении личности ученого в условиях общего упадка культуры.

Книга «Оборотная сторона зеркала» содержит не только несравненный по глубине обзор поведения животных и человека, но и общую картину современной биологии, щедро насыщенную плодотворными гипотезами, над которыми будут работать поколения ученых.

Теперь о философском содержании книги. «Оборотной стороной зеркала» Лоренц называет познавательную способность человека. Об этой способности с незапамятных времен говорили философы: предполагалось, что есть особая часть философии, «гносеология», занимающаяся этим предметом и даже лежащая в основе всей философии вообще. Поэтому книги по философии начинались с описания процессов, совершающихся в человеке: «ощущения», «восприятия», «представления» и, наконец, «мышления». Все эти явления были известны философам из самонаблюдения или, как они говорили, «феноменологическим путем». В течение средних веков философия не имела других методов, кроме «феноменологии» и того, что она заимствовала у Аристотеля под названием логики. Со времен Платона в человеческом мышлении укоренился предрассудок, враждебный объективному исследованию природы. Средневековые схоласты считали, что человеческий разум — «микрокосм» — есть точное отражение внешнего мира — «макрокосма» — со всеми его связями и закономерностями. Поэтому, как они полагали, наблюдение за деятельностью собственного разума может доставить едва ли не все необходимое знание о мире. Спекулятивная система мышления сохранилась в «немецкой классической философии», важнейшим представителем которой считается Гегель. В XX веке этот подход был полностью скомпрометирован — с немалым ущербом для престижа философии. Естественные науки энергично теснили философские «системы» .

Что же касается научного содержания философии, то оно постепенно выделялось в самостоятельные дисциплины. Психология стала предметом экспериментальных исследований и разбилась на ряд направлений, принимающих более или менее научный характер. Логика обрела новую жизнь в качестве математической науки. А гносеологию Лоренц превращает в этой книге в биологическую науку.

Гносеология (или эпистемология, что одно и то же) претендует быть «теорией познания». Но наше знание отнюдь не исчерпывается научным знанием и, уж конечно, не начинается с него. Как объясняет Лоренц, научному знанию предшествует гораздо более древнее и более необходимое нам, людям, знание об окружающем мире, о человеческом обществе и о самих себе, составляющее сокровищницу человеческих культур. Самое существование человека и общества есть познавательный, «когнитивный» процесс, основанный на присущем человеку «любознательном», или «исследовательском», поведении. Это поведение, посредством которого уже маленький ребенок обретает фантастически обширное знание об окружающем мире и о себе, мы разделяем с нашими родичами и предшественниками — животными. Его невозможно понять, не выяснив, что такое поведение вообще, а для этого необходимо прежде всего изучить те формы поведения, которые общи человеку и животным. Этим и занимается этология. Поэтому неудивительно, что в «Оборотной стороне зеркала» исследование познавательного поведения начинается с амебы и постепенно переходит ко все более сложным организмам, вплоть до человека и человеческих культур — самых сложных систем, какие мы знаем во Вселенной.

При этологическом подходе становится очевидным, что каждый акт познания есть взаимодействие между некоторой частью мира, внешней по отношению к организму, и самим организмом или теми его органами, функцией которых является познание. Наблюдение познавательного поведения животных в этом смысле более убедительно, чем самонаблюдение, при котором субъект наблюдает свою собственную деятельность, что неизбежно приводит к искажениям. Исключительная сосредоточенность философов на самонаблюдении, причины которой проницательно анализировал Поппер, привела их к странным, но чрезвычайно живучим заблуждениям. Некоторые философские школы еще в древности приписывали человеку врожденное знание как часть присущей ему божественной природы. Средневековые философы полагали, что человек рождается с некоторым, хотя и несовершенным, знанием о Боге. Эмпирическая философия Нового времени заняла противоположную позицию: она отрицала любое врожденное знание и представляла себе разум новорожденного человека как tabula rasa (чистую доску), на которой записывается приобретенный опыт: «в интеллекте нет ничего, чего раньше не было в ощущении». Так думали английские эмпирики Локк и Юм, а вслед за ними философы французского Просвещения. Главной заслугой Канта было преодоление этого заблуждения. Кант полагал, что человек от рождения обладает некоторыми основными формами мышления, на которые накладывается приобретенный им жизненный опыт. По характеру своего мышления Кант был рационалистом и человеком эпохи Просвещения, хотя и непоследовательным рационалистом, пытавшимся сконструировать Бога из постулатов «практического разума». Но в теории познания, в своем главном труде «Критика чистого разума» Кант не предполагает у человека врожденного знания о боге. «Априорное знание», т. е. знание, предшествующее всякому опыту, состоит, по его мнению, из основных идей математики и логики, которые он перечисляет и классифицирует. Таким образом, согласно Канту, человек от рождения «знает», что такое «точка», «прямая», «плоскость», каковы простейшие отношения между этими идеальными понятиями, и точно так же «знает» основные представления о целых числах и о правилах логического вывода. Если бы это было верно, то другие представления об этих предметах были бы для человека «немыслимы», и Кант был убежден, что выделенное им «априорное знание» составляет неизбежную основу всякого мышления. Как известно, появление неевклидовой геометрии вскоре опровергло это убеждение. Но самая идея о том, что человек рождается некоторым образом оснащенным для познания, что его разум не является на свет в виде tabula rasa, как думали эмпиристы, была плодотворной и получила дальнейшее развитие.

Философское значение работ Лоренца далеко не исчерпывается гносеологией. Важнейшей составной частью философии всегда были размышления о природе человека, о его месте в мире, о судьбах человечества. Эти вопросы больше всего волновали и Лоренца, и он подходил к их исследованию не с умозрительных, а с естественнонаучных позиций, используя данные эволюционной теории поведения и эволюционной теории познания — новых биологических дисциплин, созданных им самим. Невозможно переоценить значение открытых им новых путей в исследовании природы человека и человеческой культуры — таких, как объективный анализ соотношения инстинктивных и запрограммированных культурой побуждений в человеческом поведении, подход к культуре как к живой системе, подчиняющейся общим закономерностям развития живых систем и в принципе доступной изучению научными методами. В наше время, когда дальнейшее существование человеческой культуры оказалось под угрозой в результате процессов, к которым привело ее собственное развитие, такие пути особенно актуальны.

А в конце «Зеркала» Лоренц с полной уверенностью утверждает, что в наше время — впервые в мировой истории — появилась надежда достичь естественнонаучного понимания сложнейшей из всех живых систем — человеческого общества. «Человек как вид, — говорит он, — находится сейчас у поворота времен… мышление, доставленное нашей культуре ее естествознанием, дает ей возможность избежать гибели, постигшей все высокие культуры прошлого» .

Для XXI века понадобится новое мировоззрение. Читатель, ищущий такое мировоззрение, способен читать серьезные книги, — пусть же он их прочтет.

Келер Вольфганг.

21.1.1887, Таллин, — 11.6.1967, Лебанон, Нью-Хэмпшир), немецкий психолог, заложивший вместе с К. Коффкой основы гештальтпсихологии. Профессор психологии и философии в Гёттингенском и Берлинском (с 1922) университетах, директор института психологии в Берлине. С 1935 в США; профессор Суотморского колледжа в Принстоне. Широкую известность получили работы К. на зоологической станции острове Тенерифе (в 1913—40) по исследованию интеллекта человекообразных обезьян. К. пришёл к выводам: 1) у шимпанзе имеется разумное поведение того же рода, что и у человека; разница в поведении шимпанзе и человека лишь в степени сложности формы или структуры поведения; 2) последняя представляет собой некоторую целостную структуру действий (гештальт), возникающую в связи со зрительным восприятием ситуации; 3) природа этого восприятия есть целостное, несводимое к отдельным элементам симультантное «схватывание» отношений (инсайт). Стирание у К. принципиальных различий между интеллектом человека и антропоидов было подвергнуто критике в последующем развитии психологии. Для работ К. 1940—60-х гг. характерно стремление установить структурную общность физических и психических явлений. К. пытался доказать, исходя из ошибочных натуралистических позиций, принцип изоморфизма физико-физиологической структуры мозга и психических процессов, в частности вывести гештальтистски понимаемые закономерности психики непосредственно из анализа электрической активности мозга. Роберт Йеркс (1876 — 1956).

Роберт Йеркс В истории психологии— фигура яркая и примечательная.

Однако современным российским психологам он если и известен, то лишь как соавтор знаменитого закона Йеркса—Додсона. При этом мало кто знает, что закон оптимума мотивации был первоначально открыт Йерксом в опытах на мышах и лишь впоследствии удалось установить, что он распространяется и на человека (в чем Йеркс, склонный к смелым аналогиям, с самого начала не сомневался).

Аналогичным образом механизмы сексуального поведения человека Йеркс изучал на шимпанзе. Сын своего времени, он был прагматиком и реалистом, порой — сверх меры. Некоторые его открытия стали хрестоматийными, иные еще при его жизни вызывали иронию. Но так или иначе, это был действительно крупный психолог.

Детство на ферме Роберт Мирнс Йеркс родился 26 мая 1876 года в городке Брэдисвилл, штат Пенсильвания, в семье фермера. Его отец Смайлс Маршалл Йеркс был человеком простым, бесхитростным и грубоватым и не видел для своих трех сыновей (Роберт был старшим) иного жизненного пути, чем традиционное для семьи фермерство. Детство Роберт провел среди овец, коров, гусей и коз, чем в ту пору нимало не тяготился, напротив, впоследствии вспоминал: «Ферма дала мне образование, которого не могла дать школа».

Еще тогда, в детские годы, зародился его интерес к поведению животных, определивший направление его зоопсихологических исследований. По-русски Йеркса можно было бы в буквальном смысле назвать ученым «от сохи». Впрочем, соху он забросил довольно рано, вознамерившись получить высшее образование. Отец эту «причуду» не одобрил и отказал сыну в финансовой поддержке. Из-за этого отношения отца и сына, и прежде не очень теплые, надолго испортились. Оплачивать обучение Роберта взялся его дядя, за что юноша должен был убирать дядин дом и чистить конюшню.

Где женщинам делать нечего Научные интересы Йеркса, первоначально лежавшие в сфере медицины, окончательно оформились и сместились к психологии на завершающем этапе его высшего образования — в Гарвардском университете. Здесь Йеркс в 1898 году получил степень бакалавра, год спустя — магистра и стал соискателем докторской степени по психологии. Защитив диссертацию в 1902 году, он получил должность преподавателя в Гарвардском университете, где проработал последующие 15 лет.

В эти годы он познакомился с Адой Уоттерсон, которая изучала в Гарварде ботанику. Молодые люди поженились и прожили в браке всю оставшуюся жизнь. Йеркс был ревнителем семейных ценностей и с гордостью утверждал, что наследует традицию своего рода, в котором на протяжении многих поколений не было ни единого адюльтера или развода. Помимо прочего, Йеркс, в отличие от многих коллег, всю жизнь оставался убежденным трезвенником.

В своем отношении к женщинам он придерживался традиционных, точнее — консервативных представлений. По мнению Йеркса, «женщины по сравнению с мужчинами более глубоко вовлечены в процесс сохранения вида, более тяготеют к сфере домашнего быта». Соответственно, «с самого рождения практика вопитания должна быть приспособлена к полу».

Мысль сама по себе здравая, если бы она не выливалась в категорическое игнорирование самой возможности женского участия в общественной деятельности и научном творчестве. Среди учеников и сотрудников Йеркса не было ни одной женщины. Психолог Элеонора Гибсон, изъявившая желание с ним сотрудничать, была шокирована резкой отповедью: «В моей лаборатории женщинам делать нечего».

Бесспорный феномен Первая крупная публикация Йеркса — книга с экзотическим названием «Танцующая мышь» — увидела свет в 1907 году. Она была посвящена наблюдениям и экспериментам над поведением мышей и фактически стала первой в мировой науке книгой по зоопсихологии.

Однако самые впечатляющие результаты, которые удалось получить в опытах над хвостатыми испытуемыми, были опубликованы год спустя в «Журнале сравнительной неврологии и психологии». Йерксом совместно с Дж.Д. Додсоном был поставлен сравнительно несложный опыт, который продемонстрировал зависимость продуктивности выполняемой деятельности от уровня мотивации. Выявленная закономерность получила название закона Йеркса—Додсона, многократно экспериментально подтверждена и признана одним из немногих объективных, бесспорных психологических феноменов.

Законов фактически два. Суть первого состоит в следующем. По мере увеличения интенсивности мотивации качество деятельности изменяется по колоколообразной кривой: сначала повышается, затем, после перехода через точку наиболее высоких показателей успешности, постепенно снижается. Уровень мотивации, при котором деятельность выполняется максимально успешно, называется оптимумом мотивации.

Согласно второму закону Йеркса—Додсона, чем сложнее для субъекта выполняемая деятельность, тем более низкий уровень мотивации является для нее оптимальным.

Сам Йеркс всегда тяготел к антропоморфизму, не проводил принципиальных различий между поведением животных и людей, легко усматривал аналогии, далеко не бесспорные. Иногда это звучало наивно, однако по отношению к открытому им закону оказалось абсолютно справедливо.

Эксперимент, повторенный на людях, продемонстрировал аналогичные результаты. В качестве экспериментального материала выступали задачи-головоломки, в качестве мотивирующего стимула — денежное вознаграждение (сумма награды за правильное решение, поначалу ничтожная, постепенно возрастала до весьма значительной). И вот что обнаружилось.

За чисто символический выигрыш люди работали «спустя рукава», и результаты были невысокими. По мере возрастания награды рос и энтузиазм; соответственно улучшались и результаты. Однако в определенный момент, когда возможность выигрыша достигала немалой величины, энтузиазм перерастал в ажиотаж, и результаты деятельности снижались. Таким образом выяснилось, что слабая мотивация недостаточна для успеха, но и избыточная вредна, поскольку порождает ненужное возбуждение и суетливость.

Похоже, авторы популярных самоучителей жизненного успеха плохо знакомы с психологией. Выдвигаемый ими лозунг «Сосредоточить всего себя на желанной цели» — не совсем точен. Цель, безусловно, нужно перед собой иметь, к ней нужно стремиться. Но при этом нельзя забывать, что одержимость целью может оказать и скверную услугу. Согласно закону Йеркса—Додсона, для достижения успеха необходим оптимальный (а проще говоря — умеренный, средний) уровень мотивации, избыток здесь столь же плох, как и недостаток.

Революция в изучении поведения Эксперименты Йеркса принесли ему широкую известность и признание коллег. Эксперименты над животными приобретали все большую популярность. В те же годы свои знаменитые опыты ставил Э. Торндайк, а также Дж. Уотсон. С последним Йеркс несколько лет плодотворно сотрудничал (им принадлежит несколько совместных публикаций), однако потом разошелся на почве теоретических разногласий.

В то же время все возрастающее влияние на мировую психологию оказывало учение И. П. Павлова. Уже первые сведения о нем, дошедшие до западных психологов, получили широкий резонанс. На VI Международном психологическом конгрессе в Женеве (1909) прозвучало имя Павлова. Оно называлось неоднократно, однако не русскими участниками конгресса (они составляли небольшую группу во главе с Г. И. Челпановым), а американцами, в первую очередь — Йерксом.

Открытие условного рефлекса американские психологи восприняли как революцию в изучении поведения. В докладе Йеркса «Научный метод в психологии животных» высказывалась уверенность, что новые научные устремления, среди выразителей которых первым назывался Павлов, позволят дать объективный анализ поведения.

В том же году Йеркс совместно со своим русским студентом С. Маргулисом опубликовал в «Психологическом бюллетене» сводку работ павловской лаборатории, познакомившую западного читателя с учением об условных рефлексах. Это сыграло важную роль в разработке объективных методов в американской психологии. (Были, оказывается, времена, когда наша наука выступала не свалкой заморского мусора, а источником вдохновения для американских коллег!).

Пионер тестирования В 1911 году Йеркс, уже признанный к тому времени специалист, опубликовал свой учебник психологии, не снискавший, впрочем, особой популярности.

В 1913 году он начал сотрудничать с отделением психопатологии Бостонской центральной больницы. Здесь он принял участие в разработке тестов умственных способностей и скоро выдвинулся в ряды ведущих специалистов и в этой области. Признанием научных заслуг Йеркса стало избрание его в 1916 году президентом Американской психологической ассоциации. Для ученого, пребывавшего в Гарварде в должности доцента, это было очень почетно. Однако, несмотря на широкое признание научной общественности, гарвардская администрация не удостоила Йеркса повышения в должности. Обидевшись, он в 1917 году оставил Гарвард.

Впрочем, ему было чем заняться. По поручению правительства США он возглавил комитет, в задачи которого входила разработка надежных методов психологического тестирования новобранцев.

Под его руководством были созданы так называемые армейские тесты Альфа и Бета, предназначенные для диагностики интеллектуальных способностей. Тесты были апробированы на почти полутора миллионах военнослужащих. Практического значения это уже не имело, поскольку мировая война завершилась, однако позволило сделать многие важные выводы, касающиеся как природы интеллекта, так и механизмов его измерения. По сей день Йеркса называют одним из пионеров психологического тестирования.

Почти люди По окончании войны Йеркс некоторое время работал в Вашингтоне в должности администратора Национального научно-исследовательского совета. Именно в этот период он завязал контакты, которые сыграли важную роль в исполнении его давнего желания — создать лабораторию по изучению приматов.

Эта мечта, по признанию самого Йеркса, зародилась у него еще в студенческие годы. Несколькими годами позже он опубликовал свой научный план и работал над его реализацией в течение ряда лет, по возможности проводя исследования приматов в самых разных местах. В 1911 году он купил в штате Нью-Гемпшир ферму, которая несколько лет одновременно служила ему и дачей и научной лабораторией. Незадолго до начала Первой мировой войны он запланировал совместные с В. Кёлером исследования на острове Тенерифе, но война помешала этим планам осуществиться. Вместо этого Йеркс в 1914;1915 годах изучал поведение приматов в частном поместье в Калифорнии. Результаты этой работы обобщены в двух книгах, написанных вместе с женой (характерно название одной из них — «Почти люди»).

Всецело осуществить свою давнюю мечту Йерксу удалось лишь в 1929 году, когда им на средства Фонда Рокфеллера (полмиллиона долларов!) была основана «Экспериментальная станция по исследованию антропоидов» во Флориде. После ухода Йеркса на пенсию с поста директора в 1941 году эта лаборатория была названа его именем. Ныне она находится в городе Атланта, штат Джорджия. Здесь проходят стажировки многие ученые, специализирующиеся в области сравнительной психологии.

Завещание В последние годы жизни Йеркс работал над автобиографией, которую назвал «Путь в науке, или Завещание». Ему стоило большого труда опубликовать ее и в Америке, а выход книги на русском языке в наше время и вовсе представляется маловероятным. Тем не менее вчитаемся повнимательнее хотя бы в те несколько строк, которыми Йеркс завершает свое «Завещание».

Я верю:

• · В знание естественного порядка как основу человеческой жизни.
• · В сверхъестественное — душу, дух, абсолют — как возможное.
• · В религиозный опыт как осознание сверхличностного влияния.
• · В ответственность человека за свою жизнь, но не за вечность, судьбу, бессмертие.
• · В обязанность человека стремиться гарантировать каждому неотъемлемое право на достойное рождение и воспитание.
• · В достоинство человека и его способность к
• · совершенствованию, поскольку он является частью естественного порядка.
• · В поклонение идеалу человека, а не божества, и человечности, а не святости.
• · В полезность посредством оказания помощи другому человеку.
• · В естественное происхождение совести, морали и правил человеческого поведения.
• · В приоритет жизни над смертью, усилий над
• · молитвой, знаний над верой и разума над стремлением принять желаемое за действительностью

Определения и особенности мышления животных: Н.Н. Ладыгина-Котс, В. А. Вагнер, Г. З. Рогинский, Л. В. Крушинский, Л. А. Фирсов.

истоки бытовавшего вплоть до недавнего времени представления о том, что у птиц преобладают инстинктивные формы поведения, а способность к обучению ограничена, поскольку у них практически отсутствует новая кора.

Онтогенетический критерий предполагает, что развития инстинктов, как такового, не происходит. Инстинкты, по Вагнеру, имеют последовательные возрастные стадии, которые сменяют друг друга, тогда как «разумные» способности развиваются постепенно.

Биопсихологический критерий оценивает возможность животного выбирать, какое из действий совершить: «разумные действия» отождествляются с таким выбором (в противоположность жесткости инстинктивных движений). Кроме того, в отличие от инстинкта, «разумные» действия могут быть очень сложными и осуществляться достаточно редко. Следует отметить, однако, что этот критерий нельзя считать удачным, потому что (как уже было известно в начале XX века и хорошо известно сейчас) многие инстинктивные действия отличаются большой сложностью, содержат много элементов, жестко соединенных между собой, и могут осуществляться, например, всего один раз в год, занимая совсем небольшой промежуток времени. В качестве примера можно привести многие эпизоды поведения птиц в период размножения.

В. А. Вагнер полностью отрицал способность животных к каким бы-то ни было проявлениям зачатков разума в прямом смысле этого слова. Он считал, что эти явления можно вполне объяснить формированием навыков. Он подробно проанализировал полученные В. Келером (гл. 4) первые экспериментальные доказательства того, что индивидуально-приспособительная деятельность животных не ограничивается только способностью к обучению и включает также элементы разумных решений. Отдавая должное методам В. Келера, Вагнер, тем не менее, считал его выводы неверными (и в этом ошибался!). Столь же ошибочной была и его оценка способности животных к обобщению по признаку сходства, обнаруженная Ладыгиной-Котс (1925) в экспериментах на шимпанзе (см. 5.4). зоопсихологический поведение мышление исследование Свои выводы и общетеоретические заключения Вагнер строил на основе наблюдений, многие из которых были поистине замечательными. Однако он не был экспериментатором, и это, возможно, определило характер многих его выводов. В. А. Вагнер отказывал животным в наличии у них зачатков разума, он также считал, что способность к научению как таковая не является особой формой поведения. Сообщества социальных насекомых, в частности шмелей, он рассматривал как специальную форму симбиоза (!). Это, как мы знаем, также не соответствует действительности, и уже в то время социальная структура сообществ перепончатокрылых была известна.

Работы Вагнера оказали существенное влияние на развитие отечественной науки о поведении. Введенный им «объективный биологический метод» был воспринят и получил широкое применение в работах отечественных зоопсихологов.

Этот метод использовали Н. Н. Ладыгина-Котс (1935; 1959), Н. Ю. Войтонис (1949), Н. Ф. Левыкина (1947), Н. А. Тих (1955; 1970), Г. 3. Рогинский (1948), С. Л. Новоселова (1997), К. Э. Фабри (1976). Эти ученые изучали психику человекообразных обезьян с точки зрения биологических предпосылок антропогенеза, возникновения и развития человеческого сознания (см.: Фабри, 1976; 1993). Объектами их исследований были манипуляционная активность и орудийная деятельность, сложные навыки и интеллект, стадное поведение обезьян как предпосылка зарождения социальности и языка человека.

Зоопсихологические исследования Н. Н. Ладыгиной-Котс.

Особый вклад в исследование поведения и психики животных внесла Надежда Николаевна Ладыгина-Котс. Своим главным учителем Надежда Николаевна считала Ч. Дарвина. В своих исследованиях эволюции психики она применяла сравнительно-психологический метод, сопоставляя особенности поведения животных разного филогенетического уровня — высших и низших обезьян, птиц и млекопитающих разных видов, антропоидов, а также детей. По ее инициативе при Дарвиновском музее была организована зоопсихо-логическая лаборатория.

Особый след в истории науки оставила ранняя работа Н. Н. Лады-гиной-Котс — сравнительное описание онтогенеза познавательной Деятельности детеныша шимпанзе и собственного ребенка. Результатом сравнения этих наблюдений явился уникальный труд «Дитя шимпанзе и дитя человека» (1935), проиллюстрированный десятками фотографий и рисунков.

Полуторагодовалый шимпанзе Иони прожил в семье Надежды Николаевны два с половиной года (1910—1913). Благодаря возможности наблюдать за Иони постоянно, был впервые описан поведенческий репертуар детеныша шимпанзе, включающий игровую, исследовательскую и конструктивную деятельность (1923). Особое значение имели наблюдения особенностей восприятия и обучаемости шимпанзе. Иони обнаружил также способность к наглядно-действенному мышлению, к обобщению нескольких признаков и использованию понятия о тождестве (сходстве) стимулов. Последнее он применял не только в ситуации эксперимента, но и в повседневной жизни.

Отмечая многочисленные черты сходства поведения шимпанзе и человека на ранних стадиях онтогенеза, автор указывает на те критические точки, с которых развитие психики ребенка идет принципиально иными темпами и на качественно другом уровне, чем у шимпанзе.

Полемизируя с В. Келером и Р. Йерксом, которые подчеркивали черты сходства в когнитивной деятельности антропоидов и человека, Н. Н. Ладыгина-Котс акцентировала внимание на имеющихся между ними различиях, на том, что «…шимпанзе не почти человек, а совсем не человек».

Подобные исследования развития детенышей обезьян, «усыновленных» человеком, успешно повторили В. и Л. Келлог (Kellog, Kellog, 1933) и К. и К. Хейс (Hayes, Hayes, 1951). Вторая жизнь этого экспериментального метода началась в 70-е годы XX века, когда американские ученые обратились к поискам у антропоидов зачатков второй сигнальной системы и начали обучать их различным языкам-посредникам (см. 2.9.2 и гл. 6). Многие из них (см., например: Savage-Rumbaugh, 1993) подтвердили выявленные Ладыгиной-Котс черты сходства в раннем развитии познавательных способностей человека и шимпанзе, а кроме того показали, что шимпанзе к 5 годам могут усваивать аналог человеческого языка на уровне детей в возрасте 2—2,5 года. Закономерности, обнаруженные Ладыгиной-Котс, подтвердились также в многочисленных исследованиях этологов, например Дж. Гудолл, Дж. Шаллера, Д. Фосси, наблюдавших шимпанзе и горилл в естественной среде обитания.

В процессе изучения познавательных способностей Иони Ладыгина-Котс разработала и ввела в экспериментальную практику методику «выбора по образцу», которая с тех пор широко используется в психологии и физиологии для исследования разных аспектов психики животных.

Центральное место в трудах Н. Н. Ладыгиной-Котс занимала проблема элементарного мышления животных как предпосылки человеческого мышления, позволяющего выявить и восстановить предысторию его возникновения в процессе эволюции. Во многом именно благодаря работам Н. Н. Ладыгиной-Котс, ее учеников (Н. Ф. Левыки-ной, А. Я. Марковой, К. Э. Фабри, С. Л. Новоселовой и др.) и коллег стало известно, как шимпанзе воспринимают внешний мир, какова их способность к обобщению и абстрагированию, какие формы наглядно-действенного мышления им доступны. Особое внимание уделялось манипуляционной, орудийной и конструктивной деятельности приматов.

Н. Н. Ладыгина-Котс писала, что «обезьяны имеют элементарное конкретное образное мышление (интеллект), способны к элементарной абстракции и обобщению, и эти черты приближают их психику к человеческой». При этом она подчеркивала, что «…их интеллект качественно, принципиально отличен от понятийного мышления человека, имеющего язык, оперирующего словами как сигналами сигналов, системой кодов, в то время как звуки обезьян, хотя и чрезвычайно многообразны, но выражают лишь их эмоциональное состояние и не имеют направленного характера. Они (шимпанзе) обладают, как и другие животные, лишь первой сигнальной системой» (послесловие к книге Я. Дембовского «Психология обезьян», с. 317).

Научное наследие Н. Н. Ладыгиной-Котс продолжает оказывать глубокое влияние на современных исследователей проблемы эволюционных предпосылок мышления человека как в России, так и за рубежом. Это влияние проявляется в разных формах. Так, до настоящего времени многие авторы (и зоопсихологи, и физиологи) продолжают широко цитировать ее труды. Более того, многие современные ученые и целые лаборатории в новых формах и на новом уровне применяют разработанные ею методы и подходы и продолжают изучать некогда затронутые ею проблемы.

Представления Ладыгиной-Котс о наличии у животных элементов мышления нашли многообразные подтверждения. Однако вопрос о степени сходства психики шимпанзе с человеческой существенно пересмотрен. Не подлежит сомнению, что пропасть между возможностями их психики не столь глубока, как считалось прежде. Даже по уровню понимания речи человека и овладения его языком шимпанзе все же достигают уровня двухлетнего ребенка.

В заключение остается упомянуть еще об одном направлении более поздних исследований, которое способствовало развитию взглядов Н. Н. Ладыгиной-Котс на эволюцию мышления. Она считала, что определение интеллекта обезьян, данное Г. 3. Рогинским (1948), нуждается в одном существенном уточнении. По ее мнению, «о наличии интеллекта может свидетельствовать установление лишь новых адаптивных связей в новой для животного ситуации» (Ладыгина-Котс, 1963, с. 310). Эта сторона мышления животных стала объектом интенсивных исследований Л. В. Крушинского и его сотрудников (см. гл. 4 и 8).

Итак, значение работ Н. Н. Ладыгиной-Котс состоит в том, что:

¦ впервые был проведен эксперимент по воспитанию детеныша шимпанзе в «развивающей среде»;

был описан онтогенез поведения шимпанзе, сопоставлены особенности познавательной деятельности приматов и человека;

показано наличие у шимпанзе способности к обобщению и абстрагированию как одной из основных характеристик элементарного мышления;

разработан и введен в практику важнейший современный метод исследования психики животных — обучение «выбору по образцу»;

проведено сравнительное исследование орудийной и конструктивной деятельности приматов;

сделан вывод о наличии у животных зачатков мышления как предпосылки мышления человека.

Исследования поведения и психики приматов в СССР В 20—60-е годы в нашей стране был выполнен ряд других исследований поведения и психики обезьян в Московском, Ленинградском и Киевском зоопарках (под руководством Н. Н. Ладыгиной-Котс, Г. 3. Ро-гинского и В. П. Протопопова), в Сухумском питомнике (Н. Ю. Войто-нис и его ученики, а также Л. Г. Воронин и его сотрудники), в Институте физиологии в Колтушах (ученики И. П. Павлова, в том числе П. К. Денисов, Э. Г. Вацуро, М. П. Штодин, Ф. П. Майоров, Л. Г. Воронин, позднее Л. А. Фирсов и др.; см. также 2.7).

В работах Г. 3. Рогинского (1948), Н. Ю. Войтониса (1949), Н. А. Тих (1955; 1970) и других были описаны различные формы наглядно-действенного мышления, орудийной и конструктивной деятельности приматов, дополнены сведения о способности к обобщению и абстрагированию у разных видов обезьян. Ряд работ был посвяшен сравнению психики высших и низших обезьян. Так, в лаборатории В. П. Протопопова исследовали обучение сложным двигательным навыкам у капуцинов, макаков и человекообразных обезьян. Сопоставляя процесс решения различных задач, авторы сделали вывод, что «никаких принципиальных различий в формировании онтогенетического опыта у высших и низших обезьян не существует, и нет никаких оснований усматривать пропасть между низшими и высшими обезьянами, уподоблять поведение высших обезьян человеческому поведению». Тенденция к недооценке уровня когнитивных способностей антропоидов в целом была характерна для того периода развития науки.

Леонид Александрович Фирсов. Важный вклад в исследования по ведения и психики человекообразных обезьян внесли работы Л. А. Фир сова, ученика Л. А. Орбели. Лабораторные исследования Л. А. Фирсова включали сравнительную оценку:

• * разных видов памяти;
• * способности к подражанию;

" способности к обобщению и формированию довербальных понятий;

" голосового общения;

" некоторых аспектов социальных взаимодействий у антропоидов.

Многоплановые исследования Л. А. Фирсова показали, что шимпанзе обладают высочайшим уровнем развития поведения и психики. Они действительно способны к одномоментному образованию множества условных реакций разного уровня сложности. Фирсов проанализировал природу таких условнорефлекторных связей и показал, что часть из них — «подлинные» условные рефлексы, другие реализуются на основе синтеза новых и старых ассоциаций, третьи возникают благодаря «переносу» ранее сформированных реакций (за счет «вторичного научения»), четвертые — благодаря подражанию, а пятые — как реализация «каузальной связи», т. е. улавливания закономерностей процессов и явлений.

В Л. А. Фирсов пришел к заключению о том, что психика антро-j поидов характеризуется таким уровнем способности к формированию довербальных понятий, который можно рассматривать как В промежуточный между первой и второй сигнальными системами.

Всесторонние лабораторные исследования традиционными методами Л. А. Фирсов сочетал с наблюдениями и экспериментами в условиях, приближенных к естественным. С этой целью группу шимпанзе (а затем и макаков-резусов) выпускали на небольшой озерный остров в Псковской области и наблюдали, как воспитанные в неволе обезьяны осваивают природные корма, строят гнезда, избегают опасности, играют, как складываются отношения в сообществе.

Л. А. Фирсов (род. 1920 г.) временно проводились эксперименты для анализа орудийной деятельности (были созданы специальные установки, получить пишу из которых можно было только при помощи орудий — палок, выломанных в ближайшем лесу). Были повторены также опыты на «выбор по образцу» (см. гл. 3 и 5), где в качестве стимлов использовались не геомерические фигуры, как это практикуется в лабораториях, а растения, цветы, веточки, палочки и другие природные объекты. В процессе опытов и наблюдений регулярно проводилась профессиональная киносъемка. Благодаря этому было создано около 10 документальных фильмов (в том числе «Обезьяний остров» и «Думают ли животные?»), которые сохранили для нас реальную картину многих уникальных экспериментов.

Наибольший интерес в связи с проблемой мышления животных представляют работы Л. А. Фирсова, посвященные соотношению образной и условнорефлекторной памяти, сравнительному изучению фукции обобщения, а также орудийной деятельности обезьян. В 90-е годы Л. А. Фирсов занимался также «живописью» обезьян. Он автор целого ряда монографий и обзорных статей (1972; 1977; 1982; 1987; 1993).

Крушинский Леонид Викторович В современной отечественной биологии разработка многих проблем поведения животных неразрывно связана с именем профессора Леонида Викторовича Крушинского (1911 — 1984), одного из основателей кафедры высшей нервной деятельности биологического ф-та МГУ, которой он заведовал в последние годы жизни. Леонид Викторович обладал разносторонней биологической эрудицией и широким кругом научных интересов, включавших проблемы биологии развития, патофизиологии, генетики поведения, этологии, теории эволюции. Наряду с этим он прекрасно ориентировался в проблемах физиологии высшей нервной деятельности (павловской школы) и в 1937 г. был приглашен Л. А. Орбели в Колтуши в качестве консультанта запланированных еще И. П. Павловым работ по генетике типологических особенностей ВНД собак.

Леонид Викторович работал под руководством профессора М. М. Завадовского на кафедре динамики развития биологического факультета МГУ с начала 40-х г. и вплоть до ее разгрома после августовской сессии ВАСХНИЛ в 1948 г. В эти годы он выполнил серию работ по проблемам онтогенеза поведения и сформулировал оригинальную концепцию о соотношении врожденного и приобретенного в формировании целостного поведенческого акта (концепция так называемых «унитарных реакций») — Она была близка к соответствующим положениям классической этологии (см.: 7.3), достижения которой стали известны в бывшем СССР также в значительной мере благодаря деятельности Л. В. Крушинского.

В конце 50-х годов Леонид Викторович обратился к работам, принесшим ему впоследствии наибольшую известность. Они были посвящены проблеме элементарной рассудочной деятельности (РД) животных и продолжались до конца его жизни. Его работы представляли собой многоплановое физиолого-генетическое исследование зачатков мышления у широкого диапазона видов животных из разных таксономических групп. Это был период, когда подобные работы в СССР практически не проводились, да и за рубежом были крайне немногочисленны.

Следует отметить, что, хотя отечественная биология в целом, в том числе физиология животных и человека, казалось бы, глубоко восприняла эволюционную теорию и руководствовалась ею в своем развитии, именно гипотеза о наличии у животных элементов мышления вызывала скепсис и активное сопротивление представителей павловской школы. Между тем И. П. Павлов, на которого они обычно ссылались, в последние годы жизни признавал, что «было бы неоправданной претензией утверждать, что двумя описанными общими механизмами (временная связь и анализаторы) исчерпывается раз и навсегда вся высшая нервная деятельность высшего животного» (Павлов, 1949. С. 262−263).

Л.В. Крушинский был первым, кто привлек внимание коллег к этому высказыванию И. П. Павлова. Однако до недавнего времени ему не придавали должного значения, поскольку оно было сделано на так называемых павловских средах — семинарах, регулярно проводившихся в лаборатории при жизни И. П. Павлова, — и опубликовано после расшифровки стенограмм, отредактированных его учениками. В связи с этим работы Л. В. Крушинского по РД животных были встречены в штыки и долгое время сопровождались ожесточенной и неконструктивной критикой официальных кругов.

Л.В. Крушинский дал рабочее определение РД, предложил оригинальные методики ее лабораторного изучения, пригодные для тестирования представителей самых различных таксонов. Это позволило дать сравнительную характеристику развития рассудочной деятельности в ряду позвоночных, проанализировать некоторые аспекты ее морфофизиологических механизмов и роль в обеспечении адаптивности поведения. Новый подход включал также попытки изучения генетической детерминации и онтогенеза этой формы поведения. Иными словами, можно утверждать, что работы Л. В. Крушинского и его школы вполне отвечали сформулированным Н. Тинбергеном принципам всестороннего анализа поведения и долгие годы не имели аналогов ни в отечественной, ни в мировой науке.

На базе своих исследований Л. В. Крушинский сформулировал целостную концепцию физиолого-генетических основ рассудочной деятельности животных, которая обобщала все многообразие полученных им фактов и имела многочисленные точки роста, так как открывались перспективы дальнейших работ. Основные полученные им результаты и теоретические воззрения изложены в его книге «Биологические основы рассудочной деятельности» (1977, 1986), посмертно удостоенной Ленинской премии (1988) и переведенной на английский язык (Krushinsky, 1991). В 1991 и 1993 гг. были изданы два тома «Избранныхтрудов» Л. В. Крушинского, в которые вошли наиболее важные статьи из его научного наследия.

Общие закономерности развития психики: А. Леонтьев, А. Лурия, Э. Фабри Концепция Леонтьева — Фабри Относительно становления и развития психики и поведения у животных существует целый ряд гипотез.

Одну из них, касающуюся стадий и уровней развития психического отражения, от простейших животных и до человека, в своей книге «Проблемы развития психики» выдвигает А. Н. Леонтьев.

В основу описанных им стадий психического развития Леонтьев положил признаки наиболее глубоких качественных изменений, которые претерпела психика в процессе эволюции животного мира. Согласно этой концепции, в развитии психики и поведения животных можно выделить ряд стадий и уровней. А. Н. Леонтьев выделял две основных стадии развития психики: элементарную сенсорную и перцептивную. Первая включает в себя два уровня: низший и высший, а вторая — три уровня: низший, высший и наивысший. Как отмечал А. Н. Леонтьев, в процессе эволюционного развития эти процессы тесно взаимосвязаны. Совершенствование движений ведет к улучшению приспособительной деятельности организма, которая, в свою очередь, способствует усложнению нервной системы, расширению ее возможностей, создает условия для развития новых видов деятельности и форм отражения. Все это вместе взятое способствует совершенствованию психики.

Четкая, наиболее существенная грань проходит между элементарной сенсорной и перцептивной психикой, знаменуя собой основную веху грандиозного процесса эволюции психики.

Подобное подразделение, однако, слишком поверхностно и не охватывает всего многообразия животного мира.

Позднее, с учетом многих исследований, касающихся поведения, эта гипотеза была доработана и уточнена К. Э. Фабри. Поэтому рассматриваемую в нашем учебном курсе гипотезу развития психики принято называть концепцией Леонтьева — Фабри.

К.Э. Фабри считает, что как в пределах элементарной сенсорной, так и в пределах перцептивной психики следует выделить существенно различающиеся уровни психического развития: низший и высший, допуская при этом существование и промежуточных уровней. Важно отметить, что крупные систематические группы животных не всегда и не вполне укладываются в эти рамки. Это неизбежно, так как в пределах крупных Таксон — (от лат. taxare — оценивать) совокупность дискретных объектов, связанных определенной общностью свойств и признаков, характеризующих эту совокупность. Это можно объяснить тем, что качества высшего психического уровня всегда зарождаются на предшествующем уровне.

По мнению Фабри, расхождения между психологической и зоологической классификациями обусловлены тем, что морфологические признаки, на которых построена систематика животных, отнюдь не всегда определяют особенности и степень развития психической деятельности последних. Поведение животных представляет собой совокупность функций эффекторных органов животных. А в процессе эволюции именно функция первично определяет форму, строение организма, его систем и органов. Их строение и двигательные возможности лишь вторично определяют характер поведения животного и ограничивают сферу его внешней активности.

Итак, с одной стороны, образ жизни определяет развитие приспособлений в эффекторной сфере, а с другой стороны, функционирование эффекторных систем, т. е. поведение, обеспечивает удовлетворение жизненных потребностей, обмена веществ в ходе взаимодействия организма с внешней средой.

Лурия Александр Романович (16.07.1902 — 14.08.1977).

Профессор (1944), доктор педагогических наук (1937), доктор медицинских наук (1943), действительный член Академии Педагогических наук РСФСР (1947), действительный член АПН СССР (1967), принадлежит к числу выдающихся отечественных психологов, получивших широкую известность своей научной, педагогической и общественной деятельностью. В течение более чем 50-летней научной работы А.Р.Л. внес важный вклад в развитие различных областей психологии.

А.Р.Л. родился в г. Казани, в семье известного врача-терапевта Р. А. Лурия, окончил факультет общественных наук Казанского университета в 1921 г. и в 1937 г. — 1-й Московский медицинский институт. В 20-х гг., как ученик Л. С. Выготского, он участвовал в создании отечественной психологической науки, в разработке теории культурно-исторического развития психических процессов. Его работы по объективному изучению аффективных состояний положили начало целому ряду аналогичных исследований как в России, так и за рубежом. В области генетической психологии А.Р.Л. (изучая на близнецах роль генетических и социальных факторов в развитии психических процессов) показал значение речи в организации психических функций у детей. Докторская диссертация Л. по педагогически наукам, подготовленная и защищенная в 30-е гг., была посвящена проблеме конфликтов. Начиная с 1940 г. Л. проводил исследования, посвященные анализу мозговых механизмов психических процессов. В результате многолетних исследований нарушений психических процессов при различных поражениях мозга (в годы Великой Отечественной войны — в восстановительном госпитале клиники нервных болезней Всес. НИИ экспериментальной медицины в г. Кисегаче, а после войны — в Моск. Институте нейрохирургии им. Н. Н. Бурденко АМН СССР), — Л. создал новое направление в психологии — нейропсихологию, имеющую важное теоретическое и практическое значение. Им разработана новая теория локализации высших психических функций, представляющая существенный шаг вперед по сравнению с прежними теориями, им внесен важный вклад в понимание природы речевых нарушений и создана новая классификация афазий. Специальная серия работ Л. и его сотрудников посвящена роли лобных долей мозга в регуляции психических процессов. Им изучены различные формы нарушения памяти при разного рода локальных поражениях мозга. На основании системных исследований мозговых коррелятов высших психических функций Л. разработал методы нейропсихологической диагностики локальных поражений головного мозга и основные принципы восстановления нарушенных психических процессов.

Начиная с 1923 г. Л. проводил большую педагогическую работу: он преподавал в Академии Коммунистического воспитания им. Н. К. Крупской, в Моск. Педагогическом дефектологическом институте, а с 1945 г. — в Московском университете (на кафедре психологии философского факультета); с 1968 по 1977 г. он заведовал кафедрой нейрои патопсихологии факультета психологии МГУ им. М. В. Ломоносова. В течение многих лет он читал курс общей психологии, создал новый курс нейропсихологии, ряд спецкурсов. Под руководством Л. защищено более 50 кандидатских диссертаций, многие из его учеников стали докторами наук. За свою плодотворную научно-педагогическую деятельность Л. был награжден орденом В. И. Ленина, орденом «Знак почета» и медалями Советского Союза.

Л. имел высокий международный авторитет, он являлся зарубежным членом Национальной Академии Наук США, Американской Академии Наук и Искусств, Американской Академии Педагогики, а также почетным членом ряда зарубежных психологических обществ (британского, французского, швейцарского, испанского и др.). Он был почетным доктором ряда университетов: г. Лейстера (Англия), Люблина (Польша), Брюсселя (Бельгия), Тампере (Финляндия и др.).

Л. — автор более 500 научных работ, многие из которых переведены на различные языки, среди них основные: Речь и интеллект в развитии ребенка. М., 1927; Этюды по истории поведения. М., 1930 (в соавт. с Л.С.Выготским); Учение об афазии в свете мозговой патологии. М., 1940; Травматическая афазия. М., 1947; Восстановление функций после военной травмы. М., 1948; Умственно отсталый ребенок. М., 1960; Мозг и психические процессы. М., 1963, Т.1; М., 1970. Т.2; Высшие корковые функции и их нарушение при локальных поражениях мозга. М., 1962, 2-е изд. 1969; Основы нейропсихологии. М., 1973; Нейропсихология памяти. М., 1974. Т.1; М., 1976. Т.2; Основные проблемы нейролингвистики. М., 1976; Язык и сознание. М., 1979 и ряд других. В 1967 г. за цикл работ в области нейропсихологии, включая книгу «Лобные доли и регуляция психических процессов. М., 1966. Л. был удостоен Ломоносовской премии 1-й степени.