Упрощение системы вокализма. 
Утрата ринезма

§ 45. Важной структурной особенностью носовых гласных являлась их синтагматическая неустойчивость. Являясь по происхождению и долгими, и краткими, фонологически они были всегда долгими. Это доказывается тем, что интонационные различия на носовых возникали, следовательно, в праславянском языке они были двухморными (долгими). Они неустойчивы и потому, что появились из разных сочетаний гласных с <�м, н) и образовали морфологические чередования с различными в структурном отношении морфемами. Давало ли это фонетические различия в произношении, нам неизвестно, потому что фонетическое варьирование ни в графике, ни в орфографии никогда не передается. Однако по своему происхождению носовые были передними и непередними, средними и средневерхними, лабиализованными и нелабиализованными — всего шесть вариантов, которые образовывали три самостоятельные фонемные единицы — (9, 9, 9).

§ 46. При уяснении причин утраты носовых гласных следует иметь в виду некоторые структурные особенности систем, вызвавших устранение <9, 9, 9).

В языках всего мира динамическое соотношение носовых и неносовых гласных строится по следующим принципам. Носовые гласные всегда возникают в результате дефонологизации первичных носовых согласных (м, н) в определенных условиях; это и случилось в праславянском языке на границе слога и в связи с отсутствием противопоставления по ринезму (носовости) между глайдами и шумными согласными (среди последних нет носовых в отличие, например, от германских языков, в которых возникали фонемы типа [д]). Носовые гласные всегда существуют в системах, где фонетически сохраняются носовые согласные, в соседстве с которыми начинается нейтрализация в противопоставлении носовых неносовым. Действительно, и старославянские, и древнерусские рукописи отражают колебание между (у) ^и <9) после носовых согласных; ср. написания: гноусъ — гнжсъ_у моудръ — мъдръ, ноужда — н&ждаи т. д. (т. е. [нуд] — [нqa= нунд]). Нейтрализация по признаку ринезма независимо от происхождения носового гласного, но в определенных позициях доказывает фонематическую реальность самого противопоставления (у—9) в позднем праславянском языке. Если носовые гласные устраняются из системы, они совпадают с неносовыми. В большинстве славянских языков носовые гласные совпали с (у) (фонема (9)) и с (а, е, ё) (фонема (9)); фонема (9) изменялась различным образом в зависимости от окружающих согласных (мягких и твердых). Разнонаправленное изменение праславянских носовых гласных подтверждает их диалектное изменение уже в праславянском языке (кроме (9), которое во всех славянских языках совпало с (у), следовательно, изменялось еще в праславянском), причем изменение самостоятельных гласных, а не сочетаний типа [он, ен].

А. М. Селищев указал на сходство в изменениях носовых и плавных сочетаний. Носовые гласные со свободным консонантным элементом свойственны тем окраинным говорам праславянского языка, которые одновременно с тем сохраняли и праславяиские сочетания типа * tort, не испытавшие метатезы (перестановки или полногласия). Например, в полабском языке еще в записях XVII в. отражается произношение Ьогпэ (‘борона'),.

о.

storrid (‘сторона'), slad (‘солод') и др., но также и ronka, runka (‘рука') с сочетаниями [on, un] на месте <9). В среднеболгарских текстах до XIII в. сохранялись написания типа бал’тина, зал’таринъ, малдиние и др., которые о *.

сопутствовали произношению слов типа *ranka_y что и привело впоследствии к рефлексации болг. ръка, съд. У восточных славян фонологизация носовых гласных достигла завершающей стадии параллельно с формированием полногласия; наличие русского полногласия в рукописях уже XI в. подтверждает, что к тому времени в языке восточных славян прошла стадия изменения, при которой вокалическая система включала носовые гласные фонемы. Последние утрачиваются тогда, когда динамическая тенденция к открытому слогу стала фонетическим законом, и морфологические чередования носовых с сочетаниями типа [он, ен1 стали излишними.

Во всех славянских языках, рано утративших носовые гласные, их рефлексы не совпадают с гласными среднего подъема, как ожидалось бы в случае сохранения ими их исходного качества; перед дефонологизацией фонемы (9, 9) изменили свое качество, заменили некоторые различительные признаки и тем самым сместились в парадигматической системе фонем. При этом важно взаимное соотношение других гласных фонем в системе: носовые гласные сохранялись в системах с четким противопоставлением гласных по ряду (передние — непередние), но устранялись в системах с утратой этого признака, т. е. в тех, которые испытывали вторичное смягчение согласных. Одновременно в системах, утрачивавших носовые гласные, развивалось противопоставление по подъему и исчезало противопоставление по долготе — краткости.

Из этого краткого обзора видно, что деназализация (9) предшествует изменениям <9) или вызвана другими причинами: только носовые гласные переднего ряда дают варианты в славянских языках. Фонема (9) утрачивает ринезм, переходя в верхний ряд, потому что носовые гласные верхнего подъема физиологически невозможны (последовательность изменений (д^ц^й)). Фонемы (g, д) изменялись в зависимости от окружающих согласных, главным образом в связи с развитием противопоставления по твердости — мягкости; последнее изменение, если оно имело место, во всех славянских языках происходило достаточно поздно.

§ 47. Структурная причина утраты носовых заключается в том, что в позднем праславянском языке разрушается противопоставление гласных по количеству и происходит формирование различительного признака по подъему: верхний — неверхний, куда входили только долгие по происхождению гласные, и средний, где оказались и краткие, и долгие (см. табл, в § 11). Долгие.

<9, 9″ ?) Должны были либо сократиться и тогда остаться среди средних, либо, сохранив свою долготу, перейти в верхний или нижний ряд. У восточных славян произошло второе.

Процесс утраты носовых гласных был достаточно сложным и длительным. Необходимо различать утрату носовости (дифференциальный признак ринезма) и утрату носовых гласных; различные попытки устранить назальный признак еще не приводили к утрате всех носовых фонем как фонемных единиц. Сначала изменяется дифференциальный признак (ринезм) — его устранение представляет собой парадигматическое изменение, всегда сопровождаемое выходом из системы хотя бы одной фонемы. Изменению (9, ^ц^и) и обязано изменение системы. Утрата дифференциального признака приводит к постепенному устранению носового произношения у остальных носовых, которые остались в системе, потому что были и другие признаки, связывавшие их с системой гласных и после утраты признака ринезма. Само изменение (ц^и) произошло только потому, что (ц) и (и) различались единственно признаком ринезма, и его устранение привело к совпадению двух фонем. Только один «фонематический шаг» разделял эти фонемы, этот «шаг» был сделан и — система лишилась признака ринезма. Однако (9) от соседних фонем, например от (а), отличалось не только ринезмом, но и рядом. Если в древнерусском языке происходило понижение артикуляции <9), т. е. последовательность изменений была з>а), то <�а) все-таки по-прежнему противопоставлено (а) как передняя фонема непередней. Точно так же и преобразования ц>й) дают фонему, противопоставленную (у) признаком ряда: передний, а не задний. Новое противопоставление (у—у) = (а—а) очень слабое; но оно существует, пока признак ряда является в системе различительным (до падения редуцированных так и было; см. § 72).

Таким образом, на месте фонем (9, q, 9) система сохранила только (у, а) с новым набором различительных признаков. Утрата ринезма происходила одновременно у всех носовых гласных, но устранение бывших носовых фонем — не одновременный процесс.

В самых ранних древнерусских рукописях находим определенные указания на то, что утрата ринезма произошла до начала XI в. (так много в рукописях примеров смешения букв оу и я, а и га). Распределение носовых и неносовых гласных часто связано с орфографической традицией. Например, в НЛХ1 все носовые употребляются верно, в ОЕЮ56 более 500 смешений «юсов» с другими буквами, а в М97 ж употреблен всего 41 раз (а — 2247 раз), пх — два раза в испорченном тексте. С начала XII в. русские рукописи не употребляют ж и пх, тогда как различие букв м и, а начинают использовать в новых целях (см. § 51). Самые ранние восточнославянские рукописи, переписанные с западнославянских и западноболгарских глаголических оригиналов, дают противоречивую информацию о стадиях утраты носовых гласных в произношении. В новгородской ПМХ1 замена ж на оу или, а на га определяется окружающими согласными, а в ГБХ1 — в зависимости от долготы или краткости слога (как и в некоторых среднеболгарских текстах). Точных сведений об этом получить не удается, поскольку синтагматические изменения фонем в письменном тексте всегда передаются непоследовательно.

Результатом изменения явилась новая парадигматическая система гласных:

§ 48. Деназализацию носовых гласных у восточных славян можно датировать довольно точно. В записях Константина Багрянородного восточнославянские слова с носовым (9) передаются буквами ои (beroutsi = вьрж— щи — ‘кипящий'), с носовым (9) — буквой a (Neasit = нтсыть — ‘пеликан'), однако в безударном слоге сохраняется носовое (9) (передается сочетанием еп: Sfento— sthlabos = Святославъ). Древнейшие славянские заимствования из греческого, скандинавских языков или финские заимствования из языка восточных славян отражают наличие носового гласного. Ср.: др.-русск. с&дъ и финск. suntia (‘наказывать'); эст. sutid (‘судья'); др.-русск. Соудъ<др.-сев. Sund (‘залив'); оба примера показывают, что в эпоху заимствования (9) = ип. В конце IX в. через южнорусские степи прошли кочевники угры, которые заимствовали восточнославянские слова еще с носовыми гласными: венг. galambдр.-русск. голубь, венг. rend<. др.-русск. рьдъ и др. Само название народа восточные славяне переняли как &epbi. Наоборот, в древнейших заимствованиях из восточнославянских говоров в литовский славянские гласные (а, 9, ja) передаются уже одним и тем же е: лит. desas (‘время, пора'), др.- русск. часъ лит. preslas (‘прясло'), русск. прьсло др.- русск. проявление, лит. pra-fevas (‘чудесное явление, чудо') и т. д. Ко времени этих контактов (после X в.) (а) и.

Важное значение имеют наблюдения над передачей скандинавских имен в русской летописи, особенно в договорах с греками. В ПВЛ (в договорах 907 и 911 гг.) скандинавские имена, имеющие в своем составе сочетания типа [on, uni, дают еще рефлекс носового гласного, т. е. в более поздних, дошедших до нас списках этих текстов передаются через оу> у: AcMoydb([асм9дъ] или (асму^ндъ1), Boudu<.Bondi (1бу¹¹ды]), Be— peMoydv ([верм9дъ] или [верму" дръ]) и т. д. В договоре 944 г. транскрипция и транслитерация этих имен другие: Амоуньдъ<.Ати¹ ([амуньдъ]), Инъгварь< Ingjahr ([инъгварь]), Инъгeльдъ ([инъгельдъ]) и т. д. Действие закона открытого слога еще продолжается, поэтому сложные сочетания согласных разрежаются вставочными редуцированными (ъ, ь) после (н), но сами сочетания [un, in] уже никогда не передаются рефлексом носового гласного, видимо, потому, что к середине X в. носовых уже нет. В текстах (в том числе и восходящих к X в.) появляются написания греческих слов типа AHbdprba, кинъсъ<�кёпБов (‘налог'); nemmuKOcmuu (‘пятидесятница'), сканъдгьлЪу CKaHbdn>Ab (‘ловушка'); скумьнъ (в И73 также скуменъ)<$кутпоз (‘львенок') и др. (во всех случаях со вставочным редуцированным: это новое средство избежать закрытого слога, появившегося после утраты носовых).

Таким образом, к средине X в. дефонологизация носовых гласных у восточных славян завершилась. На основе косвенных данных то же время изменения носовых указывается для чешского, словацкого и лужицких языков.

§ 49. В образовавшейся системе гласных фонем наиболее серьезным моментом является столкновение фонетически сходных гласных нижнего подъема, т. е. (ё—а—а), которые в фонетической транскрипции следует представить как Га—-а—а]. Совпадению фонем (а—а) грозила утрата ринезма, а это нарушило бы очень важные морфологические противопоставления, в том числе и во флексиях. Поэтому на синтагматическом уровне сразу же начались новые преобразования.

Л. Л. Васильев обнаружил, что в древнерусских рукописях до середины XII в. буква, а обозначала (а), не смягчавшее предыдущего согласного и в соответствии с прежней фонемой (?) (сьдоу), и на месте общеславянского (а) (пр<�мо), и на месте (а) после свистящего (/съназа), и на месте сочетаний [ja, je] после сонорных (р, и) (боур< после (л, н) пишется м: воли). Все эти написания указывают на смешение (?—ё—а) в определенных фонетических условиях до того, как произошло обобщение (ёсё) и (ёса1*> в одну фонему, но после утраты ринезма носовыми гласными. Смешение (ё) и ($) в зависимости от предшествующего согласного могло произойти лишь после изменения .

Чтобы этого не случилось, в синтагматической системе древнерусского языка, в сочетаниях фонем друг с другом выработался следующий принцип: перед (ас?) не мог быть мягкий (среднеязычный) согласный, а перед (асе) — мог, так как гъ восходит не только к (ё), но и к дифтонгу lai). В результате в древнерусском языке происходит последовательное перераспределение глас;

V

ных (ё> и ($) (т. е. [а] и [а]) по позициям в зависимости от предшествующего согласного: 1) после палатального всякое [а] из (§> заменяется фонемой (ё); 2) после непа;

п

латального всякое [а] из <�ё) обязательно заменяется фонемой. Происходит это в разных грамматических классах слов, существенно важных для системы:

• 1. В формах родительного падежа единственного числа *ja-основ, именительного-винительного падежей множественного числа тех же основ, винительного падежа множественного числа */о-основ, которые всегда имели палатальную основу, фуксия (j$) заменилась на (ё) (в рукописях га на я>), т. е. на месте ст.-сл. земш, /сонга появляются др.-русск. землп>, конгъ (ср.: неделгь в АЕ1092; вогъ, ключгъ в ГЕ1144 и др.; в русских рукописях обычно с XII в.). В некоторых словах в форме множественного числа, например в слове гащи (‘нижнее белье'): в южнославянских языках флексия ($) (сербск. rahe), в западных и восточных языках — (ё) (др.-чешек. Насёу чешек, gate), в древнерусском также гащгъ с последующим выравниванием по общему для pluralia tantum типу гачи.
• 2. В суффиксе имперфекта с характерным для древнерусского языка изменением типа неаъахъ>несьхъ одновременно отражены и стяжение, и фонематическая твердость ©, поскольку после него употребляются не я", м, а, а — гласная буква, передававшая непалатальность предшествующего согласного. В старославянском языке возможно еще колебание между употреблением дь и, а в некоторых изолированных корнях и суффиксах, а в древнерусском происходит уже унификация за счет, а (после непалатальных губных, заднеязычных, а также (р)): ст.-сл. камгънъ, команъ, др.- русск. команъ; ст.-сл. пламгьнъ, пламшъ, др.-русск. пламАнъ ст.-сл. помгънмпи, помьноути, др.-русск. поманоути; ст.-сл. пргьмо, егьмо, др.-русск. прьмо, салю. Такая замена никогда не происходит в корнях (ср.: русск. няня, польск. niatiia и болг. пени, сербск. нена, также корни типа дргъмати, сгъмша, тгьмь и др.) и в тех продуктивных суффиксах, которые содержали носовой согласный (причастия типа одгьнъ, существительные типа младгъньць, местоимения типа тгъмь и др.). Это показывает, что синтагматическое распределение гласных происходило преимущественно на стыке морфем (имеет морфологические основания и служит морфологическим целям) и только в изолированной позиции (где нет чередования палатального согласного с непалатальным, или наоборот). Таковы естественные пределы колебаний

«г в первоначальном варьировании <�а—а), которые были поставлены парадигматической системой фонем. Наиболее выразительно они проявляются в самых ранних русских рукописях (например, в ПМХ1), следовательно, по времени очень близки к изменениям носовых гласных и являются прямым следствием такого изменения.

Таким образом, в результате утраты носовых произошло функциональное перераспределение гласных нижнего подъема в зависимости от предшествующего согласного, а именно:

после палатальных (а < а < а) _%т •

после непалатальных (а > а > a) J ^{а — а а}) (^л ~ ^{А а})

Как и (и) и по той же причине (противопоставление (у<9)), (ё) становится гласной фонемой, которая, по выражению Л. Л. Васильева, с этих пор «вызывает особую мягкость предшествующего согласного», порождая вторую степень мягкости. Однако, несмотря на важность, это противопоставление было чисто синтагматическим, на некоторое время «спасало» фонемные противопоставления в сочетаниях фонем, но требовало новых изменений в самой системе фонем.