Ценности в социальной теории и объективность познания

Ценности и принцип партийности в социальном познании. Как было показано выше в гл. 7 о критической теории общества, на протяжении ее марксистского и франкфуртского этапов ценности теории: идеалы свободы, демократии, избавления человечества от нужды и эксплуатации, эмансипация остаются неизменными даже при переходе к новой теории общества: от критики классического капитализма К. Марксом до критики позднего капитализма Ю. Хабермасом.

В классическом марксизме решение вопроса об объективности и достоверности результатов познания требуют от теоретика исходить из интересов освобождения рабочего класса, представляющего, по Марксу, интересы всего человечества, и охватывающего всеобщий интерес к эмансипации. Эта позиция, означающая включение в теорию общества политических ценностей, получила название принципа партийности в социальном познании (лат. pars — часть). Его не следует путать с партийностью в общеупотребительном значении этого термина — членством в политической партии. Это разные смыслы термина. Принцип партийности подкрепляется мировоззренческим представлением о всеобщем характере законов диалектики, охватывающих природу, общество и познание, что иллюстрируется примерами диалектического развития в природе, — аргумент, считающийся важным доказательством истинности теоретических положений в социальных науках.

Представители первого поколения Франкфуртской школы, сохраняя неизменными ценности эмансипации, придерживались воззрения о существенных различиях в методах познания природы и общества, восходящих к различению в немецкой традиции паук о природе и о культуре, пользующихся разной методологией. В связи с этим они разработали своеобразную «негативную диалектику» для теоретического описания общественного развития, и отказались от марксистского понятия классового интереса, полагая, что объективность познания не обеспечивается им, а достигается в научном сообществе, в частности, усилиями надклассовой «свободно парящей интеллигенции» (К. Мангейм), ориентирующейся на нормы познавательной деятельности (теорию и методы познания). Хабермас развил этот тезис дальше, дифференцировав познавательные интересы. Среди них интерес к эмансипации является общим для критической теории и общества на всех ее этапах. Объективность социального познания обеспечивается включением интереса общества к эмансипации, связью с эмпирической социологией, анализом тенденций общественного развития, философским уровнем обобщения выводов об обществе как целостности, опять-таки содержащим общественно значимые ценности как критерии оценки теории. Таким образом, ценности входят в социальное познание, не искажая, а обесиечивая его достоверность. Социальное познание в критической теории имеет политическую цель — продвижение общества к эмансипации, более свободному состоянию. В данной теоретической традиции ценности — неотъемлемая часть теории, наполняющая ее смыслом и общественно-политической позицией^[1].

Принцип свободы от ценностей в социальном познании. Противоположная точки зрения на место ценностей в познании восходит к социологии Вебера. Он полагал, что познание не должно быть связано с политическими ценностями, что у научного сообщества есть свои ориентиры — нормы научности и достоверности. В докладе в Мюнхенском университете на тему «Наука как призвание и профессия» (1918) М. Вебер, умудренный 30-летним опытом научной работы, рекомендовал молодым исследователям соблюдать нейтральность в отношении партийно-политических ценностей.

Раскрывая связь науки и мировоззрения, он отмечал, что наука имеет предпосылки. Общенаучной предпосылкой являются правила логики. Это «всеобщие основы нашей ориентации в мире», они не создают проблем в познании. «Но существует и еще одна предпосылка: важность результатов научной работы, их научная ценность. Очевидно, здесь-то и коренятся все наши проблемы. Ибо эта предпосылка сама уже не доказуема средствами науки. Можно только указать на ее конечный смысл, который затем или отклоняют, или принимают в зависимости от собственной конечной жизненной установки»^[2].

Естественные науки даже не задаются вопросом оценки смысла существования изучаемого ими мира, не спрашивают, «имеет ли он какойнибудь „смысл“ и есть ли смысл существовать в таком мире». Медицина не спрашивает, является ли жизнь больного ценной, врач поддерживает ее до последней возможности. Аналогичные рассуждения касаются искусствоведения, права, истории и наук о культуре. Они исследуют политические, художественные и социальные явления, не давая ответа ни на вопрос о ценности их существования или полезности их изучения. Считается, что культурный человек сам знает ответы на эти вопросы.

В общественных науках знание должно быть отделено от интересов политики. Нельзя заниматься политикой в университете, при этом изучая ее беспристрастно, так как это «разные вещи» — тезис, раскрытый Вебером в его статье «Политика как призвание и профессия»^[3]. Более того, Вебер готов найти в работах историков «доказательство того, что там, где человек науки приходит со своим собственным ценностным суждением, уже нет места полному пониманию фактов»^[4]. «Как представляют себе возможность „научного“ выбора между ценностью французской и немецкой культур — этого я не знаю», — иронизирует он, утверждая, что включение в науку ценностей культуры ставит под вопрос саму научность. Более весомый аргумент Вебера стоит в плюрализме мировоззрений и ценностных систем. Именно поэтому их использование в науке означает службу не истине, а одной из них, т. е. ангажированность и односторонность в оценке социальных явлений. При недопустимости партийности в науке ничто не мешает социологу изучать интересы и ценности как объект исследования, более того, использовать общественно значимые ценности в качестве критериев оценки значимости научных результатов.

Согласно Веберу цель социального познания — выяснить культурное значение конкретных социально-исторических связей, а его объективность обеспечивается научными методами, например сравнением (в случае исторического события) — реального и гипотетического хода истории, что позволяет оценить значимость рассматриваемого события. При этом эмпирически данное «всегда соотносится с ценностными идеями, только и создающими познавательную ценность указанных наук, позволяющими понять значимость этого познания»^[5]. Например, «значение» персидских войн для мировой истории и культурного развития Европы возникает в результате сопоставления двух возможностей: 1) гипотетической — распространение теократически-религиозной культуры персов, повсюду навязывавших ее как орудие господства, и 2) реальной — победа в Марафонской битве эллинов, подаривших Европе культурные ценности, вдохновляющие по сей день. Дело «решила» небольшая по масштабу битва при Марафоне… «Без сопоставления названных „возможностей“ и оценки тех незаменимых культурных ценностей, которые в нашем ретроспективном рассмотрении „связаны“ с этим решением, мы не могли бы определить, какое „значение“ имела битва при Марафоне»^[6]. М. Вебер демонстрирует, что общественно значимые ценности, в частности, ценности либеральной демократии, которыми он был проникнут, использованы в данном примере для оценки исторического значения события, а не в качестве гарантии истинности результата социально-исторического познания.

Логика ценностей. Представители логики, изучавшие исходные основания теории, независимо друг от друга пришли к выводу о наличии в формализованной (аксиоматической) теории некоторых положений, не имеющих достаточного дедуктивного обоснования. Например, теорема математика и логика К. Гёделя (Ku?t Godel, 1906—1978) о неполноте («Логическая полнота (или неполнота) любой системы аксиом не может быть доказана в рамках этой системы. Для доказательства или опровержения требуются дополнительные аксиомы — усиление системы». Формулируя проще: могут быть такие математические высказывания, которые невозможно ни доказать, ни опровергать — у логики тоже есть пределы возможностей). Другим примером является доказательство немецким философом К. Гемпелем тезиса о том, что процесс верификации теории не может быть полностью обеспечен эмпирическими методами^[7]. Некогерентным логическим элементами теории, являются, по-видимому, мировоззренческие, прежде всего ценностные составляющие теории. В случае математики и естественных наук речь идет о культурных предпосылках знания, а в социальных науках, более конкретных по своему объекту — о ценностях культуры и об общественных и политических ценностях.

Российский логик А. А. Ивин обобщил вопрос о ценностях в научном познании и предложил решение проблемы соотношения ценностей и истинности. Он исходит из того, что в отличие от поисков истины ценностная позиция представляет собой «победу над противником» в случае научной дискуссии, а не использование аргументов для обеспечения достоверности познания. Ивин отмечает, что «честность, равенство, справедливость, сострадание, любовь к ближнему и тому подобное — все это ценности, и споры о них — это всегда споры о ценностях». «Личные планы и планы социальных групп, нормы государства и принципы морали, традиции и идеалы и так далее — все это также ценности. Целью всех споров о ценностях является не истина, а победа. Если перед спором ставится задача — достичь победы, то такой спор — как бы ни представляли его спорящие себе и окружающим — является спором о ценностях. Даже спор об истинности тех или иных утверждений становится спором о ценностях, если он ориентируется не на истину, а на победу одной из сторон… Споры об оценках, направляющих действие, не относятся к спорам об истине, поскольку оценки не являются ни истинными, ни ложными… Истина — не единственная цель споров. Другой их целью может быть ценность и, соответственно, победа как утверждение одних ценностей в противовес другим. Можно отметить, что подавляющее большинство обычных споров — это как раз споры не об истине, а о ценностях. Споры об истине встречаются по преимуществу в науке, но и там они нередко переходят в споры о ценностях»^[8]. Таким образом, бывают, споры об описаниях и споры об оценках. Конечной целью первых является истина, т. е. достижение описания, отвечающего реальности. Цель споров об оценках — утверждение каких-то оценок и, соответственно, принятие конкретного, определяемого ими направления будущей деятельности. Это согласуется рассмотренным выше фундаментальным выводом Гёделя о логической неваыразимости истины, который оставляет место ценностям в теории.

Оценочные и истинностные рассуждения подчиняются общим правилам логики. Имеются и специфические логические законы, учитывающие особенности функций оценок и норм в теории. Например, «ничто не может быть хорошим и плохим одновременно»^[9]. Таким образом, А. А. Ивин включает проблематику ценностных суждений в науке в общую логику. Он доказал, что наряду с дедуктивным выводом, обеспечивающим истинность теоретического рассуждения, ценностное содержание теории также поддается формализации, и таким способом может быть проанализировано и оценено ценностное содержание теории.

Уровни самонаблюдения общества и ценности. Другое решение проблемы соотношения истинности и ценностей в социальном познании, согласующееся с обобщением А. А. Ивина, пришло в социологию вместе с теорией «наблюдающих систем», разработанной X. фон Фёрстером^[10]. В ней, в частности, выдвинут тезис о наличии в системе «слепого пятна» — области, недоступной наблюдению самой системы в силу влияния позиции наблюдателя, которая в социальных науках часто бывает явно связанной с общественно-политическими ценностями. Решая эту познавательную трудность, сторонник теории наблюдающих систем Н. Луман отмечает важную для социолога возможность и необходимость изучать свой объект с разных позиций. Он считает, что «наблюдатель… может использовать различия, недоступные самому предмету — например, сознательное и бессознательное в психических системах или явное и латентное в социальных системах»^[11]. С помощью смены позиций наблюдателя могут быть выявлены и учтены ценностные составляющие как в общественной коммуникации, так и в ее теоретическом описании. Изменение позиции наблюдения позволяет преодолеть познавательные ограничения, накладываемые «слепым пятном» самонаблюдения общества как системы, обнаружив при этом влияние ценностей на самоописания общества в содержании массового сознания и в социологических, экономических и политических теориях.

Пример социологического изучения материалистических и постматериалистических ценностей с использованием трех уровней наблюдения (первый — самонаблюдение, относящееся обществу, выполняемое средствами массовой информапции и два уровня научного наблюдения с разной степенью обобщения^[12].

Первый уровень. Среди населения разных стран имеет место определенное распространение религиозных, общественных и личных ценностей и добродетелей. Они часто становятся темами, затрагиваемыми в средствах массовой информации (СМИ), что влияет на ценностное содержание массового сознания. СМИ не только укрепляют эти ценности в обществе, но и своими аналитическими программами поддерживают полемику по ценностным вопросам.

Второй уровень образуют исследования ценностей. Р. Инглхардт и его последователи группируют ценности на традиционные и секулярно-рациональные, на ценности выживания и самовыражения, акцентирующие противоположные убеждения. Простые граждане, массовое сознание не говорят о себе и не мыслят такими обобщениями. Это уровень научного наблюдения, обеспечивающий возможность вйдения эволюции ценностей и направленность культурной модернизации.

Третий уровень возникает в случае научного сравнения разных методологических подходов к исследованию ценностей, что дает новую точку зрения на ценностную проблематику в целом и позволяет оценить степень достоверности конкретных исследований, их теоретическое и практическое значение.

Идеологии и ценности. Корпус знания, находящийся в современном общественном достоянии, включая его ценностное содержание, сложился в основном в эпоху Просвещения. Ценностями эпохи Просвещения стали рационализм, разум, наука, знания, образование, свобода, права человека, равенство и справедливость. Благодаря Французской революции (1789 г.) эти ценности распространились в Европе. Французские просветители предложили термин «идеология», под которым они понимали науку об идеях, способствующих прогрессу человечества, которые следует изучать в системе образования.

Политическая история и ее осмысление вскоре после Французской революции поставили понятие идеологии в связь с интересами и потребностями общественных групп, представляющих собой часть общества, выраженных в их ценностных ориентациях и сформулированных в стройную систему профессиональными идеологами. Первой идеологией в современном смысле этого понятия стал консерватизм, сформулированный в книге английского публициста Эдмунда Бёрка (Edmund Burke, 1729—1797) «Размышления о революции во Франции»^[13] (1790).

Родоначальник консерватизма противопоставил идеям французских революционеров опору на традиции и ценности, накопленные обществом, в частности британским: естественное развитие в противоположность преобразованию общества по заранее намеченному плану, политическая преемственность, уважение конкретных прав в противоположность абстрактной идее закона. Консервативная идеология получила мощное развитие в европейской истории, вплоть до радикализации консерватизма в Веймарской Республике (Германия, 1919—1933) в форме идей «консервативной революции», целенаправленной политической борьбы против марксизма и либеральной демократии за сохранение и естественное развитие немецкого общества. Этих примеров достаточно, чтобы отметить важнейшую особенность консерватизма — его тесную связь с национальными ценностями конкретного общества. Именно этим консервативная идеология отличается от либерализма и марксизма, ориентированными на ценности, подлежащие реализации в результате изменения общества. Консервативная идеология содержит требование гибкости государства ради сохранения ценностных основ общества.

Крупное изменение консерватизма произошло в 1970—1980;е гг. в виде «неоконсервативной волны». Обновление идеологии консерватизма состояло в смене его социальной базы: если первоначальный консерватизм был антибуржуазным, аристократическим по мировоззренческому содержанию, то новый консерватизм защищает исключительно буржуазные ценности: принципы капиталистического общественного и экономического устройства, основ политического устройства западного общества, которое сложилось к середине XIX в. и с тех нор демонстрирует беспрецедентный рост благосостояния. Неоконсерватизм представляет собой прежде всего реакцию экономической мысли (австрийский экономист Фридрих фон Хайек (Friedrich von Hayek, 1899—1992), американский экономист Милтон Фридмен (Milton Friedman, 1912—2006), оба лауреаты Нобелевской премии, и другие экономисты) на некоторое замедлением роста экономик Запада вследствие их чрезмерного огосударствления и сильной социальной политики, что рассматривалось как негативное по сути влияние социалистических общественных систем. В результате побед на выборах сторонников обновленного консерватизма в ФРГ, Великобритании, США и России (реформы правительства Е. Гайдара, 1992) консерватизм стал весомой идеологией во всем мире.

Социалистическая идеология также представляет собой реакцию на Французскую революцию с позиции ее же ценностей. По словам Ф. Энгельса, «установленные „победой разума“ общественные и политические учреждения оказались злой, вызывающей горькое разочарование карикатурой на блестящие обещания просветителей»^[14]. Сохранив эмансипационные ценности Просвещения (приверженность науке, образованию, свободе), Маркс и Энгельс связали их с социальным положением и интересами рабочего класса. Они же внесли крупный вклад в соединение идеологии с партийными структурами, организовав Международное товарищество рабочих (Первый интернационал, создан в 1864 г.), деятельность которого продолжил Второй интернационал (создан в 1889 г.) в качестве международного объединения социалистических и рабочих партий. Его преемником является Социалистический интернационал, созданный в 1951 г. В начале XXI в. он насчитывает свыше 150 партий из более чем 120 стран, в том числе из России.

Либеральная идеология, либерализм (лат. liberalis — свободный) подчеркивает в качестве основных ценностей свободу и права человека, равноправие и эмансипацию, стремление к личному счастью и самореализации, современному образу жизни. Эта идеология победила в странах Запада вследствие их успешного экономического развития, обеспечившего привлекательность либерализма. Его названные ценности там в значительной мере реализованы, хотя они ложатся на человека тяжелым грузом личной ответственности. Одной из важнейших ценностей современного либерализма является демократия, сочетающая не только честные выборы, но и защиту прав меньшинств. В странах, втянутых в орбиту модернизации по западному образцу (таких в мире большинство), реализация либеральных ценностей все еще является проблемой.

Все три крупных идеологии исторически тесно связаны с политическими партиями, возникшими в XIX — начале XX в., в результате чего партии стали идеологическими. После Второй мировой войны вследствие быстрых социальных изменений, беспрецедентного роста благополучия простых граждан, классовый конфликт потерял политическую актуальность. Все крупные политические партии предпочли объявить о своем общенародном характере, отказавшись от тезиса о представительстве интересов лишь части общества, включая Коммунистическую партию Советского Союза. В отношении ценностей подобных изменений не произошло. Три крупнейшие идеологии демонстрируют непосредственную связь с ними. Можно утверждать, что идеология отличается от научной теории тем, что ее ценности отождествляются с истиной, которая уже известна и которую остается лишь реализовать. Вот почему прав немецкий социолог А. Гелен, утверждая, что «во сто крат более научные опровержения марксизма ничего не меняют в интересах и чувствах, которые он выражал. Лишь посредством других потребностей и влечений они могут быть вытеснены (Ницше!)»^[15].

• [1] См. гл. 7.
• [2] Вебер М. Наука как призвание и профессия // Вебер М. Избранные произведения. М.:Прогресс, 1990. С. 719.
• [3] Вебер М. Политика как призвание и профессия // Вебер М. Избранные произведения.С. 644−706.
• [4] Там же. С. 726.
• [5] Вебер М. «Объективность» социально-научного и социально-политического познания // Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 359, 413—414.
• [6] Вебер М. Критические исследования в области логики наук о культуре // Вебер М. Избранные произведения. С. 469, 470.
• [7] Гемпель К. Теория истины логического позитивизма // Эпистемология и философиянауки. 2009. № 3. С. 226−234.
• [8] Ивин А. А. Логика: учеб, пособие для студентов вузов. М.: Оникс; Мир и Образование, 2008. С. 208.
• [9] Там же. С. 88.
• [10] Foerster И. von. Observing systems. The systems inquiry series (2 ed.). Seaside, Calif, [u.a.]: Intersystems Publ., 1984. XVIII, 331 S.
• [11] Луман H. Социальные системы. С. 622—623.
• [12] Cp. параграф 4.2 о материалистических и постматериалистических ценностях.
• [13] Берк Э. Размышления о революции во Франции и заседаниях некоторых обществв Лондоне, относящихся к этому событию. М.: Ру домино, 1993.
• [14] Энгельс Ф. Развитие социализма от утопии к науке // Маркс К., Энгельс Ф. Поли. собр.соч. 2-е изд. Т. 19. С. 193.
• [15] Gehlen A. Vilfredo Pareto und seine «neue» Wissenschaft // Gehlen A. Studicn zur Anthoro-pologie und Soziologic. Ncuwied a.R., 1963. S. 192.