Природа и функции психологических теорий

В книге «Один современный миф. О вещах наблюдаемых в небе» Юнг применяет свою теорию к частному, индивидуальному случаю сновидения, т. е. интерпретирует ее на материале сновидений. Комментарии, предложенные К. Юнгом, очевидно, должны помочь человеку уяснить и обрести свою самость и целостность. Приведу сначала одно из сновидений.

Сновидение. «Я иду ночью по улицам города. На небе появляются «engins» (машины — англ.) и все люди разбегаются. «Машины» выглядят как большие стальные сигары. Я не убегаю. Одна из машин обнаруживает меня и по наклонной траектории направляется прямо ко мне. Я думаю: профессор Юнг считает, что не нужно убегать, и тогда останавливаюсь и ожидаю «машину». Вблизи ее передняя часть выглядит как округлый глаз, наполовину голубой, наполовину белый.

Больничная палата: два моих шефа входят в комнату и очень озабоченно справляются у моей встретившей их сестры, как идут мои дела. Сестра отвечает, что все мое лицо обожжено прямым взглядом, и лишь тут я замечаю, что речь идет обо мне, а моя голова забинтована, хотя я и не могу этого видеть" [121. с. 31].

Комментарии к сновидению. «Изложение начинается с факта, что на улице темно и ночь, время, когда полагается спать и видеть сны. Как и в предыдущем сне, царит паника. Появляется множество НЛО… единичность «самости» вроде бы раскрывается как вышестоящая, так сказать, божественная форма внутри множества. На мифологическом уровне это соответствовало бы множеству богов, богоподобных людей, демонов или духов… С психологической точки зрения множественность символа единства означает расщепление на многие самостоятельные единства, т. е. на множество «самостей». Тем самым один «метафизический» принцип — монотеистическое представление разлагается на множество «dii inferiores» (второстепенных богов).

С точки зрения христианской догмы такую операцию не трудно интерпретировать как величающую ересь и такое понимание не противоречило бы однозначному высказыванию Христа: «Вы как боги» — и столь же ясной идее сына Божьего, по крайней мере, обе предполагают потенциальное родство человека с Богом. С позиции психологии множество НЛО соответствовало бы проекции множественности индивидов, при этом выбор символа (круглое тело) показывает, что проецируется не множество персон, а скорее их идеальная психическая целостность… Круглая целостность мандалы становится космическим судном, управляемым разумными существами. Наиболее распространенной линзообразной форме НЛО благоприятствует то обстоятельство, что, как показывают исторические свидетельства, уже издавна психической целостности свойственно родство с космосом в той мере, в какой признается «небесное» происхождение индивидуальной души и она рассматривается как частица мировой души, а соответственно понимается как микрокосмос, т. е. копия макрокосмоса…

В нашем сновидении обычная линзообразная форма заменена более редкой формой сигары, восходящей, видимо, к форме первых управляемых воздушных кораблей. Подобно тому, как в первом сновидении психоаналитическое толкование каплеобразной формы может сослаться на «символ» женщины, матку, здесь напрашивается аналогия сексуального плана с формой фаллоса. Общим у архаических подоснов психики с примитивным является то, что предчувствие или что-то не вполне понятное они переводят в аналогичные инстинктивные, т. е. привычные, формы представления, так что Фрейд с некоторыми основаниями вправе установить, что все круглые или полые формы имели женское, а все продолговатые — мужское значение, как, например, ключ с полым и ключ с толстым концом или лежащий нижней стороной, вогнутый и лежащий верхней стороной выпуклый кирпич («монахиня» и «монах»). В этих случаях пробуждается, так сказать, интерес, связанный, естественно, с сексуальностью, и привлекает остроумная наглядность подобных аналогий. Но повод к таким переводам дает не только половое влечение, но и голод, т. е. потребность в пище, и жажда. Даже боги не только заключают половые союзы, они также едят и пьют. Такой перевод должна допускать сексуальная привлекательность: например, девушку с удовольствием «съедят». Язык полон метафор, выражающих одну сферу влечений с помощью другой, хотя отсюда и не следует делать вывод, что изначальным и существенным является «любовь», или голод, или стремление к власти и т. п. Скорее изначальное состоит в том, что любая ситуация пробуждает относящийся к ней инстинкт, который далее доминирует в качестве насущной потребности и определяет как выбор символа, так и толкование последнего.

В нашем сновидении налицо правдоподобная фаллическая аналогия, в соответствии с которой смысл этого и в высшей степени архаического символа придает видениям НЛО характер «порождающего» и «оплодотворяющего», в более широком смысле «проникающего» (соответственно, например, обращению к Дионису как Энколпиосу.) «Вторжение» или «принятие» бога воспринималось и аллегорически изображалось с помощью сексуального акта. Но ошибочно ради пустой метафоры переиначивать подлинное религиозное переживание в фантазию, порожденную «вытесненной» сексуальностью. Ведь «проникающее» изображается и с помощью меча, копья и стрелы.

Сновидица не поддается чувству опасности, даже когда видит, что летательный аппарат направлен на нее. При этой прямой конфронтации обнаруживается первичный, шарообразный или линзообразный облик НЛО, т. е. форма круглого глаза. Данный образ соответствует традиционному оку божьему, которое, будучи panskopos (всевидящим), испытует сердца людей, т. е. обнаруживает их истинное содержание и безжалостно срывает покровы с души в целом. Это отражает проникновение в действительную целостность собственного существа. Глаз наполовину голубой, наполовину белый. Это соответствует краскам неба, его чистой голубизне и белизне облаков, лишающих небо его прозрачности. Целостность души, т. е. Самость, представляет собой сочетание противоположностей. Самость также не существует без Тени. У нее два аспекта, более светлый и более темный, подобно дохристианскому представлению о боге в Ветхом Завете…

НЛО заметило сновидицу и не только направило на нее испытующее око, взгляд которого она понимает и на который отвечает, но и озарило ее магическим жаром, представляющим собой синоним внутреннего аффективного напряжения. Огонь — это символический эквивалент самого сильного аффекта, возникающего в данном случае абсолютно неожиданно. Несмотря на свой (оправданный) страх, сновидица устояла перед феноменом, как если бы он, в сущности, был безвредным, а теперь вынуждена убедиться, что он способен излучать опасный жар — утверждение, неоднократно встречающееся нам в литературе об НЛО. Это впечатление опять-таки представляет собой проекцию собственной, в таком качестве не сознаваемой эмоции, т. е. увеличившегося до аффекта чувства собственного достоинства, оставшегося, впрочем, неопознанным.

В результате, согласно сновидению, изменилось даже лицо (ожог). Это напоминает об изменении не только облика Моисея, но и брата Клауса после его ужасного видения бога…

Символ Божества совпадает с символом Самости, т. е. с тем, что, с одной стороны, означает опыт психической цельности, с другой — выражает идею Божества. Тем самым утверждается не метафизическая индентичность двух сущностей, а лишь эмпирическая идентичность картин, возникших в человеческой психике, что явно следует и из нашего сновидения. Метафизическая предпосылка такой однородности ускользает, как и все трансцендентальное, от человеческого познания. Мотив изолированного глаза Божьего, который в нашем сновидении преподносится бессознательным как толкование феномена НЛО, подразумевался уже в древнеегипетской мифологии в виде глаза Гора, т. е. глаза сына, исцеляющего полуослепленного Светом отца Осириса. Обособленность ока Божьего предстает перед нами и в христианской иконологии" [121, с. 35—43]. В свою очередь, прокомментирую комментарий К. Юнга.

В отличие от психоанализа в глубинной психологии Юнга нет средств интерпретации, позволяющих вести интерпретацию точно и однозначно. Юнг демонстрирует тонкое, великолепное искусство Мастера, которым можно только восхищаться, но повторить которое самостоятельно на столь высоком уровне вряд ли возможно.

С этим же наблюдением связано следующее соображение: многие символизации и ассоциации, которые устанавливает Юнг, никак не вытекают их его теории, они извлекаются из личного обширного культурного багажа самого Юнга. Он обнаруживает удивительные познания в самых разных областях гуманитарного знания и удивительную способность интерпретации и переинтерпретации различных, часто удаленных на тысячелетия представлений, что, в конечном счете, позволяет установить между ними родство или другие отношения.

В какой степени убедительны интерпретации Юнга? Они убедительны для человека, склонного к гуманитарным упражнениям, с удовольствием занимающегося рефлексией, хорошо владеющего материалом истории, культурологии, теологии, мастерством толкованием текстов и многими другими тонкими материями, доступными, согласитесь, не всякому. Короче, они покажутся убедительными человеку, неотличимому от Юнга или родственному ему по интеллекту и духу. Для других людей эти интерпретации выглядят весьма сложными и абсолютно бездоказательными.

Читатель, вероятно, уже догадался, какой я хочу сделать вывод. Да, именно, теория Юнга и его интерпретации — достаточно прозрачная проекция его собственной личности. Лично мне К. Юнг весьма интересен, я даже склонен предположить, что устанавливаемые им ассоциации реальны, что им соответствуют какие культурные и исторические реалии. Но это мне, автору, Юнг симпатичен, а другому? Кроме того, хорошо бы все-таки убедиться, что устанавливаемые Юнгом связи и отношения можно обосновать дополнительно, например, в истории, культурологии, семиотике и в других гуманитарных науках и дисциплинах.

Еще одно соображение о юнгианской концепции психологической помощи. Идея целостности и самости явно связаны с определенным идеалом человека: полноценно включенного в культурную традицию и историю, гуманитарно-ориентированного и верующего. Это прекрасный идеал, я, опять-таки лично, готов его разделить. Однако много ли найдется других людей, готовых этот идеал осуществить, причем не на словах, а на деле? На деле, т. е. так, как жил Юнг: историей, культурными традициями, гуманитарным делом, духовнорелигиозными поисками, напряженными усилиями, состоящими в уяснении своей целостности и самости.

Если теперь вернуться к 3. Фрейду, то нельзя ли и в этом случае предположить, что его теории также являются достаточно точной проекцией личности Фрейда. Говоря так, я не отрицаю, что и в первом и во втором случае имели место исследования и психологическая практика, причем в обоих случаях достаточно интересные и эффективные. Безусловно, имели. Но, сравнивая теорию 3. Фрейда с теорией К. Юнга, психологическую реальность по Фрейду с реальностью по Юнгу, мы видим, что основные различия, в конечном счете, восходят к различию личностей авторов этих теорий. Кстати, личность — это не только чистая индивидуальность и своеобразие.

Личность является носителем определенных идей, культурных традиций, способов мышления. Но одновременно, личность не сводится ко всем этим культурным реалиям, а представляет собой, почти по Юнгу, уникальное и индивидуальное начало, обладающее личной историей, мироощущением, видением всего. Безусловно, все сказанное справедливо при том способе анализа и реконструкции, который предпринял автор. В этом смысле сделанный мной вывод о том, что теории 3. Фрейда и К. Юнга являются проекциями и объективациями их личности, этот вывод, в свою очередь, получен при объективации моего собственного подхода и мышления.

Еще одно соображение касается вопроса о том, как, если следовать Юнгу, можно обрести целостность и самость. Юнг утверждает, что для этого достаточно адекватное понимание и осознание. В определенном смысле это верно, если рассматривать понимание и осознание не просто как интеллектуальные процедуры, а как принципиальную смену мировоззрения, мироощущения, основных ценностей, образа жизни. Именно такое понимание проповедовал Христос, о таком понимании писал Джон Кришнамурти и Марина Цветаева. Вероятно, это же имел в виду и Юнг. Однако спросим себя, многие ли из нас в состоянии так понимать и осознавать? Думаю, немногие. Чаще, значительно чаще понимание и осознание не ведет к изменениям личности, тем более, кардинальным. Об этом же пишет в своей книге А. Сосланд. Более того, как часто мы понимаем, осознаем, делаем поистине титанические усилия, чтобы измениться, но, увы, или изменение не происходит вообще или происходит, но не то, которое мы планировали.

Однако, может быть, как и в случае с психоанализом, нет нужды в кардинальных изменениях личности, в обретении ею самости и целостности? Может быть достаточно того, что человек обретает интересный и родственный для него мир (реальность), где может, и не один год, играть в свои любимые игры. А игры и в самом деле интересные, они предполагают: совершенствование себя, познание других культур, выращивание в себе ощущение архетипов, уяснение своей целостности и самости, ожидание положительных изменений в результате прохождения курса глубинной психологии. Эта «игра» и способ жизни ничем не хуже многих других «игр»: в бизнес, творчество, религию и т. д. Не в этом ли в конечном счете эффект психотерапевтической помощи по К. Юнгу?

Взглянем теперь на проанализованный материал с другой точки зрения, а именно со стороны психологической теории. Основные положения, которые здесь можно сформулировать, таковы.

• — Строение психологической теории обусловлено, по меньшей мере, тремя основными факторами: ценностными и методологическими установками создателя теории (3. Фрейда, К. Юнга и т. д.), особенностями той психологической практики, которую последний строит, наконец, теоретическими положениями, которые используются при осмыслении этой практики. Так, 3. Фрейд последовательно реализовывал научно-инженерный фундаментальный дискурс, исповедуя соответствующие методологические установки естественнонаучного подхода. Напротив, К. Юнг реализовывал в своем научном творчестве гуманитарный фундаментальный дискурс, причем его теория строилась в рамках первой стратегии гуманитарной мысли, а практика, судя по всему, разворачивалась в логике второй стратегии («Как можно глубже изучайте теории, — писал Юнг, — но откладывайте их тотчас в сторону, когда соприкоснетесь с чудом живой души» (Юнг, 1954). Практика психоанализа строится на замаскированной суггестии психоаналитических схем и представлений, а психотерапия Юнга больше на гуманитарной интерпретации. «Видимо, не случайно, — пишет Сосланд, — история психотерапии началась с гипноза. Главным содержанием гипноза является основательная транстерминационная процедура (то есть процедура, направленная на изменение состояния сознания пациента. — В. Р.)… транстерминационная терапия — классический гипноз — подверглась самому энергичному вытеснению из поля психотерапевтического сообщества. Решающую роль, как известно, здесь сыграл психоанализ, где транстерминация оказалась так замаскированной, что ее мало кто мог обнаружить… Мы, однако, стоим на том, что полностью этот элемент психотерапевтического действия никогда ни из какой практики не исчезает бесследно, а только переходит в иное, как уже сказано, латентное состояние… Принцип невмешательства, введенный в терапевтический обиход, создает иллюзию минимального участия терапевта…» [97, с. 233, 234, 258].
• — Создатели психологических теорий выдают свои теоретические конструкции, построенные в ходе реализации их собственных установок и коституировании конкретной ограниченной практики, за теории психики вообще. Так, 3. Фрейд утверждает, что его теория описывает строение психики человека как такового; в то же время я старался показать, что речь идет только об одном из типов психики, для которой характерны конфликтные отношения и гипертрофирование сексуальных реалий. Но то же замечание можно адресовать и другим крупным психологам: они свою частную познавательную ситуацию и конкретный опыт терапии обобщают до теории психики как таковой.
• — Нужно различать две разные функции психологических теорий и представлений: обеспечивать реализацию личности (клиента и самого психолога) и выступать средством психологической помощи. В первой функции психологические представления создают условия для подключения человека к определенным фундаментальным дискурсам (например, как в случае психоанализа к культурно-антропологическому, научно-инженерному, потребительскому и психотерапевтическому дискурсам). Во второй функции психологические представления помогают человеку дать и получить помощь в рамках указанных фундаментальный дискурсов (Я сейчас не обсуждаю, насколько такая помощь эффективна; здесь есть три разных случая: психолог помог — первый вариант, ничего не сделал, ни хорошего, ни, слава богу, плохого — второй вариант, наконец, он создал новые проблемы, не избавив клиента от существующих — третий). Иначе говоря, психологические представления дают возможность получить и дать помощь, одновременно реализуя ценности личности, науки, культуры, потребления и другие, причем именно получение помощи создает условия для реализации этих ценностей и, наоборот, их реализация выступает условием для осуществления и получения психологической помощи.
• — Психологическая теория, точнее работа по ее созданию, выступает как необходимое условие становления личности психолога (иногда и клиента). Ценности и установки психолога, его выбор, определение в мире и взаимоотношениях с другими, даже выстраивание жизненного сценария неотделимы от работы по созданию психологической теории, а также разворачивания психологической практики. Личность 3. Фрейда и К. Юнга, как я старался показать, конституировалась в творческом процессе создания ими психологического учения и эффективной (с их точки зрения) практики. Чтобы лучше понять последнее утверждение, рассмотрим путь К. Юнга с точки зрения нашего учения о психических реальностях, представляющего собой авторский вариант психологической теории (В этом смысле мое учение о психических реальностях не лучше и не хуже других психологических теорий; в частности, я тоже обобщил свой частный опыт до теории психики как таковой). Сначала основные идеи этого учения.