Исследование концептов в последнее время проводится на самом различном материале в пределах самых различных научных направлений. Актуализацией этнокультурной обусловленности отличается рассмотрение данного понятия в рамках лингвокультурологии, в связи с чем важным становится изучение концептов в сопоставительном аспекте [Воркачев 1995, 2002; Ляпин 1997; Карасик 1996, 2001; Карасик, Слышкин 2001; Красавский 2000; Крючкова 2005; Прохвачева 2000; Слышкин 1996, 2000; Степанов 1997 и др.].
Актуальность исследования обусловлена тем, что в кумыкском языкознании проблема темпоральности, способов выражения ее принципиальных качеств, традиционно увязывалась почти исключительно с фактором глагольного времени. Между тем явственно осознается актуальная необходимость поиска и описания соответствующих способов и средств на лексико-семантическом уровне языка. Исключительно важным это становится в условиях современных достижений лингвистической науки, особенно — в рамках теории констант или так называемых концептов, топосов.
Причиной такого пристального интереса к данному вопросу является, по-видимому, то обстоятельство, что информация, заключенная в концепте, чрезвычайно многогранна: она дает сведения об обозначаемом объекте со всех сторон, во всем многообразии его проявлений и связей с другими объектами. Несомненно, что наиболее полное раскрытие содержания концепта может обеспечить лишь сочетание различных методик, результаты которых дополняли бы друг друга. В связи с этим немаловажным оказывается вопрос эффективности тех конкретных методических приемов исследования концептов, которые предлагает современное языкознание.
Выбор темы диссертационного исследования определяется также недостаточной разработанностью теории изучения концептов и процедур их рассмотрения, необходимостью выявления аспектов реализации концептов в языке и отсутствием в тюркологии достаточного количества работ, посвященных сопоставительному изучению концептов в их языковых проекциях.
Выбор же в качестве объекта исследования концепта «время» обусловлен, прежде всего, следующими факторами: а) концепт времени относится к основополагающим концептам любой культуры и языка, наряду с концептом пространства, так как они являются двумя формами организации и существования материи и, с точки зрения лингвистики, культурологии, философии и других наук, представляют собой неисчерпаемый источник для исследованияб) сопоставительное изучение концепта «время» в разносистемных кумыкском и русском языках, его базисного слоя и интерпретационного поля в концептуально-семантическом, фразеосемантическом и паремиологическом аспектах до сих пор не являлось предметом отдельного исследованияв) концепт «время» в своем интерпретационном поле представляет большое количество языкового материала, который до сих пор не был подвергнут детальному анализу.
Изучение связи языка и культуры в настоящее время является одним из основных направлений современной лингвистики, что также подтверждает необходимость более тщательного изучения семантических процессов, выявляющих отношения носителей языка к тем или иным предметам, явлениям окружающей действительности.
Предметом исследования стали семантическая структура концепта «время», фразеосемантическое и паремиосемантические поля времени как средства выражения концепта «время» в кумыкском и русском языках в их сопоставлении.
Степень изученности проблемы. Работы, посвященные изучению темпоральной лексики, охватывают значительное языковое пространство (имеется в виду количество вовлеченных в сферу исследования языков) и значительный промежуток времени. Материал, которым мы располагаем, позволяет сделать вывод о том, что темпоральная лексика в русском языке изучена в гораздо большей степени, чем в других языковых семьях.
Вопросы взаимосвязи языка и культуры интересовали лингвистов, как в дореволюционные годы, так и в годы становления отечественного языкознания. Так, учёные (Ю.Д. Апресян, Н. Д. Арутюнова, А. Вежбицкая, Ю. С. Степанов .и др.) считают, что полноценное познание культуры народа возможно только через язык. И в своих работах доказывают, что языковые данные играют решающую роль для понимания своеобразия культуры и менталитета народа. Культура формирует языковые категории и концепты [Маслова 2004: 27].
На основе идей взаимосвязи языка, культуры и мышления возникает наука — лингвокультурология, предпосылками развития которой явились труды В. Гумбольдта, Э. Сепира, A.A. Потебни и последующих исследователей до настоящего времени.
Согласно концепции Сепира-Уорфа, структура языка и системная семантика её единиц коррелируют со структурой мышления и способом познания внешнего мира у того или иного народа. Это значит, что язык может служить источником сведений о культуре народа, его мировидении. Сквозь призму языка прослеживаются особенности национального характера, этических и моральных установок и др. Это1 позволяет учёным подходить к языку, как к объекту, способному объяснить такой феномен, как культура, мышление и т. д.
Целью исследования Ю. С. Степанова является описание констант культуры в их диахронном аспекте. Н. Д. Арутюнова исследует термины культуры, извлечённые из текстов разных времён и народов. Эти учёные ведут свои исследования с точки зрения внешнего наблюдателя, а не реального носителя языка. В. Н. Телия и её ученики исследуют языковые сущности с позиции рефлексии носителя живого языка.
Таким образом, лингвокультурология изучает национальный язык и проявляющуюся в языковых категориях материальную и духовную культуры.
Языковая концептуализация как совокупность приёмов семантического представления плана содержания лексических единиц, очевидно, различна в разных культурах [Вежбицкая 1997: 238], однако одной лишь специфики способа семантического представления длявыделения концепта как лингвокультурологической категории, видимо, недостаточно: языковые и культурные особенности здесь в значительной мере случайны и не отражают национально-культурного (собственно этнического) своеобразия семантики, и далеко не все различия во внутренней форме отдельных лексических единиц должны осмысливаться как концептологически значимые [Добровольский 1997: 37]. Обращение к внутренней форме фразеологических единиц (образно-метафорической или символьной в своей основе) позволит, как представляется, выявить существенные межъязыковые различия, фиксирующие несовпадения в интерпретации определённых фрагментов действительности разными языковыми сообществами, причём, по-видимому, лишь некоторые из этих концептуальных различий окажутся культурно-значимыми [Там же: 42].
Если совокупность концептов как семантических единиц, отражающих культурную специфику мировосприятия носителей языка, образует концептуальную область, соотносимую с понятием ментальности как способа видения мира, то концепты, отмеченные этнической спецификой, входят в область, соотносимую с менталитетом как множеством когнитивных, эмотивных и поведенческих стереотипов нации [Добровольский 1997: 42- Телия 1996: 235].
Все расхождения языков и культур выявляются при их сопоставлении. Однако на уровне языковой картины мира эти различия не видны, и слова разных языков выглядят обманчиво эквивалентными. Все эти проблемы обнаруживаются только при сопоставительном изучении, по крайней мере, двух языков и, соответственно, культур [Гюльмагомедов 2004: 62−66].
Лингвистические исследования темпоральности характеризуются различными подходами к выбору объекта в зависимости от поставленной цели. В некоторых работах рассматривается функционально-семантическая категория темпоральности [Бондарко, Буланин 1967], анализируется грамматико-лексическое поле темпоральности [Гулыга, Шендельс 1969], исследуются элементы функционально-семантического поля темпоральности [Жалейко 1980, Резник 1988]. Лексическое и грамматическое выражение времени представлено в работе Е. Н. Широковой [1996].
Категория именной темпоральности описывается в работах М. В. Всеволодовой [1982], Г. В. Звездовой [1996].
Лексические средства выражения времени анализируются в работе Д. Г. Ищук [1995], только наречную темпоральность рассматривают Р. А. Семергей [1983], Ф. И. Панков [1996], Г. М. Зельдович [1999].
Категории синтаксического времени посвящена работа Т. Е. Шаповаловой [2000], фразеологические единицы со значением времени «стали предметом исследования С. В. Столбуновой [1985], русские пословицы и поговорки с пространственно-временными характеристиками избрал для анализа Кипсабит Кипкоэч Нгетунь [2002].
Различные языковые средства темпоральности рассматриваются и на материале других языков: английского [Бабушко 1998], немецкого [Волкова 1981, Терехова 2000], французского [Бутина 1996], португальского [Пеетерс 1997], белорусского [Евтухов 1981], бурятского [Дамбиева 1999].
К области сопоставительного исследования темпоральной лексики относятся работы И. В. Волянской [1973], И. Н. Георгиевой-Кириленко [1990], Н. В. Сороколетовой [2000], С. Н. Вековищевой [2000].
Этнокультурную специфику образа времени в сознании русских, казахов и англичан представляет в своем исследовании С. В. Дмитрюк [2001].
Рассмотрению вопросов, связанных с пространственно-временным синкретизмом, посвящена работа О. А. Радутной [1988].
Время как культурный концепт анализируется в работе 3. X. Бижевой [1999], концепт «время» в дискурсе современной публицистики становится предметом изучения Н. Б. Грушиной [2002].
В работе М. В. Пименовой «Душа и дух: Особенности концептуализации», подготовленной на материале русского и английского языков, одна из глав посвящена исследованию темпоральных признаков у концептов внутреннего мира [Пименова 2003].
Фрагменты языковой картины времени подвергнуты тщательному анализу в монографии Е. С. Яковлевой «Фрагменты русской языковой картины мира (модели пространства, времени и восприятия)» [Яковлева 1994].
Описание категории времени в языке русской поэзии нашло отражение в работе Е. А. Стальмаховой [1998], концепция времени в творчестве Б. Пастернака изучалась И. Н. Ивановой [2002].
Из других направлений можно отметить, например, исследование специфики речевого функционирования категории «время» в автобиографической прозе [Погодина 2002].
Отдельные фрагменты временных представлений башкирского этноязыкового сознания мы находим в работе Р. X. Хайруллиной, посвященной рассмотрению фразеологической картины мира. Говоря о том, что универсальные семантические категории языка реализуются и в значениях устойчивых оборотов, Р. X. Хайруллина приводит примеры закрепления в семантике русских и башкирских фразеологизмов таких характеристик времени как длительность, периодичность, завершенность [Хайруллина 1996: 11].
Отдельные фразеологические единицы башкирского языка с темпоральным значением рассматриваются в диссертационном исследовании 3. М. Раемгужиной «Языковая картина мира в башкирской фразеологии» [Уфа 2000].
Традиционные сопоставительные исследования русского и тюркских языков ориентированы на грамматику пассивного типа. Они характеризуются атомарным подходом к анализу языковых явлений и основаны на элементарном сравнении лежащих на поверхности фактов, которое сводится к констатации совпадения/несовпадения их содержания и оформления, что не дает целостной картины их живого употребления [Зайнуллин, Кильдибекова 1999: 16].
Важным при выборе темы послужило то обстоятельство, что концепт «время» справедливо называется одним из наиболее существенных для построения всей концептуальной системы [КСКТ 1996: 91], а сопоставительное межкультурное изучение темпоральности, несомненно, поможет лучше понять специфику русской и кумыкской ментальности.
Концепт «время» как лингвокультурологическая категория не был предметом специального исследования в кумыкском языкознании Кроме того, сопоставительный анализ кумыкской темпоральной лексики с другими языками входит в сферу теоретических и практических исследований.
Контрастивное описание темпоральной лексики, безусловно, позволяет выявить национальную специфику временных представлений и помогает лучше понять способы мировосприятия и его оценки разными этносами, в том числе русским и кумыкским, которые, с одной стороны, относятся к различным геополитическим культурам (европейской и восточной), а с другой — уже много веков контактируют, проживая на одной территории.
Цель работы заключается в выявлении семантической структуры концепта «время» и рассмотрении способов его реализации в языковой системе, в частности, на фразеологическом и паремиологическом уровнях.
Для достижения данной цели решались следующие исследовательские задачи: а) изучить методологические основы исследования концептов и проанализировать развитие представлений о времени в современной лингвистикеб) определить семантическую структуру концепта «время», основываясь на компонентном и дефиниционном анализе словотермина «время» в исследуемых языках, и выявить уровни данной структурыв) вычленить корпус ФЕ с семантикой «время» в кумыкском и русском языках, изучить внутреннюю форму и источники образности ФЕ в сопоставляемых языках, определить на этом основании лингвокультурологические особенности фразеосемантического поля «время» для изучаемых языковг) вычленить корпус паремий с семантикой «время» в кумыкском и русском языках, определить их лингвокультурологическую составляющую.
Фактическим материалом исследования являются словарные, толкования словотермина «время», фразеологические и паремиологические единицы с семантикой «время», и примеры из литературных художественных произведений и электронных корпусов русского языка (Национальный корпус русского языка). Фактический языковой материал анализа изучаемых языков насчитывает около 1200 лексических единиц. Кроме того, широко использованы словосочетания, почерпнутые из словарей. Материалом исследования послужили также словари русского и кумыкского языков.
Многоаспектное рассмотрение вопроса обусловило выбор методов исследования: а) наблюдение, которое применялось для выявления существенных особенностей использования языковых единицб) сопоставительный (контрастивный) анализ, который позволил выделить важные аспекты языковых картин мира изучаемых языковв) лингвокультурологический метод, который применялся для выявления связей между языком и культуройг) контекстологический метод, который использовался для выявления связи между языковыми единицами и ситуативным и социальным контекстом их использованияд) метод концептуального анализа, предполагающий выяснение семантической структуры концептае) метод лексикографического анализа, направленный на развернутое представление лексического значения слова.
Кроме того, для решения поставленных задач применяется описание, систематизация и интерпретация речевого материала, а также метод дедукции, позволяющий на основании интерпретации выявленных частных языковых фактов сделать обобщенные выводы.
Теоретической базой настоящего исследования послужили положения, разрабатываемые в работах по изучению концептов — Ю. Д. Апресяна, Н. Д. Арутюновой, С. А. Аскольдова, А. Бежбицкой, Г. Г. Волощенко, С. Г.
Воркачева, В. Г. Зусмана, В. И. Карасика, Д. С. Лихачева, 3. Д. Поповой, Г. Г. Слышкина, Ю. С. Степанова, И. А. Стернина, Р. М. Фрумкиной и др.- по фразеологии — Е. Ф. Арсентьевой, Л. К. Байрамовой, В. В. Виноградова, А. В. Кунина, В. Н. Телия, Н. М. Шанского, Р. М. Фрумкиной и др.- по лингвокультурологии — Н. Д. Арутюновой, В. И. Карасика, В. А. Масловой, Ю. С. Степанова, В. Н. Топорова, 3. К. Тэрланова, 3. М. Дударевой и др.
Особое значение имели исследования по кумыкскому и дагестанским языкам А. А. Абдуллаевой, Н. Э. Гаджиахмедова, Н. X. Ольмесова, А. Г. Гюльмагомедова, У. М. Батырмурзаевой, К. X. Даибовой, К. Р. Керимова, М. И. Магомедова, Д. С. Самедова, М. Д. Самедова, М.-Ш. А. Исаева и др.
Рабочая гипотеза исследования состоит в том, что семантический анализ темпоральной лексики, паремий и фразеологизмов о времени позволяет раскрыть содержание одного из наиболее значимых концептов, вербализируемых средствами сопоставляемых языков, и выявить ассоциативные связи между ними.
Научная новизна работы определяется аспектами рассмотрения материала — концептуально-семантическим, фразео семантическим и паремиологическим, а также изучением концепта посредством исследования отдельных семантических полей, являющихся языковой реализацией концепта, с привлечением фразеологического материала кумыкского и русского языков, который формирует интерпретационное поле концепта. Новым являются и принципы классификации лексико-семантических способов выражения категорий времени в обозначенных языках, самих темпоральных единиц. Естественно, такая классификация представляет собой факт системно-структурного осмысления способов выражения темпоральности самих темпоральных единиц (в лексике), их филолого-философской и лингво-культурологической природы. В научный оборот вводится системное семантическое описание групп лексики кумыкского языка, имеющих темпоральное значение, лексические средства темпоральности рассматриваются в плане контрастивного исследования русского и кумыкского языков с учетом лингвокультурологической специфики соответствующих лексем.
В диссертации впервые проводится комплексный анализ ключевого культурного концепта время и языковых средств его репрезентации в двух с типологической точки зрения различных языках и лингвокультурах — в кумыкской и русской.
Методологической базой исследования послужилопредставление о культуре как сложном, многомерном образовании, включающем традиции, обычаи, представления, верования, нормы и образцы, разделяемые представителями национальной общности, а также символические средства их закрепления, среди которых самое важное место занимает естественный язык. Язык в работе рассматривается в соответствии с принципами историзма и системности.
Теоретическая значимость диссертационного исследования заключается в описании теоретических основ сопоставительного изучения концепта «время» в различных аспектах его языковой реализации, а также в определении фразеосемантического и паремического полей в качестве средства реализации концепта как ментальной единицы высокой степени абстракции в языке.
Практическая ценность диссертации заключается в том, что ее результаты могут быть использованы при составлении концептуария изучаемых языков, в теории и практике лексикологии, фразеологии и паремиологии, ряд ее теоретических положений и выводов может использоваться в общих и специальных курсах по лингвокультурологии и этнолингвистике, по межкультурной коммуникации в университетах и педагогических колледжах.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Концепт «время» играет важную роль в системе языка и культуры, позволяя выявить как универсальные, так и уникальные особенности изучаемых языков. Национально-специфические черты характера русских и кумыков прослеживаются при реализации времени в высказывании по более конкретным: семантическим линиям, структурирующим концепты иконцептуальные пары.
2. Семантическая^ структура концепта «время» обусловлена всеми типами сем, составляющих значение: данного концепта, является универсальной для сопоставляемых языков.
3. Репрезентациювременив сопоставляемых языках можно конструировать Вполевую модель — лексико-семантическое поле «время», которое представленосовокупностью единиц, связанных между собой семантической общностью и структурными отношениями.- По своей структурно-семантической организации поле «время» претендует на статус макрополяи представлено рядом микрополейили функционально-семантических зон, конституенты. которых отражают разные ипостаси восприятия времени.
4. Для выражения темпоральной семантики в кумыкском и русском языках используютсяязыковые средства, среди: которых большое место • занимает темпоральная-лексика, фраземика и паремика. Представления о времени в разной форме * отразились в семантике устойчивых выражений. Одни устойчивые выражения обозначают собственно времяоснову других устойчивых оборотов составили наименования бытовых предметов и явлений, ассоциативно отражающих, понятия о времени. Этнокультурная информация' представлена в семантике фразеологизмов и паремийкак эксплицитно (в денотативном/ аспекте значения) — так и имплицитно (в коннотативном аспекте).
5. Языковая реализация семантической структуры концепта происходит при помощи семантических и других видов полей, в частности, лексического, фразеосемантического и паремиосемантического полей, что позволяет выявить национально-культурную специфику изучаемого универсального концепта. Сам концепт признается абстрактной ментальной единицей, существующей в коллективном и индивидуальном сознании и реализующейся в речевой деятельности.
6. Этнокультурное своеобразие темпоральной лексики и фраземики проявляется прежде всего на семантическом уровне и находит отражение в нетрадиционности и нестандартности образов, легших в основу наименований. Этнокультурным содержанием обладают те темпоральные единицы, в семантике которых нашли отражение особенности становления, развития и жизнедеятельности русских и кумыков.
Апробация работы. Основные положения диссертации обсуждались на расширенном заседании кафедры дагестанских языков Дагестанского государственного педагогического университета, ряд положений диссертационного исследования освещались в докладах на научных сессиях профессорско-преподавательского! состава ДГПУ, региональной научной конференции «Семантика языковых единиц разных уровней» (Махачкала,.
2008) и международной научно-практической конференции «Теоретические и методические проблемы национально-русского двуязычия» (Махачкала,.
2009).
Содержание исследования отражено в 8 публикациях:
1. Лексемы со значением «время» в кумыкском языке // Вопросы тюркской филологии. Вып.1. — Махачкала, 2007. С.3540.
2. Темпоральные фразеологизмы в кумыкском языке // Современные проблемы дагестанской филологии. Вып. 1. — Махачкала, 2007. С.23—31.
3. Концепт утро и вечер в кумыкской и русской языковых картинах // Вопросы типологии русского и дагестанских языков. Вып. 4. — Махачкала, 2008. С. 244—248.
4. К интерпретации концептосферы день/ночь в кумыкском и русском языках // Вопросы типологии русского и дагестанских языков. 4. Махачкала, 2008. С. 248−251.
5. Лексические способы выражения временной экстенции // Вопросы тюркологии. № 3. — Махачкала, 2008.
6. Особенности отражения категории времени в русской и кумыкской лингвокультурах // Семантика языковых единиц разных уровней. Материалы региональной конференции — Махачкала, 2008. С. 130−133.
7. Категория времени в кумыкском и английском языках сравнительно—сопоставительный аспект // Вестник Костромского государственного университета им. Н. А. Некрасова. 2008. № 2. С.139−141.
8. Кумыкские пословицы и поговорки о времени // Теоретические и методические проблемы национально-русского двуязычия. Международная научно-практическая конференция. 27−28 мая 2009 г. Махачкала, 2009. С. 401−403.
Структура диссертации обусловлена кругом исследуемых вопросов и включает в себя введение, три главы, заключение, список использованной литературы и список справочной литературы. Каждая глава состоит из разделов и сопровождается выводами.
Выводы по Ш-й главе.
Фразеосемантическое поле «время», повторяя универсальную семантическую структуру концепта, обладает индивидуальными, характерными для той или иной культуры, особенностями. Прежде всего, это проявляется при анализе коннотативного макрокомпонента значения ФЕ и источников их образности [Афанасьева 2007: 16]. Оценочность ФЕ русского языка в некоторых случаях противопоставлена оценочности ФЕ кумыкского языка, принадлежащих к восточной культуре и транслирующих, соответственно, ценности, характерные для данной культуры. Так, в ФСГ «быстро-медленно», покрывающей такую область денотативного значения, как характер протекания времени, в сопоставляемых языках преобладают ФЕ с отрицательной коннотацией, что свидетельствует о наличии в языковом-сознании отрицательной оценки медленного протекания времени: такъалыбакъа йимик//как черепаха, бир-бир баса туруп юрюме «идти медленно», аста /съсш/Люлегче на поворотах, созуп турма «тянуть» и т. д.
Анализ источников образности и экспрессивного* компонента коннотативного макрокомпонента функционально-семантической группы «структурная организация времени, представленной тремя функционально-семантическими полями — «прошлое», «настоящее», «будущее», позволяет сделать следующие выводы:
1. Время воспринимается носителями изучаемых языков как движение, о чем свидетельствует его сравнение с водой в русском языке время течет, указание на направленность движения. Представление о необратимости движения времени также отражено во фразеологическом фонде языка, однако время не является так строго необратимым, как на это указывают физики. Время в языковом сознании менее жестко направлено, языковое представление допускает возврат времени^ к определенной: точке. Поэтому говорить о тождественности научного и языкового представления о структуре времени нельзя [Афанасьева 2007: 17].
Фразеологический^ материал дает достаточный материал для утверждениячто прошлое в русскомязыке характеризуется высокой степенью определенностио чем свидетельствует наличие: в ФЕ компонента-атрибута прошлого — прах, пепел (рус. отряхнуть прах с ног своих, история (рус. история умалчивает), память (<освежить память, исчезнуть из памяти). Данные атрибуты представлены и в кумыкских ФЕ, связанных с временем: эсин тас этме «потерять память», эснегенде, эсге геле заманлар (буквкогда зеваешь, вспоминаешь времена).
Настоящее и будущее воспринимается сознанием говорящего как нечто неопределенное, зыбкоерасплывчатое: первое в силу кратковременности и изменчивости настоящего-момента (рус. халиф на час), второе как результат восприятия будущего как неизвестности- (ср. кум. бугюнню тангаласы да бар, рус: со дня на день (—неизвесткошутда),—когда Бог заш.
Нам представляется, обоснованным предположить, что события прошлого всегда более обращены к сознанию человека, так какуже являются в большей' или меньшей, степени, достоверными и осмысленными, тогда как события-, настоящего и будущего' отличаются большей неопределенностью. Именнопоэтому, на наш взгляд, языковое сознание человека, наделяет большей экспрессивностью уже знакомый ему материал, дает ему оценки, выражает свое положительное4 илиотрицательное отношение и, таким образом, образует большеФЕ с тем. или иным коннотативным, компонентом [Афанасьева 2007: 18].
При анализе ФЕ, составляющих функционально-семантическую группу «возраст», наиболее различными по выражаемым ими семантическим смыслам концепта «время» оказалась группа «старость». При упоминании о «пожилых людях», «стариках», «престарелых», «ветеранах» зачастую возникают, негативные коннотации. Длярусской культуры данное представление является достаточно типичным: «С некоторой долей условности можно утверждать, что. старость воспринималась, прежде всего, как период ожидания смерти и подготовки к ней» [Панченко 2007]. Это утверждение легко находит доказательный материал во фразеологии сопоставляемых языков: кум. гьакъылын тот басма «старческий склероз», кьарт бёрю «старый волк" — уъйренген бёрю «старый волк" — рус. выживать из ума «становиться забывчивым от старости" — еле дышать «стать ветхим, немощным».
С другой стороны, существует несколько обратное представление о старости: известны старцы — носители родового предания, сказители и мудрецы. В той или иной степени эта роль возлагалась на каждого состарившегося человека, причем основополагающее значение здесь играет именно возраст, а не индивидуальные заслуги человека: къарт бёрю // старый волк «человек, испытавший в жизни многие лишения, невзгоды и приобретший опыт, знания». В кумыкской культуре основу стереотипа старости составляет все то же представление об «изжитом веке» и приготовлении к смерти. Так, в русском языке имеются ФЕ, обозначающие принадлежность «временного континуума не отдельным людям, а социальному коллективу -. всему человечеству в целом» [Панченко 2007]: чужой век заедать, заживать. В кумыкском языке ФЕ, отражающие данное представление о старости, не выявлены.
Можно говорить о том, что исследование концепта «время» и его реализации на фразеологическом уровне позволяет сделать следующий вывод: абстрактные представления о времени в данных культурах совпадают, тогда как конкретные представления, обусловленные влиянием повседневной практики использования языка и формированием соответствующих образов, являются национально-специфичными или уникальными.
Список фразеологических единиц с темпоральной семантикой насчитывает около 300 единиц, выбранных из Фразеологического словаря русского языка под ред., А. И'. Молоткова и около 120 единиц кумыкского языка, извлеченных из «Кумыкско-русского и русско-кумыкского фразеологического Словаря» К. Даибовой.
Кроме того, в русском языке понятие времени может наполняться значением «имущество, владение», которое рассматривается как дериват предыдущего, ср., например, употребление слова время в поговорке Времяденьги. Подобный «крайний» случай перехода понятия времени в понятие обладания в кумыкском языке также не выражен.
Способы выражения времени важны и для паремиологического фонда языка. Изучение категории времени применительно к общему паремиологическому фонду языков показало, что наиболее распространенным лексическим репрезентантом категории времени является лексическая единица заман/время, при этом могут выражаться понятия либо «своевременности», либо «времени, отводимого для чего-нибудь», либо «быстротечности». Во многих таких пословицах время антроморфно. В кумыкском языке представлен несколько иной тип временных отношений в структуре полипредикативных паремий. Типичным для кумыкского языка являются структуры с условным периодом.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Ряд особенностей делают темпоральную лексику неординарным объектом исследования, требующим освещения ряда вопросов, связанных с определением места рассматриваемых лексических единиц в системе языковых средств, служащих для выражения понятия «времени», выяснения характера связи темпоральной лексики с внеязыковым миром, где время (вместе с пространством) представляет собою форму существования материи.
В результате духовной деятельности человека в обществе возникает целостный образ мира, так называемая «картина мира». Это — основная составляющая мировидения человека, она способствует тесной связи и единству знания и поведения людей в обществе. При этом справедливо считается, что национальная картина мира, так или иначе, отражается в национальном языке. Таким образом, наряду с общей картиной мира образуется «языковая картина». Причем, языковая картина мира практически определяет ориентацию человека в его ежедневном жизненном пространстве и времени [Роль 1988]. Что касается времени, то в сознании человека о нем сосуществуют два основных представления — время как повторяемость однотипных событий, «жизненных кругов» (циклическое время) и время как однонаправленное поступательное движение (линейное время) [Яковлева 1994: 97].
Временные отношения отражаются в семантике языковых единиц на грамматическом и лексическом уровнях. Наряду с известными грамматическими субкатегориями темпоральности, для закрепления в языке этих представлений формируются особые лексические средства, образующие лексико-семантические поля, указывающие на специфику осознания мира, на особенности ориентации того или иного народа во времени. Одним из важных полей темпоральности сопоставляемых языков является поле природной цикличности, которое отражает, соответственно субъективным представлениям общества, объективную цикличность природных явлений. Другими важными полями являются поле физиологической цикличности в жизни человека и поле циклической деятельности людей. Данные циклы времени рассматриваются, с одной стороны, в связи с суточным, а с другойс годовым промежутком времени.
Задачей нашего сопоставительного исследования явилось описание языковой интерпретации концептуальной сферы «Время», которое основывается на выявлении наиболее характерных сходств и различий сравниваемых языковых структур как в функционально-содержательном, так и в формально-грамматическом аспектах.
Одна из главных особенностей контрастивной лингвистики видится нам в том, что она позволяет яснее определить особенности каждого из сопоставляемых языков, которые могут ускользать от внимания исследователя при одном лишь «внутреннем» изучении языка. При этом мы используем как односторонний подход, поскольку языковые средства выражения времени изучены в русском языке достаточно глубоко и всесторонне, а в кумыкском языке степень изученности этой проблемы является весьма слабой, так и двусторонний, который позволяет проводить сопоставление языков как от русского к кумыкскому, так и в обратном направлении.
Анализ репрезентации одного и того же концепта позволил выявить национальную специфику русской и кумыкской языковых систем, которая проявилась в разных способах вербализации одного и того же концептав степени подробности или обобщенности его репрезентации, в количестве и наборе лексем, фразеосочетаний, номинирующих концепт, в уровне абстракции, на котором концепт представлен в том или ином языке.
В русской языковой картине мира общепринятым считается выделение циклической (традиционной) и линейно-исторической моделей времени. В первой из них время представляется как последовательность повторяющихся однотипных событий, «жизненных кругов».
Доминантой этой модели является слово пора. Оно обладает особой временной семантикой, демонстрируя способность называть фазу космологического цикла", который многократно реализуетсяв природе и жизни людей.
Вторая модель представляет время как однонаправленное, поступательное движение. Доминантой его является слово время.
В основу моделей времени в кумыкской языковой картине мира положено отношение человека к явлениям и событиям, обозначаемым темпоральными единицами.
Контрастность русских и кумыкских метафорических образов говорит о различиях в осмыслении категории времени представителями русского и кумыкского этносов. Время в русской ментальности — агрессор, но его можно заставить работать на себя. Оно движется с различной скоростью: идет, бежит, мчится, летит, — заставляя этим человека отстать от него (отстать от времени), но позволяет себя догнать (наверстать упущенное время). Кумыкская ментальность представляет время движущимся равномерно и размеренно (гетип бара заманлар), оно «не агрессивно, но и не позволяет человеку властвовать над ним, его нельзя ни* выиграть, ни сэкономить» [Дударева 2005: 329].
Временные обозначения в кумыкском языке характеризуются большей антропоморфностью, что проявляется, в частности, в том, что темпоральные обозначения включают в свой состав наименования частей тела. Так, слово баш «голова» употребляется для обозначения начала* в единицах измерения времени, ср.: йылны башында, айны башында (в начале года, в начале месяцабукв, «в голове года», «в голове месяца»). Слово ич «внутри» используется для обозначения временного промежутка в пределах какой-либо временной единицы, ср.: уьч сагьатны ичинде (за три часабукв, «внутри трех часов») и т. д.
Возникающая у народа картина мира испытывает на себе, помимо других факторов, и воздействие национальной религии. Так, сопоставление концептов месяц//ай выявило неконгруэнтность их семантической структуры, связанную с наличием у кумыкского слова специфически национального значения: месяц используется в мусульманской символике. Символика, в свою очередь, связана с той частью национальной языковой картины мира, которая содержит информацию об устойчивых ассоциациях, вызываемых в языковом сознании некоторыми объектами окружающей действительности.
В кумыкском языке много заимствований из области арабо-персидской и русской темпоральной лексики. Заимствования особенно распространены в области религиозных темпоральных ориентиров, так как обычно религия довольно ревностно относится к тому слову, на котором выражаются ее идеи. В частности, этим можно объяснить наличие большого числа заимствований из арабского языка.
Функционирование слов йыл «год», гюн «день» в некоторых пословицах и стандартных фразах, отсутствие слов, служащих для обозначения только коротких промежутков времени, позволяет говорить о замедленном (по сравнению с русским) «темпе жизни» кумыкского народа, что, несомненно, оказывает влияние и на языковые процессы.
Анализ языкового материала позволил нам продемонстрировать национальную специфику когнитивных сценариев год, неделя, сутки.
В целом, следует отметить, что в составе и функционировании концептов, составляющих фрагмент концептуальной сферы «время», наблюдается много общего, что закономерно объясняется одинаковой физической и астрономической основой темпоральных представлений. Основные различия сосредоточены на периферии, что обусловлено существенными различиями в культурно-историческом опыте русских и кумыков.
Таким образом, проведенный контрастивный анализ темпоральных концептов, репрезентированных языковыми средствами русского и кумыкского языков, обосновывает универсальность категории времени в когнитивных системах этих языков и достаточно четко выявляет национально-специфические особенности их семантического пространства.
Временная лексика в русском языке словообразовательно активна.
Многие слова со значением времени, будучи сами результатом семантических преобразований на базе лексем-общего содержания, обладают значительным потенциалом к семантическим трансформациям.
Сопоставительный анализ содержательной стороны полученных-единиц, проводимый по данным словарей, по изучению употребления слов в речи, позволяет выявить иерархию между отдельными словами, а также между группами слови эта иерархия в какой-то степени отражает временную структуру действительности, а также те этапы, которые имели" место при формировании категории времени.
В соответствии с двумя базовыми моделями времени в сопоставляемых языках можно выделить такие части темпоральной лексики: 1) существительные со*значением длительности времени (йыл//год, ай//месяц) и наречия со значением его повторяемости (кёп//часто, аз//редко, бир-бирде//иногда), слова, характеризующие протекание явления, процесс по длительности и продолжительности {жагышлнк//молодостъ, яй//лето, узакъ//долго), — безотносительное время- 2) разные части речи, обозначающие временную соотнесенность (прошлое—настоящее—будущее: тюнегюн//вчера, бугюн//сегодня, тангала//завтра), — относительное (релятивное) время. При этом единицы двух полей взаимосвязаны, что проявляется в процессе речевой актуализации.
Темпоральные существительные могут быть сгруппированы по тематическому признаку: 1) метрические отрезки: асру//век, йыл//год, ай//месяц, жума//неделя, сутка//сутки, сагъат//час, минут//минута, секунд//секунда', 3) этапы различных циклов: язбаш//весна, гюз//осенъ, къыш//знма, яз//летоэртен//утро, гюн//денъ, ахшам//вечер, гече//ночъяшлыкъ//детство, къартлыкъ//старостъ- 4) счет внутри цикла: итнигюн/Монедельник, талатгюн//вторник, арбагюн//среда и т. д., январь, февраль, март и т. д.
Прилагательные и глаголы обозначают признаки предметов (и явлений) или их действий, связанные со временем, характеризующие процесс: гюзгюНосенний, тезги//давнишнийгече къаллш//ночевать, астапашма// медлить, баитама//начинать, битдирме/.'/закончить и т. д.
В сопоставляемых языках нет сколько-нибудь ясно очерченной группы глаголов, обозначающих временные понятия. Однако можно говорить об особой семантической микросистеме временных прилагательных типа гечегиНночной, гюндюзгюПдневной. Данная микросистема прилагательных больше представлена в русском языке. Так, в кумыкском языке нет прилагательных префиксально-суффиксального образования типа минута — поминутный.
Сопоставительное исследование концептов, репрезентируемых лексемами год и йыл, показало, что эти концепты имеют существенные различия, которые сводятся к следующему: а) анализ словарных дефиниций ключевых лексем показал различие в семном составе: в кумыкском языке отсутствует значение «возраст», для которого существует специальное обозначение — яш (чакъ) — б) словосочетаниях русского и кумыкского языков ярко проявляется идея цикличности времени (сав йыл — круглый год).
Проведенный сопоставительный анализ лексем, обозначающих циклическое время, показывает общность первоначального деления годового круга на два больших сезона в русской и кумыкской языковой картине мира, что согласуется с подобным представлением у многих древних народов. Следуя принципу контрастивности, отметим наличие специфических особенностей, обнаруженных нами при анализе концептов-наименований времен года: а) отличительной особенностью кумыкского языка является наличие в нем системы двойных обозначений времен года: къыш//къыиллыкъ, яз//язлыкъ и т. д., употребление которых определяется отсутствием//присутствием деятельности человека в указанный период, что вполне вписывается в заявленное нами утверждение о существовании в кумыкской языковой картине мира двух моделей времениб) в целом можно отметить, что обозначение времен года и их промежутков в кумыкском и русском языках выявляют аграрный характер народного календаря.
Основные отличия в функционировании указанных концептов связаны с календарным временем. У кумыков действуют светский и религиозный календари. Поскольку годовые циклы по этим календарям обладают различной длительностью, начало и окончание лунного месяца одного года не совпадает с началом и окончанием его в следующем году.
Современный кумыкский календарь использует названия месяцев, заимствованные из русского языка: январь, февраль, март, апрель и т. д., восходящие, в свою очередь, к латинской календарной терминологии. Однако следует заметить, что отдельные наименования месяцев лунного календаря, заимствованные из арабского языка, получили известность не только в религиозной сфере, но стали общеупотребительными. Так, большинству жителей республики, независимо от национальной принадлежности, знакомо наименование священного для мусульман месяца рамазан, во время которого все правоверные мусульмане держат пост (уразу).
Наименования знаков Зодиака в русской языковой системе относятся к концептам устойчивого характера, так как они стабильны и регулярно вербализуются, например, при составлении различного рода гороскопов. В кумыкской языковой картине мира подобные концепты относятся к разряду неустойчивых, поскольку, имея языковое выражение, они характеризуются нестабильностью и вербализуются крайне редко.
Сопоставление терминосистем обозначения недели и наименований дней недели демонстрирует, прежде всего, различие признаков, которые положены в основу номинации. Особенно это касается диалектных обозначений недели в кумыкском языке. Наименование главного дня мусульманской недели — пятницы — легло в основу нескольких названий, что свидетельствует о его ведущем положении в данной системе [Дударева 2005: 275]. Общим для кумыкского и русского языков является аксиологическая характеристика дней недели.
Неделя как обозначение временного отрезка относится к искусственным единицам измерения времени, вследствие чего она в большей степени является и единицей культурно обусловленной. Культурная* обусловленность является причиной несовпадения в православном и мусульманском календарях точки начала недельного промежутка времени. Православный календарь имеет недели двух типов: начинающиеся с воскресенья и начинающиеся с понедельника. В. мусульманском календаре неделя начинается с субботы и завершается пятницей. То есть мы можем говорить об, этнокультурной специфике сценариев, к которым относятся эти концепты [Дударева 2005: 276].
Группа слов с указанием суточного деленияобъединяется в обоих языках по общему объекту номинации, выделяемому по наблюдаемым явлениям природы: восходу и заходу солнца, наличию или отсутствию солнечного освещения. Анализируемый класс темпоральных обозначений включает в себя два подкласса: а) названия основных частей суток: эртенНутрогюнПденъахшамПвечергечеПночъб) названия частей суток по положению солнца: танг//рассветтюш//полденъгечорта/Молночъмаркача//сумерки и др.
Рассмотрение концептов час и сагъат привело нас к следующим выводам: а) указанные концепты совпадают в плане терминологической отнесенностиб) в структуре кумыкского концепта отсутствуют такие концептуально значимые характеристики, присущие русскому часу, как «духовность», «судьбозначимость», «неизбежность" — в) кумыкская паремиология не актуализирует указанный концепт, что исторически связано, на наш взгляд, с «равнодушием» к вербализации коротких промежутков времени.
Подводя итог рассмотрению фрагмента русской и кумыкской языковых картин мира, связанного с обозначением коротких промежутков времени, можно отметить следующее: а) русские и кумыкские концепты, репрезентируемые ключевыми словами минута и минут, секунда и секунд можно считать эквивалентными, что объясняется заимствованным характером их в кумыкском языке из русскогоб) отличительные моменты связаны, прежде всего, с характером внешнего определителя краткости и быстроты. В русском языке он выражен в семантике глагола мигать, в кумыкском языке таких определителей насчитывается два: акт мигания и речевой акт.
Фразеосемантическое поле «время», повторяя универсальную семантическую структуру концепта, обладает индивидуальными, характерными для той или иной культуры, особенностями. Прежде всего, это проявляется при анализе коннотативного макрокомпонента значения ФЕ и источников их образности [Афанасьева 2007: 16]. Оценочность ФЕ русского языка в некоторых случаях противопоставлена оценочности ФЕ кумыкского языка, принадлежащих к восточной культуре и транслирующих, соответственно, ценности, характерные для данной культуры. Так, в функционально-семантической группе «быстро — медленно», покрывающей такую область денотативного значения, как характер протекания времени, в сопоставляемых языках преобладают ФЕ с отрицательной коннотацией, что свидетельствует о наличии в языковом сознании отрицательной оценки медленного протекания времени.
Следующее различие между русским и кумыкским языками наблюдается при определении времени через занятие. Поскольку любое занятие протекает во времени, то каждое слово, обозначающее процесс, может в русском языке метонимически указывать на временной промежуток, в течение которого этот процесс имеет место. Предлоги при таком существительном приобретают временное значение, ср. за столом и за обедом. Отсутствие в грамматической системе кумыкского языка предлогов не позволяет говорить о наличии в нем подобного перехода. В кумыкском языке метонимический перенос отсутствует, а временное значение достигается сочетанием слова, обозначающего процесс, с формой существительного вакъти — еакътиде, замам — заманда: тюш вакътиде «во время обеда», маркача вакътиде «ранним вечером», ииши вакътисинде «во время работы» и т. д.
Во многих употреблениях в русском языке понятие «время» указывает на становление существование и исчезновение: время покажет, время работает на. Выражение проверка временем, напротив, указывает на отсутствие изменения, а время врачует душу, залечивает раны выявляет значение устранения настоящего. Языковые данные показывают, что в кумыкском языке примеры инструментального прочтения слова время отсутствуют.
Способы выражения времени важны и для паремиологического фонда языка. При отборе пословиц и поговорок, образующих группу пословиц и поговорок о времени, непросто провести разграничение между ними и пословицами, входящими в группу пословиц о судьбе, надежде, удаче, случае, терпении. Эти пословично-поговорочные группы очень тесно переплетены между собой, им свойственно взаимное проникновение. Поэтому выделение пословиц и поговорок в группу «время» весьма условно и относительно.
В большинстве своем пословицы и поговорки, входящие в группу пословиц и поговорок о времени, содержат следующие компоненты, относящиеся к семантическому полю время/заман: время/заман, денъ/гюн, сегодня/бугюн, завтра/тангала, вчера’тюнегюн, утром/эртен, обед/тюш, вечером/ахшам, ночъю/гече, час/сагъат, год/йыл, сейчас/буссагьат, поздно/геч, рано/тез, днем/гюндюз, месяц/ай, потом/сонг (речь идет только о лексических знаменательных единицах, грамматические и служебные лексические единицы не учитываются).
Изучение категории времени применительно к общему паремиологическому фонду языков показало, что наиболее распространенным лексическим репрезентантом категории времени является лексическая единица заман/время, при этом могут выражаться понятия либо «своевременности», либо «времени, отводимого для чего-нибудь», либо «быстротечности». Во многих таких пословицах время антроморфно. Таким образом, при реализации противопоставления в паремиях часто противопоставляются определенные временные периоды, отражающие различные способы выражения-, идеипрочно вошедшей в систему мировосприятия и мироощущений человека как лингвокультурные стереотипы.
Проведенное исследование позволило предположить, чтодля паремиШ наиболее типичным является построениефразы в настоящем временикоторое как считают исследователи имеет панхроничный (вневременной) характер, то есть основной грамматической формой времени в предложениях сентеиционального характераявляется настоящее неопределенное [Николаева 1995: 319], которое реализует при этом «значение вневременной данностивечнойистины, чтои придает таким предложениям, наряду с другими средствами генерализации, характер универсальности» [Козлова 1990: 66]. По вполне понятным «причинам, не используются в количественных противопоставлениях названия дней недели и месяцев. Зато активно используется контраст видовых наименований: час, день/ночь, неделя, годвек.
Кумыкская паремиология актуализирует концепты времена: года, связывая их с темойтруда, едыпоскольку в жизни кумыка четко были противопоставлены относительно сытые осеннийи зимний периоды, и голодная весенняя пора.
В кумыкских и русских пословицах1 и поговоркахо времени провозглашается: ценностьнастоящего, необходимость использовать настоящее время, прошлое: воспринимается какбезвозвратно утраченное, будущее — как не наступившее и поэтому не столь.ценное.
На основании проведенного исследования мы пришли также к выводу, что категория. теМпоральности одна, однако средства выражения разнородны. Так, различия в отражении данной категории во фразеологии, главным образом, отражаются в разной частоте отсылок в Библию, в историю человечества, в мифы, в античныймир. Кроме того, следует добавить, что существуют различия в степени лексической, консервативности языков. Так, кумыкский язык представляется нам как исключительно консервативный, а русский владеет фразеологией очень модернизированной, подбирающейся в условиях изменяющегося мира. Различия заключаются также в том, что каждый язык обращается к типичным для данной нации занятиям, к географическим условиям, к разнородности профессий, особых семейных отношений, господствующих патриархальных условий, явлений природы, своей истории и особой культуры. Кроме того, в лексической системе отражаются стереотипные достоинства и недостатки данных народов, чувство юмора, особенности национального характера, более или менее оптимистический подход к жизни, то есть факторы, определяющие дух народа.
В заключении следует подчеркнуть, что, несмотря на отмеченный выше универсальный характер категории темпоральности, на грамматическом и лексическом уровнях мы проследили особенности не только универсальной языковой картины мира в отношении восприятия времени, но и национальных картин мира носителей кумыкского и русского языков.
Перспективным направлением в изучении этой темы является привлечение материала других тюркских и славянских языков, что позволило бы продолжить изучение культурной специфики концептов.
Перспективным мы считаем подробное изучение в дальнейшем концептуальной сферы «время» в кумыкском языке в плане ее исторического развития с широким привлечением культурологического, этнографического и историко-этимологического материала. Кроме того, нас привлекает идея исследования темпоральных концептов экспериментальными методами, относящимися к области психолингвистики.
