Психология решения задач и проблем: основные понятия

Что есть жизнь, как не постоянное преодоление проблемных ситуаций?

Р. Декарт, К. Дункер и многие другие

Пристальное внимание к собственному мышлению часто считают устойчивым признаком человеческой цивилизации^[1]. Отголоски этих усилий самопознания можно обнаружить в самых разных памятниках истории и культуры, а с появлением письменности — ив религиозных, хозяйственных, исторических, правовых и т. п. текстах, написанных на разных языках. Мышление «растворено» в жизнедеятельности людей и при наличии адекватных методов может быть обнаружено практически повсеместно^[2]. Усилиями историков школы «Анналов» и структуралистов «умственный инструментарий» и эпистемы людей различных эпох и культур стали устойчивым предметом историко-культурных исследований.

Однако мышление может выступать и в иной ипостаси — как способность решать задачи и преодолевать проблемные ситуации. Этот поворот темы не несет в себе особых новаций, но сдвигает акценты: помимо того, что люди представляют мир и стремятся его объяснить, они в нем также и действуют, оперируя как самими предметами окружающей действительности, так и образами, знаками и другими их «заместителями».

Само «вещество» мышления кристаллизовалось в двух исходно взаимосвязанных и дополняющих друг друга формах, ныне ставших чрезвычайно далекими друг от друга: мифах (особенно космологических и космогонических), описывающих мировое устройство, в том числе и организацию мыслительных процессов (конечно, в очень измененных формах), и методах преодоления неопределенности (принятия решений, решения задач и проблем и т. д.), обычно встроенных в какие-то ритуалы и практики.

Исходное единство объясняется особенными свойствами индивидуального мышления: оно невидимо для своего обладателя. Мышление о своем мышлении — «рефлексия» в терминах Дж. Локка (1985) — свойство далеко не всякого, а весьма редкого и высокоорганизованного интеллекта. Да и возникает исторически оно достаточно поздно и, по-видимому, не во всех культурах. Нерефлексивное же мышление целиком закрыто от самого себя. Чтобы управлять им (в том числе решать с его помощью задачи или принимать решения), нужен какой-то «экран», на котором можно было бы увидеть его динамику. Поэтому любой процесс решения (особенно тот, который сталкивается с трудностями) предполагает какую-то фиксацию работы самого мышления, но, конечно, совершенно не обязательно в форме дискурсивного знания.

В соответствии с воззрениями Л. Леви-Брюля (1930), в исторически ранних (он называл их пралогическими) формах человеческого мышления слиты воедино представление (образ) предмета, практическое действие с ним и эмоциональное отношение к нему. Целиком лишенный теоретического (т. е. обобщающего и объясняющего по определенным правилам) взгляда на действительность, человек оказывается погружен в повседневные практики и неразрывно связан с мифами и ритуалами. Они как будто специально созданы для нерефлексивного мышления (или оно для них): обеспечивают его эффективность, предоставляя удобное «поле» для его действия и «локаторы», делающие его в какой-то степени наблюдаемым (скорее, переживаемым) и доступным для управления. Широта распространения и многообразие ритуалов, примет, сверхъестественных сил в жизни примитивного (да и современного) человека не в последнюю очередь определяется тем, что без опоры на них пралогическое мышление просто не может существовать.

Подобные формы мышления не исчезли и вполне могут быть обнаружены и сегодня. Однако помимо них появились и другие, возникшие исторически позднее, для которых сформировались и иные способы репрезентации решателю их динамики и результатов. Все это привело к тому, что круг ситуаций (клинических, боевых, учебных, спортивных, научно-исследовательских, профессиональных и др.), в которых можно опознать работу мышления и в которых ее стали опознавать сами решатели, резко расширился. При этом не лишившееся своей силы правило о том, что затруднения в процессе решения предполагают фиксацию самих мыслительных процессов, привело к появлению особого «прикладного» знания о мышлении. Именно его можно обнаружить в дневниках, воспоминаниях, многочисленных правилах и руководствах, художественных произведениях, и оно же вошло необходимой составной частью в многочисленные эвристические методы (методы ю активизации процессов решения). Содержательно эти «рецепты» могут быть совершенно разнородны. В качестве почти противоположных примеров приведем идею о необходимости постоянных усилий, направленных на достижение цели (ср. «ни дня без строчки» Ю. Олеши (1965)), или чрезвычайно популярный взгляд о полной самодостаточности творческого гения (вспомним пушкинское «…Затем, что ветру, и орлу, и сердцу девы нет закона. Таков поэт. Как Аквилон^[3], что хочет, то и носит он…»).

Этот краткий абрис очерчивает сферу интересов психологии решения задач и проблем. В нее входит как явное теоретическое, понятийно оформленное и экспериментально проверенное знание о процессах решения и о проблемных ситуациях, так и описание аморфного, плохо артикулированного «житейского» знания, которым пользуются решатели, справляясь с повседневными, учебными, шахматными, профессиональными, личностными и т. д. задачами и проблемами, а также разноплановые эвристические стратегии и процедуры, которые используются решателями в процессе решения.

• [1] Устойчивым, но не универсальным. Так, в ходе исследования «примитивных» культур «наивная» психология мышления и логика, в отличие от «наивных» зоологии, ботаники, геологии, химии и т. д., обнаружены не были.
• [2] «Историк похож на сказочного людоеда: „Где пахнет человечиной, там, он знает, его ждет добыча“» [М. Блок, 1986, с. 37]. То же самое можно сказать и про психологамышления.
• [3] Так древние римляне называли холодный северный ветер.