Образ бабушки в повести Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом»

Свою ставшую знаменитой книгу «Похороните меня за плинтусом» П. Санаев начал писать еще в школе, положив в ее основу некоторые эпизоды своего детства и воспоминания о жизни с бабушкой и дедушкой. Но это книга — не документ и не мемуары, а настоящее художественное произведение, герои ее полноценные художественные образы, литературные типы. Именно поэтому повесть «похороните меня за плинтусом» так быстро перестала быть только книгой, и с успехом реализовалась в различных медиальных средах (фильм режиссера С. Снежкина, театральная постановка режиссера И. Коняева, а также целый ряд провинциальных постановок). И каждая из этих реализаций вызвала, в свою очередь, шквал отзывов и рецензий, хвалебных и негодующих, но всегда очень эмоциональных. Знакомясь с массой подобных статей (в основном, в сети Интернет), мы заметили, что большинство авторов размышляет о фигуре бабушки, о ее судьбе, ее поведении, влиянии на мальчика Сашу. Именно поэтому мы в первую очередь сфокусировали свое внимание на сложном, противоречивом образе бабушки Нины Антоновны.

Последнее время отмечено повышенным интересом современного читателя и зрителя к творчеству талантливого писателя и режиссера Павла Санаева; вместе с этим серьезных литературоведческих работ, посвященных его произведению, пока не существует. Вместе с этим в повести «Похороните меня за плинтусом» Санаев ставит проблемы вечные, востребованные во все времена, — проблему любви, прощения, одиночества, человеческих взаимоотношений, то есть — вечных человеческих ценностей.

Для проведения целостного анализа образа бабушки нам было важно провести типологические связи с персонажами русской литературы XVIII — XX веков. Классики, изображая в своих произведениях мир семьи, нередко обращаются к этому образу. Чаще всего бабушка появляется рядом с теми героями, которые лишены материнской ласки и заботы. В таких случаях бабушка призвана заменить герою мать, стать залогом его духовного развития (например, бабушка Бережкова в романе И. Гончарова «Обрыв», бабушка Акулина Ивановна в повести М. Горького «Детство», бабушка Катерина Петровна в книге В. Астафьева «Последний поклон»). Но, естественно, так бывает не всегда — некоторые авторы отказывают бабушке в роли второй матери (графиня-бабушка Хрюмина в комедии А. Грибоедова «Горе от ума»). Образ бабушки Нины Антоновны в повести С. Санаева двойственен: внешне она действительно воспитывает внука Сашу, заменяя ему мать, на самом же деле жизнь мальчика в ее доме подобна кошмару.

Проводя целостный анализ образа бабушки Нины Антоновны, мы рассмотрели несколько ключевых приемов и художественных средств, которые использовал автор для его создания. Так, нами были выделены следующие приемы: портрет героини; предметный мир, окружающий её; поведение и поступки бабушки, ее речь, мимика и пантомимика; взаимоотношения со своими близкими (влияние на них), а также отношение к любви. Нами было установлено, что для создания одного из своих центральных персонажей П. Санаев использовал те же приемы, которые были наработаны русской литературой XVIII — XIX веков для характеристики отрицательных героев[1].

Нами был выявлен еще один типологический ряд персонажей русской литературы, к которому близок образ бабушки. Этот ряд представлен образами помещицы Простаковой и купчихи Кабановой, героинями-женщинами, полновластными хозяйками в своих домах, которые, внешне ведя благопристойный образ жизни, тиранят своих близких[2].

Несмотря на желание автора «оправдать бабушку», желаемое воплотилось не до конца. Мы пришли к заключению, что образ бабушки в повести П. Санаева сложный, двойственный. Двойственность это обеспечивает сочетание светлых и мрачных элементов в композиции произведения и в облике самой бабушки.

Итак, портрет бабушки Нины Антоновны дан в повести очень скудно. Про бабушку Саши известно лишь то, что у нее грозный, громкий, командирский голос: «…закричала она, как сирена, повышая голос на каждой гласной», больные гнилые зубы: «…Бабушка показала дедушке зубы, торчавшие в разные стороны редкими полусгнившими пеньками», что ее редкие ласки доставляют Саше отвращение: «…еще неприятнее было, когда бабушка, выражая свою любовь, разворачивала меня спиной и холодными, мокрыми со щекочущими волосками губами прикладывалась к моей шее. От бабушкиных поцелуев внутри у меня все вздрагивало, и, еле сдерживаясь, чтобы не вырваться, я всеми силами ждал, когда мокрый холод перестанет елозить по моей шее» [3].

Бабушка представлена в повести как человек двуличный, неискренний. При этом двуличие бабушкой прекрасно осознается, она его понимает как единственно возможную норму жизни, превращает в некую философию, даже пытается обучить такому поведению Сашу: «Бабушка часто объясняла мне, что и когда надо говорить. Учила, что слово — серебро, а молчание — золото, что есть святая ложь и лучше иногда соврать, что надо быть всегда любезным, даже если не хочется… «.

Любезный тон и вежливость бабушка всегда старается соблюсти на людях, при посторонних. Поэтому она говорит вежливо с врачом Галиной Сергеевной, с медсестрой Тоней, с приятельницей Верой Петровной. Но за закрытыми дверями и при лежащей на рычаге телефонной трубке бабушка не стесняется в выражениях в адрес всех знакомых. Так же она общается и с родственниками. Она постоянно бранится с дочерью, «Да ты и не курва даже, ты вообще не женщина. Чтоб твои органы собакам выбросили за то, что ты ребенка родить посмела»; с мужем, «Гицель проклятый, татарин ненавистный! Будь ты проклят небом, Богом, землей, птицами, рыбами, людьми, морями, воздухом!»; с внуком, «Вонючая, смердячая, проклятущая, ненавистная сволочь! Чтоб ты заживо в больнице сгнил! Чтоб у тебя отсохли печень, мозг, сердце! Что тебя сожрал стафилококк золотистый»; с другом мужа, Лешей: «…Сейчас так пошлю этого Лешу, что дорогу забудет…», а часто и безадресно: «…короткое „тыц-пиздыц“, употреблявшееся как ответ на любую просьбу, в которой следовало отказать»; «…Поставили порог, сволочи, чтоб им всю жизнь спотыкаться!..».

Бабушка Нина Антоновна теснейшим образом связана с бытом, окружена огромным количеством вещей, которые группируются по трем крупным семантическим гнездам: еда, материальные ценности (вещи) и деньги. Так, бабушка относится серьезно к процессу готовки, кормит Сашу, занимается хозяйством и приходит в страшное волнение из-за денег: «Все деньги, которые приносил дедушка, бабушка распихивала по одной ей ведомым тайникам и часто потом забывала, сколько и куда положила. Иногда тайники пропадали. Тогда бабушка говорила, что в доме были воры. Кроме мамы, она подозревала в воровстве всех врачей, включая Галину Сергеевну, всех изредка бывавших знакомых, а больше всего — слесаря из бойлерной Рудика…».

Мир бабушки насыщен вещами, предметами, Кухня в ее квартире напоминает комнату в доме гоголевского героя Плюшкина. Примечательно, что в квартире бабушки много книг, но их практически никто не читает, в них только прячут деньги: «Повсюду были нагромождены какие-то предметы, назначения которых никто не знал, коробки, которые неведомо кто принес, и пакеты, в которых неизвестно что лежало. Кухонный стол сплошь был уставлен лекарствами и какими-то баночками На шкафах лежали выложенные в ряд дозревать яблоки, бананы или хурма — в зависимости от сезона». И далее: «В книгах были какие-то облигации, поэтому бабушка запрещала их трогать, а если я просил почитать, то сперва перетряхивала книжку, проверяя, не завалялось ли что».

Многие сцены, в которых участвует бабушка, дополняются весьма выразительными мимикой, жестами, интонациями, позами. Бабушка Саши очень редко говорит тихо и спокойно, двигается медленно и плавно, чаще всего ее движения резки и порывисты, фразы, которые она произносит, — грубые, оскорбляющие. Да и нет говорит бабушка, а в основном кричит, Приведем несколько примеров: «Мама открыла дверь и с громким плачем бросилась вниз по лестнице. Бабушка распахнула балкон, схватила стоявшую под столом кастрюлю и с криком: „На, Оленька, ты есть просила!“ вылила ее содержимое вниз»; «- Я тебя сейчас выскребу! — крикнула бабушка и помахала бритвой у меня под носом — А-а! — зарыдала вдруг бабушка и, выронив ножницы, схватилась руками за лицо и, продолжая кричать, начала карябать лицо руками… «; «…бабушка, потрясая тяжелым деревянным фокстерьером с дедушкиного буфета, бегает за мамой вокруг стола и кричит…» и так далее.

Бабушка имеет странное влияние на своих близких — на мужа: «Самому на себя руки наложить сил нет, так вот курить опять начал Не могу больше, задыхаюсь! Тяну эту жизнь, как дождь пережидаю. Не могу! Не хочу!..»; на дочь: «А я боюсь ее! Я только сейчас поняла, как боюсь!».

На внука влияние самое сильное. Она играет на его чувствах, настраивает против матери, шантажирует: «Ты же не хочешь, чтобы мы ругались опять? Если она снова станет врать, что я тебя не отдаю, что я отобрала тебя, встань и скажи твердо: „Это неправда!“ Будь мужчиной, не будь тряпкой слабовольной. Скажи: „Я сам хочу с бабой жить, мне с ней лучше, чем с тобой!“ Не смей предавать меня! Не смей Бога гневить! Скажешь, как надо, не будешь предателем?..».

Совершенно особое отношение бабушки к любви. С одной стороны бабушка о любви говорит постоянно и говорит о ней в значении, знакомом каждому. Так, например, она расплакалась от умиления, когда Саша в короткой фразе сумел выразить смысл взрослого фильма. Однажды она скажет о своей влюбленности в дедушку, о любви к внуку бабушка говорит много и часто.

Однако временами упоминание о любви сопровождается комментарием грубоватым, излишне физиологичным, иногда даже парадоксальным по отношению к самому понятию «любовь»: «Я скорее сама землю есть буду, чем тебе несвежее дам»; «Я его выкупаю, потом воду менять нет сил, сама в той же воде моюсь. Вода грязная, его чаще, чем раз в две недели, нельзя купать, а я не брезгую. Знаю, что после него вода, так мне она как ручей на душу. Пила бы эту воду!». Говоря о любви, бабушка сама сравнивает это чувство с каким-то болезненным состоянием, буквально пограничным между жизнью и смертью: «…лучше б мне в детстве умереть, чем всю жизнь без любви прожить. Всю жизнь другим себя отдавала, заслужить надеялась! Сама любила как исступленная…»; «сама его люблю до обморока! Он скажет „бабонька“, у меня внутри так и оборвется что-то слезой горячей радостной»; «Он последняя любовь моя, задыхаюсь без него. Уродлива я в этой любви…»; «Такая любовь наказания хуже, одна боль от нее, а что делать, если она такая! Выла бы от этой любви, а без нее зачем мне жить…».

Но чаще всего ее действия противоречат тому, что она произносит. Так, она на глазах ребенка съела мороженое, выбросила в мусоропровод мамин подарок — смешную игру «Блошки», сильно напугала внука разыгранной истерикой.

Даже одно из ее проклятий тоже будет связано с любовью — с чувством, которое должно возрождать и возвышать: «Чтоб вам вся любовь, которая в мире есть, досталась, и чтоб вы потеряли ее, как у меня отняли!».

Мы вправе задаться вопросом: есть ли что-нибудь светлое в бабушке? Обратимся к эпизоду воспоминаний бабушки о ее молодости, где она рассказывает о своем умершем в войну сыночке Алешеньке, о своем «заключении» в психиатрическую клинику, о тяжелом полуголодном детстве дочери Оли. В этот момент словно приоткрывается дверца бабушкиной души, и мы на мгновение видим трагедию человека, который прожил трудную, временами страшную жизнь. Но эта жизнь человека сломала, изуродовала. Нина Антоновна не смогла сохранить человека в себе. И она мстит тем, кто делит эту жизнь с ней, вымещает свою боль и обиду не своих близких.

Сам П. Санаев однажды (в интервью ведущим «Школы злословия») сказал, что своим произведением хотел реабилитировать бабушку, найти и утвердить ее светлые стороны и что, по его мнению, это у него получилось [4]. На наш взгляд, писатель несколько лукавит. Возможно, такой замысел был у него действительно, но он не смог воплотиться в жизнь. Ведь как только автор изображает какую-либо светлую сцену из жизни бабушки, тут же следует другая — еще более мрачная и тягостная. Апогеем этого приема контраста является финальный бабушкин монолог перед закрытой дверью: бабушка мгновенно переходит от мольбы к проклятьям, от слов о прощении к угрозам и брани: «-… Открой дверь, сволочь, или прокляну проклятием страшным. Локти до кости сгрызешь потом за свое упрямство. Открой, Оля, Не буду зла на тебя держать, заберу назад все слова свои, пусть у тебя живет. Давай по-хорошему. Будешь человеком, буду тебе помогать, пока ноги ходят. А будешь курвой, сама с ним будешь барахтаться. А чтоб ты и захлебнулась, раз такая сволочь!.. Ну прости меня. Простишь, буду знать, что недостойна голос на тебя повысить. Ноги тебе целовать буду за такое прощение! Грязная дверь у тебя какая… Слезами своими умою ее. Весь порог оботру губами своими, если буду знать, что тут доченька живет, которая матери своей грехи простила. Открой, сволочь, не убивай! Будь ты проклята!.. «.

Итак, художественная правда оказалась сильнее простого человеческого желания. Бабушка Нина Антоновна — действительно образ сложный и противоречивый.

санаев бабушка повесть образ.

• 1. Лебедева О. Б. Русская высокая комедия XVIIIв.: Генезис и поэтика жанра. Томск, 1996.
• 2. Гайдукова Е. Б. Вопросы структурно-типологического и мотивного анализа: Учебно-методическое пособие. Красноярск, 2008.
• 3. Здесь и далее ссылки по: Санаев П. В. «Похороните меня за плинтусом». М., 2006.
• 4. Толстая Т., Смирнова А. «Школа злословия». Беседа с Павлом Санаевым от 9 мая 2008 г. (выпуск 140): [Электронный ресурс] - режим доступа: http:// www/lovi/tv/video/play.php?Code=fnnzkhrxbu