Жизнь литературного жанра в определенный период развития культуры протекает на разных уровнях. Первый уровень — это развитие собственно жанра, основных структурообразующих его элементоввторой уровеньфункция жанра в жанровой системетретий уровень — определение жанра в литературной теории и эстетикедалее — функция жанра в искусстве (музыке, живописи, архитектуре) и в быту, его восприятие «частными» людьми, которое отражается в мемуарах и переписке.
Тот или иной жанр становится актуальным, если в нем возникает потребность. Именно так произошло с идиллией: воспринятая классицистами как часть целой системы и занимающая «серединное» положение, идиллия «была гарантирована от крайностей как высокого, так и низкого стиля, считалась эталоном чистоты и сладкозвучности языка (столь ценимых, по общему мнению, прекрасным полом) и потому была с готовностью принята на вооружение практиками и теоретиками сентиментализма"1.
Жанр оказался востребованным в тот момент, когда возникли общественно-исторические и эстетические предпосылки для этого, то есть когда литература переключилась с общественно-политических проблем на л проблемы частные, семейные и интимные. Г. А. Гуковский пишет об этом: «Разуверившись в силе «разумной» деятельности, <.> напуганные бунтами и революциями люди замыкаются в себе самих, ищут утешения в своих личных переживаниях, уходят в интимный мир лирики. <.> Это был отказ от жизни, от политической активности в литературе, но это было в то же время обретение психологического анализа, открытие человеческой конкретной души, чувствующей, изменчивой, страдающей. Сойдя с высот схематического анализа человека вообще, писатели, обратившиеся к сентиментализму, проникли в тайник индивидуального сознания человека"3.
Избранный временной отрезок — конец XVIIIпервая половина XIX века — интересен тем, что именно в этот период идиллия функционирует довольно активно на всех уровнях — и в своем основном качестве (в форме лиро-эпического стихотворения), и во взаимодействии с другими жанрами (одой, элегией, посланием, повестью, поэмой), ее специфику объясняют в трактатах по эстетике, о ней спорят на страницах журналов. Утвердившийся в литературе конца XVIII века идеал жизни на лоне природы стал частью быта, «пастораль превратилась чуть ли не в основную форму утонченной салонной игры в простоту, невинность и близость к природе"4 в период увлечения искусством рококо, и это даже несколько дискредитировало жанр.
Одновременно с прециозной существовала идиллия иного родарусская усадьба, организованная как единый культурно-хозяйственный комплекс, «малая родина», о которой хранили память многие поколения дворян. Широко известно, что в недрах дворянской усадьбы XVIII и до начала XX веков были воспитаны величайшие представители «Русского Парнаса», художники, музыканты, ученые. Для многих из них усадьба стала частью их «детского мира», оживавшего в ностальгических воспоминаниях.
С.Н. Глинка в своих «Записках», вспоминая о родном гнезде (с. Сутоки Смоленской губернии), писал: «<.>беспечность аркадская убаюкивала отроческие мои лета"5. Жизнь в деревне, в большой семье, рядом с дядей-романтиком оставила в Сергее Николаевиче след на всю жизнь. Он называет себя «старинным кадетом, мечтателем отжившего XVIII столетия"6.
Раздолье было тогда это житье сельское! Казалось, что и сама природа спешила отдарить за то, что с нею жили и ближе, и дружнее". Культура и жизнь сосуществовали гармонично — Глинка читал Геснера, Руссо, слушал духовную музыку Д. С. Бортнянского и, как признался в «Записках», «перестал плутовать"8.
Воспоминания" С.В.Капнист-Скалон воскрешают ее детские впечатления о жизни на берегу реки Псёл, знаменитой благодаря Н. В. Гоголю. В. В. Капнист, ее отец, запечатлел свой дом-мир в стихах:
Приютный дом мой под соломой, По мне, — ни низок, ни высокДля дружбы есть в нем уголокА к двери, знатным незнакомой, Забыла лень прибить замок.9 A.M. Бакунин «создал, а затем в начале 1830-х годов воспел в своей поэме «Осуга» гармонический мир Премухина, мир, в котором он был счастлив"10:
Когда вечернею порою Сберется вместе вся семья, Пчелиному подобно рою, То я счастливее царя.
Кто с книгою, кто с рукодельем Беседуют вокруг стола, Мешаючи дела с бездельем, Чтоб не сойти от дел с ума.11 Переключение литературы с проблем «высоких» на проблемы, так сказать, «среднего» ряда, частные и семейные, вовсе не означало падения гражданской активности, напротив, Шиллер подчеркивал, что идиллия выражала состояние души, раздвоенной между идеалом и действительностью. Идиллия фиксирует идеал, бывший в прошлом, она как бы напоминает о том пределе, к которому нужно стремиться. Идиллия (по Шиллеру) призвана дать человеку, живущему в «эпоху культуры», «чувственное доказательство» возможности достижения гармоничного состояния вопреки данным «действительного опыта"12.
Жизнь бакунинского Премухина является своеобразной иллюстрацией к этому заключению Шиллера. Старший сын Александра Михайловича, Михаил, поселился в Премухине и преобразовал «идеальное семейство», созданное его отцом, «в иную модель «премухинской гармонии», в основе которой лежали философские категории свободы и любви. Музыка,.
1 -5 живопись, поэзия стали гармоничной формой выражения новых идей". В 1836 году Михаил Александрович Бакунин писал сестре: «Все, что живет, что есть, что прозябает, что только существует, — должно быть свободно, должно доходить до своего собственного сознания, возвращаться до этого божественного центра, который одушевляет все сущее. Абсолютная свобода и абсолютная любовь — вот наша цельосвобождение человечества и всего мира — вот наше назначение"14. М. А. Бакунин, «дитя премухинской идиллии», стал первым русским анархистом, угрозой для всей Европы.
Общественная активность М. Бакунина, братьев Муравьевых и многих других представителей «усадебной идиллии» была следствием воспитания в традициях Просвещения, прививавших, как пишет Н. М. Пирумова, высокие умственные интересы и нравственные принципы, которые «способствовали становлению семьи как одного из важных факторов русской культуры, естественным «образом притягивающим к себе людей творческих, стремящихся познать смысл сущего, глубоко мыслящих и чувствующих"15.
Существует и иное представление о дворянском усадебном быте, более распространенное «с подачи» самих питомцев этих усадеб (Некрасова, Салтыкова-Щедрина и других), видевших не только «плоды просвещения», но и ужасы крепостничества. Это представление позволило О. С. Муравьевой прийти к выводу, что, выросший не на родной, а на европейской почве «идеал дворянина был далек более всего <.> от реальных русских помещиков. <.> Предстояло сделать из детей Простаковых и Скотининых просвещенных и добродетельных граждан, благородных рыцарей и учтивых кавалеров. Задача по сути своей чисто утопическая, ибо реальность предполагалось изменить согласно теоретическим представлениям о ней"16.
Оба взгляда на усадьбу важно учитывать, хотя бы потому, что современниками скотининых и простаковых были Фонвизин, Муравьев, Дмитриев, Карамзин, Пушкин. Жизнь разнообразна, многоцветна, и концепция мира, содержащаяся в жанре идиллии, Имеет право на существование вопреки распространенному в науке 1950;1970;х гг. мнению о том, что «развитие реализма, несовместимого с идиллическим изображением действительности, к началу 19 в. вытеснило идиллию из круга живых литературных жанров <.>. Ныне под идиллическим восприятием и воспроизведением действительности в искусстве чаще всего понимается преднамеренное приукрашивание, «лакировка» действительности,.
17 стремление к «бесконфликтной» трактовке явлений общественного бытия" .
Вся история эволюции идиллии в русской литературе демонстрирует ограниченность подобного толкования жанра.
Е.И. Ляпушкина заметила, что «история изучения идиллии обнаруживает постоянное смешение двух основных значений термина. С одной стороны, под идиллией подразумевается определенный жанр, выделение которого в системе прочих литературных форм предполагает наличие структурных особенностей <.>, выступающих как раз в роли жанрообразующих сил. С другой стороны, слово идиллия широко используется для обозначения темы — идиллического (мирного, безмятежного, спокойно-счастливого и т. д.) существования, темы, которая.
18 осваивалась множеством литературных жанров, помимо жанра идиллии" .
Но такова судьба любого «тематического» жанра, зародившегося в древности. По отношению к новой эпохе, для которой характерна переменчивость жанрового мышления, трудно говорить о «чистоте» жанра и непроницаемости жанровых границ, поэтому возникла необходимость в литературоведческих категориях, позволяющих более точно описывать явления жанровой жизни — «память жанра» (М.М. Бахтин), «пафос жанра» (Г.Н. Поспелов) и т. п.19.
Первым среди исследователей XX века описал идиллию, ее жанровую доминанту, М. М. Бахтин, причем обратился он к этому жанру в связи с исследованием романа. Такова особенность идиллии — она активно функционирует в жанрах, не имеющих собственной концепции (повесть, роман).
М.М. Бахтин ввел термин «идиллический хронотоп», проясняющий специфические особенности жанра. Среди так называемых «чистых видов» идиллии он выделил: любовную (в пасторали), земледельчески — трудовую, ремесленно-трудовую, семейную, и для всех видов идиллии характерно особое отношение времени к пространству: 1) «органическая прикрепленность, приращенность жизни и ее событий к месту — к родной.
20 стране со всеми ее уголками <.>, родному дому" - ограниченность пространственного мирка и его самодостаточность, единство жизни поколений в этом пространстве. «Это определяемое единством места смягчение всех граней времени существенно содействует и созданию характерной для идиллии циклической ритмичности времени"21- 2) ограниченность реальностей идиллической жизни любовью, браком, рожденьем, смертью, трудом. «Строго говоря, идиллия не знает быта. Все то, что является бытом по отношению к существенным и неповторимым биографическим и историческим событиям, здесь как раз и является самым.
О О существенным в жизни" - 3) «сочетание человеческой жизни с жизнью природы, единство их ритма, общий язык для явлений природы и событий человеческой жизни"23.
Эти черты древней идиллии в новой литературе, считает Бахтин, перерабатываются. «Любовь становится стихийной, таинственной и — чаще всего — роковой для любящих силой <.>"24 — что мы и наблюдаем, читая повесть или роман нового времени.
Важнейшими для правильного понимания функционирования жанра в литературе XVIII века являются рассуждения Бахтина о руссоистской концепции идиллии, поскольку именно через просветительскую теорию Руссо об идеале «естественного» человека, о гармоническом развитии личности на лоне природы русские писатели вновь «открыли» для себя жанр, камерные возможности которого как нельзя более точно соответствовали новым мировоззренческим установкам.
Бахтин отметил, что у Руссо идиллический хронотоп и «идиллические соседства» переосмысляются: «основные элементы древнего комплексаприрода, любовь, семья, деторождение, смерть — обособляются и сублимируются в высоком философском плане, как некие вечные, великие и мудрые силы мировой жизни <.>"25. Для цивилизованного человека, обладающего индивидуальным сознанием (в отличие от древнего родового сознания), «древние соседства» познаются как вновь обретенные и «идеальные» составляющие человеческой жизни.
Руссоистская линия имела прогрессивное значение, подчеркивает Бахтин, поскольку не содержала стремления возродить архаичные формы отношений между людьми, «руссоистская линия, давая философскую сублимацию древней целостности, делает из нее идеал для будущего и прежде всего видит в ней основу и норму для критики настоящего состояния общества"26.
Для русского дворянства, оказавшегося после пугачевского восстания, а затем после Великой Французской буржуазной революции перед вопросом что страшнее, «произвол власти» или «произвол массы"27 — путь,.
28 намеченный Руссо, оказался одним из наиболее приемлемых. Н. М. Карамзин, критиковавший Руссо за то, что тот недооценивал плодотворного воздействия просвещения на нравы людей («Нечто о науках, искусствах и просвещении», 1793), признавал идеал жизни под сенью тихого крова" как достойную альтернативу общественного служения («Послание к Дмитриеву», 1793) в определенный период жизни:
Но что же нам, о друг любезный, Осталось делать в жизни сей, Когда не можем быть полезны, Не можем пременить людей? Оплакать бедных смертных долю И мрачный свет предать на волю Судьбы и рока: пусть они, Сим миром правя искони, И впредь творят что им угодно! А мы, любя дышать свободно, Себе построим тихий кров За мрачной сению лесов, Куда бы злые и невежды Вовек дороги не нашли И где б без страха и надежды.
Мы в мире жить с собой могли <.> I.
Идеал этот был воспринят и другими писателями-сентименталистами, противопоставившими «природное» начало цивилизованному (синоним «городскому»), разрушавшему нравственные основы общества. В связи с чем одной из центральных оппозиций идиллии становится оппозиция «город / деревня» со всем комплексом элементов, входящих в обе части указанного отношения. Данная оппозиция стала еще более актуальной в литературе романтизма, когда она была осмыслена как противостояние «инонациональное / национальное», «Запад / Россия», «Запад / Восток».
Идиллия активно функционировала в эпоху романтизма^ в изменившейся эстетической ситуации уже на ином уровне и в иной жанровой системе.
До середины XIX в. наиболее устойчивой темой в рамках идиллии была тема «золотого века» и «Аркадии». Эти два понятия не вполне совпадают: Аркадия трактовалась как страна, обитатели которой вкусили радости земной жизни когда-то в прошлом, а с «золотым веком» связывали идеал, обращенный и к прошлому, и к настоящему, и к будущему. Идея «золотого века» соединена с утопией в «Обитателе предместья» (1790) М. Н. Муравьева, в «Песни мира» (1791,1803) Н. М. Карамзина (в которой он использовал мотивы «К радости», 1785, Ф. Шиллера): .> Птички снова прилетают В наши рощи и лесаСнова в песнях прославляют Мир, свободу, небеса. Агнец тигра не боится И гуляет с ним в лугахВсе творение дружится, На земле и на водах.
Хор
Миллионы да ликуют!
Миллионы торжествуют!
Век Астреи, оживи!
С целым миром мы в любви! '1 Сентиментальные повести, а позднее Н. В. Гоголь в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» рисовали собственные варианты Аркадии.
Жанровая теория Бахтина все еще остается наиболее цитируемой, поскольку ничего существенно нового в теории идиллии не появилось. Однако, как выяснилось, к очень интересным результатам может привести изучение функционирования идиллического хронотопа в разные эпохи, в различных жанровых структурах и в творчестве разных писателей. и.
Научная литература об идиллии пополнилась за последние десять лет. Советское литературоведение не слишком жаловало жанр, думается, за его «мелкотемье». Но целый ряд работ не утерял своего значения до сих пор. К.Скигшна. и А. Кросс отмечают значение идиллии в становлении.
32 чувствительной повести, сосредоточив свое внимание на стилевых особенностях сентиментализма и, соответственно, прозы Н. М. Карамзина, подчеркнув, что именно «слог определял жанр». Это замечание очень важно, его развил Е. С. Хаев, отметивший, что «хронотоп еще не жанр. Чтобы породить жанр, он должен быть оплодотворен стилем — моделью определенного сознания с его подходами к миру, оценками, углом зрения. Поэтому хронотоп устойчивее жанра и в смысле долговечности, и в смысле.
33 независимости от меняющихся оценок и точек зрения" .
Работа А. Кросса «Разновидности идиллии в творчестве Карамзина» (1969) до сих пор остается единственным исследованием, посвященным выявлению различных форм идиллии в творчестве одного писателя.
Е.С. Хаев начал разрабатывать проблему разнообразия идиллических мотивов в «Евгении Онегине» и произведениях Пушкина 1820−1830-х годов, поразившись тем, что, с одной стороны, «идиллический мир оказывается представленным у Пушкина необыкновенно широко и разнообразно. С другой — настолько широко и разнообразно, что уловить закономерности использования Пушкиным идиллического хронотопа очень сложно"34. Тема «разнообразие идиллии в творчестве Пушкина», к сожалению, не была доведена до конца.
Среди работ, написанных до 1990;х годов, особый интерес представляет.
35 проблемная статья В. Э. Вацуро «Русская идиллия в эпоху романтизма». В ней идиллия является основным объектом исследования, впервые обращено внимание на особенности развития жанра в 1810—1820-е годы, сформулированы вопросы, ставшие предметом полемики: об идиллиях разного образца (Геснер — Фосс), о возможности создания русской национальной идиллии. В. Э. Вацуро отметил, что к проблеме жанра обращались исследователи поэзии отдельных авторов, в чьем творчестве идиллия играет заметную роль, — В. А. Жуковского, A.A. Дельвига и в особенности Н. И. Гнедича, — «однако исторические судьбы жанра в целом во многом еще неясны. Для русской романтической эстетики идиллия не была жанром центральным и дала литературе лишь единичные ценности. Между тем если не эстетически, то исторически она оказалась явлением довольно заметным, и один только обзор идиллий до середины века потребовал бы.
Л/весьма обширной статьи" .
В 1990 году Л. Т. Сенчина защитила диссертацию «Жанровая эволюция идиллии. (На материале русской поэзии XVIII — первой половины XIX века)» (Тбилиси, 1990). Исследуя теорию и историю стихотворной идиллии от Тредиаковского до Дельвига, Сенчина приходит к выводу, что «внутренняя перестройка жанра, трансформация его происходит под воздействием.
37 специфических изменений системы художественных принципов". То есть прослеживается изменение жанра в системах классицизма, сентиментализма, романтизма и делается вывод о «саморазрушении» идиллии как устойчивого самостоятельного жанра: буколика «лирического» типа переходит в стихотворениетисповедь, а «эпическое» начало обусловило появление новых жанровых образований. «Теряя свои специфические жанровые черты, буколика трансформируется в особую идиллическую ситуацию,.
38 определенную традицию" .
Интересные наблюдения содержит монография Е. И. Ляпушкиной «Русская идиллия XIX века и роман И. А. Гончарова «Обломов» (СПб., 1996). В работе анализируется своеобразие идиллий В. Панаева, Дельвига, «Бедная Лиза» Карамзина, а также выясняется роль идиллии в «Медном всаднике» Пушкина в контексте проблемы «идиллия и история». Особое место в монографии отводится анализу своеобразия функции идиллии в романе «Обломов».
Исследовательница, на наш взгляд, иногда слишком категорична в своих выводах: «Идиллический жанр, таким образом, обнаруживает принципиальную разнородность субъекта и объекта повествования (так, понятно, например, что невинность идиллического персонажа основана на неведении, устремленность же к ней автора — результат искушенности). Автор здесь не является носителем воссоздаваемого им мироотношения и.
•ад занимает сугубо внешнюю позицию по отношению к созерцаемому"'. Этот вывод исключает из числа произведений идиллического жанра «Лес и степь» Тургенева, например, т. е. все произведения, в которых авторское сознание «совпадает» с изображаемым ощущением жизни. Позиция автора по отношению к идиллическому миру может быть разной — и лирической, и «внеположной», эпической, выражающей как «приятие» изображенного, так и его критику (например, глава о маниловском семействе в «Мертвых душах» Гоголя или его же «Старосветские помещики»).
В результате знакомства с литературой об идиллии складывается следующая картина: в основном жанр анализируется в системе буколических жанров (хотя идиллия «переросла» пастораль уже в античной литературе) — исследования в большинстве своем носят дробный характер, то есть анализируются отдельные идиллические мотивы в творчестве разных писателей и поэтов и все еще мало работ обобщающего характера. Сложилось общее мнение о «кризисе жанра», его «саморазрушении» и «смерти», «знаком» этого явления исследователи воспринимают «Конец золотого века» (1829) A.A. Дельвига, хотя поэт, по-видимому, указывает на «конец золотого века русской поэзии», ее блестящего взлета, особого, радостного, полнокровного ощущения жизни.
Проблема жанра является одной из центральных в современном литературоведении, поскольку жанр всегда оказывается в фокусе и историко-типологического, и историко-функционального анализа как «память искусства», как традиционная формально-содержательная целостность, без опоры на которую трудно говорить о бесконечно изменяющемся литературном процессе40.
Жанры представляют собой явление, повторяющееся в разные эпохи, в развитии различных национальных литератур, в разных направлениях одной эпохи национально-литературного развития. Иначе говоря, жанры — явление не исторически конкретное, а типологическое", — утверждает Г. Н. Поспелов41. Ему возражает Н. Ф. Копыстянская, которая выделила в понятии «жанр» четыре «сферы спирали» (жанр как понятие общетеоретическое, историческое, национальное, индивидуальное), где «сфера 1» — «жанр как понятие наиболее абстрактное, общетеоретическое, означающее совокупность и взаимосвязь основных, определенных и стойких жанровых признаков, складывающихся в группе произведений на протяжении длительного времени и дающих основание объединять произведения разных эпох, разных народов под общим понятием и названием: роман, баллада, поэма, сонет и т. д."42. Даже в этой, наиболее консервативной сфере, отмечает Копыстянская, жанр также меняется, правда, не столь активно, поскольку внимание теоретиков сосредоточено на его доминантных компонентах.
Наиболее общая посылка, из которой мы исходим в своем исследовании жизни идиллии, — на каждом этапе историко-литературного процесса жанр представляет собой единство стабильного и изменчивого, традиционного, того, что называют «жанровой памятью», и новаторского. Жанр — явление и типологическое, и историческое, он формируется на основе других жанров (в том случае, если не имеет корней в «докультурном» историческом периоде) и не «умирает», а органично входит как «малый» жанр в иные образования или дает жизнь новому жанру. Идиллия, например, трансформировалась в лирический стихотворный пейзаж, послужила основой для формирования повести (в прозе и в стихах), романа, литературной утопии.
В диссертационной работе мы остановились на вопросах, ждущих разъяснения: вопросу теоретического восприятия жанра в конце XVIII первой половине XIX века посвящена первая глава. Предмет исследования в ней — эстетические трактаты, курсы лекций, словаря, авторские предисловия к собственным сочинениям.
Функция идиллии в формировании и развитии русской простонародной повести рассматривается во второй главе, где анализируется новая русская повесть с момента ее возникновения и до «Записок охотника» Тургенева. Актуальным представляется «включение» в контекст повестей, жанрообразующей основой которых является идиллия, «Вечеров на хуторе близ Диканьки» Гоголя. Выбор повести простонародной тематики обусловлен тем, что проблема создания простонародного характера — одна из основных в теории жанра.
Наименее изученной представляется проблема взаимопересечения идиллии и утопии. Она исследуется в третьей главе на материале «Обитателя предместья» М. Н. Муравьева и «Выбранных мест из переписки с друзьями» Н. В. Гоголя.
Приложенный к работе «Список использованной литературы» разделен на две части. В первой приводятся тексты, являющиеся предметом исследования, это и теоретические трактаты, и художественные произведения. .Во второй части списка перечислены труды по теории литературы и те работы, которые имеют непосредственное отношение к теме диссертации.
Примечания.
I Кросс А. Разновидности идиллии в творчестве Карамзина // Державин и Карамзин в литературном движении XVIIIначала XIX века. Л., 1969. С. 13.
См. об этом: Гуковский Г. А. Очерки по истории русской литературы XVIII века. Дворянская фронда в литературе 1750−1760 годов. M.-J1., 1936; История русской литературы. Т.З. M.-JL, 1941. С. 349−420- Сурков Е. А. Русская повесть первой половины XIX века: Генезис и поэтика жанра. Кемерово,.
1991. С. 36. •2.
Гуковский Г. А. Русская литература XVIII века. М., 1939. С. 303.
4 Баранов С. Ю. Идиллия в творчестве К. Н. Батюшкова // Развитие жанров русской лирики конца XVIII—XIX вв.еков: Межвузовский сб. науч. трудов. Куйбышев, 1990. С. 55.
5 Глинка С. Н. Записки. СПб., 1895. С. 45.
Печатались «Записки» по частям, так что читатели могли познакомиться с ними задолго до того, как они были изданы целиком в 1895 г. «Записки» послужили прекрасным источником, из которого черпали русские писатели материал для воссоздания быта, характерных образов. Например, отец и дядя Глинки напоминают Николая Петровича и Павла Петровича Кирсановых из романа Тургенева «Отцы и дети».
6 Там же. С. 40.
7 Там же. С. 4.
8 Там же. С. 45.
9 Цитирую по: Капнист-Скалон C.B. Воспоминания. // Записки и воспоминания русских женщин XVIII-первой половины XIX века. М., 1990. С. 288.
10 Пирумова Н. М. Семья Бакуниных в Премухинской усадьбе // Мир русской усадьбы: Очерки. М., 1995. С. 12.
II Там же.
12 Шиллер Ф. Собр. соч. в 7 т. М., 1957. Т.6. С. 440−441.
13 Пирумова Н. М. Семья Бакуниных в Премухинской усадьбе. С. 13.
14 Каждан Т. П. Культурная жизнь усадьбы во второй половине XIX века: Качановка // Взаимосвязь искусства в художественном развитии России второй половины XIX века. М., 1982. С 294.
15 Пирумова Н. М. Семья Бакуниных в Премухинской усадьбе. С. 19.
16 Муравьева О. С. «Во всем блеске своего безумия» (Утопия дворянского воспитания) // Русские утопии. СПб., 1995. С. 155.
Краткая литературная энциклопедия. М., 1966. Т. 3. С. 59.
18 Ляпушкина Е. И. Русская идиллия XIX века и роман И. А. Гончарова «Обломов». СПб., 1996. С. 6.
19 См. об этом: Хализев В. Е. Теория литературы. М., 1999. С. 68−77- 319−344.
Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики: Исследования разных лет. М., 1975. С. 374.
21 Там же.
22 Там же.
23 Там же. С. 375.
24 Там же. С. 378.
25 Там же. С. 378.
26 Там же. С. 380.
27 Лебедев Евгений. Ирония и слезы чувствительной поэзии // Дмитриев И. И. Стихотворения. М., 1987. С. 6.
9 о.
О восприятии Руссо в России см. также: Лотман Ю. М. Руссо и русская культура XVIII века // Эпоха Просвещения. Л., 1967.
29 Карамзин Н. М. Избранные соч. Т.2. М.-Л., 1964. С. 36.
30 См.: Вацуро В. Э. Русская идиллия в эпоху романтизма // Русский романтизм. Л., 197*8- Манн Ю. Динамика русского романтизма. М., 1995. С. 133 — 145.
31 Цит. по: Русская литература: XVIII век. М., 1990. С. 598.
Скипина К. О чувствительной повести // Русская проза: Сб. статей. M.-JL, 1926. Кросс А. Разновидности идиллии в творчестве Карамзина // Державин и Карамзин в литературном движении XVIIIначала XIX века. Л., 1969.
Хаев Е. С. Идиллические мотивы в «Евгении Онегине» // Болдинские чтения. Горький, 1981. С. 83.
34 Хаев Е. С. Идиллические мотивы в произведениях Пушкина рубежа 18 201 830-х годов // Болдинские чтения. Горький, 1984. С. 98.
Вацуро В. Э. Русская идиллия в эпоху романтизма // Русский романтизм. Л., 1978. Баранов С. Ю. Идиллия в творчестве К. Н. Батюшкова // Развитие жанров русской лирики конца XVIII — XIX веков: Межвузовский сборник научных трудов. Куйбышев, 1990. С. 55.
36 Там же. С. 118. зт.
Сенчина Л. Т. Жанровая эволюция идиллии: на материале русской поэзии XVIII — первой половины XIX века. Автореферат дисс. на соискание ученой степени канд. филол. наук. Тбилиси, 1990. С. 13. 38 Там же. С. 24.
1Q.
Ляпушкина Е. И. Русская идиллия XIX века и роман И. А. Гончарова «Обломов». СПб., 1996. С. 14.
40 В работе над диссертацией мы опирались на труды по теории жанра: Бахтин М. Эстетика словесного творчества. М., 1979; его же: Вопросы литературы и эстетики: Исследования разных лет. М., 1975; Томашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика. М., 1996; Хализев В. Е. Теория литературы. М., 1999; Аверинцев С. С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. М., 1996; Поспелов Г. Н. Проблемы исторического развития литературы. М., J1972; Коиыстянская Н. Ф. Понятие «жанр» в его устойчивости и изменчивости // Контекст. 1986. М., 1987; Стенник Ю. В. Системы жанров в историко-литературном процессе // Историко-литературный процесс. Проблемы и методы изучения. Л., 1974; Чернец Л. В. Литературные жанры: проблемы типологии и поэтики. М., 1982;
Фрейденберг «О. М. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997; Лейдерман Н. Движение времени и законы жанра: Жанровые закономерности развития советской прозы в 60−70-е годы. Свердловск, 1982.
41 Поспелов Г. Н. Проблемы исторического развития литературы. М., 1972. С. 155.
42 Копыстянская Н. Ф. Понятие «жанр» в его устойчивости и изменчивости // Контекст. 1986.М., 1987. С. 181.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Интерес к идиллии сохранился и во второй половине XIX века. В. Чешихин, автор статьи об идиллии в «Энциклопедическом словаре» Брокгауза и Ефрона, дополнил сведения о жанре интересными замечаниями. Он определил как идиллические картины простонародного быта русских крестьян и кавказских горцев в творчестве Пушкина и подчеркнул, что «идиллический элемент шрает большую роль в новом русском романе"1. А в „Новом энциклопедическом словаре“ Чешихин дал более полный список идиллий. Среди них названы „Сон“ Обломова», отдельные страницы «Обыкновенной истории» и «Обрыва» Гончарова, «Казаки» Толстого, «Мальва» М. Горького, «В степи» Чехова2.
Своеобразным «подведением итогов» можно назвать книгу, составленную А. Г. Филоновым и вышедшую в 1907 году: «Идиллия и образцы ее у разных народов. С краткими сведениями о писателях идиллий и примечаниями к тексту"3. Книга имела подзаголовок: «Чтение для юношества». А. Г. Филонов не делает открытий в теории жанра, но приведенные в качестве примеров идиллий тексты свидетельствуют о популярности жанра и неослабевающем к нему интересе.
Возникает вопрос, почему столь активно функционирующий жанр не стал ведущим, почему он так успешно и продуктивно вошел в иные жанровые структуры. Отчасти это можно объяснить тем, что в Европе, где идиллия занимала гораздо более значимое место среди других жанров, культивировалось особое отношение ко всему, что окружало человека и делало его жизнь удобной, красивой, придавало особую прелесть самым обыденным вещам: одежде, посуде и т. д. Уже в эпоху Возрождения интерес к внешнему виду, к одежде был эстетически осознан. Костюм стал произведением искусства, над его созданием трудились не только портные, но и художники. «Леонардо да Винчи говорил: «соблюдай соразмерность, с которой ты одеваешь фигуры, в зависимости от их положения и возраста». Быт, костюм <.> являются показателями уровня развития обществамода вообще есть важный элемент искусственной среды, окружающей человека"4. Средневековый костюм в России был очень своеобразен и красив, особенно женское платье, но даже в бытовых повестях XVII века еще не считали нужным описывать внешность. Когда в XVIII века идиллия развивалась очень интенсивно на Западе, в России она только намечалась в творчестве классицистов, причем была воспринята вместе с другими жанрами почти механически. «Почти», потому что потребность в жанре была, но понадобилось время, чтобы осознать это. Затем, «прозвучав» в творчестве сентименталистов, идиллия быстро надоела, но прекрасно сжилась с элегией, посланием, одой, нашла свое место в контексте романтической поэмы, замечательно ужилась с прозаическими жанрами.
В русской литературе постоянно боролись два мировоззрения -«странствователя» и «домоседа», спокойная жизнь возмущалась мыслью «ужасной». («Деревня» Пушкина), и активная гражданская позиция оказывалась предпочтительней уютному существованию, наполненному «трудом и вдохновеньем». Хотя тот же Пушкин в зрелости уже иначе изображает «тот уголок земли». Статичность идиллии, ее некоторая «причесанность» быстро приедались («Тошней идиллии<.>», Пушкин), как могла наскучить Ольга или один и тот же пейзаж. «Все счастливые семьи похожи друг на друга», — заявил Толстой и стал описывать «несчастную» семью Облонских (кстати, избрал совершенно не оригинальный вариант несчастья).
Пресыщение идиллией иногда выливалось в пародирование идиллических штампов. Например, как пародия на сентиментальную повесть воспринимается «Бедная Маша» (1801) А. Е. Измайлова, своеобразной реакцией на полемику вокруг идиллии «в манере Гебеля», развернувшуюся в.
20-е годы, стала пародия О. Сомова «Соложеное тесто. Народный рассказ» (на перевод Жуковского «Овсяный кисель»):
Дети! Ко мне все бегом: на столе соложеное тесто!
Полно дурить на дворе да гонять поросят по закутам.
Ну-тка, усядьтесь — да рыла чурь не марать и ложкой.
Не драться.
Кушайте, светы мои, на здоровье: Христос вас помилуй!5 Однако в периоды утомления ог слишком разнообразных несчастий культура возвращается к разным модификациям жанра идиллии для обретения равновесия. Так случилось в искусстве конца XIX — начала XX столетия, когда в противовес «разгулу» натурализма в русском искусстве вновь активизировалась пасторальная тематика. К. Сомов создал свой XVIII век в живописи, «Прогулку после дождя» с беседующими Пушкиным и Гоголем6, а М. Кузмин, почти как М. Н. Муравьев, напишет: Светлая горница — моя пещера, Мысли — птицы ручные: журавли да аистыПесни мои — веселые акафистыЛюбовь — всегдашняя вера7.
Исследование жизни жанра в культуре конца XVIII — первой половины XIX века показало, что жанр идиллии занимал достаточно прочное место в эстетике и литературном творчестве, это один из самых функционально активных жанров в новой русской литературе. Сложилось представление об идиллии как о жанре, воплотившем концепцию гармоничного соответствия человека и мира, в котором он живет. На ее основе развивались новые жанры — роман в стихах и в прозе, стихотворная и прозаическая повесть.
Возникло по крайней мере два варианта «идиллического» сюжета, причем оба связаны с библейской историей о блудном сыне. Один, наиболее устойчивый до середины XIX века (от сентиментальных повестей до романа Достоевского «Униженные и оскорбленные») связан с историей девушки, о соблазненной молодым человеком из «чужого» мира. Устойчивые мотивы такого сюжета: встреча, падение героини, побег из родительского дома (или обман в какой-либо другой форме), подкуп девушки, либо оскорбленного отца, смерть героини (кого-то из родителей), возможен вариант с возвращением в отчий дом и прощением («Машенька» А. Майкова, «Униженные и оскорбленные»).
Другой вариант сюжета — о молодом человеке, покинувшем свой дом, чтобы повидать «большой мир» — вошел в литературу из фольклора («На людей посмотреть и себя показать» — излюбленный фольклорный мотив), был популярен в древнерусской литературе («Повесть о Горе-Злочастии»), затем в начале XIX века приобрел новое звучание в поэзии Батюшкова («Странствователь и Домосед») и Жуковского («Теон и Эсхин», перевод «Одиссеи»), Повторяющиеся мотивы этого варианта сюжета: уход героя, разочарование, возвращение — обретение Дома, как в «Ганце Кюхельгартене» Гоголя, либо новое расставание с родными местами. Поиск Дома, собственного пути лишал покоя Онегина, необычно интерпретировал сюжет Гоголь в «Мертвых душах».
В рамках идиллии формируется поэтика русского пейзажа, с которым у большинства национальных поэтов будет связано представление о России, родине (Ф. Глинка, Никитин, Лермонтов, Блок, Есенин и др.). Жанр обладает устойчивыми семантическими и структурными формами, но в творчестве разных писателей (художников, композиторов, архитекторов) и в разные эпохи он способен меняться в достаточно широком диапазоне (небольшое по объему стихотворение, повесть, роман, утопиятак называемая «жанровая» живопись, пасторальная симфония, усадебная архитектура и пр.), оставаясь при этом «узнаваемым». Неустойчивые формы жанра разнообразны. Это, прежде всего, черты индивидуального стиля или стиля эпохи — языковые средства, стихотворный размер, мотивы сюжета, позиция автора (вне тексту или внутри текста, объективная или оценочная).
Анализ творчества писателя в связи с «поисками жанра» высвечивает, порой, неожиданные аспекты этого творчества и жизни жанра в изменяющемся мире, что мы и попытались показать, исследуя эволюцию идиллии в русской прозе.
