Живопись эпохи романтизма

Наряду с музыкой романтической эпохи, представленной грандиозными именами, важную роль в формировании художественной философии и поэтики романтизма сыграла живопись.

По словам Ф. Шеллинга, автора труда «Философия искусства», в живописи средством изображения являются «не телесные вещи, а свет и краски», т. е. средства «не телесные», а как бы духовные; поэтому Рафаэль — «не только художник, но одновременно философ и поэт». Сходную мысль высказывает живописец К. Фридрих, о котором пойдет речь позднее. «Художник должен писать не то, что он перед собой видит, но то, что он видит в себе», — говорит он. — «Картину надо не придумывать, но чувствовать». Таким образом, в живописи реализуется тот самый принцип двоемирия, который в литературе получил воплощение у Новалиса и Гофмана. Это значит, что картина двупланова. Это достигается с помощью «принципа окна». Сущность его в том, что полотно изображает две реальности. Одна — это конкретные четко прорисованные предметы, рассмотренные как бы с близкого расстояния. Вторые — это наличие окна с открытыми тусклыми створками, из которого видны бесконечные, плохо различимые дали, словно подернутые туманной дымкой, придающей таинственность и открывающей новые перспективы.

Таковой была эстетическая концепция пейзажиста Филиппа Отто Руте (1777—1810), знакомого с Гёте и ранними романтиками, в частности Новалисом. Он был мастером ландшафта, приобщаясь к которому, художник ощущает связь с Богом как первооткрывателем Бытия. Источник искусства — непреходящее, вечное. На эго настроена душа художника: «Когда солнце освещает мир, пар поднимается с лугов, художнику кажется, что в каждом листочке, на каждом стебельке все сливается в единый аккорд». Графический цикл Рунге «Времена дня» был самым лестным образом встречен критикой, а цветовая гамма его полотен получила одобрение Гёте.

Рунге был в числе тех высокоталантливых художников романтизма, которых в раннем возрасте, в 33 года, унесла смерть. Он стремился высказаться не только в красках, но и в слове; одна из его сказок, «О рыбаке и его жене» вошла в том сказок братьев Гримм и легла в основу пушкинской сказки «О рыбаке и рыбке». Поэтическая душа Рунге — яркий пример романтического синтеза искусств. Вот начало его стихотворения о целительной силе цветка, одной из главных мифологем романтической поэзии:

Ф. О. Рунге. Портрет родителей. 1806.

Мне ведом цветок чудесный Меж тайных дебрей и скал, Но тот лишь его отыщет, Кто хорошо искал.

Сладко веет в долине И светит в чаще он;

Больной его увидит —.

И будет исцелен.

«Цветок чудесный». Пер. С. Аверинцева

Поэт мечтает, что цветок, подобно звезде, зажжется на небесах и оживет в его груди.

В одну эпоху с Рунге творил второй живописец романтической эпохи Каспар Давид Фридрих (1774—1840), который был, как и Рунге, уроженцем Померании, но большую часть жизни провел в Дрездене. Он был мастером пейзажа, в чем-то таинственного, пронизанного философским смыслом («Крест в горах», «Монах па берегу моря», «Странник над морем тумана» и др.). Если картины Рунге иллюстрируют мысль о том, что человек есть часть природы, то Фридрих уточняет эту мысль: человек, в отличие от природы, обладает душой, а следовательно, способен проникнуть в ее сущность. Он так характеризовал принципы своей работы: «Закрой глаза, чтобы сначала охватить картину духовным взором и потом извлечь наружу все, что увидел во тьме, чтобы все это воздействовало на других — извне и изнутри».

В стихотворных зарисовках пейзажей Фридрих также передает атмосферу тайны. Такова его поэтическая миниатюра «Песнь»:

К. Фридрих. Странник над морем тумана. 1818.

В темноте утопает земля, Невнятно все, что мы знали, Па закате блещет лишь небо, Ясность нисходит свыше.

Вопрошайте, истощайте силы ума, Тайной навек останется смерть, Но любовь и вера провидят Радость и свет за дверью гроба.

Пер. С. Аверинцева

В его полотнах отразилась художественная философия, получившая развитие в немецкой литературе начала XIX в.: человек связан с природой, которая являет собой «сон бессознательного», своеобразный таинственный мир, исполненный загадочной символики. Именно этот аллегорический смысл улавливает кисть Фридриха: кладбище символизирует смерть, корабль и море — извечное странствие человека, гавань — обретение покоя.

К. Фридрих.

Крест и собор в горах. 1812

Смерть предстает у Фридриха как некое желанное благо. Персонажи на картинах художника, обычно обращенные именно к зрителю, предстают как воплощение его «я», «зашифрованные» автопортреты («Двое, созерцающие луну», «Восход луны над морем»). Пейзажи Фридриха передают чувство одиночества, они овеяны меланхолией и печалью, в них словно разлито то настроение «мировой скорби», в которой проявляются важные черты мироощущения романтиков, особенно немецких (вспомним о Новалисе, о его «Гимнах к ночи»).

В картинах Фридриха, посвященных, казалось бы, обыденным сюжетам, просматривается философская установка («Пейзаж с радугой», «Женщина у окна»). Художник постоянно напоминает о грядущем небытии; поэтому в его пейзажах главенствуют сумеречные, темные тона и краски. Полотна Фридриха предполагали особое состояние души у зрителя, который должен заранее настроиться на определенный лад. Картины Фридриха имели успех, оказавшийся, однако, недолгим.