Ленинградская (Петербургская) фонологическая школа

§ 130. Ученик И. А. Бодуэна де Куртенэ, замечательный русский лингвист Лев Владимирович Щерба (1880—1944), создал в Ленинградском университете лабораторию экспериментальной фонетики, а его ученики (М. И. Матусевич, Л. Р. Зиндер, В. Б. Касевич, Л. В. Бондарко, М. В. Гордина, Л. А. Вербицкая, Л. Л. Буланин и другие), развивая идеи Л. В. ГЦербы, сформировали целое научное направление в лингвистике — Ленинградскую (Петербургскую) фонологическую школу (ЛФШ).

Л. В. Щерба впервые и наиболее полно изложил свое понимание фонемы в магистерской диссертации «Русские гласные в качественном и количественном отношении», опубликованной в СанктПетербурге в 1912 г. (эта работа переиздана в Ленинграде в 1983 г.).

Л. В. Щерба в первую очередь отмечает, что его основной целью является психологический анализ того, что И. А. Бодуэн де Куртенэ называет фонемой. Л. В. Щерба развивает мысль И. А. Бодуэна де Куртенэ о необходимости разграничения конкретных физических единиц (звуков) и абстрактных единиц, служащих для смыслоразличения, которые он называет фонемами^[1]; при этом он опирается только на одно из предложенных И. А. Бодуэном де Куртенэ пониманий фонемы — как фонетической единицы, в которой артикуляционные и перцептивные свойства сходных звуков обобщаются па основании функционального критерия (способности к смыслоразличению).

Основной знаковой единицей языка для Л. В. ГЦербы является слово^[2], поэтому критерием выделения фонем как отдельных фонетических единиц он считает их способность участвовать в различении фонетических оболочек значимых единиц — слов^[3]. Разными фонемами признаются только те звуковые единицы, которые могут самостоятельно дифференцировать словоформы. Эту роль в языке могут выполнять только такие фонетические единицы, которые осознаются носителем данного языка как разные звуки и которые могут быть изолированы языковым сознанием говорящего.

Одним из критериев объединения разных звуков в одну фонему является их перцептивное сходство. Фонема — это один из тех звуков, которые объединяются друг с другом вследствие своего акустического сходства, а именно — та звуковая единица, которая соответствует нашему произносительному намерению, тому, что мы можем произнести изолированно (то, что мы «собираемся произнести», а не то, что мы реально произносим вследствие влияния различных фонетических условий): «Фонемами являются те оттенки, которые находятся в наименьшей зависимости от окружающих условий».

Таким образом, Л. В. Щерба рассматривает способность фонемы различать слова как ее наиболее существенное свойство (и в этом его концепция не отличается от других — более поздних), но в то же время он настаивает на психологическом критерии в ее определении, вводя понятие языкового сознания говорящего. Фонемы, в его понимании, являются абстрактными единицами не в логическом смысле, а в психическом^[4].

§ 131. Основное различие между концепцией Л. В. Щербы и более поздними фонологическими теориями (как и между всеми фонологическими теориями вообще) состоит в вопросе о правилах фонемной идентификации звуков.

Примером рассуждений Л. В. Щербы является решение им вопроса о фонологическом статусе [ы]. Л. В. Щерба пишет: «Само собой разумеется, что абсолютной границы между фонемами и их оттенками пет… Па самом деле существуют фонемы более самостоятельные и менее самостоятельные… Безусловно, самостоятельными гласными фонемами русского языка являются а, е, i, о, и. Что касается ы, то это в значительной мере менее самостоятельная фонема, находящаяся в интимных отношениях с i, которого она является как бы оттенком. Происходит это потому, что ы никогда не употребляется в виде отдельного слова, никогда не стоит в начале слова и возможно лишь после „твердых“ согласных, после которых оно заменяет этимологическое /; наконец — и это самое главное — морфологически оно в некоторых случаях идентично с i, как например: вод-ы, душ-и [dus-ы], земл-и» (Указ. соч. С. 16, 50).

Конечно, с формальной (логической) точки зрения отношения между широким е (например, в слове шест) и узким е (например, в слове петь) или разными а (например, в словах дан — дань) совершенно идентичны отношениям между и (например, в слове бить) и ы (например, в слове быт). Тем не менее, в первых двух случаях Л. В. Щерба постулирует разные оттенки одной фонемы, а во втором — две разные фонемы, что является явным логическим противоречием, которое он сам прекрасно осознает: «Нужно иметь в виду вообще, что только логические классификации могут быть абсолютными; везде же, где мы имеем дело с психическими фактами, всякие деления относительны» (Указ. соч. С. 50).

С другой стороны, разница между двумя а совершенно не осознается носителями русского языка; разница между двумя е осознается с трудом — тем самым эти различия не могут быть использованы для смыслоразличения даже теоретически; в то время как различие между и и ы очевидно для любого носителя русского языка (и к тому же поддерживается орфографически) — тем самым теоретически эти гласные могли бы самостоятельно различать слова (например, в позиции начата слова). Таким образом, решение о том, являются ли и и ы разными фонемами, зависит только от того, какой критерий исследователь считает более существенным: в МФШ выбор делается в пользу формального, что позволяет избежать логических противоречий; у Л. В. Щербы и его последователей — в пользу психологического, что, возможно, позволяет приблизиться к пониманию реального речевого поведения носителей СРЛЯ. Однако несомненно, что в этом последнем случае критерии выделения фонем становятся довольно расплывчатыми, поскольку апеллируют к языковому сознанию говорящего, о котором мы до сих пор знаем совсем немного (к тому же языковое сознание одного носителя языка может не совпадать с языковым сознанием другого).

Отнесение к той или иной фонеме гласных ударных слогов не представляет существенной трудности. Иначе обстоит дело с редуцированными гласными, в частности [ъ] и [ь|. Рассматривая вопрос о фонемной принадлежности гласных безударных слогов, Л. В. Щсрба пишет: «То, что было сказано об оттенках фонем в ударенных слогах, вполне приложимо к ним и в неударенных: их — бесчисленное множество. Но в силу основного качества русских неударенных гласных — „ненапряженности“ — эта пестрота, пожалуй, менее заметна на слух: все эти ненапряженные оттенки звучат как-то одинаково… Критерием в данном случае является для меня произношение в пении, напеваиии, и особенно в чтении нараспев и т. п., когда различия силы и их последствие — различия качества — скрадываются и когда таким образом нет безударных гласных. В самом деле, никто не будет петь: [go-Lv-va]^[5]. Точно так же никто не будет петь и go-lo-va, и единственно возможным в данном случае является произношение — ga-Ia-va» (Указ. соч. С. 94—95).

По мнению Л. В. Щербы, в словах типа мясник, пятак, беляки в безударных слогах «в намерении» у нас присутствует [е]^[6][7], следовательно, безударные гласные являются оттенками фонемы /е/, а в словах типа полоса в безударных слогах «в намерении» у нас присутствует [а], следовательно, безударные гласные являются оттенками фонемы /а/.

Итак, состав фонем, по Л. В. Щербе, — это состав звукотипов, наделенных смыслоразличительной функцией.

§ 132. Приведем образец фонемной записи Л. В. Щербы, выполненный им в латинской транскрипции:

ja pam’atn’ik s’eb’e vazdv’ik n’erukatvornbij k n’emu n’e zarast’ot narodnaja trapa vazn’os’s’a vbise on glavoju n’epakornaj al’eksandr’ijskava stalpa.

Заметим, что в фонетической транскрипции этого текста Л. В. Щерба использует одну и ту же букву «Ь> для безударных гласных в словах /pam'atn'ik/ и /s'eb'e/ ([pam'itn'ik], [s'ib'e]), интерпретируя их как разные фонемы, и одну и ту же букву э, соответствующую знаку ъ кириллической транскрипции, для последнего гласного в словах /n'crukatvornbij/ и /n'epakornaj/. Приходится думать, что на представление о звукотипе (фонеме) у Л. В. Щербы влияет орфография (буква).

Бондарко, Л. В. Фонетика современного русского языка. — СПб., 1998. Зиндер, Л. Р. Фонема и ее место в системе языка и речевой деятельности / Л. Р. Зиндер, В. Б. Касевич // Вопросы языкознания. — 1989. — № 6.

Касевич, В. Б. Фонологические проблемы общего и восточного языкознания. — М., 1983.

К асе вин, В. Б. Элементы общей лингвистики. — М, 1977.

Матусевич, М. И. Современный русский язык. Фонетика. — М., 1976.

Щерба, Л. В. Русские гласные в качественном и количественном отношении. М., 1983.

Щерба, Л. В. Фонетика // Грамматика русского языка / Л. В. Щерба, М. И. Матусевич. — М., 1952.

Щерба, Л. В. Фонетика французского языка. — М., 1963.

§ 133. Основные фонологические идеи всегда находятся в неразрывной связи с общелингвистическими представлениями их авторов. Это хорошо видно на примере понимания фонемы сторонниками различных фонологических концепций.

В конце XIX — начале XX в. в европейском языкознании господствовало психологическое направление, одним из течений которого был младограммагизм. В рамках этого направления язык рассматривался как индивидуально-психологическое явление, феномен психологического состояния и деятельности индивида (или народа в целом), часть души человека. Влияние психологизма и младограмматизма заметно в работах И. А. Бодуэна де Куртенэ и Л. В. Щербы, особенно в трактовке ими фонемы как психического эквивалента звука.

В 20-е гг. XX в., как реакция на психологизм и младограмматизм, в европейском языкознании возникает новое течение — структурализм, представители которого во многом ориентировались на идеи выдающегося швейцарского лингвиста Фердинанда де Соссюра (важнейшей из которых было противопоставление языковой системы и речевой деятельности). Структуралисты выступали против смешения лингвистики с психологией; в основе их концепции лежало понимание языка как знаковой системы с четко выделимыми взаимосвязанными и взаимообусловленными элементами разных уровней и стремление к строгому логическому, почти формальному, описанию отношений между этими единицами и их классификации. Языковая система понимается структуралистами как сеть отношений (главным образом — противопоставлений) языковых единиц, иерархически организованных в пределах разных языковых уровней. Структурное описание языка строится на основе анализа речевых текстов, который позволяет выделить обобщенные системные языковые единицы (фонемы, морфемы и т. п.) и соотнести их с конкретными речевыми сегментами (аллофоны, алломорфы и т. п.) на основе строгих правил реализации. Главный метод анализа в структурализме — дистрибутивный метод, подразумевающий в первую очередь сегментацию анализируемого текста и классификацию полученных в ее результате единиц. Наиболее последовательно идеи структурализма были реализованы в фонологии, и именно в рамках структурализма была создана наболее цельная фонологическая теория, сохраняющая свое значение до наших дней, — теория Пражской лингвистической школы, одного из течений структурализма.

Среди других направлений структурализма были глоссематика (Л. Ельмслев) и дескриптивизм (Л. Блумфилд, Г. Глисон, 3. Харрис). К этому же лингвистическому течению относится и фонологическая теория МФШ. Так, один из создателей МФШ А. А. Реформатский писал: «Фонология и структурализм — почти близнецы… Одно без другого немыслимо»^[8].

• [1] «Элементы звуковых представлений, подобные русским а, i, s, v и т. д., называются обыкновенно «звуками**; но для того, чтобы подчеркнуть их психическуюприроду и отличить их от звуков в строгом и прямом смысле слова, является целесообразным дать этим элементам какое-либо иное название. Термин «фонема», предложенный Бодуэном, будет, но моему мнению, вполне подходящим в данном случае… Разнообразие элементов акустических представлений чрезвычайновелико: если рассматривать ударенные гласные русского языка, произносимыев словах, то окажется, что оттенки, при этом наблюдаемые, составляют чуть линс непрерывную шкалу. Между тем сознание… различает относительно небольшоеих число в каждом данном языке, целые группы оттенков возбуждают одинаковое, типовое представление…» (Указ. соч. С. 7—9).
• [2] «Смысловые представления ассоциированы с некоторым общим звуковымпредставлением того или другого слова, со звуковым словом-типом, которомуможет соответствовать колеблющееся произношение… Тем не менее, все эти колебания нормально нами не осознаются, оставаясь ниже порога сознания» (Указ. соч.С. 3).
• [3] «Прежде всего, мы воспринимаем как тождественное все мало-мальскисходное с акустической точки зрения, ассоциированное с одним и тем же смысловым представлением, и с другой стороны, мы различаем все способное само по себеассоциироваться с новым значением. В словах дети и детки мы воспринимаем tи V как две разные фонемы, так как в одет — одеть, разут — разуть, тук — тюкони дифференцируют значение; но мы воспринимаем различные оттенки первогогласного как одну фонему, так как не найдем в русском языке ни одного случая, гдебы дифференциация смысла была поддерживаема лишь этими двумя оттенками, и такой случай нельзя себе представить даже в искусственном русском слове. Совершенно обратное видим во французском, где в словах de и dais вся разницасмысла покоится на различении двух фонем [е] (е узкого) и [е] (е широкого)"(Указ. соч. С. 9).
• [4] «Фонемой называется кратчайшее общее фонетическое представлениеязыка, способное ассоциироваться со смысловыми представлениями и дифференцировать слова и могущее быть выделяемо в речи без искажения фонетического состава слова… Фонемы — это продукт нашей психической деятельности. Они являются, хотя и типовыми, но все же конкретными фонетическими представлениями. Иначе говоря, мы стремимся «произносить фонемы» одинаково вовсех положениях. В справедливости сказанного нетрудно убедиться: в слове детимы произносим очень закрытое е в зависимости от мягкости последующего согласного; но этот оттенок е не является самостоятельной фонемой, и вместо него неминуемо появляется нормальное е (соответствующее фонеме), как только нам случится протянуть это е… Оттенки потому только и не тождественны с фонемами, О
• [5] Знак [э) в латинской транскрипции приблизительно соответствует знаку [ъ].
• [6] Л. В. Щсрба описывает произношение, свойственное старшей орфоэпиче
• [7] ской норме, с гласным [и4 ], отличающимся от [и] в 1-м предударном слоге после
• [8] Реформатский Л. Л. Из истории отечественной фонологии. М., 1970.