Уильям голдинг: универсальный пессимист и космический оптимист

Размышляя о мире, управляемом наукой, я становлюсь пессимистом… и все же я оптимист, когда думаю о духовной сфере… Нам надо больше любви, больше человечности, больше сочувствия.

У. Голдинг

Год 1954;й, безусловно, останется в истории английской литературы минувшего столетия. Он отмечен выходом книги, ставшей во многом знаковой для художественного процесса. Эта книга небольшого объема, с нелегкой судьбой и странным названием «Повелитель мух» была написана дебютантом, уже разменявшим четвертый десяток, почти неизвестным до того Уильямом Голдингом, скромным школьным учителем и ветераном войны. За его плечами был сборник стихов, изданный в студенческие годы, три отклоненных рукописи романов. Предлагая же «Повелителя мух», он более двадцати раз получал от издателей отказ. Когда ее все же напечатали, она имела сенсационный успех.

К исходу 1970;х гг. только на английском языке повесть выдержала почти сотню изданий, а общее число проданных экземпляров достигло рекордной цифры в двадцать миллионов. С энтузиазмом повесть была принята в США, где стала использоваться в качестве учебной книги в университетах. По популярности у американцев Голдинг затмил даже кумира послевоенной молодежи Сэлинджера с его знаменитым романом «Над пропастью во ржи».

Вехи биографии. В интервью критикам Голдинг свидетельствовал: «Я начал писать поздно, и это было для меня трудным шагом, хотя в некотором смысле я родился писателем». Жизненные обстоятельства многое объясняют в творческой индивидуальности этого художника с интеллектуальным, философским уклоном.

Уильям Голдинг (1911 — 1993) родился в семье учителя, человека обширных знаний, к которому сын относился с огромным уважением. В роду Голдингов было немало педагогов. Мать, женщина, общественно активная, принимала участие в суфражизме, движении за женское равноправие. От родителей Голдинг наследовал пытливость и тягу к знаниям, их отличавшую.

С семи лег он стал сочинять, в двенадцать попробовал написать роман. В 19 лет Голдинг поступает в Оксфордский университет, который окончил в 1935 г., специализируясь в области древнегреческого языка, антропологии, англосаксонской словесности. Был филологом подобно Мердок, Фаулзу.

На студенческой скамье в 1934 г. выпустил скромный сборник стихов, но на этом, в сущности, его поэтические опыты завершились. Однако увлечение стихами не прошло бесследно: оно объясняет особую поэтичность, внутренний ритм голдинговской прозы. Получив в университете степень бакалавра, Голдинг некоторое время испытывал силы в драматургии. Затем пошел по стопам отца, начал преподавать английский язык и философию в школе в городке Солсбери, где с перерывами проработал до 1961 г. Голдинг был избран в Королевское общество литературы (1955), возведен в рыцарское звание (1966).

С началом Второй мировой войны Голдинг в 1940 г. стал военным моряком, плавал на торпедоносце, пройдя путь от рядового до лейтенанта, был награжден Боевым крестом. Принимал участие в знаменитой «охоте» за крупнейшим немецким линкором «Бисмарк», охотившимся за британскими судами в Атлантике. Был Голдинг и участником знаменитого Дня «Д» — открытия второго фронта. В 1945 г. он демобилизовался и вернулся к своим ученикам к Солсбери.

Голдинг о природе человека. Война стала судьбоносным фактором в формировании мировидения Голдинга. Для него это была полоса духовной зрелости, когда окружающий мир обрел ясность, а выводы, им вынашиваемые, обнаружили свою истинность. По словам Голдинга, то, о чем он писал в «Повелителе мух», было продумано им в годы войны. Узнав, что Освенцим и Майданек, эти нацистские «фабрики смерти» — реальность, он испытал потрясение. Размышляя над природой нацизма, Голдинг пришел к убеждению: Гитлер, вождь и палач, носитель зла, сумел разбудить в соотечественниках темные, разрушительные инстинкты. Художник философского склада ума и богатого жизненного опыта, Голдинг отклонял упрощенные социологические схемы, согласно которым «человек — добр», а ответственность за творимую жестокость возлагалась исключительно на общество, на «систему». Преступления, совершающиеся в мире, относились на счет тоталитарных режимов, будь то нацизм или сталинизм. А между тем жестокости творились конкретными людьми, в которых проявлялись самые разные качества. Доброта и греховность «балансируют» в людях, выявляясь в разных обстоятельствах. Вспомним, что к сходным выводам приходили и другие художники — Мерль, Веркор, Мориак. Отсюда вырастало представление Голдинга о главной задаче писателя — исследовать природу и поведение человека. Задача эта благородна. Писатель ставит диагноз болезни, и это такой же долг, как врачебная диагностика.

«Повелитель мух» — по признанию Голдинга, — попытка проследить, какие общественные структуры вырастают из пороков индивида. В романе поставлена коренная проблема — судьба человеческой цивилизации. Еще не были залечены раны Второй мировой войны, а 1950;е гг. уже прошли под тревожным знаком новой войны, «холодной». Угроза ядерной катастрофы как следствия противостояния Востока и Запада оставалась реальной. Об этих тревогах Голдинг сказал не прямо, а через иносказание, с помощью аллегории. В основе сюжета — история о том, как в результате авиакатастрофы группа английских школьников оказалась на одном из необитаемых островов (судя по его флоре, фауне, климату) где-то в Индийском или Тихом океане.

Тема острова в литературе. Судьба индивида на острове — одна из вечных тем литературы. Остров как модель общественного устройства присутствует в утопиях — Платона, Мора, Бэкона. Глубоко разработана эта тема в английской литературе. И здесь связь Голдинга с национальной традицией — очевидна. Точкой отсчета была «Утопия» Томаса Мора, эта «золотая книга о наилучшем государственном устройстве», которое обнаруживает путешественник Рафаил Гитлодей на одном из затерянных островов. Потом были другие благословенные острова: в «Новой Атлантиде» Бэкона, в «Буре» Шекспира, этом гимне «прекрасному человечеству», «ожидающему счастья». Эпоха Просвещения вызвала к жизни великую книгу Дефо о Робинзоне, демонстрирующую возможности человека жить вне цивилизации. Мысль о возможности жить вне норм общества, на лоне природы долго еще будоражила фантазию художников и мыслителей, и француза Руссо, и американца Торо, автора «Уолдена», и Киплинга, доказывавшего возможность для своего Маугли вырасти среди зверей. Проблему развития цивилизации ставит и уже упоминавшийся Робер Мерль в романе, который так и называется — «Остров».

Но, безусловно, своеобразной моделью для Голдинга послужил роман шотландского писателя Роберта Майкла Баллантайна (1835—1894) «Коралловый остров» (1857), чрезвычайно популярный у юношества. В нем повествовалось о своеобразной счастливой робинзонаде трех мальчиков — Ральфа, Джека и Питерина, оказавшихся на острове с первозданной, нетронутой людьми природой, который они начинают окультуривать, насаждать на нем «цивилизацию».

Книга Баллантайна отражала оптимизм, присущий викторианской эпохе. «Коралловый остров» несколько раз упоминается в тексте «Повелителя мух» и особенно многозначительно и иронично в финале. Главные герои, Ральф и Джек, имеют те же имена, что и персонажи Баллантайна. Самое существенное то, что повесть Голдинга — это внутренняя полемика с Баллатайном и с его оптимистической концепцией мироздания. Один из английских критиков даже назвал свою работу о «Повелителе мух»: «Коралловый остров: переоценка». Спорит Голдинг, в широком плане, и со своим соотечественником Уэллсом, с его своеобразными концепциями «робинзонады» («Человек-невидимка», «Остров доктора Моро»); с его верой в технический прогресс. Ее опровергают технологические достижения при создании «фабрик смерти» в нацистских лагерях и атомной бомбы, испепелившей Хиросиму.

«Повелитель мух»: жанрово-стилевое своеобразие. Роман Голдинга — это своеобразная антиробинзонада. И более того, он содержит и элементы антиутопии. В отличие от книги Баллантайна, по преимуществу чисто приключенческой, Голдинг задумал «Повелителя мух» — произведение более широкой, философской и дидактической направленности. В самой его структуре — своеобразная двуплановость. С одной стороны — чисто внешний сюжет, характеры, перипетии; с другой — более общая, аллегорическая, философская значимость, которая просвечивает едва ли не за каждым эпизодом, за многими деталями, образами, обретающими как бы дополнительную смысловую нагрузку. Они требуют осмысления, толкования, причем, как это нередко случается в произведениях притчевой структуры, интерпретации отнюдь не всегда очевидны.

«Повелитель мух» — повесть-притча. Она вписывается в широкий литературный контекст первых послевоенных десятилетий, когда философскоиносказательный элемент играл столь значимую роль в творческих исканиях многих писателей.

Свидетельство тому — французские писатели экзистенциалистской ориентации, такие «властители дум» как Камю («Посторонний», «Чума»), Сартр («Тошнота», «Стена», «Мухи» и др.), а также такие знаменитые американцы как Фолкнер («Медведь»), Хемингуэй («Старик и море»), Стейнбек («Жемчужина», «Заблудившийся автобус»), Ричард Райт («Человек, который жил под землей»).

Имея в виду собственную повесть, Голдинг говорил: «Создатель притч — это моралист. Притча включает в себя некий обращенный к людям урок». Философская значимость «просвечивает» едва ли не за каждым эпизодом, за многими деталями, обретающими значимую смысловую нагрузку. Конечно, текст Голдинга — не шифр, но он требует внимательного чтения и осмысления. В повести просматриваются «сквозные» образы повышенной выразительности, огонь — символ спасения, рог — гласности, демократического волеизъявления, очки Хрюши — не только указание на его близорукость, но и на неадекватное понимание действительности; раскрашенные маски охотников — знаки их дикарской сущности; черные плащи ребят-хористов — намек на фашистскую эмблематику. Выражение: повелитель мух — буквальный перевод древнееврейского имени Вельзевул, т. е. дьявол. Страшная голова, облепленная мухами — аллегория разрушительного начала. Знаменательно, что ребята-охотники, питающиеся свининой, убивают мальчика по имени Хрюша. Вообще комментаторы обнаружили в повести немало аллегорических, символических намеков и деталей.

Согласно общераспространенными представлениям, дети — цветы жизни, с чистым, незамутненным сознанием. Согласно сюжету, ребята из интеллигентных английских семей в возрасте от шести до 12 лет, оказавшись на острове, должны были бы, не испытывая отрицательного влияния «взрослого мира», создать некое идеальное сообщество, построенное на дружелюбии и солидарности. Ведь дети и есть те «естественные» люди, о которых писали просветители. Парадоксальность, а точнее, его неожиданность в том, что совершенного общества не получилось. И только появление «взрослого» английского офицера кладет конец конфликтам в среде детей.

Остров у Голдинга — микрокосмос, модель большого мир, макрокосмоса, с его противоречиями. Голдинг опирался на исторический опыт первой половины XX столетия. И не только его. Отсюда — антиутопическая тенденция повести.

В тоталитарных обществах осуществлялись попытки изменить самую природу людей, вырастить идеального «нового человека» (это тема едва ли не главная для литературы советского периода!), превратить его в «коллективиста», преданного высшим целям государства. Но на практике оказывалось, что не всего можно достичь с помощью целенаправленного «воспитания» и «обработки сознания». Что люди — различны. Что наряду с добротой, великодушием, щедростью, в их душах таятся алчность, властолюбие, эгоизм и жестокость.

И еще XX век показал: революции начинаются иод благодетельными лозунгами, а потом перерастают в новые диктаторские режимы. Об этом писали соотечественники Голдинга: и Уэллс («Россия во мгле»), и Оруэлл («Звероферма»), и Бертран Рассел (1872—1970), математик, философ, общественный деятель.

В 1920 г. Бертран Рассел посетил Россию, имел беседу с Лениным, другими большевистскими лидерами. Итогом поездки стала его знаменитая книга «Теория и практика большевизма» (1920). Сами цели большевиков он одобрял, а с методами их осуществления не соглашался. Он был среди тех, кто признавал огромное историческое значение октября 1917 г. в России, его уроков. Он предсказывал, сколь трудно «создать новый мир без достаточной подготовки во взглядах и чувствах простых людей». В 1950 г. он стал лауреатом Нобелевской премии по литературе, а три года спустя премией был удостоен его великий соотечественник Уинстон Черчилль за шеститомный труд «Вторая мировая война»^[1].

Беседуя с критиками, Голдинг не раз признавался, что «идеи» его притягивают сильнее, чем характеры. Однако это высказывание нельзя абсолютизировать. Его образы, его сюжетные перипетии не просто иллюстрации к тем или иным философским тезисам и выводам. Повесть подкупает своей реалистической подлинностью. Живыми, психологически достоверными характерами детей, в чем сказался не только писательский талант Голдинга, но и его опыт учителя и педагога. Писатель избежал той нарочитой «заданности», схематизма, которые обычно отличают притчи. Остаются в памяти и совестливый, рационально мыслящий Ральф; тяготеющий к лидерству и «вождизму» Джек; Хрюша, смешной, близорукий, претендующий на «ученость» и логику, но на самом деле хуже всех оценивающий ситуацию; Саймон — романтик, «идеалист». При этом голдинговский текст столь сложен и многогранен, что его нельзя свести к однозначному тезису или умозаключению. Внешнее действие — на первый взгляд простое, но повествование отмечено высоким искусством и тонкостью.

В «Повелителе мух» Голдинг — художник-маринист, мастер морского пейзажа. Незабываемы картины океана, многоцветные краски воды и неба. Оказавшись на острове, ребята первое время решают чисто материальные проблемы. И все же главными для них оказываются не бытовые тяготы, не борьба за существование на необитаемом острове. Дети легко приспосабливаются к непривычным условиям. Самыми трудными оказываются проблемы не внешние, а внутренние — организация коллектива, взаимоотношения между его членами.

Первый этап детской робинзонады — это попытки создать некие законы цивилизованной жизни, выстроить разумное общество в миниатюре. Процесс этот прослеживается очень подробно. Устанавливаются правила обсуждения всех проблем. Ральф, наиболее разумный, здравомыслящий из детей, возлагает на себя груз ответственности. Умеет толково излагать свои мысли, хочет наладить процедуру принятия решений. Намечается своеобразное разделение труда. Как и у взрослых, общество детей имеет свою структуру. Есть вожаки, есть малыши, за которыми надо следить. Поначалу дети единодушны в своих действиях. Счастливы от сознания обретенной свободы. «Все тогда чудно выглядело, — читаем мы у Голдинга. — Просто „Коралловый остров“». Затем хрупкая система, созданная Ральфом, начинает давать сбои. Он исходит из логики: правила, всеми принятые, будут выполняться, потому что они разумны и отвечают интересам детей. Но разум и логика не эффективны под напором примитивных инстинктов, которые развязал сам процесс охоты. «Зверь» таится не только в зарослях, но и в человеческих душах. Охотники не стразу примериваются к своей роли. Джек не решается заколоть первую свиныо и испытывает чувство стыда. Но первое же убийство словно оживляет темные силы в душах детей (сам процесс истребления беззащитных животных вызывает в детях восторг, а их боевой клич: «Бей свинью! глотку режь! Добивай!» проходит мрачным рефреном через текст книги. Увлеченные охотой, дети забывают о спасительном костре. Он гаснет. Оказывается, что производительный труд для многих малопривлекателен. Строительством шалаша заняты только Ральф и Саймон. Между детьми зреют конфликты. Джек разбивает стекло в очках Хрюши.

Рисуя охотников, Голдинг улавливает психологию толпы. Надев маски и раскрасив лица, охотники словно отрешаются от своей человеческой сущности. Дают волю инстинкту насилия. Наличие «вождя», а Джек уже выказывает диктаторские замашки, освобождает от ответственности и необходимости принимать самостоятельные решения.

Читая сегодня эту повесть, следя за перипетиями в ребячьем сообществе, не устаешь задумывается о том, насколько Голдинг актуален и прозорлив. Это напоминание о происхождении агрессии и ксенофобии, жестокости и эксцессах, рожденных психологией толпы.

Роман — свидетельство о кризисе веры в совершенство человека, завершается на горестной ноте, имеет открытый финал, отнюдь не похожий на хэппи-энд. Писатель оставляет читателя с вопросом: что будет с детьми в мире взрослых, сохранит ли Ральф веру в добро и порядок, вырастет ли Джек в деспотического лидера.

После «Повелителя мух». Знаменитый роман стал стартовой площадкой, почвой, из которой вырастали новые романы писателя. Практически каждый из них стимулировал дискуссии и споры. С самого начала стало очевидно: Голдинг — большое, оригинальное явление в литературе, художник со своим мировидением, стилем, философией, озабоченный коренными проблемами бытия. Этот «мудрец из Солсбери», как его называли, в каждой очередной книге представал новым, неожиданным и по выбранной теме, и по ракурсу, подходу. Голдинг неизменно демонстрирует изобретательность, широту диапазона. В «Наследниках» (1955) он полемизирует с оптимистической теорией прогресса Г. Уэллса в его книге «Очерк истории». В «Хапуге Мартине» (1956), другом романе притчевой, аллегорической ориентации, герой — офицер флота, умирающий на одинокой скале в океане, человек, проживший жизнь эгоистическую, неправедную. В «Свободном падении» (1959) герой Сэмюэл Маунтджой, оказавшийся в фашистском концлагере, беспощадно исследует свой внутренний мир, процесс перехода от «детской наивности» к вине взрослого. Имея за плечами уже четыре романа, Голдинг в 1961 г. оставляет преподавательскую деятельность и безраздельно отдается писательству.

В романе «Шпиль» (1964), одном из лучших у Голдинга, живо передающем исторический колорит средневековой Англии XIV в., показаны взаимоотношения двух героев, строителей шпиля собора в Солсбери (городке, где жил романист), монаха-фанатика Джослина и каменщика Роджера. Один из глубинных мотивов этого непростого, насыщенного замысловатой символикой произведения в том, что холодный, узкий фанатизм проигрывает перед лицом торжествующей жизни, перед «цветущей яблоней». «Шпиль» знаменовал новый этап в творческих исканиях Голдинга. Последовавшие за ним произведения составляют две отчетливо выраженные группы — философско-метафорической и социальной направленности. Если образцом первой стал роман «Зримая тьма» (1979), то второй — «Пирамида» (1967) — отмечен бытовой достоверностью, что не мешает представить провинциальный городок Стилбуорн как символ современной Великобритании. В дальнейшем его роман «Ритуалы плавания» (1980), новеллистический сборник «Бог Скорпион» (1971), книги эссеистики «Горячие врата» (1965), «Движущаяся мишень» (1982) закрепили безусловный авторитет Голдинга, который воспринимался как живой классик, художественный талант которого помножен на эрудицию историка и обогащен философским видением мира.

В 1983 г. Голдинг стал лауреатом Нобелевской премии по литературе. Она была вручена за «романы, которые, сочетая ясность реалистического повествовательного искусства с многообразием и универсальностью мифа, помогают постигнуть условия существования человека в современном мире». В Нобелевской лекции, отвечая на навязчивые упреки в пессимизме, Голдинг не без запальчивости сказал о себе, что он универсальный пессимист и в то же время космический оптимист. Став Нобелевским лауреатом, Голдинг, несмотря на возраст, продолжал неутомимо трудиться: увидели свет его романы «Бумажные люди» (1984), «Тесное соседство» (1987), «Пожар внизу» (1989), путевые очерки «Египетский журнал» (1986); работу над последней книгой «Двойной язык» оборвала смерть писателя в июне 1993 г.

…В доме Голдинга в его рабочем кабинете рядом с письменным столом стоял рояль. Отвлекаясь от рукописей, Голдинг играл классику. Также был неравнодушен он и к живописи. Наверное, это объясняет щедрость его художественного мира, многоцветие его стиля, красочного, метафоричного и одновременно поэтичного, музыкального. Еще в начале своего творческого восхождения, на ленинградском писательском форуме 1963 г. он говорил: чтобы достигнуть понимания человеческого существа, «нужны две вещи — сострадание, сочувствие к другим людям и еще непреклонность, т. е. решимость сказать то, что ты хочешь сказать несмотря ни на что». До конца он оставался привержен этому гуманистическому кредо.

• [1] См.: Гилепсои Б. А. Рассел и Черчилль — летописцы века. Три страсти Бертрана Рассела // Б. Рассел. Практика и теория большевизма; У. Черчилль. Вторая мировая война. Избранные страницы. М., 1998.