Контрольные задания.
Психология толпы и массовых беспорядков
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся у Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалась мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стой упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли… Читать ещё >
Контрольные задания. Психология толпы и массовых беспорядков (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Задание 2. /. Определите метод психологического воздействия на толпу, описанный далее в рассказе Б. Сидиса, и назовите его основные характеристики. Выделите конкретные высказывания в речи проповедника, демонстрирующие использование данного метода.
11 августа 1895 г. в Old Orchard Me… был митинг под открытым небом. Нужно было сделать сбор для всемирной проповеди Евангелия. Проповедник построил речь следующим образом: «Самое поразительное воспоминание, которое я имею о чужих странах, — это толпы, волны потерянного человечества, разбивающиеся непрестанно о берега вечности… В каком отчаянии они, как нелюбимы — никакой радости, ни веселья, ни песни в их религии! Однажды я слышал, как китаец говорил, почему он христианин. Ему казалось, что он брошен в глубокую пропасть и нет средств выйти из нее (рассказ). Плакали ли Вы о потерянном мире, как Иисус плакал? Если нет, горе вам! Ваша религия только сон и мечта. Мы находим Христа испытующим своих учеников. Возьмет ли он их с собою? Возлюбленные, Он испытывает вас сегодня. Он бы мог обратить тысячу миллионеров, но он дает Вам случай спастись. Довольно ли у Вас веры? (Здесь следует рассуждение о вере.) Бог нс может творить великих вещей без веры. Я верю, что пришествие Иисуса придет, но вере сильно верующего в сие… Возлюбленные, если Вы даете для Бога, вы получили веру. Отрок с пятью хлебами и двумя маленькими рыбами (рассказ) — когда все было кончено, он не потерял своих хлебов; осталось двенадцать корзин… О, возлюбленные, как оно вернется! Некогда царь царей призовет вас и даст вам царство славы и за то, что доверили Ему так мало! Великий вклад Вы делаете сегодня… некогда Бог покажет нам, насколько лучше Он поместил наши сокровища, чем мы сами». Толпа дала 70 000 долларов.
Задание 2.2. Определите особенность мышления толпы, которую отражает древняя притча, описанная В. К. Тарасовым.
Человек, который кормил обезьян орехами, однажды сказал:
— Дорогие обезьяны! Орехов стало мало. Теперь я буду вам давать утром только три килограмма, а вечером четыре!
Обезьяны пришли в ярость.
— Ну, хорошо, хорошо! — рассмеялся человек. — Я вам буду давать утром четыре, а вечером три!
Обезьяны обрадовались.
Задание 2.3. Военнослужащий, стоящий в оцеплении бунтующей толпы, начал объяснять находящимся рядом с ним бунтовщикам алогичность и противоречивость их протестных требований. Оцепите психологическую грамотность его поступка.
Задание 2.4. Стоящий в оцеплении бунтующей толпы военнослужащий в ответ на грубые эпитеты со стороны участников толпы ответил тем же. Оцените психологическую грамотность его поступка.
Задание2.5. Объясните психологический смысл следующего правила поведения военнослужащего в строю: запрет на разговоры, восклицания, произвольные (не заданные регламентом) движения.
Задание 2.6. Назовите и проанализируйте психологические особенности толпы, проявившиеся в описанной ниже ситуации. Ознакомьтесь с позицией исследователей и аргументированно выскажите собственную точку зрения.
Обратимся к известной сцене самосуда толпы над Ростопчиным, с документальной точностью воссозданной в романе «Война и мир» Л. Н. Толстого.
«— Ребята! — сказал Растопчин мсталлически-звонким голосом, — этот человек, Верещагин — тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что-то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной топкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился, ногами на ступеньке.
— Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, — говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу; — Своим судом расправляйтесь с ним! Отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажинал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего-то неизвестного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно-широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
— Бей его! Пускай погибнет изменник и нс срамит имя русского! — закричал Растопчин. — Руби! Я приказываю! — Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
- — Граф!.. — проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. — Граф, один Бог над нами… — сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
- — Руби его! Я приказываю!.. — прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
- — Сабли вон! — крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула передних и, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
— Руби! — прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом, но голове.
«Л!» — коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О, Господи!» — послышалось чье-то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся у Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалась мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стой упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и проглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его…
«Топором-то бей, что ли?., задавили… Изменщик, Христа продал!., жив… живущ… но делам вору мука. Занором-то!.. Али жив?».
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О Господи, народ-то что зверь, где же живому быть! — слышалось в толпе. — И малый-то молодой… должно, из купцов, то-то народ!., сказывают, не тот… как же не тот… О Господи! Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится…» — говорили теперь те же люди, с болезненно-жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровыо и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей"[1].
Известный русский исследователь психологии толпы Н. К. Михайловский объясняет убийство Верещагина «неудержимым стремлением, известным образом настроенной толпы, подражать герою», которым, по его мнению, в данном случае был драгун, первый ударивший Верещагина. «Эпизод этот (с унтер-офицером) представляет собою яркий пример воздействия толпы на составляющие ее единицы: старый, заслуженный, отличенный начальством унтер-офицер, вполне убежденный не в преступности только, а и в жестокой несправедливости совершающегося перед ним дела, сам принимает участие в нем, под влиянием общего возбуждения: „весь мир бьет“»[2].
На взгляд автора, в данной ситуации проявления массовой стихийной агрессии есть множество факторов: это и настроения, сопутствующие отступлению русской армии и сдаче Москвы, и то, что преступление начато человеком не из толпы (драгуном, первым ударившим Верещагина), на что толпа первично отреагировала «стоном удивления и ужаса», и пламенная речь офицера Ростопчина, обличающая изменника, и его приказ: «Руби!» (легитимный приказ офицера, принявшего таким образом ответственность за содеянное на себя), и виктимное поведение Верещагина, подтверждающее в восприятии участников толпы его образ виноватого предателя (с криком ужаса бросился убегать в толпу). По среди факторов, запустивших агрессивную реакцию толпы, отчетливо выступает и фактор подражания: все начали бить (причем не только Верещагина, но и высокого малого). Подражание не является здесь всеобщим (кто-то пытался и спасти высокого малого), но именно оно здесь освобождает участников агрессивной толпы от ответственности и колебаний и обеспечивает импульсивный выход накопившейся жестокости. Проявившие агрессию участники толпы воспринимают Верещагина как пытавшегося затеряться в толпе предателя, скрывающегося такими образом от законного возмездия, и принимают на себя роль законного и справедливого возмездия в отношении предателя, врага («изменщик, Христа продал», «поделом вору мука»).