Мотивация и культура социальной и личностной эволюции

Социализация и аккультурация человека в его эволюции как общественного индивида и личности предполагает, что он является субъектом этих процессов. Поэтому такое существенное значение имеет мотивация человека и, в связи с этим, в плане социально-антропологического ее анализа, — типология мотивации. При этом на фоне различного рода типологий необходимо выделение типологии «причинной», т. е. такой, культурные основания которой позволяют выделить ее по отношению к типологиям собирательным или описательным.

Причинная типология, т. е. образованная на основе теоретического анализа и обобщения существенных признаков поведения человека, отличается тем, что не только упорядочивает отношения индивидуального к типическому, особенному и общему, но и объясняет эти отношения существенными различиями способов культуры взаимодействия внутреннего и внешнего, одновременно являющимися ведущими, глубинными мотивами этого взаимодействия. Эти ведущие, культурно укорененные мотивы, которых с этой точки зрения может быть выделено всего четыре, воплощают собой, соответственно, четыре основные подструктуры взаимодействия внутреннего и внешнего планов культуры человека, разворачивающиеся в соответствующие мотивационные стратегии.

Описание этих стратегий, которые существенно различаются между собой, представлено в предлагаемом ниже очерке, посвященном типологии мотивации. Одним из оснований этого очерка является выдвинутое В. А. Якуниным представление о существовании объект-объектных и субъект-субъектных отношений в процессе обучения (339; 68—69).

В. А. Якунин теоретически обосновал и экспериментально подтвердил реальное существование следующих четырех мотивационных стратегий:

Объектная — в тенденции к объективации поведения.

Субъектная — в тенденции к самоизменению поведения.

Экстерналъная — внешне определенного поведения.

Интерналъная — внутренне определенного поведения.

На основе сочетания этих четырех стратегий можно далее представить существование четырех дихотомически определенных форм направленности поведения человека, имея при этом в виду рассмотренные выше возможности смыслового их упорядочения не только в линейном контексте, но и в структуре системы координат «самосознание — сознание» (см. рис. 3.9 и ЗЛО).

Начала типологии мотивационных стратегий, предложенные В. А. Якуниным, интерпретируются нами как формы культуральной направленности поведения, активности и деятельности человека, поскольку именно его культурностью, в точном смысле этого понятия, позиционируется то или иное направление духовного и нравственного преобразования общественных индивидов.

Следует уточнить при этом, что понятие «направленность», как таковое, вне его определенности «изнутри», «извне», «сверху» или, например, в мере активной объективации субъектности человека, естественно, становится в буквальном смысле слова «пустым» и «неопределенным» и, следовательно, весьма сходным с понятием интенции, столь необходимым в этой ее аксиоматической «внекачественности» в феноменологии Э. Гуссерля и его последователей, начинающих и завершающих философию глобалитетом их «Я» или «Мы» (132).

Рис. 3.9. Дихотомии форм направленности поведения, активности и деятельности человека.

Направленность как содержательно определенное понятие, очевидно, не может не быть культурно обоснованным, и поэтому его воспроизведение вне культурного контекста подразумевает тем не менее именно этот контекст, а не, например, психологический или политикоэкономический. Доминанта или синдром культурности человека, актуализируемой в его направленности, объединяет те единые внутренние критерии целостности мотивации человека, которые отвечают сущности его системного поведения во внешнем, внутреннем, субъектном и объектном планах. Уточнение этих условий принятия термина «направленность» в словарь культурно-исторической антропологии в значительной мере предопределяет успешное разрешение задачи структурирования мотивации человека путем установления взаимоотношения типов в причинной ее систематизации.

Эта задача разрешима при условии, что основные способы (мотивы) и эмпирически определенные стратегии поведения, как представляющие характер и темперамент по направлениям активности и реактивности, совпадают по своему смыслу с теоретически определенными стратегиями. Действительно, здесь важно то допущение, что реальное человеческое поведение во всех его возможных планах является поведением системным, — при всей уникальности индивидуального его своеобразия. Если бы такого совпадения выводов теории и практики не предвиделось, то следовало бы признать, что-либо человеческое поведение (имея в виду все человечество в целом), не имеет культурного или системного начала, либо ниже обсуждаемая модель типологии мотивации неудовлетворительна.

Проникновение в сущность культуральной направленности поведения человека приводит к выводу о том, что наличие основных, ведущих мотивов, сформировавшихся прижизненно, — не изолирует личность от обстоятельств жизни и не предполагает однообразного поведения человека.

В реальности всегда существует целая структура способов, мотивов и операций деятельности, координационно и субординационно объединенных сущностью основного мотива, ведущей стратегии или, в целом, — сущностью культурной доминанты человека. Ситуативные мотивы поведения не все и не всегда представлены в направленности и характере человека, — в отличие от культуры ведущих мотивов, опосредующих подавляющее большинство ситуаций включенности личности в общественно определенную деятельность (см. рис. 3.10).

Рис. 3.10. Взаимоотношение мотивационных стратегий в культуре и психологии человека.

Опираясь на рис. 3.9 и 3.10, представим краткое описание четырех основных типов мотивации, интерпретируемых как мотивационные стратегии поведения в структуре направленности человека, представляющей потенциал его культуры:

1. Экстернально-объектная стратегия.

Основной способ культурного диалога человека и мира и мотив взаимодействия с ним — взаимное и абсолютное отрицание внутреннего и внешнего, или отрицательное отрицание, обуславливающее, тем не менее, парадоксальную «стабильность» социальной эволюции человека как личности, — в тенденции сведения существа этой эволюции к гомеостазису, к душевному равновесию и покою, обеспечиваемым элементарными формами корпоративного функционирования. По существу, вполне инструктивное, это единство мотивации отношения и мотивации достижения в реальности выражается в двух взаимно дополнительных формах адаптации. Первая из них — это форма подавления, властвования над другими и над собой — во взаимном отрицании ценностей внутреннего мира человека, — как своих собственных, так и разделяемых другими людьми.

Вторая форма — постоянное приспособление, стремление к уподоблению своего поведения поведению других людей, вплоть до активного формирования социально приемлемых привычек, обеспечивающих максимально возможную стабильность существования. Проблематика взаимоотношений внутреннего и внешнего миров разрешается преимущественно волевым, произвольном образом, — иногда в буквальном смысле последнего, — совершенно произвольно и непредсказуемо, т. е. по воле случая, а не по собственной воле, проявлять которую кажется противоестественным. Таким образом, мотивационные начала поведения сведены к цивилизационным, инструментальным приоритетам, к отрицанию самостоятельности и творчества, образующих культурность человека.

Представители данного типа одновременно и экстерналы и интроверты, и поэтому их поведение может варьировать в пределах от покорного, уповающего на судьбу, до жесткого и жесткого подавления любых проявлений индивидуального своеобразия. Вследствие этого в решительные моменты жизни принадлежащие к этому типу люди поступают вполне экстернально: полагаются на других людей, на свой гороскоп, не отстаивает ни целей, ни интересов, уходят в болезнь, под «панцирь».

Их имидж, однако, может быть хорошо защищен репутацией надежного, постоянного человека, на которого, якобы, можно положиться в трудную минуту. В качестве «панциря» может выступать наличие сложившегося авторитета, властных возможностей и, реже, — возможностей профессионального мастерства. В целом, экстернальнообъектная стратегия имеет своей вполне осознанной или неосознаваемой целью ассимиляцию человека в социуме, т. е. процесс, еще только предваряющий индивидуальное его становление и социализацию его личности.

2. Экстернально-субъектная стратегия.

Основной способ социального взаимодействия и мотивационная его стратегия выражаются, так же как и в случае экстернально-объектной стратегии, в отрицании внутреннего мира человека, но уже не в абсолютном плане, а по отношению к миру внешнему. Это специфическое качество структуры мотивации достаточно последовательно проявляется и в отношении человека к самому себе, и в отношениях к его окружению. По глубокому убеждению этого человека, мерой поведения всех людей является степень его адекватности некоторому абстрактно понимаемому долгу. Но, поскольку долг понимается абстрактно, то конкретное поведение человека весьма свободно интерпретируется то как следующее долгу, то как ему совершенно не отвечающее. Формально, «по идее», поведение людей вообще должно быть адекватным каким-либо внешне привлекательным, репрезентабельным, легитимно определенным нормам и правилам, но по существу произвольного выбора критериев оценки этого поведения внутренний мир человека деструктурируется и дезорганизуется.

Деструктивное «единство» мотивации отношения и мотивации достижения обнаруживается в стремлении человека к вечному «соревнованию», на основе которого осуществляется самовоспитание и самоутверждение его личности во внешнем. Личностная эволюция человека сводится к социальной, а социальная весьма поверхностна по отношению к ценностям культуры. Искажение смысла культурных ценностей и подмена их ценностями социально приемлемыми происходит в каждой новой ситуации различным образом. Поэтому конкретные цели и намерения человека чаще всего находятся в состоянии дисбаланса. Намерения абстрактны, и цели поэтому — случайны. Мало того, достижение этих целей, согласно экстернальным представлениям, зависит не столько от рационального, сколько от иррационального и, в частности, от счастливого или несчастного стечения обстоятельств.

Положение человека в обществе, его понятия чести и долга, его душевная жизнь, — все оценивается инструментальным образом. Человек действительно выступает не целью, а средством ее достижения. Человек самоутверждается только во внешнем и внешним, однако не на высоте идеалов духовного достоинства: все эти характеристики цивилизованного поведения представителей данного типа и определяют то, что называется экстернальностью.

Поэтому имидж данного типа, или стадии социальной и личностной эволюции, формируется на случайных обстоятельствах и по случаю. Культура общения такого человека с другими строится на прецедентном праве случая, но, при этом, — на исключительности каждого нового случая. Жизнь для такого человека состоит в героическом преодолении трудностей и обстоятельств, некритически воспринимаемых, и поэтому вновь и вновь воспроизводимых и вновь преодолеваемых. Человек как бы притягивает к себе все несчастья и беды, вследствие чего в его жизни всегда остается место подвигу, причем и в прямом смысле того, что он, и в принципе и в реальности, может быть способен пожертвовать собой и миром ради осуществления очередной великой идеи.

Заключая, отметим, что экстернально-субъектная мотивация обеспечивает социализацию человека в мере его индивидуальности, в мере упрочения его социального характера и цивилизованности, — как антитезе культурности. Тем не менее, отрицая приспособление, вечно конкурирующий общественный индивид движется вперед своим героическим шагом, — к самоактуализации личности, снимающей и преобразующей собой экстернальные мотивы достижения как первого, так и второго типов поведения человека.

3. Интернально-субъектная стратегия.

Основной способ социального взаимодействия этого типа мотивации окультурен и существует прежде всего в его культуре. Социальные цели и социальное самоутверждение для человека с такого рода мотивацией малопривлекательны вследствие вечной реконструкции единства мотивации достижения и мотивации отношения, — путем эскалации процесса снятия первой из этих двух форм. Внешнее окружение человека, общество в целом инициируют движение человека к определенным результатам его деятельности, но человек в своей непрерывнои личностной самоактуализации отрицает их вследствие их не самой высокой, по его мнению, культурной ценности.

Все его достижения так или иначе одухотворены, они все состоят прежде всего в рациональном упрочении его внутреннего мира, вследствие чего процесс самоактуализация конституируется скорее «от ума», нежели «от сердца». Внешним, поведенческим эффектом реконструктивной мотивации чаще всего является избегание сложных ситуаций, где постоянно возникают острые вопросы взаимодействия внутреннего и внешнего. Духовная работа над собой, стремление к интенсивной рефлексии и вечный поиск истины и смысла существования представляют этот тип как интернальный, но, при этом еще и как интровертный. Поэтому, в отрицании внешнего мира внутренним первый снимается не только как несовершенный, но и, вместе с тем, как не подлежащий переустройству.

Человек с интернально-интровертным типом мотивации отличается от представителей первых двух типов повышенной мерой проявления субъектных свойств по отношению к свойствам индивидным и индивидуальным. Качественное своеобразие его мотивации — это не только общая его характеристика, рассматриваемая здесь применительно ко всем типам культуральной направленности, но и специфическое отличие этого типа от других.

Интернал и интроверт в одном лице, такой человек воплощает собой материализованное явление мотивации и, в целом, — явление культуральной направленности. Он во всем своем поведении и в поведении окружающих людей постоянно разыскивает мотивы, как скрытые источники, причины и условия их активности. Развивая собственную субъектность, самость, он не всегда может представить себе, что другие люди могут не отличаться особенными способностями и стремлениями прежде всего «обдумывать житье»; ему трудно понять, что многие люди предпочитают прежде всего жить, не особенно утруждая себя самоконтролем и не стремясь к возвышению самооценки.

Мера свободы духа человека с рефлексивной природой мотивации и мера его культурности являются повышенными, но в плане идеальном, т. е. в ущерб социальной ответственности. Вследствие его обращенности вовнутрь, он не стремится продолжить ход своих размышлений за пределы своей личности и поэтому, как ни парадоксально, не отдает себе ясного отчета в том, что ведет относительно инфантильное свое существование за счет многих других людей, — тех, кто на первое место ставит дело, а не слова.

С другой стороны, будучи человеком скорее слова, а не дела, культуры, а не цивилизации, этот тип «гуманитария», в конечном счете достигает особенных успехов в тех видах общественно значимой деятельности, которые предполагают уединенность труда и высокую его интеллектуальную сложность: он чаще всего — ученый, писатель, узкий специалист, профессионал в своем деле, композитор или, наконец, — отшельник. Культурность мотивации этого типа, при адекватном и эффективном жизненном и профессиональном его самоопределении, постепенно возвращает его к интересам обыденной жизни, а это, в свою очередь, может привести и приводит такого человека к идее ускоренной социальной интеграции.

Таким образом, может быть произведен эффект конструктивного диалектического снятия интенсивно развивающимися способностями профессионала его прежде доминировавшей общекультурной направленности. Узкий специалист становится еще и менеджером, а композитор — общественным деятелем. Таким образом, положительный имидж этого типа интернальной мотивации основывается на личностной его самодеятельности, что отнюдь не исключает перехода его к иной, значительно более социализированной личностной направленности. Интернально-объектная стратегия имеет своей, чаще всего практически полностью осознаваемой целью, осуществление самоактуализации человека как личности, — в том понимании этого процесса, которое предлагается не только А. Маслоу, но и многими известными отечественными психологами и социологами (191; 6; 256).

4. Интернально-объектная стратегия.

Основной способ существования человека с интернально-объектной культуральной, точнее, в данном случае, — культурной направленностью выражается в полноте и глубине снятия самоактуализации его социальной интеграцией. Диалектика социального взаимодействия человека при таком оптимальном снятии отличается качественной определенностью и системным строением его мотивации. Взаимное преобразование и переоценка ценностей внутреннего и внешнего миров человека, взаимное их положительное отрицание ускоренным образом перестраивает культурные основания социальной и личностной эволюции человека, устремленной к высотам интенсивного развития его способностей, когда, наконец, реализуется возможность их всестороннего развития.

На первый взгляд проявление интенсивного и ускоренного становления универсальности человека, должно быть связано с его природными дарованиями, — исходя из простой логики связи выдающегося результата с незаурядными его причинами. Напомним ранее уже рассмотренное утверждение Ю. М. Лотмана: культура порождается культурой, сознанию предшествует сознание, а жизнь — жизни. Продолжая этот ход мысли далее, можно сказать, что аналогия порождает тавтологию, — ответа на вопрос не находится, но создается видимость объяснения.

С другой стороны, диалектическое, а не буквальное прочтение этой проблемной ситуации «логического тождества» немедленно обнаруживает в ней наличие того глагола, который «жжет сердца людей»: ничто не порождается вне активных процессов энергоинформационного преобразования чего бы то ни было. Доминанта одной связи процессов по отношению к другим, доминанта одних отношений по отношению к другим, естественное или искусственное изменение линейных процессов в сторону их структурного, разнонаправленного, неравномерного и гетерохронного преобразования, — все эти формы проявления диалектического снятия сходны в том, что, казалось бы, незначительные сдвиги в исходных условиях, всегда реально возможные и в природе, и в обществе, — приводят к поражающим здравый рассудок результатам. Эти «чудодейственные» эффекты, в свою очередь становятся питательной почвой для «сенсационных открытий века» в духе бифуркаций И. Пригожина и так далее (234; 235).

Но, в действительности, то, относительно немногое, что, казалось бы, почти не отличает интернально-объектную стратегию мотивации от трех других рассмотренных выше вариантов, — это поначалу малозаметная, но вместе с тем качественно иная форма структурирования процесса диалектического снятия, как снятия полного и глубокого. Суть этой «незначительной» реорганизации состоит не просто в случайном эффекте относительной доминанты, по поводу чего можно ответить словами А. Эйнштейна: «Бог не играет в кости». Случай реализуется только на подготовленной почве, что в принципе снимает эффект случая.

Суть дела состоит в реализации закономерностей течения естественных и культурных процессов, с неизбежностью предполагающих переходы количественных изменений в качественные, когда, например, в некоторых реальных условиях атомы углерода образуют нелинейную структуру алмаза вместо линейной, — графита. Другими словами, полное диалектическое снятие в содержании культуральной направленности происходит как одновременное и встречное структурное преобразование многих мотивационных процессов, «сторон» или свойств, — интернализации, объективации, субъективации, экстравертизации и так далее.

Если во всех трех ранее описанных формах направленности одна из сторон противопоставлена другой, то они обе находятся в линейном отношении, не порождающем структурного. Но человек, даже будучи грудным ребенком, но в человеческом сообществе, вначале естественным образом вынуждается действовать в сложной структуре культурных условий (например, есть, — но культурно) и затем всегда способен культурным образом продолжать действовать в этой сложной структуре.

Но способен — это еще не означает, что он стремится действовать. Всегда открыта возможность иной мотивации деятельности — за счет все того же сложного строения культуры и социума. Всегда возможно линейное, простое поведение, и если для человека закрыта, в силу его воспитания или в силу его социальной невостребованности возможность действовать творчески, то, к сожалению, он вынужден упрощать свое поведение, — чтобы, как говорится, «снять проблемы», — опять же диалектически, но «назад», а не «вперед», по ходу реально возможной социальной и личностной его эволюции.

Лавинообразное, ускоренное развитие способностей человека в его социальной интеграции, — это сложный культурный и, кроме того, политико-экономический эффект диалектического снятия в открытии новых возможностей эволюции современного человека.

Конструктивное единство мотивации достижения и мотивации отношения, результатом которого является стремление человека к сотрудничеству и творчеству, уравновешенность внутреннего и внешнего в социальном взаимодействии является основой единства целей и отношений как во внешнем, так и во внутреннем планах личности. В идеале, такой гармоничный тип человека постоянно устремлен к совместному творчеству во всех основных видах деятельности и в разрешении социальных конфликтов.

Вполне осознаваемой целью социальной и личностной эволюции человека на основе интернально-объектной стратегии мотивации, является процесс аккультурации. Человек постепенно становится не только цивилизованным и социализированным существом, но и личностью, осуществившей себя в ее самоактуализации и социальной интеграции, что и позволяет ему практически воплощать собой индивидуально-своеобразный, уникальный феномен или микрокосм культуры.

В заключение отметим, что приведенные описания типов мотивации могут быть, например, дополнены содержанием, относящимся к проявлениям четырех основных типов социального характера и типов темперамента, представляющих сущность личностных состояний и свойств по параметрам активности и реактивности человека. Эта их сущность не «исчезает» в стрессовых или благоприятных ситуациях, поскольку прямо относится к единой сущности основных способов взаимодействия, преломляемой относительно независимо по каждому из основных параметров личностной и социальной эволюции человека.

В целом описание типов мотивации оказывается возможным развернуть наиболее широко по сравнение с описаниями других типологических особенностей личности, поскольку влияние параметра культуральной и, в идеале, — культурной направленности человека, к которому принадлежит мотивация и другие регулятивные образования, обнаруживается наиболее ярким и всепронизывающим: мотивация активности человека скорее всего разыскивается во всех формах этой активности.

При такой естественной установке на поиск причин социальной активности остается только пожелать, чтобы подробные широко распространенные описания, сценарии поведения человека не искажали сущности основных типов взаимодействия. Несмотря на широчайшие возможности вариабельности поведения, сущность взаимодействия всегда отвечает в конкретных условиях личностного развития только одному, и притом только одному основному типу взаимодействия из четырех возможных.

То есть основания причинной типологии являются не просто существенными, но и сущностными, отвечающими родовой сущности человека разумного, проявляющейся в четырех основных способах взаимодействия внутреннего и внешнего его миров.

Эта аксиома может быть названа «аксиомой человечности» (в дополнение к синдрому или феномену человечности в форме его культурности) для всех типологий, если только они будут необходимы в развитии культуры самопознания человека. Система поведения животных, в отличие от конструктивного, в принципе, поведения человека, не восходит выше характерообразующих особенностей, поскольку мотивы, как осознанные потребности в системе животного поведения отсутствуют.

Основными параметрами социальной и личностной эволюции человека, которыми отображается и преломляется сущность основных способов взаимодействия внутреннего и внешнего являются:

направленность, представляющая человека личностью и субъектом деятельности в его мотивах и других регулятивных образованиях его культуры;

активность достижения, представляющая человека как индивидуальность в его социальном характере;

реактивность, представляющая человека в его темпераменте и в других индивидуально-индивидных образованиях;

активность отношения, раскрываемая как возможности (т. е. как общекультурные и вместе с тем уникальные способности) и представляющая человека целостным образованием, адекватным родовой его культурной сущности.

По каждому из этих основных параметров описание типов не является исчерпывающим: оно лишь все более глубоко представляет сущность индивидуально-своеобразного существования человека. Эта сущность в данном случае рассматривается с точки зрения интерактивных процессов социализации и аккультурации, как реальных процессов объективного хода социальной и личностной эволюции человека.