Возвышенное. 
Эстетика

Возвышенное является одной из наиболее сложных эстетических категорий, поскольку соотносится не только с качествами и атрибутами эстетически-ценного предмета, но включает в себя и целый комплекс чувств и переживаний, обусловленных встречей человека с эстетической реальностью. Категория возвышенного в большей степени, нежели другие эстетические категории, наполнена экзистенциальным содержанием. Возвышенное может быть понято как совокупность сложных переживаний человека, встретившегося с эстетической реальностью, которая благодаря своей грандиозности не укладывается в рамки «бытового восприятия мира», и соответственно встреча, с которой продуцирует восторг, благоговение, священный трепет перед бытием, качественно отличающимся от бытия предметов, доступных обыденному осознанию. Не случайно возвышенное характеризуют как прекрасное, потерявшее меру.

Исторически возвышенное интерпретировалось в связи с совокупностью переживаний, имеющих в своей основе религиозный характер (этот момент акцентировал, например, Г. В. Ф. Гегель). В античной культуре с возвышенным ассоциировалось состояние божественного воодушевления («энтузиазм»), т. е. мистическое состояние, в котором человек непосредственно встречался с божественным началом. Данное состояние считалось доступным прорицателям, поэтам, философам.

Таким образом, уже в мировосприятии античного человека четко прослеживается связь возвышенного с божественным, ведь кто, как не Бог, обладает бытием, превосходящим бытие человека, бытием, встреча с которым порождает ощущение особой реальности, онтологически превосходящей реальность бытового уровня (противопоставление сакрального/профанного).

В античной поэтике возвышенное получает трактовку разновидности речи, обладающей особым строем. Для такой речи характерна торжественность, строгость, своеобразные формулы этикета, которые в совокупности создают у слушателя впечатления речи «особой», «не бытовой», отделенной от ирофанных ассоциаций. Естественно, что и предмет такой речи не сводится к пространству обыденного, а связан или с реалиями религиозными, или — обладающими особой социальной значимостью. Не случайно, что церковное красноречие — проповедничество — традиционно ориентировано на такую речь.

В трактате Псевдо-Лонгина (середина I в.) «О возвышенном» данная категория трактуется как свойство насыщенной поэтическими приемами речи, произносимой воодушевленным ритором. В результате такая речь оказывает на слушателя сильное эмоциональное воздействие, приводя его в состояние изумления и восторга. Причем для возвышенной речи равно необходимо использование приемов речевой выразительности и состояние внутреннего мира говорящего, который должен по своему духовно-эмоциональному состоянию соответствовать говоримому.

В патристической и средневековой эстетике понятие «возвышенное» последовательно интерпретировалось в рамках богословского дискурса, а сама категория получала свое онтологическое бытие в Боге, который не только является творцом возвышенного в мире, но и сам есть идеал возвышенного. Для такого понимания возвышенного характерна своеобразная интерпретация возвышенного как принадлежащего Богу или устремленного к Нему. Проявления возвышенного представлены в произведениях религиозного искусства, которые зачастую создают «собственную реальность», подчеркнуто торжественную по отношению к реальности мирской и профанной.

В результате развития христианской эстетики формируется представление о возвышенном как преимущественно относящимся к сфере духа. Красота и совершенство форм для категории возвышенного не имеет определяющего значения. Так, сила духа, заключенного в страдающем, изможденном теле, обладает возвышенностью, несмотря (и даже, в какой-то степени — благодаря) на телесное несовершенство.

И. Кант, размышляя о возвышенном, определяет две его разновидности: математически возвышенное и динамически возвышенное. Математически возвышенное является производным количественных критериев, открывающих человеку проблему бесконечного (например, созерцание звездного неба, т. е. бесконечности или огромности Вселенной, размышление над сложной и красивой математической теоремой). Динамически возвышенное связано с действием могущественных природных сил и явлений, наблюдение которых оказывают на человека сильное воздействие (например, морская буря).

Развивая идеи И. Канта, Фридрих-Вильгельм Шеллинг разграничивает возвышенное в природе, искусстве и душевном строе человека. Для него возвышенное не является просто производным сверхчеловеческого могущества, которое проявляется в стихийных природных явлениях. Только тогда они обретут значение возвышенного, когда станут символами идеального.

Гегель рассматривает идею возвышенного в связи с попыткой выразить бесконечное при отсутствии предмета, посредством которого это можно сделать. В искусстве же возвышенное он видел преимущественно в пространстве искусства религиозного, направленного на эстетическое выражение идеи о Боге.

В условиях атеистической культуры XX в. предпринимались попытки интерпретации возвышенного вне религиозного дискурса, или — в условиях квазирелигиозного богостроительства. При таком подходе сферой возвышенного становится жертвенный героизм человека, гибнущего или же мучающегося (в быту, на работе, в бараке и т. п.) ради социальных ценностей. Несложно показать, что такое понимание возвышенного является по сути его квазирелигиозной проекцией, а изображение новой героики, например в изобразительном искусстве, варьирует старые темы, сюжеты, композиционные приемы, заимствованные из наследия религиозного искусства. Однако при этом подлинная эстетическая традиция настоящего религиозного искусства оказывается часто утраченной. Так, какая-нибудь картина вроде «Подвига священника» композиционно полностью повторяет, допустим, «Подвиг разведчика» или что-нибудь подобное. Смена темы была достигнута сменой персонажа, атрибутики и названия, но не более. На опасность такой подмены указал еще в первой половине XX в. русский философ Г. П. Федотов в работе «Христианская трагедия». Такие приемы частью напоминают известный сюжет, когда художники, стесненные обстоятельствами, приспосабливали старые сюжеты к новым. Так, в цикле новелл И. Эренбурга «Тринадцать трубок» спешно революционизируют статуи античных божеств; в фильме «Гори, гори, моя звезда» содержатель кинематографа делает из развлекательного полупристойного фильма «Драма на море» «революционную» агитку, меняя только слова («Муж из дому — жена к другому» заменяется на «Поглядите на заморского франта, Его к нам заслала Антанта» и т. п.). История с переделкой изображения монарха в одной из церквей Парижа стала анекдотом: не меняя ничего в изображении фигуры, символически вручавшей небесам Париж, ее лицо меняли несколько раз в зависимости от смены власти (Наполеон, Людовик XVIII).

Приземленная, прагматическая культура современности, в которой проявляются со всей неприкрытой отчетливостью стяжательные идеалы общества потребления, в итоге девальвировала содержание категории возвышенного, зачастую уподобляя любое творчество, любое искусство, да и все, что выходит за границы «парадигмы Макдоналдса», возвышенному. Таким образом, в рамках этих явно упрощенных и девальвированных представлений на статус возвышенного может претендовать все, не являющееся утилитарно-цепным, или обладающее косвенной утилитарной ценностью. То, что предшествующими поколениями воспринималось как само собой разумеющееся, в чем видели не подвижничество, а элементарную порядочность и последовательность, теперь обретает новый этический и эстетический статус.

Человек, не преследующий в жизни целей обогащения и стяжания, самозабвенно занимающийся наукой, искусством, просто руководствующийся некими этическими нормами в жизни, зачастую начинает восприниматься как ведущий возвышенный образ жизни, что может трактоваться таким образом только в условиях глубинного кризиса культуры.

Соответственно, утрачивается способность и различать, и создавать возвышенное. Человек современности, занятый стяжательством и постоянным сохранением «собственной шкуры», утратил способность достойно встречать смерть, в том числе и в эстетическом аспекте этого совершенно неизбежного события, демонстрируя трусливую панику и утрату всякого достоинства даже при далекой перспективе встречи с нею.

Поскольку возвышенное есть «прекрасное, утратившее меру», при достижении слишком большой диспропорции между предметом и силами человека (физическими, познавательными, духовными) эстетический эффект возвышенного будет утрачиваться, начнут проявляться сугубо негативные эмоции, которые в очень небольшом объеме присутствуют при восприятии любого возвышенного: подавленность, растерянность, даже своеобразная легкая «тошнота» (сопоставимая с головокружением при взгляде в пропасть или с высокого здания). Для получения полноценного эстетического наслаждения необходимо сознание своей защищенности от той силы, которая выступает как возвышенное. Когда мы сталкиваемся с искусством, такая защита нам обеспечена изначально. Но чтобы получить, скажем, эстетическое удовольствие от наблюдения морской бури, надо находиться в надежно защищенном месте, в случае разглядывания водопада — стоять так, чтобы не упасть в него, и т. д. Явления, связанные с возвышенным, могут нести опасность для человека.

В искусстве эффект возвышенного связан прежде всего с пространственными диспропорциями, несоответствием физических размеров. Огромное пространство неба у И. Левитана («Над вечным покоем» — яркий образец реализации этой категории), мощь природы у И. Шишкина или К.-Д. Фридриха (огромные деревья, несопоставимые по размерам с людьми, глыбы льда, сдавившие корабль, кажущийся игрушкой).