Актуальность темы
исследования обусловлена насущной потребностью изучения менталитета этнокультурных общностей, с особой остротой вставшей в последние десятилетия. Наличие многих нерешенных и спорных вопросов в национальной политике государств, недостаток фактических данных и слабый уровень теоретических обобщений, подсказывают необходимость новых подходов к решению проблем этнологии, философии, культурологии, которые связаны с жизнью этносов, национальной культурой и национальным характером.
В конце двадцатого века особенно остро встала проблема гуманизации межчеловеческих отношений, во всем мире идет активный переход от унитаристских концепций, трактующих исторический процесс как единый путь от дикости к прогрессу, к идеям партикуляризма, главная суть которых заключается в том, что любой тип человеческой культуры, цивилизации, путь развития — является самоценностью и несет в себе не обязательно только лишь «прогрессивные» или только «отсталые», «стагнирующие» начала.
Таким образом, принцип гуманизма обязательно должен включать в себя неотъемлемое право личности и идентифицируемой группы, в которую эта личность входит, на выбор пути развития и уважения этнических чувств каждой личности. В качестве общечеловеческих ценностей необходимо также признать сохранение этнокультурного многообразия антропосферы и равноценность различных типов цивилизаций, которые в своей совокупности поддерживают баланс биосферы.1.
1 Борисова О. В. Политическая социализация этнических групп в постколониальном пространстве. // Общественные науки и современность. 1998, № 1. С. 71.
В свете вышесказанного представляется очевидным, что столь модные в конце прошлого и начале нынешнего веков идеи о грядущем «слиянии» человечества в единое целое, устранении национального многообразия, есть ни что иное как утопия, попытка осуществления которых может привести к реальной угрозе катастрофы, которая по своим масштабам будет столь же грозной как и экологическая. Утверждение в мировом сообществе ценностной парадигмы этнического многообразия требует огромной научной, просветительской и воспитательной работы в плане выработки новых стереотипов восприятия этничности как неотъемлемой части общечеловеческой культуры, мировой цивилизации в целом1.
Хотя в последнее время учеными-социологами, этнологами, философами пишутся ценные труды по этническим проблемам, разработаны такие понятия как «этнопсихология», «национальный характер», «архетипы», «ментальность» или «менталитет», «этнокультурные стереотипы», однако до сих пор понимание, определение этих понятий остается недостаточно адекватным. Выявление тех или иных черт национального самосознания и национальных поведенческих стереотипов не имеет разработанной методологиине достаточно четко разработан категориальный аппарат.
Застой в этой области был предопределен всем ходом развития отечественной науки за последние семьдесят с лишним лет. В годы засилья догматизированного марксизма изучение особенностей национальной идентификации личности и этнических групп не получило почти никакого развития. Приоритет отдавался модным в то время и однобоко трактовавшимся интернационализму, классовости, классовой солидарности, классовому самосознанию. В качестве непреложных истин с высоких трибун съездов и университетских кафедр заявлялось об абсолютной роли классового фактора в истории человечества, классовая борьба объявлялась двигателем прогресса.
1 Там же.
Различия, коренящиеся в глубинных слоях подсознания и вызванные разностью этнопсихологических установок и парадигм у тех или иных народов — не суть важны, важно классовое происхождение, и оно, в конце концов, объединит русского, татарина, еврея, латиноамериканца и негра в одно счастливое целое, разумеется, после методичного уничтожения всех инакомыслящих и «социально далеких» элементов.
Последствия такого пренебрежения национальными проблемами поставили перед учеными нашего времени сложнейшую задачу переориентации практически всех без исключения методологических и философских концепций.
Материализм к концу нашего столетия расписался в своем полном бессилии ответить на многие вопросы, остро поставленные современностью. Чрезмерная увлеченность точными науками, масштабное внедрение в массовое сознание «политехнизма», техногенного мышления в ущерб духовным ценностям в конечном итоге привели общество к состоянию затяжного духовного кризиса, и более того — превратили постсоветское пространство в зияющую язву межэтнических конфликтов. Прав был X. Ортега-и-Гассет, заметивший, что «человеческое ускользает от физико-математического разума, оно, как вода, просачивается сквозь прутья плетеной корзины».1 Поэтому столь необходимо искать новые подходы, методы изучения нематериальных духовных структурэта проблема встала перед отечественной философской наукой еще на заре перестройки, однако остается актуальной и теперь, на пороге третьего тысячелетия.
Степень научной разработанности проблемы. Проблемы этнопсихологии, этнических особенностей мышления, менталитета этнокультурной общности были затронуты некоторыми этнопсихологами уже в 19 веке. Исследования X. Штейнталя, В. Вундта, в основе которых лежат идеи Гегеля об «объективном духе», Карла Риттера отмечали роль духовного склада народа в истории.
1 Ортега-и-Гассет X. История как система.// ВФ. 1996, № 6. С. 85.
Особого упоминания достойны труды Лосского, Бердяева, Лихачева, о менталитете русского народа. Неоценимый вклад в философское осмысление проблем национального мироощущения внесли работы Гачева. Из исследований последнего времени нельзя не отметить дискуссию на страницах журнала «Вопросы Философии», где в 1994 г. проблемы менталитета затрагивали т.н. «Круглые Столы», в которых принимали участие Г. Д. Гачев, И.К. ПантинДО A.C. Панарин, В. П. Макаренко, В. К. Кантор, А. Н. Ерыгин, А. П. Огурцов. Интерес представляют также произведения С. М. Поздяевой и Д. Ж. Валеева, в которых раскрываются проблемы славянской и тюркской этнопсихологии.
Объект и предмет исследования. В качестве объекта диссертационного исследования выступает духовный мир древнетюркской цивилизации, исследованию которого в мировой и отечественной философской мысли уделялось недостаточно внимания. Предметом исследования является феномен менталитета уникальной в своем роде древнетюркской этнокультурной общности.
Цели и основные задачи исследования. Цель данной диссертационной работы состоит в разработке определения менталитета этнокультурной общности и философском анализе менталитета древних тюрков как исторической и этнической общности. Достижение этой цели предполагает решение следующих задач:
1. Проследить основные этапы становления менталитета древнетюркской этнокультурной общности от ее зарождения и вплоть до полного ее распада.
2. Выявить основные элементы структуры менталитета древних тюрков.
3. Рассмотреть основные характерные черты менталитета древних тюрков. Общетеоретические и методологические основы анализа Исследование такого феномена как менталитет этнокультурной общности требует объединения множества подходов, выработанных социальными науками. В связи с этим представляется наиболее важным применение структурно-функционального метода, позволяющего рассматривать менталитет этнокультурной общности как многоплановую систему, включающую в себя разные уровни.
Так же невозможно определить систему и уровни менталитета древнетюркской этнокультурной общности без культурологического анализа самого понятия «ментальность», ментальности как типа культуры (или, если угодно, цивилизации), как основного антропологического свойства, без которого не существует и самого понятия менталитета.
Ментальность характеризует специфические уровни индивидуального и коллективного сознания, представляя таким образом, особый склад мышления, особую его характеристику.1 Однако корни ее без всякого сомнения уходят в глубины подсознания, естественно вытекая из неосознаваемых переживаний, коллективного опыта предков (архетипы), эмоционального фона, который характерен для определенного этноса. Имеет ли здесь значение определенный расовый тип, к которому принадлежат носители того или иного типа ментальности? Этот вопрос сложен и неоднозначен. Без всякого сомнения расовая дифференциация предполагает существование особых психических конституций — например европейца или африканского негра.
Однако если в вопросе выявления особого типа ментальности влияние на него расовой конституции играет довольно значительную роль при сравнительном анализе, например тех же негров и европейцев, однако относительно древних тюрков и их ближайших соседей — носителей иных культурных типов, этот момент не столь первостепенен. При изучении ментальности и менталитета древних тюрков, необходимо в первую очередь уяснить, что Евразийская степь — великая колыбель тюркской этнокультурной общности, была так же и своеобразным плавильным котлом рас и народов. Так, например, Минусинская котловина еще во времена неолита являлась.
1 Гуревич П. С. Культурология, М, 1996. С.241−243. контактной зоной евразийских монголоидов, светлых европеоидов (т.н. динлинов) и даже американоидов, которые совершали сюда охотничьи экспедиции используя природный мост между двумя континентами — в дальнейшем затонувшую Берингию.1 Антропологический анализ захоронений сейминско-турбинских мигрантов из Алтае-Саянского этногенетического очага показал, что в данных племенах происходило смешение двух расовых типовженского, ярко выраженного монголоидного и мужского — средиземноморского европеоидного.2 Таким образом генезис тюркской этнокультурной общности происходил в зоне усиленной метисации различных антропологических типов, и, следовательно, весьма трудно судить о том, какая из рас являлась приоритетной при складывании психофизиологического облика древних тюркских номадов. Очевидно следует говорить не о расовом влиянии на формирование этнопсихологии кочевников-тюрков, а о первостепенном, не косвенном значении природно-ландшафтных условий на течение этого процесса. В результате нивелировки природными условиями племена, которые прежде принадлежали к различным расовым типам и имели разную историческую судьбу, составили единый массив, резко отличающийся по своим этнокультурным доминантам от других массивов, которые складывались в соседних с Великой Степью, но не схожих с нею по климатическим и ландшафтным условиям, зонах Евразии.
Итак, ментальность восходит к бессознательным глубинам психики. Она позволяет соединить аналитическое мышление, развитые формы познания с полуосознанными культурными шифрами. На ее характер оказывают огромное воздействие традиция, культура, социальные структуры, бессознательное, и, как о мы только что выяснили, вся среда обитания.
1 Гумилев Л. Н. Хунну, С-Пб., 1993. С.21−22- Тысячелетия вокруг Каспия, Баку. 1991, С. 71.
2 Черных Е. Н., Кузьминых С. В. Древняя металлургия Северной Евразии. М., 1989. С. 252−253.
3 Гуревич П. С. Ук. Соч. С. 245.
Таким образом, ментальность — это то «.общее, что рождается из природных данных и социально обусловленных компонентов и раскрывает представление человека о жизненном мире. Навыки осознания окружающего, мыслительные схемы, образные комплексы, находят в ментальности свое культурное обнаружение."1.
Ментальности отдельных личностей являются, таким образом, тем своеобразным «строительным материалом», на котором зиждется здание этнического самосознания и, в целом менталитета этноса и этнокультурной общности. Каждый индивид особым образом реагирует на ту или иную жизненную ситуацию и тем самым создает смысл, который он сообщает «другому».2 Поскольку познание мира может происходить лишь «сообща»: человеческое восприятие может стать познанием только вместе с синхронным развитием способности сообщить «другому» (общение может быть и на уровне эмоций и жестов), поскольку язык в некоторой степени является одной из основных форм этого познания, сообщество, которое становится единством «я» и «других», вырабатывает понятную только ему символику, мифологические образы, духовную картину мира и присущий лишь ему образ поведения. Поэтому неудивительно, что носители одного и того же языка, обладают схожим образом мышления и поведения и наоборот. Но как это было уже сказано, особенности образа мышления и поведения этнокультурной общности можно «уловить» единственным путем: путем сравнения с общностью, язык и символика которой существенно отличаются от первой. Таким образом, менталитет является для этноса тем феноменом, «в котором осуществляется жизненная связь человека с миром" — он есть одновременно проявление «этнической субъективности» и шаг в конституировании мира культуры.
1 Там же. С. 243.
2 Мерло-Понти М. В защиту философии. М., 1996. С. 238.
Суммарное воздействие объективных и субъективных факторов позволяет индивиду выработать осознанное отношение к материальным и духовным ценностям этноса, ориентироваться на него, идентифицировать себя с ним."1.
Однако не меньшее влияние на формирование этнического самосознания отдельной личности играет сама этническая среда в которой происходит ее становление. В этом плане огромную роль на генезис этничности, если так можно выразиться этноменталитета, оказывает сам этнос, возможность самоосознания, самореализации в пределах своего народа, нации, этнической консорции.
Именно поэтому величайшую роль в формировании менталитета древних тюрков, как гигантского психического этнопространства, единого мировоззрения, слитых воедино из сотен и тысяч ментальностей отдельных индивидуумов, играла эпоха строительства каганатов — грандиозных государств, где тюркские этносы получили новые широчайшие возможности для становления и реализации своих политико-правовых, социокультурных, языковых, философско-мировоззренческих, религиозных традиций.
Теоретической основой и источниками исследования явились произведения Г. В. Ф. Гегеля, М. Монтеня, Х. Ортеги-и-Гассета, К. Ясперса, Ф. Ницше, М. Мерло-Понти, К. Г. Юнга, К. Леви-Стросса, О. Шпенглера, А. Тойнби, К. Поппера, H.A. Бердяева, C.JI. Франка, Э. Б. Тайлора. Из современных отечественных исследователей необходимо отметить K.M. Кантора, A.M. Ковалева, А. Х. Гаджиева, О. В. Борисову, С. Н. Гуревича, А. И. Селиванова, С. Г. Селиванова, П. И. Гнатенко, B.C. Грехнева, JI.E. Гринина, Н. Д. Джангильдина, Л.П. и Р. Н. Евстигнеевых, В. Захарова, М. С. Кагана, К. Касьяновой, В. Е. Кемерова, Л. И. Климовича, А. Н. Кочетова, И. Б. Мардова, В. М. Межуева, Л. Н. Пушкарева, А. К. Уледова и др. Этнопсихологический и мировоззренческий аспекты предполагали обращение к трудам Д. Ж. Валеева, Ф. С. Файзуллина,.
1 Файзуллин Ф. С., Зарипов, А .Я. Грани этнической идентификации.// СОЦИС, 1997, № 8. С. 41.
Д.М. Азаматова, Г. Д. Гачевапроблема картины мира как неотъемлемой части мироощущения раскрыта в произведениях Б. С. Галимовапроблемы дохристианского и доисламского религиозного сознания затронуты в работах И. П. Вейнберга, A.B. Лукьянова.
Ценная научная информация по проблемам духовного мира древнетюркских номадов содержится в исторических, филологических, литературоведческих и др. произведениях, среди которых особое место занимают труды Ж.-П. Ру, В. В. Бартольда, А.-З. Валиди-Тогана, А. Инана, JI.H. Гумилева, В. И. Радлова, М. Блока, Л. де Февра, А. Оппенхейма, С. А. Токарева, Э. Хара-Давана, Г. Ф. Дебеца, С. Г. Кляшторного, С. Е. Малова, А. П. Смирнова, И. В. Стеблевой, М. З. Закиева, Р. Г. Фахрутдинова, A.C. Аманжолова, Ф. Р. Латыпова, В. М. Жирмунского, А. Х. Халикова, H.A. Мажитова, Г. Б, Хусаинова, А. Г. Мухамадиева, А. З. Асфандиярова, В. Н. Басилова, С. С. Бессоновой, Н. В. Бикбулатова, Н. Я. Бичурина, Н. А. Алексеева, и др.
Научная новизна исследования обусловлена целостным, системным подходом к исследованию духовного наследия цивилизации древних тюрков, которой в мировой философской мысли уделялось недостаточно внимания. Полученные результаты можно сформулировать в виде следующих основных положений:
— В диссертации дано определение менталитета этнокультурной общности, который охарактеризован как своеобразный способ восприятия мира и инвариант поведенческих императивов, присущих каждой этнической группе.
— сделан вывод о том, что менталитет этнокультурной общности, в нашем случае — древнетюркской, является широкой, целостной характеристикой мировосприятия этноса, предполагающего самобытное, особое восприятие самых разных аспектов духовной жизни, среди которых необходимо выделить нижеперечисленные: а) религиозно-философскую доктринуб) общественно-политическую мысль, политическую доктрину тюркского превосходстваномадическую экспансионистскую доктринув) социальные институты и иерархию ценностейг) межличностные отношения, тендерные роли и эросд) модель пространственно-временного континуума.
— В исследовании рассмотрены взаимовлияние и общие характерные черты менталитетов древнего и современного тюркских суперэтносов, обусловленные их структурно-временной преемственностью и даже определенным единством, — это:
1) космизм мышления, тесная взаимосвязь религиозных установок с общественно-политической жизнью;
2) отсутствие в нравственных установках, обычаях, нормах поведения стремления к подавлению личности;
3) дух соревновательности, предприимчивости, стремление к новым рубежам;
4) особая «тяга» к знаниям, уважительное отношение к образованным людям.
— В исследовании раскрыта специфика развития духовных ценностей на различных этапах истории древних тюрков.
Научно-теоретическая и практическая ценность работы обусловлена необходимостью выработки нового подхода к цивилизации древнетюркских номадов. Знаниями о древних тюрках, накопленными гуманитарными науками была предопределена насущная потребность их осмысления на философском уровне. Содержащийся в исследовании анализ нравственных и поведенческих императивов древнетюркских номадов может быть использован в исследованиях по проблемам духовной культуры, этнопсихологии, социальной психологии, исторической этнографии и т. д.
Результаты диссертационного исследования найдут свое практическое применение в преподавании курсов социальной философии, культурологии, истории общественной мысли Башкортостана, истории и теории религии в высших и средних учебных заведениях.
Апробация научных результатов диссертации. Основные положения и выводы настоящего исследования докладывались: на II Международном конгрессе этнографов и антропологов (г.Уфа, июнь 1997 г.) и на Международном конгрессе тюркологов (г. Уфа, июнь 1997 г.).
Структура диссертации. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Мы постарались обрисовать достаточно ясную и полную картину жизни древнетюркского общества на протяжении около тысячелетия — в период, когда в нем происходили сложные процессы этногенеза и шедшего параллельно им формирования менталитета этнокультурной общности. Менталитет, как «.стационарный каркас человеческого существа, который позволяет ему бесконечно видоизменять свое поведение, оставаясь при этом одним и тем же."1, таким образом, формировался сразу во всех стратах структуры древнетюркской цивилизации и синтезируясь в «коллективном бессознательном» предопределил исторические судьбы древнетюркских государств и народов, их создававших, задал определенный ритм процессам этногенеза, придал древнетюркской цивилизации неповторимую ауру, резко выделяющую ее на фоне прочих античных и средневековых цивилизаций.
Империи древних тюрков пали на рубеже двух тысячелетий — первого и второго. Между двумя этими эпохами существует четкий водораздел, который не могли не заметить современники. Цвет времени сменился. Имперская номадическая традиция исчезла — вместе с тенгрианством, руническим письмом и другими атрибутами, выделявшими древнетюркскую цивилизацию, придававшими ей своеобразие и уникальность. Наступила эра Великого Забвения и Исхода — Всепожирающий Хронос, породивший раскол, происшедший в самых недрах этнокультурной общности, разорвал ее первородную целостность и прибил близкородственные этномассивы к различным цивилизационным полюсам. Огузы и кипчаки стали ощущать свою причастность к новой целостности — Миру Ислама, а народы Алтая тянулись к свету, уже озарявшему буддистский Тибет. Даже природная ниша кочевников-тюрков, вдохнувшая в них жизнь, издревле являвшаяся их колыбелью,.
1 Поздяева С. М. Ук. Соч. С. 116. прибежищем и родным домом, свидетельницей их побед и подвигов, — степи Центральной Азии, — оказалась заселенной новым народом — монголами, ведавшими о своих великих предшественниках столь же мало, сколь и далекие европейцы. Впереди были эпохи монголо-татарских завоеваний, строительства империи Чингизидов, сияние блистательной Золотой Орды, грозная слава Османов, — но все эти события происходили уже под другим вектором развития — былую идиллию седой старины, когда тюрки «властвовали над народами» вернуть было уже нельзя.
Но структуры менталитета, возникшие и оформившиеся в ту овеянную легендами и преданиями эру, выдержали испытание временем — они живы в «коллективном бессознательном» практически всех народов, причисляющих себя к тюркам. Архетипы, пришедшие из глубины веков, в качестве наследия, которое мы сами порой не можем осознать и осмыслить, до сих пор предопределяют образ мышления и национальную логику, постоянно влияют на выбор исторического пути и развитие событий.
Все это еще раз свидетельствует об исключительной важности такой категории как менталитет этнокультурной общности, который является главным, основообразующим стержнем, на котором зиждется мировосприятие этнических образований, вне зависимости от их географического положения, эпохи зарождения и особенностей исторического пути. Менталитет этнокультурной общности возникает лишь с зарождением самой общности, он развивается вместе с ней, претерпевает различные изменения в ходе эволюции этнических образований и цивилизаций, однако не исчезает бесследно при их исторической гибели — откладываясь в коллективном бессознательном новых поколений, он продолжает определять национальный характер образований-преемников. Таким образом, если этнокультурная общность — это материальная оболочка народной жизни, то менталитет — это ее бессмертная душа.
Перечислим основные этапы становления менталитета древних тюрков:
Процесс становления древнетюркского менталитета, протекавший параллельно с формированием самой тюркской этнокультурной общности, начался по крайней мере на два-три тысячелетия раньше, чем это было принято считать в официальной тюркологии. Его начальные этапы надо относить приблизительно к эпохе бронзы и раннего железного века. Именно в этот период происходило бурное становление кочевого уклада жизни в степях Евразии. Номадизм и породившие его природно-климатические условия оказали мощное нивелирующее влияние на разнородные по составу племенасеймо-турбинцев, срубников, андроновцев, которые являлись «пионерами» «кочевой революции» и распространили общую культурную традицию от границ Китая до берегов Днепра и Северного Причерноморья.
Ближайшие потомки этих племен — их можно назвать «первичным прототюркским этническим субстратом», — киммерийцы, ишкузы-скифы,(скуты-сколоты) саки, дахо-массагеты уже представляли из себя вполне оформившуюся культурную общность. Пантеон, верования, хозяйственный уклад, общий стиль искусства — «скифо-сибирский звериный стиль"1, оленные камни и каменные изваяния, находки из Филипповских, Пазырыкских курганов, курганов Аржан и Иссык — свидетельствуют о высоком уровне развития цивилизации древних номадов Евразии и являются убедительным доказательством существования общих структур в психологии этих народов. На границе с Китаем носителями прототюркских традиций являлись древние хунну, находившиеся, по словам Гумилева под «обаянием скифской культуры». Очевидно это являлось следствием ближайшего родства между этими народами.
Материнской основой на которой происходило становление древнетюркского менталитета, без всякого сомнения являлось тенгрианстворелигиозно-философская доктрина, зарождение которой некоторые.
См.: Переводчикова Е. В. Язык звериных образов. М., 1994. исследователи относят уже к шумерскому времени (III-II тыс. до н.э.).1 В недрах тенгрианства на протяжении по крайней мере тысячелетия шел активный процесс становления норм, обычаев и традиций, которые определяли психический облик тюркских номадов последующей эпохи. 2. Наиболее важным этапом в формировании менталитета древних тюрков явилась т.н. эпоха каганатов — V—VI вв. н.э. В этот период древнетюркская этнокультурная общность достигла своего наивысшего расцвета, вышла на мировой уровень. В этот период тюрки начинают активно определять политическую ситуацию в Евразии, их влияние испытывают на себе Китай (эпоха династии Тан), государства Средней Азии (которые в эту эпоху практически приобретают тюркский облик), Восточная и Центральная Европа, Ближний Восток.
И если предыдущий период можно назвать временем зарождения основополагающих идей мировоззренческо-религиозного порядка, то эпоха каганатов — «тюркская классика», — явилась эрой становления политических и философских традиций. В эту эпоху творил выдающийся мыслитель, один из наиболее ярких представителей династии Ашина, Иоллыг-Тегин. В оставленных им рунических текстах излагаются основные положения политической и религиозной доктрин древних тюрков, их отличает глубина и размах мысли, поражает уровень философской рефлексии.
В религии идет постепенный отход от языческого политеизма, начинается размежевание в ритуалах, отправляемых широкими народными массами и правящими кругами. На официальном уровне в тюркских империях получают развитие культы Неба-Тенгри, Священной Земли-Воды и богини Умай, а также культ предков, который нашел свое яркое выражение в традиции каменных изваяний. См.: Сулейменов О. Ук. Соч.
Период 6−8 вв. явился временем наивысшей консолидации тюркских народностей — именно в этот период практически все они развиваются в рамках одного государства. Вероятно можно утверждать о существовании в эпоху раннего средневековья единого Pax Turanum, охватывавшего внутренние просторы Евразийского материка. В эту эпоху среди тюркских номадов Азии и Восточной Европы распространяются общие идеалы государственного строительства, широкое распространение получает руническая письменность, практически все государства являются в эту эпоху дочерними «филиалами» каганатов и правят ими ханы из династии Ашина (или ее боковой ветви — Дулу) — таковы были Хазария, Великая Болгария и, по всей видимости каганат авар, располагавшийся в далекой Паннонии.
В эту «золотую» эпоху получают свое оформление доктрины тюркского превосходства, «Вечного Эля» и «кочевого милитаризма», оказавшие большое влияние на дальнейшее развитие тюркского менталитета.
В эпоху каганата складывается определенный стереотип поведения, своеобразный степной «рыцарский кодекс», соответствовать которому обязан был каждый «истинный» тюрк. Вырабатывался определенный «имперский» стиль, который предопределял широкий круг традиций и привычек — от поведенческо-ситуативной модели до мелочей одежды и конской сбруи. «Косы и левая пола» надолго становятся главной гордостью каждого настоящего тюрка или причисляющего себя к таковым. «Мода», на тюркский стиль проникает далеко за пределы древнетюркской ойкумены. Китайцы посвящают восторженные оды юрте, придворные стараются носить тюркскую одежду и это даже вызывает определенную негативную реакцию в среде «гуманистов», борющихся с «тлетворным влиянием Запада» (ведь Степь действительно являлась для Китая Западом). Тюркский стиль проникает так же в Западную Европу — достаточно взглянуть на изображения франкских воинов эпохи Карла Великого, помещенные даже в школьные учебники — они одеты в широкие штаны, у них длинные висячие усы, а волосы заплетены в косы. К советам опытных тюркских стратегов и военачальников внимательно прислушиваются и в том же Китае и в Византии и на Ближнем Востоке.
Тюрки той эпохи отличались высокой самооценкой, мобильностью, большой степенью приспосабливаемости к чуждым условиям, это был народ, который без особых усилий форсировал практически непроходимый в дотехногенную эпоху для оседлых народов барьер расстояний между Востоком и Западом. Таким образом, Pax Turanum являлся особой уникальной ойкуменой, посредником между мирами Запада и Востока и эта ситуация сохранялась вплоть до эпохи Великих Географических Открытий, когда был открыт морской путь из Европы в Индию и Китай.
На протяжении веков, в силу своего геополитического положения тюркский мир вбирал в себя философские и религиозные идеи, шедшие как с Востока, так и с Запада, синтезировал их и дополнял своим собственным видением, и все это обогащало многоцветную палитру степной культуры. Сама логика событий предопределила психический склад тюркского мира — его предрасположенность к далеким завоевательным походам, его постоянную жажду новизны, интерес к культуре других народов, космополитизм.
Таким образом эпоха каганатов явилась важнейшей и ярчайшей вехой в истории формирования тюркского менталитета — в это время шел процесс накопления количественных и качественных изменений в национальном характере, и этот процесс вызвал тот скачок, который определил последующие этапы развития тюркской этнокультурной общности.
3.Третий этап развития менталитета древних тюрков можно датировать VIII—XI вв. В этот период существенно меняются цивилизационные ориентиры, связанные с общим кризисом, затронувшим политическую и культурную жизнь тюркского мира. Он усугублялся неблагоприятными климатическими условиями: природная ниша номадов — степи Центральной и Средней Азии, подверглись жесточайшей засухе. Это во многом предопределило распад могущественных империй «классической» эпохи, а пришедшие им на смену, хотя и продолжали государственную традицию заложенную ханами Ашина, но являли собой лишь отблеск былого великолепия. В прошлое уходит основная культурологическая составляющая Pax Turanum, его духовная основатенгрианство. Каганат уйгуров превращается в теократическую державу, в которой власть хана по сути номинальна, а реально страной правит манихейская община. Хазары принимают вначале иудаизм, а затем ислам. Огузы, ягма, чигили и другие племена принимают ислам. Форпост мусульманской веры появляется и в Восточной Европе, как противовес языческой Руси и православной Византии — Волжская Булгария.
Эпоха заката древнетюркского мира между тем явилась и временем, когда рождались шедевры искусства и культуры. Дети и внуки суровых степных воителей становились поэтами, учеными, государственными деятелями. Существенную эволюцию претерпевает искусство — в особенности скульптура и архитектура. На смену маловыразительным схематичным изваяниям классического времени, которые были призваны отображать обобщенный, условный образ «поданного империи», приходят полновесные изображения половецкой эпохи — с ярко выраженными индивидуальными чертами, тщательно подчеркнутыми деталями одежды и оружия. На примере каменных изваяний можно проследить эволюцию ценностей, которую претерпевали в это время древние тюрки. На смену категорическому императиву: «будь тем, кем ты должен быть!» пришел новый девиз: «будь самим собой!».
Эра просвещенных правителей, избиравших литературный жанр для апологии своей династии, нравоучений, носящих дидактический характер, -безвозвратно уходит в прошлое. Теперь тон задают культурные одиночки из числа аристократии и нарождающегося купечества. Наиболее известным деятелем тюркского мира той эпохи был, безусловно Юсуф Баласагунский.
Нельзя обойти вниманием и блестящую плеяду поэтов, (большинство из них, к сожалению, остались безвестными) творчество которых легло в основу прославленного труда Махмуда Кашгари «Диван Лугат — ат — Тюрк». Можно с уверенностью заявить о начале складывании в недрах древнетюркского общества новой социальной прослойки, обладавшей особым мироощущениеминтеллигенции.
Возможно именно в эту противоречивую, сложную эпоху психологической ломки в палитру менталитета древних тюрков добавилась одна характерная черта — преклонение перед знанием, уважение к человеку обладающему грамотой, человеку науки. Эта составляющая менталитета наряду с отвагой, честностью, прямодушием, издревле характерными для детей Великой Степи, стала своего рода «визитной карточкой» для большинства тюркских народов. Эта черта национального характера стала особенно важной в эпоху обрыва государственных традиций, в то безвременье, в которое были ввергнуты тюрки в позднем средневековье. В эпоху колониального подавления тяга к знаниям стала своего рода «соломинкой» для этнической самоидентификации, сохранения своей «самости», национального духа. Так например, Ленин в начале двадцатого века особо подчеркивал, что у мусульман-тюрков Урала и Поволжья грамотность распространена гораздо шире, нежели у русских и других христианских народов: «.у первых одна школа на 100 душ обоего полау православных — одна на 1500−3000 человек».1.
Таковы были в общих чертах особенности парадигмы становления и эволюции менталитета древних тюрков, развертывавшейся на протяжении двух тысячелетий. После XI века в связи с полным распадом древнетюркской общности (последней символической вехой этого процесса можно считать по всей видимости падение каганата кимаков), говорить о менталитете древних тюрков как этнокультурной общности не имеет смысла. С этого момента.
1 Ленин В. И. ПСС, т. 28. С. 514. началось формирование ядра качественно новых этносов — тех, которые мы видим сейчас, в современном нам мире. Однако несмотря на обрыв общей государственной и религиозно-философской традиции, утрату общей системы письменности и бытового уклада эти народы можно с уверенностью назвать преемниками древнетюркской цивилизации. И, бесспорно, главное «наследство», полученное ими от предков — это структуры менталитета, которые оказались более устойчивыми, нежели материальная культура.
Именно поэтому первостепенное значение приобретает углубленное изучение менталитета современных тюркских этносов — входящих как в мусульманский культурный. круг, так и в системы дальневосточной и даже циркумполярной цивилизаций. Необходимо извлекать «коллективное бессознательное» из недр народной памяти, кропотливо изучать его спонтанные вспышки, ибо обновление этнической системы, которое постепенно становится реальностью (и она является знаковой для переживаемого нами водораздела двух великих эпох,) невозможно без философско-мировоззренческого анализа духовного наследия наших далеких предков.
