Позднесарматская культура южной части междуречья Волги и Дона. 
Проблемы хронологии и периодизации

Актуальность темы

На огромном пространстве от Зауралья до Северного Причерноморья позднесарматская культура появилась практически единовременно, около сер. II в. н.э., о чем свидетельствуют синхронные памятники на этой территории (Боталов С.Г., Гуцалов С. Ю., 2000; Скрипкин.

A.С., 1984; Симоненко А. В., 2004. С. 149- 159). К моменту сложения поздне-сарматской археологической культуры в южнорусских степях сарматские кочевые племена, относимые к группе ираноязычных народов, обитали на этой территории боле пяти веков. В разных регионах становление позднесармат-ской культуры имело свою специфику. Так, например, в Зауралье, где сред-несарматские памятники единичны, практически отсутствуют материалы, характеризующие взаимодействие среднесарматской и позднесарматской культур в процессе становления последней. В южной части междуречья Волги и Дона ситуация была совершенно иной, здесь на протяжении многих веков происходило взаимодействие культур савромато-сарматского круга, что нашло отражение в появлении в разное время комплексов синкретического облика (Клепиков В.М., 2002. С. 133−134- Ильюков JI.C., Власкин М. В., 1992; Глебов В. П., 2000. С. 170−186- Скрипкин А. С., 1984. С. 98−101- Клепиков.

B.М., Кривошеев М. В., 2004). Это имеет прямое отношение и к формированию здесь позднесарматской культуры. Становление позднесарматской культуры в указанном регионе, как свидетельствует накопленный за последние десятилетия материал, происходило при активном взаимодействии традиций предшествующей среднесарматской культуры и инноваций, характеризующих новую культуру.

Нами сознательно выбран локально ограниченный регион. В междуречье Волги и Дона сосредоточено большое количество исследованных памятников позднесарматской культуры, что дает возможность более тщательно разработать их типологию и создать дробную периодизацию рассматриваемой культуры. В сарматской археологии в последние время наблюдается тенденция к изучению разных культур в пределах ограниченных территорий. Такой подход позволяет наиболее глубоко исследовать вопросы их становления и развития с учетом локальных особенностей, которые нивелируются при рассмотрении тех же проблем в более широких ареалах. Подтверждением этого является целый ряд исследований аналогичного характера (Медведев А.П., 1990; Максименко В. Е., 1998; Сергацков И. В., 2000).

В работе учтен практически весь археологический материал, представленный погребальными памятниками позднесарматского времени, известный на 2003 год, большая часть которого не опубликована. Достаточно широкая источниковая база дала возможность выявить специфику развития поздне-сарматской культуры не только в обозначенном районе в целом, но и в пределах более мелких территорий, входящих в него. Это дает хорошую возможность для исследований более высокого уровня, связанных с реконструкцией этноисторических процессов в Волго-Донском регионе.

Первые археологические исследования в южной части Волго-Донского междуречья были проведены П. С. Рыковым в 1929 году у с. Абганеры* (совр. Абганерово). Им были раскопаны три кургана, в которых обнаружены диагональные погребения, относящиеся к времени становления позднесарматской культуры. Экспедиция П. С. Рыкова исследовала также и глубинные районы степи. В Калмыкии в 1933;1934 гг. был обследован крупный курганный могильник, состоящий из памятников разных эпох, в урочище Три брата, в 1937 году раскопаны курганные группы Цаган-Эльсин и Бичкин-Булук, давших большое количество погребений позднесарматского времени.

Дальнейшие археологически раскопки в междуречье Волги и Дона были возобновлены только через несколько десятилетий и стали проводиться более интенсивно. Исследование ряда крупных курганных групп на правом берегу Волги, таких как Кривая Лука, Старица, Кузин хутор, Барановка, Никольское, расположенных на территории Астраханской области, связано с работами Астраханской экспедиции ЛОИА, возглавлявшейся В. П. Шиловым в 60-х годах и работами Поволжской археологической экспедиции (ПАЭ) в 70−80-х годах под руководством Г. А. Федорова-Давыдова. Работы ПАЭ в этом районе предшествовали началу строительства Астраханско-Калмыцкой рисовой оросительной системы.

В 60−70-е годы крупные археологические работы в Волгоградской области связаны с работой экспедиции ЛОИА под руководством В. П. Шилова. Ссылки на отчеты и публикации приводимых могильников см. на стр. 218 (Приложение 1).

В результате были исследованы крупные курганные могильники в бассейне Есауловского Аксая: Дорофеевский, Чиковский, Новоаксайский, Терновский, Аксеновский, могильник у села Жутово. Среди разновременных погребений этих могильников были обнаружены и захоронения позднесарматского времени.

В 60-е годы на юге Калмыкии активно работала экспедиция, возглавляемая И. В. Синицыным. В результате спасательных работ в зоне строительства Чограйского водохранилища были исследованы могильники Восточный Маныч I, II, III. Помимо этого были раскопаны Архаринский, Лолинский, Элистинский курганные могильники, располагавшиеся вне зоны строительства. В результате этих раскопок было открыто несколько десятков погребений позднесарматского времени.

Со второй половины 70 гг. XX в. активное участие в археологических исследованиях в Ростовской области, в пределах рассматриваемого региона, принимают археологи Ростовского государственного университета, Ростовского пединститута, Азовского краеведческого музея, Новочеркасского музея, Ростовского краеведческого музея: Копылов В. П., Науменко С. А., Савченко Е. И, Беспалый Е. И., Парусимов И. Н, Илыоков JI.C. Такая активизация местной археологии связан с началом работ по строительству сети оросительных систем: Донской, Мартыновской, Цимлянской. За ряд лет на этой территории было исследовано большое количество курганных могильников: Подгорненский, Центральный, Кировский, Романовский, Новосадковский, Московский, Кутейников, Криволиманский, Крутенький, Новый, Вербовый Лог, Зимовники, Большая Мазанка.

Начавшиеся с 70-х годов планомерные раскопки в Калмыкии, проводимые экспедициями Москвы, Петербурга и Элисты, выявили новые памятники позднесарматской культуры. Под руководством Е. В. Шнайдштейн в 1974 г. был раскопан крупный курганный могильник Купцын Толга, большинство курганов которого были сооружены в позднесарматское время. Калмыцко-Астраханская археологическая экспедиции Калмыцкого научно-исследовательского института истории, филологии, экономики и Калмыцкого государственного университета под руководством Е. В. Цуцкина проводила раскопки на всей территории республики и исследовала могильники Ут,.

Хар Нуурин Толга, Адрг, Джангар, Кермен Толга, давшие интересный материал позднесарматского времени. Экспедицией С. М. Васюткина были раскопаны могильники Иджил, Дюкер. С. В. Арапов в 1987 году исследовал несколько групп могильника Цаган-Усн. В результате работ экспедиции Н. А. Николаевой были изучены могильники Чкаловский, У-85. Экспедиция ГИМ под руководством Н. В. Шишлиной, долгие годы работающая в Калмыкии, в 1993 году исследовала могильник Садовский. Раскопки вышеназванных экспедиций в республике Калмыкия позволили значительно расширить источ-никовую базу позднесарматской культуры.

В Волгоградской области с начала 80-х годов работают археологические экспедиции Волгоградского государственного университета под руководством В. М. Клепикова, И. В. Сергацкова, А. Н. Дьяченко и Волгоградского государственного педагогического университета под руководством В. И. Мамонтова и Е. П. Мыськова. В бассейне реки Есауловский Аксай экспедицией. ВолГУ были исследовано несколько курганных групп у села Абганерово, могильники Аксай I, Перегрузное I, Шургановы курганы. Экспедицией Волгоградского государственного педагогического университета были раскопаны-' могильники Антонов, Вербовский, Верхнерубежный, Веселый, Громославка, Дубовой, Нагавский, Новый Рогачик, несколько групп могильников Октябрьский, Первомайский, Степаневка. В этих памятниках встречались как единичные погребения позднесарматского времени, так и большие группы в несколько десятков комплексов (Абганерово II).

История изучения позднесарматских древностей насчитывает уже более ста лет. Первые памятники сарматов в Нижнем Поволжье были исследованы А. А. Спицыным. На незначительном материале раскопок у с. Машевка и Лебяжья на севере современной Волгоградской области в 1895 г. он выделил погребения с северной ориентировкой костяков и деформированными черепами. Покойные были уложены в глубоких ямах и вместе с ними были найдены миски с костями барана, фибулы и маленькие зеркальца. Эти комплексы автор отнес к II—III вв. н.э., при этом, специально не разрабатывая вопрос об их культурной принадлежности. Таким образом, А. А. Спицын впервые описал и достаточно точно датировал позднесарматские погребения в Нижнем Поволжье (Спицын А.А., 1896. С. 141−154- 1897. С. 30−33).

В послереволюционное время новый этап в изучения сарматских древностей связан с работами П. С. Рыкова в Нижнем Поволжье. В 1924;1926 гг. на реке Еруслан у села Суслы впервые был раскопан крупный курганный могильник сарматского времени. Все сарматские погребения Сусловского могильника по форме могильных ям и ориентировке костяков были разделены им на семь групп, которые затем, в свою очередь, были объединены в 4 культуры, обозначив их литерами «А», «В», «С», «Д». В культуру «В» П. С. Рыков включил погребения II, III, VII групп, объединивших большинство погребений позднесарматского времени. Во II группу попали подбойные погребения с камерой в западной стенке, с деформацией черепа погребенного, ориентированного головой на север. Группа III включала комплексы в широких прямоугольных и подквадратных ямах, где погребенный лежал головой на север. и имел деформацию черепа. Группа VII — погребения в подбоях с южной и северной ориентировками, но без деформации черепа. П. С. Рыков датировал культуру «В» II—III вв. н.э. В определении этнической принадлежности населения, оставившего Сусловский могильник, П. С. Рыков придавал большое значение формам могильных ям. Так подбойные погребения, входившие в. группы II и VII культуры «В», он связывал с культурой аланских племен и выводил её из районов Кубани и Северного Кавказа. Культуру «Д», включавшую ямы с заплечиками, четырехугольные с диагональным положением погребенных и округлые ямы, П. С. Рыков считал принадлежащей аорсам (Рыков П.С., 1925. С. 23−25).

В 1927 г. ученик П. С. Рыкова П.Д. Pay, опираясь на выборку из более чем 70 погребений из раскопок своего учителя и собственных, с территории Саратовской области и Республики немцев Поволжья, выделил среди них две культурные стадии: раннеримскую (Stufe A) — I—II вв. н.э. и позднёримскую (Stufe В) — III—IV вв. н.э. К позднеримской стадии П.Д. Pay относил погребения с северной ориентировкой погребенных, с деформированными черепами, в узких ямах с подбоями и без них. Отмечая культурную взаимосвязь стадий «А» и «В», П.Д. Pay считал, что культурная стадия «В» представляет собой результат слияния мелких разновидностей стадии «А» в Нижнем Поволжье, что привело к унификации погребального обряда в III—IV вв., когда раздробленные скифо-сарматские племена сливаются в одну народность, которую мы знаем под именем аланов. Итак, П.Д. Pay впервые определил основные черты двух последних этапов сарматской культуры, а предложенные им хронологические рамки этих этапов были признаны в археологии (Rau P.D., 1927. S. 6165,79, 111−112).

В начале 1931 г. вышло новое издание книги М. И. Ростовцева «Скифия и Боспор» на немецком языке в Берлине. Приняв в целом периодизацию П.Д. Pay, он все же считал, что культурные стадии «А» и «В» являются сменявшими друг друга миграционными волнами различных сарматских племен из Центральной Азии в Поволжье (Rostowzev M.I., 1931. S. 604−609).

В довоенное время появились первые исследования по антропологии сарматов. В 30-е годы XX в. антропологический материал сарматов Нижнего Поволжья исследовал Г. Ф. Дебец. Он отмечал общее сходство сарматского населения, но указывал и на различия, связанные с несколькими основными компонентами формирования сарматского этноса, выводя их из разных групп населения эпохи бронзы, в основе которого он видел представителей андро-новской культуры. Черты андроновского типа, по мнению автора, более всего преобладали у сарматов Саратовского Заволжья. С сарматами волжской дельты он связывал антропологический тип, характерный для среднеазиатского междуречья (Дебец Г. Ф., 1936).

Е.В. Жиров, проводя антропологические исследования деформированных черепов с территории южных районов СССР, пришел к выводу, что появление этого обычая в южнорусских степях и на Кавказе связано с проникновением его из Средней Азии (Жиров Е.В., 1940. С. 81−88).

Археологические исследования в СССР были прерваны войной. Первые послевоенные годы отмечены рядом работ, которые можно считать значительными вехами в сарматской археологии.

В своей кандидатской диссертации К. Ф. Смирнов, оперируя материалами более 300 сарматских погребений Поволжья и Приуралья, сделал ряд значительных выводов, относительно их датировки и этнополитической истории. Взяв за основу уже разработанную П.Д. Pay периодизацию двух последних этапов сарматской культуры, К. Ф. Смирнов пересмотрел их датировки.

Возражая против утверждения П.Д. Pay о «запаздывании культурного развития ранних кочевников Поволжья по сравнению с варварским миром западных областей Европы», К. Ф. Смирнов, используя аналогии из раскопок на территории Кубани и некоторых памятников Северного Причерноморья, предложил новую датировку двух этапов сарматской культуры. Сравнительный анализ ведущих типов вещевого материала из комплексов Нижнего Поволжья с аналогичными находками вышеназванных районов позволил ему передатировать выделенные П.Д. Pay стадию «А» концом II в. до н.э. — началом II в. н.э., а стадию «В» — II—IV вв. н.э.

К.Ф. Смирнов впервые предложил четырехчленную схему развития кочевой культуры Урало-Поволжья VI в. до н.э. — IV в. н.э., выделив 4 стадии: савроматскую, раннесарматскую, среднесарматскую, позднесарматскую. Именно эти названия культур используются археологами до сих пор. Позднесарматскую стадию автор ограничил II—IV вв. н.э. Выделяя восемь типов cap—матских могильных конструкций, три из них К. Ф. Смирнов относил к позд-несарматской стадии: широкие прямоугольные могилы, из которых часть с диагональным положением костяков и северной ориентировкой, подбойные могилы и узкие могилы также с северной ориентировкой. В III—IV вв. н.э. К. Ф. Смирнов отмечал преобладающее господство двух последних типов могил. Появление северной ориентировки он относит к I в н.э. и проникновение ее в сарматское общество поволжско-уральских степей связывал с появлением новых этнических элементов с востока, носителями которых считал представителей мысовской культуры. Говоря об обычае искусственной деформации головы, как отличительном признаке позднесарматской стадии, К. Ф. Смирнов отмечал, что этот обычай известен в Нижнее Поволжье еще с эпохи бронзы и продолжал существовать в сарматское время. Центром распространения его в сарматском мире был район между Волгой и Манычем. Носителями позднесарматской стадии К. Ф. Смирнов считал аланов и, соглашаясь с П.Д. Pay, считал их единой народностью, в которую ко II в. н.э. слились и нивелировались в культурном отношении племена среднесарматского времени: роксоланы, аорсы, сираки и собственно аланы (Смирнов К.Ф., 1947. С. 75−78, 82).

Итогом изучения истории и культуры сарматов в довоенное время является труд Б. Н. Гракова «Пережитки матриархата у сарматов». Автор отстаивал преемственность в эволюции сарматской культуры на протяжении всего ее существования. Он дал развернутую характеристику четырехчленной периодизации савромато-сарматской культуры. Последней ступенью сарматской эпохи Б. Н. Граков считал аланскую, или шиповскую культуру и выделял основные ее черты: узкие ямы или подбои в западной стенке, северная ориентировка, искусственная деформация головы и определённый набор погребального инвентаря. Носителей этой культуры, хронологические рамки которой он ограничивал II—IV вв. н.э., связывал с аланами (Граков Б.Н., 1947. С. 120−121).

Новый этап послевоенных исследований в Нижнем Поволжье связан с широкомасштабными раскопками Сталинградской археологической экспедиции ИИМК в зоне затопления Волжской ГЭС. За пять лет интенсивных раскопок в этом районе число открытых позднесарматских памятников увеличилось почти вдвое по сравнению с довоенным периодом.

В отечественной литературе в ходе дискуссий определился ряд проблем, имеющих как прямое, так и косвенное отношение к позднесарматской культуре. В 1948 г. К. Ф. Смирнов связал сарматские диагональные погребения с роксоланами (Смирнов К.Ф., 1948. С. 213−219). М. П. Абрамова не согласилась с такой версией, указав на несовпадение по времени диагональных погребений в Нижнем Поволжье с появлением роксолан по свидетельствам древних авторов (Абрамова М.П., 1959. С. 59). Б. Н. Граков также отрицал принадлежность диагональных погребений роксоланам, однако, специально он не аргументировал это высказывание (Граков Б.Н., 1964. С. 239). В. П. Шилов приписывал данный погребальный обряд иной этнической группе, нежели роксоланы, название которой до нас не дошло, а её социальный статус в сарматском обществе был не высок, на что, по мнению В. П. Шилова, указывает «бедность» погребений. В. П. Шилов также считает, что нет никаких упоминаний в источниках о том, что роксоланы когда-либо населяли территорию Нижнего Поволжья, где сосредоточено наибольшее количество диагональных погребений (Шилов В.П., 1959. С. 454−456). К. Ф. Смирнову пришлось вследствие подобных возражений и накопления нового материала скорректировать свою точку зрения. Он расширил этническую принадлежность данного обряда, распространив её на поволжских аланов и аорсов (Смирнов К.Ф., 1959. С. 319). Позднее К. Ф. Смирнов склонялся к идее, что диагональные погребения отражали религиозные представления сарматов и не являлись специфическим этническим признаком (Смирнов К.Ф., 1974. С. 42−43).

Дальнейшее накопление нового материала позволило по новому подойти к рассмотрению проблемы диагональных погребений. Так, например, И. П. Засецкая, изучив представительную выборку диагональных погребений, выделила среди них две хронологические группы: VIначала III вв. до н.э. и I в. до н.э. — III в. н.э. Данный обряд в I в. до н.э. — III в. н.э. она не отделяет от единой культуры, характеризующейся и иными конструкциями могил. Автор утверждает, что только в контексте всей культуры диагональные погребения могут характеризовать социальные и религиозные представления носителей данного погребального обряда, в которых она видит аорсов (Засецкая И.П., 1974. С. 105−121). А. С. Скрипкин, предложивший новую дату окончания раннесарматской культуры, отнеся её к рубежу эр, соответственно омолодил диагональные погребения, определив хронологические рамки их бытования в среднесарматское и позднесарматское время с I в. н.э. по первую половину III в. н.э. (Скрипкин А.С., 1981; 1992; 1997). А. С. Скрипкин, вслед за И.П. За-сецкой, также выделяет две хронологические группы диагональных погребений: V—IV вв. до н.э. и Iпервая половина III вв. н.э., несколько увеличивая хронологический разрыв между ними. Он предполагает, что время наибольшего распространения поздней группы диагональных погребений относится к I—II вв. н.э. и отмечает, что со II в. н.э., с появлением черт позднесарматской культуры в диагональных погребениях: северная ориентировка, деформация головы, вещей позднесарматского облика, данный обряд угасает и в первой половине III в. н.э., в процессе становления позднесарматской культуры, окончательно прекращает своё существование. А. С. Скрипкин рассматривает появление поздней группы диагональных погребений как результат возрождения старых традиций савроматского времени после значительного перерыва. Автор выступает против мнения, что диагональные погребения, являясь социальным или социально-религиозным признаком, не могут считаться этническим признаком. В появлении традиций этого обряда погребений в Сар-матии А. С. Скрипкин немаловажную роль отводит передвижениям сарматских кочевых племен из среднеазиатского региона. При этом отмечает, что появление диагональных погребений и становление среднесарматской культуры в целом происходит одновременно с появлением аланов в Волгодонских степях (Скрипкин А.С., 1990. С. 214−220- 1997. С. 73−74).

С точкой зрения, согласно которой диагональные погребения среднесарматской культуры являются результатом возрождения старых традиций савроматского времени не, согласился И. В. Сергацков, он видит в них «своеобразное новообразование». Автор сомневается, что «носители идеологических представлений, связанных с диагональным обрядом захоронения могли на триста лет законсервировать их в своем сознании и никак не выражать, а затем, под влиянием каких-то факторов, они возродились и пышно расцвели» (Сергацков И.В., 2000. С. 223). Но что подразумевает И. В. Сергацков под «новообразованием», говоря о широком распространении диагональных погребений в первых веках нашей эры, он не раскрывает.

Значительное внимание в сарматской археологии уделялось другому типу погребальных памятников, представленному катакомбами. Одной из первых Л. Г. Нечаева разработала версию об аланской принадлежности северокавказских катакомб первых веков нашей эры (Нечаева Л.Г., 1961. С. 151 159). К. Ф. Смирнов в вопросе о происхождении северокавказских катакомб не исключал возможности влияния поволжско-уральских катакомб на формирование этого обряда. Исходя из идеи вызревания алан внутри аорского союза племён, К. Ф. Смирнов связал известные тогда степные катакомбы с аорсами. Следовательно, по его мнению, аланы могли принести этот тип могильных ям на Северный Кавказ. По вопросу происхождения северокавказских катакомб К. Ф. Смирнов склонялся к мнению об их среднеазиатском происхождении (Смирнов К.Ф., 1972. С. 80). А. С. Скрипкин, подвергая сомнению приоритет поволжско-уральских катакомб в генезисе северокавказских, не отрицает их вероятной принадлежности аланам. Этот тезис подтверждает открытие большого числа подкурганных катакомбных погребений в низовьях Дона, многие из которых датируются III—IV вв. н.э., а по сообщению Аммиана Марцеллина именно здесь в это время фиксируются аланытанаиты. Вслед за Л. Г. Нечаевой и К. Ф. Смирновым, А. С. Скрипкин склоняется к идее среднеазиатского происхождения катакомб и аланов или их предков, как носителей данного погребального обряда (Скрипкин А.С., 1987). А. С. Скрипкин обратил также внимание на катакомбы позднесарматского времени, разделив их на два варианта: вариант, А — катакомба с круглым входом, располагающимся над ней, и вариант Б — катакомба с узким прямоугольным входом в торце камеры (Скрипкин А.С., 1984. С. 64−65). Говоря о позднесарматских катакомбах, А. С. Скрипкин допускает возможность появления их в конце II—III вв. н.э. у сарматов междуречья Волги и Дона под влиянием северокавказских традиций (Скрипкин А.С., 1974. С. 57−63). М. Г. Мошкова не видит в катакомбном обряде захоронения определяющего и обязательного признака культуры ранних аланов. Она предполагает возможность появления катакомб на Северном Кавказе под влиянием степных кочевников-сарматов, а возможно и скифов (Мошкова М.Г., 1983. С. 30−32).

В своей последней работе, посвященной катакомбному обряду погребений, М. Г. Мошкова, совместно с В. Ю. Малашевым рассматривает все известные типы сарматских катакомб на территории от Южного Приуралья до Северного Причерноморья. Используя разработанную в 1972 г. К. Ф. Смирновым классификацию катакомб, авторы, учитывая новый материал, дополняют и усовершенствуют ее. Они выделяют 6 типов катакомб сарматского времени, подразделяя 6-й тип на 3 варианта, положив в основу типологии соотношение направлений длинных осей ямы и камеры. Рассматривая катакомбы позднесарматского времени, наибольшее распространение которых приходится на вторую половину III—IV вв. н.э. в западных районах Азиатской Сарматии, и на Нижнем Дону в частности, М. Г. Мошкова и В. Ю. Малашев связывают их появление с политическим укреплением и распространением на указанной территории некой этнической группы, сложившейся в районах Центрального Кавказа на основе местного населения, носителя погребального обряда Т-образных катакомб и степного населения среднесарматского времени. После событий середины III в. н.э., результатом которых стали разгром Танаиса, резкое уменьшение сарматского населения в донских степях и прекращение функционирования памятников Прикубанья, новая этническая группа северокавказского происхождения начинает доминировать в степях.

Нижнего Дона. Следствием чего становится массовое распространение погребальных комплексов центрально-кавказского типа на данной территории. Авторы также отмечают, что прежнее сарматское население Нижнего Дона не было вытеснено полностью, о чём свидетельствуют синхронные погребальные сооружения (подбои и узкие ямы), встречающиеся с Т-образными катакомбами в одних могильниках (Мошкова М.Г., Малашев В. Ю., 1999. С. 172−173,200−201).

В вышеперечисленных работах, анализируя отдельные типы сарматских памятников, авторы так или иначе касались проблем этнического происхождения носителей позднесарматской культуры и времени её сложения. Характер и причины миграционных процессов, приводивших к сложению новой культуры, взаимодействие нового и прежнего культурных компонентов и его результаты — вот некоторые из вопросов, волнующие исследователей и не находящие однозначных ответов при их решении. Конечная дата позднесарматской культуры в Нижнем Поволжье не вызывает у исследователей споров: продвижение племен гуннского союза на запад через южнорусские степи в 70-х годах н.э. положило конец тысячелетнему господству сарматов на этой территории и позднесарматская культура прекратила свое существование.

Некоторые авторы касались проблемы происхождения позднесарматской культуры и тех изменений, которые происходили в этнополитической истории сарматского мира в это время. В 70-е годы А. С. Скрипкин разработал дробную периодизацию позднесарматских памятников Нижнего Поволжья. Автор выделил 3 исторических этапа в развитии позднесарматской культуры: первый этап — рубеж I—II вв. н.э.- третья четверть II в. н.э., второй этап — третья четверть IIсер. III вв. н.э., третий этап — сер. III—IV вв. н.э.

А.С. Скрипкин отмечает, что в период становления позднесарматской культуры на рубеже I—II вв. н.э. в Нижнем Поволжье появляются первые элементы новой культуры, которые прослеживаются в погребальном обряде и обычае деформации головы. Первоначально эти элементы проникают в Заволжье с новыми племенами из Средней Азии. Но в междуречье Волги и Дона в погребальном обряде еще доминируют традиции предшествующего времени. А. С. Скрипкин предполагает наличие двух племенных объединений в это время: одного в Заволжье и другого в междуречье южнее Волгограда.

Второй этап характеризуется единством развития погребального обряда и стабилизацией погребального инвентаря во всех районах, что свидетельствует о том, что позднесарматская культура охватывает все Нижнее Поволжье и является общей для него.

В сер. III в. н.э. происходят значительные изменения в Северном Причерноморье — разгром Танаиса и поселений Нижнего Дона племенами готского союза. Именно с этими событиями, приведшими к значительной перегруппировке сил в Нижнем Поволжье, А. С. Скрипкин связывает начало третьего этапа позднесарматской культуры в Нижнем Поволжье. Племена, разгромившие Танаис, вероятно, вытеснили большую часть сарматов в Заволжье. Основными типами могил в это время являются подбойные и прямоугольно-удлиненные, число которых становится примерно равным. Уменьшается процент деформированных черепов. В плане находок эти погребения бедны. Увеличивается число впускных погребений. Финал позднесарматской культуры А. С. Скрипкин связывает с оставлением Нижнего Поволжья сарматами и их уходом на запад в составе гуннского племенного союза в 70 гг. IV в. (Скрипкин А.С., 1984. С. 80−115).

М.Г. Мошкова ядро позднесарматской культуры связывает с аланским этносом. Со II в. н.э. аланские племена занимают господствующие позиции в сарматском мире. Автор не исключает значительной примеси в аланских племенах какого-то восточного иранского, в том числе массагетского компонента (Мошкова М.Г., 1983. С. 30, 31). Видимо, новое пришлое население, продвинувшееся в этот регион из Средней Азии во II в. н.э. и местное население предшествующей эпохи были включены в состав единого политического объединения, в которое входил как Волго-Донской, так и ЮжноУральский регион (Мошкова М.Г., 1994. С. 22−25).

С.И. Безуглов, рассматривая памятники нижнедонских кочевников III—IV вв. н.э., отмечает мощный импульс культурных влияний Центрального Кавказа. Связи кочевников Подонья с этим регионом фиксируются со II—I вв. до н.э., но с сер. III в. н.э. они становятся доминирующими. Миграционный импульс из Предкавказья в III в. н.э. в прилегающую с севера степь привел к заимствованиям некоторых социально престижных обрядовых норм пришельцев степным населением (С.И. Безуглов, 1990. С. 85−86).

В первой половине — сер. XX в. н.э. ученые делали обобщающие выводы, опираясь на немногочисленный материал, исследованный в то время. П. С. Рыков выделил 4 археологические культуры лишь на материалах одного Сусловского могильника (Рыков П.С., 1925). К. Ф. Смирнов в 40-е годы в своей диссертации по истории сарматов первых веков нашей эры Поволжья и Южного Приуралья для столь обширной территории опирался на материалы около 300 погребений (Смирнов К.Ф., 1947). А. С. Скрипкин в 70-е годы использовал в изучении позднесарматской культуры в Нижнем Поволжье почти 400 комплексов.

Увеличение количества раскопанных сарматских памятников в последние десятилетия позволяет более детально исследовать развитие сарматской культуры на разных её этапах в отдельно взятых небольших регионах. Именно из результатов таких исследований как из мозаики можно создать четкое представление об археологической культуре на всей территории её распространения.

Так работа И. В. Сергацкова, посвященная рассмотрению сарматских древностей в бассейне реки Иловли, позволила более очевидно выявить преемственность и постепенность перехода сарматских культур на этой территории. Позднесарматское население, в этническом плане, по мнению автора, было близко населению среднесарматского времени, обитавшему в бассейне Иловли. Среднесарматские традиции продолжали доминировать на этой территории, испытывая сильное культурное воздействие пришлых позднесар-матских племен. Длительное взаимодействие двух культурных традиций отразилось в сочетании признаков обеих культур во многих памятниках Иловли (Сергацков И.В., 2000. С. 225,241, 244).

В.Е. Максименко в своей работе «Сарматы на Дону» исследовал памятники савромато-сарматского времени Нижнего Дона в пределах Ростовской области. Автор связал ранний этап становления позднесарматской культуры с изменениями культовых норм среднесарматского населения в погребальном обряде во II в. н.э. В. Е. Максименко не находит подтверждения идеи миграционного характера происхождения позднесарматской культуры в это время. Окончательное сложение классических форм позднесарматской культуры автор относит к концу II в. н.э. (Максименко В.Е., 1998. С. 153−155).

Работа А. П. Медведева, посвященная изучению сарматского населения лесостепного Подонья, показывает специфику развития позднесарматской культуры этого региона. Погребения позднесарматского этапа, датируемого здесь концом первой половины IIсер. III вв. н.э., сконцентрированы в двух крупных верхнедонских могильниках — Ново-Никольском и Вязовском, расположенных достаточно далеко к северу от границы лесостепной зоны. Могильники начинают функционировать около сер. II в. н.э. и ранние комплексы проявляют много общих черт в погребальном обряде и вещевом материале со среднесарматской эпохой. В керамической посуде отмечается влияние традиций лесостепной зоны. Обращает на себя внимание большой процент находок вооружения в могилах. Много находок наконечников копий, которые очень редко встречаются в позднесарматских погребениях междуречья Волги и Дона. В большинстве случаев покойных укладывали в прямоугольные ямы головами на северо-восток. Других типов ям в этих могильниках не обнаружено. Однако в некоторых комплексах, не отличающихся от остальных ни формой конструкции, ни размерами насыпей, был совершен обряд трупосожжения. В верхнедонских памятниках одновременно просматриваются как традиции, общие для всей позднесарматской культуры, так и собственные черты, характерные только для этой группы. На этой территории не известны сарматские памятники после сер. III в. н.э. (Медведев А.П., 1990: С. 103−167, 194−201- 2004. С. 90−92).

Более 300 погребальных комплексов II—IV вв. н.э. Южного Зауралья подверглись анализу в работе С. Г. Боталова и С. Ю. Гуцалова «Гунно-сарматы Урало-Казахстанских степей». На исследуемой территории было выделено 2 крупных группы памятников и 2 хронологических этапа (II-III вв., IV в.), различающихся особенностями развития культуры (Боталов С.Г., Гуцалов С. Ю., 2000. С. 28, 140). Авторы отмечают отсутствие генетической связи позднесарматских памятников этого региона со среднесарматской культурой. Этот регион, по мнению авторов, связан с гунно-сарматским населением, которое авторы отличают от сармато-аланского населения Поволжья. Зоной контактов этих сообществ были степи Южного Приуралья. В.

Приуралье и Западном Казахстане во II—IV вв., как считают авторы, складывается кочевое государство гуннов, разгромившее волжских и донских сарматов и аланов. Во второй половине IV в. урало-казахстанские степи опустели, как и Поволжье, и Подонье, что связано с передвижениями племен гуннского союза (Боталов С.Г., Гуцалов С. Ю., 2000. С. 182−183).

Изучению позднесарматских памятников Урало-Казахстанских степей посвящено диссертационное исследование С. А. Трибунского. Анализ 247 погребений позволил автору утверждать, что позднесарматская культура этого региона появляется в сложившихся формах. По мнению С. А. Трибунского, среднеазиатские аналогии в позднесарматских памятниках свидетельствуют о миграции части населения из восточных районов распространения подбой-но-катакомбных погребений (могильники Туз-Гыр, Тумек-Кичиджик и др.). Автор ставит под сомнение версию о переселении хуннов в Урало-Казахстанские степи во II в. н.э. (Трибунский С.А., 2003).

На примере рассмотренных работ достаточно четко прослеживается в современной сарматской археологии тенденция к рассмотрению территориально ограниченных регионов. Полученные результаты свидетельствуют о достаточно серьезных различиях в развитии локальных вариантов позднесарматской культуры.

Параллельно развитию проблем региональной археологии сарматских культур разрабатывались хронологические схемы для отдельных категорий инвентаря, найденного в погребениях сарматского времени. Созданный А. К. Амброзом в 60-х годах свод фибул, объединивший огромный материал из памятников Юга СССР, используется археологами до сих пор (Амброз А.К., 1961). А. С. Скрипкин скорректировал позиции некоторых типов фибул по данным Нижнего Поволжья (Скрипкин А.С., 1977). На материалах фибул, найденных на Кобяковом городище В. М. Косяненко создала собственную типологию фибул (Косяненко В.М., 1987).

Большое количество находок зеркал в памятниках сарматского времени привело к созданию нескольких типологий этой категории вещевого материала (Хазанов A.M., 1963; Абрамова М. П., 1971; Скрипкин А. С., 1984. С. 33−34).

Обобщив находки сарматского вооружения, A.M. Хазанов создал типологию оружия, на которую опираются все исследователи сарматских древностей (Хазанов A.M., 1971).

Работа В. Ю. Малашева, посвященная хронологии ременных гарнитур II—IV вв. н.э. Северного Кавказа и Нижнего Подонья, восполнила серьезный пробел в хронологической схеме этой категории вещевого материала (Малашев В.Ю., 2000).

Дальнейшее развитие археологии на современном этапе немыслимо без интеграции с другими науками, что значительно увеличивает информативность археологических источников. Большое значение имеет взаимодействие археологии с почвоведением. Почвоведение позволяет реконструировать не только климатическое состояние изучаемой эпохи, отличить естественное от антропогенного воздействия на памятник, но и восстановить некоторые моменты погребально-поминальной обрядности и хозяйственной деятельности населения прошлых эпох (Демкин В.А., Демкина Т. С., 1999; 1999аДемкин В.А. и др., 1987; О возможности., 1988).

Особо следует отметить интеграцию археологии и антропологии и все большее привлечение последней для археологических и исторических реконструкций. Взаимодействие двух наук насчитывает многие десятилетия. В результате новостроечных экспедиций в 50−60 годах в распоряжение антропологов поступил обширный антропологический материал сарматского времени, исследование которого нашло отражение в работах В. В. Гинзбурга, проанализировавшего данные Калиновского могильника в Заволжье (Гинзбург В.В., 1959. С. 524−594), Н. М. Глазковой и В. П. Чтецова, использовавших краниологический материал, в том числе и из позднесарматских памятников (Глазкова Н.М., Чтецов В. П., 1960. С. 285−292). Б. В. Фирштейн обратилась к сравнительному анализу краниологических данных различных могильников, разных типов погребений, деформированных и недеформированных черепов (Тот Т.А., Фирштейн Б. В., 1970. С. 69−146).

В последнее десятилетие краниологический материал позднесарматско-го времени активно исследуется М. А. Балабановой, чему посвящено большое количество её работ (Балабанова М.А., 1999; 2000; 2001; 2004; 2004а). Автор пришла к выводу, что единого антропологического типа для всех сарматов, выделяемого ранее антропологами (Дебец Г. Ф., 1948), не существует. На различных этапах сарматской истории отмечается преобладание определенных антропологических типов, свойственных для каждой из культур. Так поздне-сарматское население обладало долихокранной, высокосводчатой черепной коробкой, в отличие от брахикранных ранних сарматов и мезокранных средних. В позднесарматское время усиливается роль средиземноморского (юго-восточного) компонента в формировании антропологического облика сарматов, что может свидетельствовать о потоках миграции с юго-востока, через Южный Прикаспий и Кавказ (Балабанова М.А., Цыганова О. М., 1997. С. 284 285- Балабанова М. А., 1999. С. 49).

Со времени последней работы, посвященной обобщению большой выборки комплексов (388 погребений) позднесарматской культуры в Нижнем Поволжье, предпринятой А. С. Скрипкиным (Скрипкин А.С., 1973), прошло более 30 лет. С тех пор количество материала значительно выросло, и в предлагаемой работе исследованию подвергнуто почти 600 комплексов только в южной части междуречья Волги и Дона.

Целыо работы является разработка периодизации позднесарматской культуры, отражающей её развитие как в пределах всего исследуемого региона, так и с учетом особенностей выделенных микрорайонов на базе детального анализа всего имеющегося на сегодняшний день материала по позднесарматской культуре из южной части междуречья Волги и Дона с позиции его хронологических возможностей.

Исходя из поставленной цели, в диссертации решаются следующие задачи:

— создание типологии погребального инвентаря;

— разработка хронологической шкалы с максимально узкими датами для различных типов вещей;

— выявление динамики развития материальной культуры;

— характеристика погребального обряда с учетом хронологических и региональных особенностей в рамках южной части междуречья Волги и Дона;

— уточнение времени появления инноваций и сложения археологического комплекса позднесарматской культуры;

— выявление этапов развития культуры;

— определение особенности развития и становления позднесарматской археологических культуры в различных районах междуречья.

Территориальные рамки работы — междуречье Волги и Дона южнее Волгограда. Северная граница исследуемой территории условно проведена по линии, проходящей в месте наибольшего сближения Волги и Дона, севернее Волгограда. Сарматские памятники к северу от максимального сближения Волги и Дона детально исследованы в работе И. В. Сергацкова «Сарматские курганы на Иловле» (Сергацков И.В., 2000), что позволяет не рассматривать повторно этот материал в моей работе, а сопоставлять результаты, полученные И. В. Сергацковым с данными по южной части междуречья. Южной границей исследуемой территории является река Маныч. Памятники к югу от Маныча отличаются собственной спецификой и не включены в обработку. Для анализа материалов с территории южной части междуречья привлекались памятники указанного региона, а также аналогии из других районов распространения позднесарматской культуры: Приуралья, Заволжья, устья Дона, Северного Причерноморья, Северного Кавказа.

Хронологические рамки диссертационного исследования охватывают период II — конец IV вв. н.э. Нижняя хронологическая граница обозначает массовое распространение элементов позднесарматской культуры в погребальном обряде населения междуречья и появление новых типов и категорий вещевого материала, характерного для позднесарматских памятников междуречья. Верхняя дата обусловлена исчезновением позднесарматских памятников на территории междуречья Волги и Дона.

Методологической основой диссертации являются комплексный подход к анализу археологических источников, основанный на типологическом методе и взаимовстречаемости различных типов вещей в погребальных памятниках. При написании работы мы придерживались принципов объективности и историзма, позволяющих рассматривать процессы и явления в их динамичном развитии и во всем их многообразии. В работе использованы системный, историко-сравнительный и историко-генетический методы.

Источниковой базой исследования послужили материалы археологических раскопок курганных могильников на территории Волгоградской, Астраханской, Ростовской областей, в республике Калмыкия с конца 20-х годов XX в. до последнего времени. В выборку включено 586 погребальных комплексов позднесарматского времени. Данные по ним взяты из опубликованных работ, архивов и фондов областных музеев (Волгоград, Астрахань, Ростов-на-Дону) и архива Института археологии РАН.

Научная новизна исследования заключается в следующем:

1. Впервые рассматриваются хронология и периодизация локального региона распространения позднесарматской культуры, которым является южная часть Волго-Донского междуречья.

— ч.

2. Для ряда категорий вещевого материала разработаны новые или усовершенствованы уже существующие типологии.

3. Определены достаточно узкие хронологические рамки для представительного ряда типов вещей, использовавшиеся как хроноиндикаторы для выделения периодов позднесарматской культуры.

4. Впервые предложена периодизация позднесарматской культуры с учетом особенностей её развития в отдельных микрорайонах исследуемого региона.

Практическая значимость исследования состоит в том, что его результаты могут быть использованы для определения хронологических позиций археологических памятников позднесарматского времени, при изучении истории сарматов Нижнего Поволжья и Подонья, при написании обобщающих работ по археологии и истории сарматов, для разработки лекционных курсов, спецкурсов и спецсеминаров для студентов исторических факультетов вузов, при написании учебных пособий, а также в музейной и краеведческой работе.

Апробация работы. По теме диссертационного исследования были сделаны доклады на V, VI и VII межвузовской конференции студентов и молодых ученых г. Волгограда и Волгоградской области (Волгоград, 2001, 2002, 2003), на VIII Донской международной археологической конференции (Ростов-на-Дону, 2002), на V международной конференции «Проблемы сарматской археологии и истории» (Краснодар, 2004), на межвузовском историко-археологическом семинаре в Волгоградском государственном университете (Волгоград, 2004), на XV краеведческих чтениях в Волгоградском областном краеведческом музее (2004), на I Международной Нижневолжской археологической конференции (Волгоград, 2004). Отдельные положения диссертации опубликованы в 10 статьях.

Основное защищаемое положение: анализ вещевого материала и погребального обряда позволил выделить три основных этапа в развитии позднесарматской культуры в исследуемом регионе. Обоснована локальная специфика позднесарматской культуры в четырёх выделенных микрорайонах.

Структура диссертации определялась поставленными в ней целями и задачами. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения, списка библиографии, и четырех приложений, содержащих списки памятников, иллюстративный и табличный материал.

Заключение

.

Подводя итог, следует отметить, что формирование и развитие позднесарматской культуры являлось сложным процессом. Выделение локальных районов на исследуемой территории позволило выявить своеобразие взаимодействия различных культурных компонентов, которые принимали участие в формировании позднесарматской культуры. Междуречье Волги и Дона в скифо-сарматское время являлось местом взаимодействия разных культур, следствием чего являлось появление синкретических памятников. В районах Нижнего Дона основные признаки позднесарматской культуры в массовом количестве фиксируются в сер. II в. н.э. и именно с этой территорией следует связывать политический центр позднесарматских племен в южной части междуречья Волги и Дона. В более северных районах исследуемой территории продолжали сохраняться традиции среднесарматской культуры, что подтверждается наличием здесь среднесарматских погребений, датируемых второй половиной II в. Влияние позднесарматской культуры здесь проявляется в j * появлении большого числа погребении синкретического облика. При этом здесь известны и синхронные позднесарматские погребения.

В конце IIнач. III вв. диспропорция в развитии позднесарматской культуры между отдельными районами исчезает. Вероятно, большую роль в распространении позднесарматских традиций в южной части междуречья играл нижнедонской центр (район III), где новая культура сформировалась и стала преобладать уже во второй половине II в.

Переломным моментом стала сер. III в. н.э. С этого времени в погребальных традициях населения южной части междуречья Волги и Дона не фиксируются черты среднесарматской культуры. Господствующим типом ям в I, II-и IV районах стали подбои. В этих районах нет серьезных различий в развитии культуры на всем протяжении периода второй половины III—IV вв. Анализ материала выявил существенные связи этих районов с синхронными памятниками восточных районов Северного Кавказа. В III районе новый этнокультурный компонент, вероятно, связан с населением Центрального Предкавказья, обосновавшимся на Нижнем Дону после сер. III в. и принесшим обряд погребения в аналогичных северокавказским катакомбах. Во второй половине III в. н.э. здесь, вероятно, еще продолжает существовать население предшествующего этапа, о чем свидетельствует большое количество подбойных могил, но в конце IIIначале IV вв. подбои окончательно вытесняются катакомбами. Финал позднесарматской культуры приходится на последние десятилетия IV в. н.э., что, вероятно, связано с гуннским нашествием.

Наличие на всех этапах развития культуры основных черт погребальных традиций, некоторых типов вещевого материала может свидетельствовать преемственности различных этапов позднесарматской культуры.

Благодаря рассмотрению позднесарматской культуры с учетом хронологических и территориальных особенностей, можно утверждать, что процесс складывания позднесарматской культуры в южной части междуречья Волги и Дона был значительно сложнее, чем это представлялось до сих пор. Длительное взаимодействие старых и новых культурных компонентов не позволяет устанавливать четкие хронологические рамки появления новой культуры и исчезновение старой. Это отмечается на всех этапах развития позднесарматской культуры.

Реконструкция генезиса позднесарматской культуры в междуречье Волги и Дона оставляет актуальным вопрос об истоках позднесарматской культуры в целом. Для решения этого вопроса необходимо тесное взаимодействие с антропологией и создание хронологических схем для небольших регионов, как это сделано для волго-донского междуречья. Необходимо подробное изучение азиатских древностей, с которыми, вероятно, и связано происхождение новой культуры.

Предлагаемая хронологическая схема также требует еще более детальной проработки и уточнения. Это возможно при подробном изучении древностей Северного Причерноморья, Нижнего Дона, Прикубанья, Северного Кавказа. Находки импортных вещей на территории распространения сарматских племен позволяют уточнять время бытования вещей собственно сарматского происхождения.

Три основных выделенных этапа в развитии позднесарматской культуры междуречья, при накоплении новых данных могут быть разделены на более дробные.

Рассмотрение особенностей развития культуры в различных районах и их взаимодействие указывает на сложность процессов сложения культуры, в котором участвовало не только новое, пришлое население, но и носители старых традиций.

Недостаточное количество фактов не позволяют четко обозначить механизмы взаимодействия населения южной части междуречья Волги и Дона в сер. III—IV вв. с прилегающими территориями к востоку от Волги, с северными районами междуречья. Особое внимание необходимо обратить на Северный Кавказ, с которым связаны культурные традиции населения южной части междуречья Волги и Дона в это время.

Создание дробной хронологической схемы позднесарматской археологической культуры позволяет совмещать полученные данные с историческими реконструкциями, основанными на анализе письменных источников. Эта работа позволит еще более детально реконструировать историю сарматов в Волго-Донских степях.

Для исследования финального этапа позднесарматской культуры и её исчезновения в южнорусских степях необходимо обратиться к изучению сложения гуннского союза и его отношений с сарматскими племенами. Не исключено влияние гуннского союза на востоке ареала сарматов и участия собственно сарматов в сложении гуннского союза.

Архивные материалы и литература.

Архивные материалы.

Арапов С. В. Отчет об исследованиях археологической экспедиции Калмыцкого НИИ истории, филологии и экономики в зоне строительства орошаемого участка совхоза «Яшкульский» в Яшкульском районе Калмыцкой АССР в 1987 году / С. В. Арапов. — 1988. — Архив ИА РАН. Р-1, № 12 526.

Беспалый Е. И. Отчет о работах Приморского археологического отряда Азовского музея в 1984 году / Е. И. Беспалый. — 1985. — Архив Азовского краеведческого музея. Ф-10 489/1.

Беспалый Е. И. Отчет о работах Приморского археологического отряда Азовского краеведческого музея в 1987 году / Е. И. Беспалый, И.Н. Паруси-мов. — 1988. — Архив азовского краеведческого музея.

Васюткин С. М. Отчет об археологических исследованиях в Калмыцкой АССР в 1981 г. / С. М. Васюткин. — 1981. — Архив ИА РАН. Р-1, № 8801.

Васюткин С. М. Отчет об археологических исследованиях в Калмыцкой АССР в 1982 г. / С. М. Васюткин. — 1983. — Архив ИА РАН. Р-1, № 9379.

Васюткин С. М. Отчет об археологических исследованиях на трассе канала Волга-Чограй в 1985 г. / С. М. Васюткин. — 1985. — Архив ИА РАН. Р-1, № 11 058.

Васюткин С. М. Отчет об археологических исследованиях в республике Калмыкия в 1992;1993 гг. / С. М. Васюткин. — 1993. — Архив ИА РАН. Р-1,Ф-1, № 18 174.

Гуренко JI.B. Отчет о проведении археологических исследований в Ку-мылженском районе Волгоградской области (у станицы Глазуновской) в 1996 году / J1.B. Гуренко. — 1997. — Архив Волгоградского областного краеведческого музея.

Дворниченко В. В. Отчет о раскопках курганов в Черноярском районе Астраханской области в зоне I очереди строительства Астраханско-Калмыцкой рисовой оросительной системы в 1975 г. / В. В. Дворниченко, А. В. Куйбышев, Н. В. Малиновская, Г. А. Федоров-Давыдов. — 1975. — Архив Астраханского краеведческого музея.

Дворниченко В. В. Отчет о раскопках курганов в Астраханской области в 1976 году / В. В. Дворниченко, А. С. Смирнов, Г. А. Федоров-Давыдов. — 1976.

— Архив Астраханского краеведческого музея.

Дворниченко В. В. Отчет о раскопках курганов в Черноярском районе Астраханской области в зоне строительства I очереди Калмыцко-Астраханской рисовой оросительной системы в Черноярском районе Астраханской области в 1979 г. / В. В. Дворниченко, Г. А. Федоров-Давыдов, Я. М. Паромов. — 1979. — Архив Астраханского краеведческого музея.

Дворниченко В. В. Отчет о раскопках курганов в зоне строительства I очереди КАРОС в Черноярском районе Астраханской области / В. В. Дворниченко, А. С. Смирнов, Г. А. Федоров-Давыдов. — 1980. — Архив Астраханского краеведческого музея.

Дворниченко В. В. Отчет о раскопках курганов в зоне строительства 1-й очереди Калмыцко-Астраханской оросительной системы (Черноярский район Астраханской обл.) в 1981 году / В. В. Дворниченко, Г. А. Федоров-Давыдов. -1981. — Архив Астраханского краеведческого музея.

Дьяченко А. Н. Отчет о проведении археологических исследований в зоне строительства газопровода Чебоксары — С. Кавказ на территории Калаче-евского района Волгоградской области в 1993 году / А. Н. Дьяченко. — 1993. -Архив археологической лаборатории ВолГУ.

Дьяченко А. Н. Отчет о проведении археологических исследований в Октябрьском и Калачеевском районах Волгоградской области в 1994 г. / А. Н. Дьяченко. — 1994. — Архив археологической лаборатории ВолГУ.

Дьяченко А. Н. Отчет о проведении археологических исследований в Октябрьском районе Волгоградской области в 1996 году / А. Н. Дьяченко. -1996. — Архив археологической лаборатории ВолГУ.

Дьяченко А. Н. Отчет о проведении археологических исследований в Октябрьском районе волгоградской области в 1997 году / А. Н. Дьяченко. — 1997.

— Архив археологической лаборатории ВолГУ.

Житников В. Г. Отчет о работе Камышевского отряда Ростовского госуниверситета в зоне строительства орошаемого участка в колхозе «40 лет Октября» Цимлянского района Ростовской области в 1990 г. / В. Г. Житников. — 1991. — Архив археологической лаборатории РГУ. Ф-26, д. 1.

Ильюков JT.C. Отчет об исследовании археологических памятников в Мартыновской районе Ростовской области в 1981 году / JI.C. Ильюков. —.

1982. — Археологическая лаборатория РГУ. Ф-10, д-2.

Ильюков JI.C. Отчет об исследовании курганного могильника у х. Нового Мартыновсого района Ростовской области в 1982 году / JI.C. Ильюков.

1983. — Археологическая лаборатория РГУ. Ф-10, д-1.

Ильюков JI.C. Отчет об исследованиях курганных могильников на левобережье реки Сал в Мартыновском районе Ростовской области в 1984 году / Л. С. Ильюков. — 1985. — Архив археологической лаборатории РГУ. Ф-10, д. 7.

Ильюков Л. С. Отчет об исследовании курганов в зоне строительства Мартыновской оросительной системы в Ростовской области в 1985 году / Л. С. Ильюков. — 1986. — Археологическая лаборатория РГУ. Ф-10, д-5.

Ильюков Л. С. Отчет об исследованиях курганных могильников в Мартыновском районе Ростовской области в 1986 году / Л. С. Ильюков. — 1987. -Архив археологической лаборатории РГУ. Ф-10, д. 6.

Каменедкий И. С. Отчет Донской экспедиции ИА АН СССР за 1975 / И. С. Каменецкий, Ю. А. Смирнов, А. А. Узянов, В. Л. Державин, А. С. Смирнов, В. И. Балабина, А. Ф. Урьева. — 1975. — Архив Азовского краеведческого музея.

Клепиков В. М. Отчет о проведении археологических исследований в Средиеахтубинском и Октябрьском районах Волгоградской области в 1995 г, /В.М. Клепиков. — 1995. — Архив археологической лаборатории ВолГУ.

Клепиков В. М. Отчет о проведении археологических исследований в Октябрьском районе Волгоградской области в 2000 году / В. М. Клепиков. — 2001. — Архив археологической лаборатории ВолГУ.

Клепиков В. М. Отчет о проведении археологических исследований в Ко-товском районе Волгоградской области в 2003 году / В. М. Клепиков. — 2004. -Архив ВОКМ.

Копылов В. П. Отчет об исследовании археологических памятников в зоне реконструкции Донской оросительной системы в 1975 году / В. П. Копылов. — 1976. — Археологическая лаборатория РГУ. Ф-3, д-1.

Копылов В. П. Отчет о работе Донского отряда Ростовской экспедиции в.

1978 г. / В. П. Копылов. — 1979. — Архив археологической лаборатории РГУ. Ф-3, д-3.

Копылов В. П. Отчет о работе Донского отряда Ростовской экспедиции в.

1979 году / В. П. Копылов. — 1980. — Археологическая лаборатория РГУ. Ф-3, Д-4;

Копылов В. П. Отчет об исследовании археологических памятников в зоне строительства Донской оросительной системы в 1980 г. / В. П. Копылов. — 1980. — Археологическая лаборатория РГУ. Ф-3, д-5.

Маловицкая Л. Л. Отчет о раскопках Астраханской археологической экспедиции за 1965 г. / Л. Я. Маловицкая. — 1965. — Архив ИА РАН. Р-1, № 3429.

Мамонтов В. И. Отчет о работе Приволжского отряда ЛОИА АН СССР и областного ВООПИК в Волгоградской области в 1978 году / В. И. Мамонтов. — 1978. — Архив ВОКМ. Ф-37.

Мамонтов В. И. Отчет о работе Приволжского отряда ЛОИА АН СССР и Донской экспедиция НИС ВГПИ в 1986 году / В. И. Мамонтов. — 1986. — Архив ВОКМ.

Мамонтов В. И. Отчет о работе Приволжского отряда ЛОИА АН СССР и Донской экспедиции ВГПИ за 1987 году / В. И. Мамонтов. — 1987. — Архив ВОКМ.

Мамонтов В. И. Отчет о работе Приволжского отряда ЛОИА АН СССР и Донской экспедиции археологической лаборатории НИС ВГПУ за 1990 год / В. И. Мамонтов. — 1990. — Архив ВОКМ.

Мамонтов В. И. Отчет о работе Приволжского отряда ЛОИА, Донской экспедиции НИС ВГПУ в Волгоградской области в 1991 году / В. И. Мамонтов. — 1991. — Архив ВОКМ.

Мамонтов В. И. Отчет об охранных археологических раскопках Приволжского отряда ИИМК РАН и Донской экспедиции археологической лаборатории НИС ВГПУ в 1992 году / В. И. Мамонтов. — 1992. — Архив ВОКМ.

Мамонтов В. И. Отчет об охранных раскопках Донской экспедиции археологической лаборатории НИС Волгоградского государственного педагогического университета в Волгоградской области в 1994 году / В. И. Мамонтов. — 1994. — Архив ВОКМ.

Мамонтов В. И. Отчет о работе Донской экспедиции археологической лаборатории НИС ВГПУ в Волгоградской области в 1996 году / В. И. Мамонтов. — 1996. — Архив ВОКМ.

Мамонтов В. И. Отчет о работе Донской экспедиции археологической лаборатории НИС ВГПУ в Волгоградской области в 1997 году / В. И. Мамонтов. — 1997. — Архив ВОКМ.

Мамонтов В.И., 1998. Отчет о работе Донской экспедиции археологической лаборатории НИС ВГПУ в Волгоградской области в 1998 году / В. И. Мамонтов. — 1998. — Архив ВОКМ.

Мамонтов В.И., 2001. Отчет о работе Донской экспедиции археологической лаборатории НИС ВГПУ в Волгоградской области в 2001 году / В. И. Мамонтов. — 2001. — Архив ВОКМ.

Моруженко А. А. Отчет об археологических исследованиях курганов в Донецкой области в 1984 г. / А. А. Моруженко, С. Н. Санжаров, В.А. Посред-никова. — 1984. — Научный Архив ИА НАНУ. Д-21 381.

Мошкова М.Г. 1978. Отчет. Археологические работы в Уральской области в 1978 году / М. Г. Мошкова, Б. Ф. Железчиков, В. А. Кригер. — 1978. — Архив археологической лаборатории ВолГУ.

Мыськов Е. П. Отчет о работе Волго-Ахтубинской археологической экспедиции Волгоградского государственного университета в 1994 году / Е. П. Мыськов. — 1994. — Архив ВОКМ. Ф- 128.

Мышкин В. Н. Отчет о раскопках могильников у совхоза «Джангар» в Октябрьском районе Калмыцкой АССР в 1988 г. / В. Н. Мышкин. — 1988. -Архив ИА РАН. Р-1, № 16 124.

Науменко С. А. Отчет об исследовании археологических памятников в зоне строительства Донской оросительной системы в 1983 г. / С. А. Науменко. — 1983. — Археологическая лаборатория РГУ. Ф-3, д-8.

Науменко С. А. Отчет об исследованиях в зоне строительства Цимлянской оросительной системы в 1986 г. / С. А. Науменко. — 1987. — Археологическая лаборатория РГУ. Ф-12, д-2.

Науменко С. А. Отчет об исследованиях в зоне строительства Цимлянской оросительной системы в 1987 году / С. А. Науменко. — 1988. — Археологическая лаборатория РГУ. Ф-12, д-3.

Науменко С. А. Отчет об исследованиях в зоне строительства Цимлянской оросительной системы в 1988 году / С. А. Науменко. — 1989. — Археологическая лаборатория РГУ.

Науменко С. А. Отчет об исследованиях в зоне строительства Цимлянской оросительной системы в 1989 году / С. А. Науменко. — 1990. — Архив археологической лаборатории РГУ. Ф-12, д. 5.

Николаева Н. А. Исследование курганов в зоне строительства рисовой Калмыцко-Астраханской системы (КАРОС) на землях совхоза Джангар Октябрьского района Калмыцкой АССР в 1985 г. / Н. А. Николаева. — 1985. -Архив ИА РАН. Р-1, № 10 970.

Николаева Н. А. Исследование курганов у сс. Чкаловский и Эвдык Приозерного района Калмыцкой АССР в 1984 году / Н. А. Николаева. — 1985а. -Архив ИА РАН. Р-1, № 15 184.

Николаева Н. А. Отчет о раскопках курганов в зоне орошаемого участка совхоза «Чограйский» (600 га) Калмыцкой АССР в 1986 г. / Н. А. Николаева. -1986. — Архив ИА РАН. Р-1, № 11 627.

Савченко Е. И. Отчет об исследовании археологических памятников в зоне строительства Мартыновской оросительной системы в 1981 г. / Е. И. Савченко. — 1981. — Архив археологической лаборатории РГУ. Ф-10, д. 2/1.

Савченко Е. И. Отчет об исследовании археологических памятников в зоне строительства Мартыновской оросительной системы в 1980 году / Е. И. Савченко, Л. М. Казакова. — 1981. — Археологическая лаборатория РГУ. Ф-10, Д-1.

Синицын И. В. Отчет об археологических работах в Калмыцкой АССР, произведенных в 1966 году / И. В. Синицын. — 1966. — Архив ИА РАН, Р-1, № 4223.

Федоров-Давыдов Г. А. Отчет о раскопках Барановского могильника в Черноярском районе Астраханской области / Г. А. Федоров-Давыдов, Н. Н. Бусяцкая, Е. В. Шнайдштейн. — 1973. — Архив Астраханского краеведческого музея.

Федоров-Давыдов Г. А. Отчет о раскопках курганов в урочище «Кривая Лука» в Черноярском районе Астраханской области в 1974 г. / Г. А. Федоров.

Давыдов, В. В. Дворниченко, Н. В. Малиновская. — 1974. — Архив Астраханского краеведческого музея.

Федоров-Давыдов Г. А. Отчет о раскопах курганов в зоне строительства Никольской оросительной системы в 1977 г. / Г. А. Федоров-Давыдов, В. В. Дворниченко, Н. В. Малиновская. — 1978. — Архив Астраханского краеведческого музея.

Цуцкин Е. В. Отчет о работе Калмыцко-Астраханского археологической экспедиции КалНИИ истории, филологии и экономики и КГУ в 1978 г. / Е. В. Цуцкин. — 1978. — Архив ИА РАН. Р-1, № 8956.

Цуцкин Е. В. Отчет о работе Калмыцко-Астраханской археологической экспедиции Калмыцкого научно-исследовательского института истории, филологии и экономики и Калмыцкого государственного университета в 1978 году / Е. В. Цуцкин. — 1979. — Архив ИА РАН. Р-1, № 9827.

Цуцкин Е. В. Отчет о работе Калмыцко-Астраханского археологической экспедиции Калмыцкого научно-исследовательского института истории, филологии, экономики и Калмыцкого государственного университета в 1979 г. / Е. В. Цуцкин. — 1980. — Архив ИА РАН. Р-1, № 8390.

Цуцкин Е. В. Отчет о работе археологической экспедиции Калмыцкого научно-исследовательского института истории, филологии и экономики в.

1980 г. / Е. В. Цуцкин. — 1980. — Архив ИА РАН. Р-1, № 10 754.

Шилов В. П. Отчет о раскопках археологической Астраханской экспедиции в 1960 году / В. П. Шилов. — 1960. — Архив ИА РАН. Р-1, № 2155.

Шилов В. П. Отчет о раскопках Астраханской экспедиции в 1961 г. / В. П. Шилов. — 1961 — Архив ИА РАН. Р-1, № 2380.

Шилов В. П. Отчет о раскопках Астраханской археологической экспедиции за 1962 г. / В. П. Шилов. — 1962. — Архив ИА РАН. Р-1, № 2728.

Шилов В. П. Отчет о работах Астраханской экспедиции за 1964 г. / В. П. Шилов. — 1964. — Архив ИА РАН. Р-1, № 3156.

Шилов В. П. Отчет Астраханской археологической экспедиции за 1966 год / В. П. Шилов. — 1966. — Архив ИА РАН. Р-1, № 4625.

Шилов В. П. Исследование Волго-Донской археологической экспедиции.

1981 г./В.П. Шилов. — 1981.-Архив ИА РАН. Р-1,№ 10 968.

Шилов В. П. Археологические исследования Волго-Донской археологической экспедиции Ленинградского отделения Института археологии АН СССР в 1974 г. / В. П. Шилов, К. С. Лагоцкий. — 1974. — Архив ИИМК. Ф.- 35, опись 1974, ед. хр. 11.

Шилов В. П. Отчет о раскопках Волго-Донской археологической экспедиции в 1976 году / В. П. Шилов, К. С. Лагоцкий. — 1976. — Архив ИА РАН. Р-1, № 6295.

Шишлина Н. И. Отчет о работе Калмыцкой археологической экспедиции Государственного исторического музея в Сарпинском районе республики Калмыкия в 1993 году / Н. И. Шишлина. — 1993. — Архив ИА РАН. Ф-1, Р-1, № 17 767.