Человек будущего в утопиях и дистопиях

Современному человеку в условиях увеличивающегося объема информации, развития высоких технологий, многообразия экономических, политических и особенно культурных проектов, становится все сложнее найти пути дальнейшего развития, самоопределиться. В условиях усложняющихся социальных отношений неудивительно стремление к определенности, уверенности в своих перспективах. Желание человека знать перспективы и успешно решать, жизненные проблемы реализуется посредством интереса как к футурологии, научному прогнозированию, так и к астрологии, признаваемой в научном мире паранаукой, к предсказаниям, к фантастической литературе. Для современного человека и человечества сохраняют актуальность основные вопросы, на которые так и не существует однозначного ответа, вопросы «кто я?» и «куда мы идем?». В[ условиях информационного общества человеку предлагают множество различных способов определения его будущего, при этом всякий раз претендуя на исчерпывающую полноту, а главным образом, на истинность.

Еще задолго до того, как популярными стали футурология и научное прогнозирование, о будущем размышляли философы. Особое место в истории философии занимает в этой связи утопическая мысль, рисующая картину идеального будущего, созданного столь же идеальным субъектом.

Утопия предоставляет человеку проект или модель идеального общества.

Такие проекты или модели характеризуются критикой наличной действительности, потенциально или реально могут внести качественные изменения в жизнь человека. К утопиям относятся не только известные литературные произведения. Утопическими выглядят некоторые идеи, связанные с конструктивной критикой действительности, авторы которых уверены в возможности их реализации и не считают их утопиями. Например, приобрела популярность концепция трансгуманизма, авторы которой предсказывают гигантский скачок в развитии человека за счет комплекса 3 медицинских, воспитательных и образовательных воздействий, и остановку в развитии на максимально возможном пике. В противовес этому ряд авторов, напротив, видят будущее человека через призму негативных тенденций в его настоящем, иллюстрируя, каким ужасным и жалким может стать «венец творения» со временем, если выберет неверную стратегию собственного развития. Особое место в этом подходе к будущему человека и человечества занимает дистопическая мысль, представленная, прежде всего, литературными антиутопиями. В утопиях и дистопиях как специфических формах художественной рефлексии над человеческим бытием представлены противоположные образы не только будущего устройства общества, но и образы человека будущего.

Будущее человека на индивидуальном, социальном и родовом уровнях является одной из важных проблем философской антропологии. Однако философское осмысление проблемы проектирования будущего человека и человека будущего на сегодняшний день, к сожалению, не является достаточным. Литературные утопии не раз становились объектом научных и философских исследованийдистопии, как порождение XX века, реже привлекали исследовательское внимание. Кроме того, анализ утопических и дистопических произведений чаще всего был связан с характеристиками социальных отношений, социальных структур, различных сторон и сфер жизни тех обществ, образы которых были созданы авторами. В меньшей степени исследованиякасались образов конкретных людей — литературных героев утопий и дистопий. Однако философское осмысление многообразия этих образов является способом размышления не только о перспективах человека, но и о его современном бытии, его проблемах и тенденциях. Степень разработанности проблемы

Подавляющее большинство утопий и дистопий — литературные произведения. Перечень источников, использованных в данном исследовании, включает в себя именно литературные творения.

Литературная утопия, имеющая для данного исследования значение 4 источниковой базы, имеет достаточно солидную историю. Традиционно родоначальником утопии в литературе считают Платона, относя к утопии его диалог «Государство», полагая, что изложение идей от лица Сократа не является доказательством того, что эти идеи принадлежали Сократу в действительности. Данная утопия представляет собой картину идеального, с точки зрения Платона (а быть может и Сократа), государства и человека, который будет иметь универсальное представление о справедливом начале и следовать ему. В данном диалоге фактически представлен проект воспитания граждан (особенно воинов) на справедливых, по мнению Платона, началах, а также на основе высокой нравственности.

Собственно наименование «утопия» самостоятельный литературный жанр получает благодаря выходу в XVI в. книги лорда-канцлера Т. Мора «Утопия», содержавшей описание идеального, по мнению Мора, общественного устройства, достигнутого на острове Утопии. Общество более не знает конфликтов, согласие наполнило жизнь социального целого, где каждый человек имеет все, в чем нуждается. После данной книги произведения ряда авторов из различных стран сразу же были причислены к утопиям, классическими из которых считаются «Новая Атлантида» Ф. Бэкона, «Город Солнца» Т. Кампанеллы, «Государства Луны» С. де Бержерака, «История Севарамбов» Д. Вераса и другие.

Поздний этап Нового времени ознаменовался выходом в свет так называемых социалистических утопий, утверждавших равноправие полов, равенство возможностей всех граждан, широкий круг прав и свобод, общность собственности и т. д. Среди этих утопий традиционно выделяют работы А. де Сен-Симона, Ш. Фурье, Р. Оуэна. Все они (а в особенности, пожалуй, труды Фурье, например, «Теория, четырех движений и всеобщих судеб») имеют ярко выраженную проективную сущность. В работе Ш. Фурье оговаривается, что человек всегда будет подвержен страстям и от них вряд ли избавится, а потому проект его разработан с учетом данной посылки. Фурье, таким образом, обратил пристальное внимание на определяющие 5 особенности человеческой природы, исходя из которых он попытался реализовать свой проект, однако, в итоге он и его последователи потерпели поражение в попытке создать утопию «наяву».

В XX столетии, пожалуй, одной из самых известных литературных утопий является книга О. Хаксли «Остров». Наименование произведения прямо указывает на географический объект, жители которого живут в благоденствии, обретая духовную свободу, исповедуя различные религии, ни в чем не зная нужды, никогда не прибегая к насилию.

Отечественная литературная утопия была ознаменована трудами Н. Г. Чернышевского (роман «Что делать?», глава «Четвертый сон Веры Павловны»), А. И. Герцена (например, несколько писем, посвященных будущему оптимальному устройству государства, что обычно именуют теорией общинного социализма), Н. П. Огарева и др.

Среди отечественных литературных утопий XX столетия необходимо назвать так называемые коммунистические утопии, созданные в советский период истории страны. Наиболее яркими произведениями данного ряда являются «Красная звезда» А. Богданова, «Грядущий мир» Я. Окунева, «Туманность Андромеды» И. Ефремова, «Полдень XXII век» А. и Б. Стругацких.

Социалистическое переустройство общества позиционируется как идеальное в произведениях В. Маяковского («Мистерия Буфф») и С. Есенина («Инония»). Данные утопии отличаются высокой степенью декларативности в характеристике идеального социального порядка. Утопия В. Маяковского иллюстрирует процесс ликвидации устоев прошлого и наступление новых, безусловно счастливых времен.

Жанр антиутопии, как утверждает, например, В. Чаликова, стал популярен и приобрел массовость в XX столетии, однако произведения, которые могут быть отнесены к антиутопиям или дистопиям, появлялись и ранее, хотя в достаточно скромном количестве. Из наиболее ранних антиутопий необходимо упомянуть рассказ Д. К. Джерома «Новая утопия». б

Нередко к антиутопиям причисляют и «Железную пяту» Д. Лондона, хотя вернее ее было бы назвать дистопией.

Среди отечественных дистопий в качестве наиболее ранних могут быть названы произведения В. Ф. Одоевского («Город без имени»), а также «История одного города» М.Е. Салтыкова-Щедрина.

XX век ознаменовался появлением очень большого числа антиутопий и дистопий, классическими из которых обычно считают романы «Мы» Е. Замятина, «1984» Дж. Оруэлла, «Механическое пианино» («Утопия 14») К. Воннегута, «Возвращение со звезд» С. Лема, «О дивный новый мир» О. Хаксли, однако ими список известных литературных произведений этого жанра ограничен быть не может.

Перечень антиутопий и дистопий XX столетия необходимо дополнить произведениями А. Азимова («Камешек в небе»), С. Лема («Футурологический конгресс»), Ф. Дика («Доктор будущее», «Солнечная лотерея», «Тот, кто пошутил», «Мечтают ли андроиды об электроовцах» и др.), Р. Шекли («Цивилизация статуса», «Билет на планету Транай», «Паломничество на Землю», «Добро пожаловать: стандартный кошмар» и др.), К. Саймака («Город», «Поколение, достигшее цели»), Э. Берджесса («Заводной апельсин», «Вожделеющее семя»), У. Голдинга («Повелитель мух»), Ч. Паланика («Бойцовский клуб»), К. Бойе («Каллокаин»), Г. Уэллса («Остров доктора Моро», «Машина времени», «Когда спящий проснется»), Р. Хайнлайна («Дверь в лето», «Кукловоды») и многими другими.

Среди отечественных антиутопий и дистопий следует указать на произведения К. Булычева («Любимец»), В. Войновича («Москва 2042»), Д. Глуховского («Метро 2033»), А. Громова («Мягкая посадка»), С. Лукьяненко («Тринадцатый город»), В. Маканина («Лаз»), Л. Петрушевской («Гигиена»), А. Платонова («Котлован»), В. Сорокина («День опричника», «Сахарный Кремль»), А. и Б. Стругацких («Обитаемый остров», «Хищные вещи века» и др.), Т. Толстой («Кысь») и другие.

В философской литературе об утопии и утопизме наличествует достаточно большое количество работ. Многие из них охватывают максимально широкий круг проблем, связанных с определением, выявлением оснований, классификацией утопии, основаниями и сущностью утопизма, утопическим мышлениемдругие же охватывают локальные проблемы, связанные, например, с анализом конкретной утопии или отдельной из указанных ранее проблем.

Теоретическому решению проблем, связанных с утопией, утопическим мышлением посвящены работы как зарубежных, так и отечественных ученых. Среди зарубежных исследователей, чьи труды уже стали классическими, необходимо назвать Ф. Аинсу, М. Ласки, JT. Мамфорда, К. Мангейма, X. Маравалля, А. Петруччани, Г. Уэллса и других.

Среди отечественных авторов философских трудов, монографий и статей необходимо указать Т. Ю. Асабину, Э. Я. Баталова, H.A. Бердяева, Ч. С. Кирвеля, Д. Е. Мартынова, A.B. Прокофьева, О. М. Руденко, Т. С. Стяжкину, Г. В. Флоровского, С. Л. Франка, Е. Черткову, Е. Шацкого и других.

Тема утопии и утопизма представлена и несколькими диссертационными работами, авторы которых исследуют утопию с культурологических, исторических и иных позиций. Рассмотрением утопии и утопизма занимались следующие авторы: Л. А. Морщихина, Г. М. Пономарева, Т. С. Стяжкина, И. В. Фролова и другие.

Между тем, рядом исследователей обсуждались вопросы, связанные с утопией и утопизмом, но при этом являющиеся более частными, авторы же не претендовали на построение собственной концепции или теории. Среди них: Е. В. Завадская, О. Б. Ионайтис, Т. С. Паниотова, В. А. Суковатая, О. М. Фрейденберг, Т. В. Чумакова, Ю. Янковский и другие.

Исследований, направленных на создание целостной концепции антиутопии, выявление квинтэссенции антиутопии как интеллектуальной модели, напротив, достаточно мало. Наиболее масштабными исследованиями постсоветского периода, которые были начаты еще в советское время, стали 8 работы В. А. Чаликовой. Одной из современных монографических работ является книга И. Д. Тузовского.

Сравнительно небольшое количество исследований посвящено жанровым, стилистическим характеристикам антиутопии.

Так, определение антиутопии, ее признаки, рассмотрены в диссертационных исследованиях А. Н. Воробьевой («Русская антиутопия XX — начала XXI веков в контексте мировой антиутопии»), Е. Ю. Козьминой («Поэтика романа-антиутопии: На материале русской литературы XX века»), Б. А. Ланина («Русская литературная антиутопия XX в.»).

Небольшое количество статей, преимущественно написанных учеными лингвистами или публицистами, зачастую предоставляют обзор некоторых известных антиутопий, не имея целью рассмотрение общетеоретических проблем. Например, В. Гаков сделал обзор наиболее известных антиутопий XX столетия. Так же JI. Романчук, Б. Невский, хотя и уделили внимание теоретическим аспектам антиутопии, все же обратились к конкретным произведениям.

Философские работы, посвященные анализу антиутопии вообще или отдельных произведений, очень немногочисленны. Можно указать статьи JI.B. Карасева, А. Н. Остроух, Н. Б. Якушевой.

Особую важность имеет для данного исследования и определение будущего. Говорить о будущем вряд ли представляется возможным без обращения к проблеме времени. Среди отечественных исследователей, занимающихся определением сущности времени, можно назвать P.A. Аронова, Я. Ф. Аскина, А. Г. Габричевского, A.M. Деборина, Т. П. Лолаева и многих других.

Среди монографий и статей, посвященных времени, встречаются и философские работы, посвященные теоретическому осмыслению осевого времени и конкретно будущему. Среди них работы В. В. Вальда, Ю. В. Громыко, A.B. Дмитриева и Г. Б. Старушенко, Т. Ю. Катуржевской, В.И.

Плотникова, Р. Рорти, A.B. Толстоухова, И. М. Фрейнберг, P.E. Ровинского и другие.

Из числа монографических работ, посвященных анализу существующих тенденций и возможных сценариев будущего, выделяются труды О. Тоффлера и Ф. Фукуямы.

Исследованием природы человека, в той или иной степени, занимались многочисленные авторы. Это как представители классической философии, так и современные исследователи. Впервые концепции о душе предложили Платон и Аристотель. Дуальную природу человека подчеркивал Р. Декарт. Природу человека исследовали К. Маркс, И. Т. Фролов и многие другие, определяя человека прежде всего как социальное существо. Особый вклад в осмысление природы человека внесли основатели философской антропологии М. Шелер и А. Гелен, писавшие о телесно-духовной организации человека, о биологическом несовершенстве человека и о способности выступать творцом культуры. Среди философов XX столетия следует отметить также Э. Фромма, акцентировавшего внимание на «полюсах» души, отсутствии у человека изначально данной определенности.

Среди советских и постсоветских исследователей, занимавшихся проблемой природы человека, необходимо назвать А. Агустинавичюте, Ю. Г. Волкова, B.C. Поликарпова, П. С. Гуревича, Н. П. Фомичева, К. Шиллинга, Ф. Меллора, В. А. Рыбина, С. С. Хоружего, Б. Г. Юдина и многие других.

О человеке будущего писали и классические, и современные философы. Так или иначе, многие философы касались того, каким может и должен стать человек в будущем: И. Кант предложил в качестве максимы человеческой воли категорический императив, Ф. Ницше писал о Сверхчеловеке, Ф. Фукуяма предостерегал о потере человеком естественной природы.

Среди современных исследователей, занимавшихся осмыслением потенциальных возможностей человека и определением перспектив развития, можно назвать В. И. Александрова, Б. А. Амантаева и JI.M. Славина

Ф.И. Гиренока, В. Н. Игнатьева, В. М. Лейбина, И. Т. Фролова, Б. Г. Юдина, Т. В. Наумову.

Образы человека будущего необходимо присутствуют во многих произведениях утопической и дистопической литературы. Предложенные разными авторами в разное время, утопические и дистопические сценарии человеческого будущего не оказались сугубо фантастическими. Например, Ф. Фукуяма использовал в одной из своих центральных работ сценарий развития человека, предложенный О. Хаксли. Фантаст де-факто предугадал некоторые крайне противоречивые явления современности — генную инженерию, искусственное оплодотворение, использование психотропных препаратов. Таким образом, в создании образа человека будущего утопическая и дистопическая мысль должна играть немаловажную роль, тем более, что схожие (а то и идентичные) штрихи образа человека будущего возможно выявить во многих произведениях этого жанра.

Научных работ, в которых осуществлялось бы комплексное исследование будущего человека на материале утопической и дистопической литературы, на сегодняшний день практически не существует. Тем более образ человека будущего, созданный авторами утопий и дистопий, не осмыливался с точки зрения философской антропологии. Между тем, человек переживает уже сегодня ситуацию постепенной реализации не только сценариев О. Хаксли или С. Лема, но и ряда других авторов, чьи идеи глубоко отличны от идей английского и польского фантастов. Полнота спектра сценариев будущего важна для самопонимания современного человека. Утопия и дистопия предполагают момент рефлексии, а значитосмысления человеком современным самого себя с точки зрения своего собственного проектируемого или моделируемого будущего. Человек может и должен посмотреть на себя сегодняшнего посредством себя же возможного. Понимание человеком себя является условием понимания им своего мира.

В связи с вышесказанным возникает проблемный вопрос: поскольку человек стремится идентифицировать себя, узнать себя настоящего в образах себя же прошлого и будущего, представляют ли ценность для современного человека образы людей в утопиях и дистопиях? Каким образом они способствуют осмыслению человеком самого себя?

Объектом исследования являются утопии и дистопии как специфические формы рефлексии и репрезентации человеческого будущего.

Предмет исследования — образы человека будущего, проектируемые и моделируемые в утопических и дистопических произведениях.

Цель исследования — мысленное конструирование представления о человеке будущего как средства самопознания человека современного на основе философско-антропологической интерпретации утопий и дистопий.

Цель будет достигаться последовательным решением следующих задач:

1) осуществить анализ литературных утопий и дистопий с точки зрения философско-антропологических концепций природы человека и будущего как особого модуса времени человеческого существованиявыявить основополагающие функции и основания классификации утопий и дистопий;

2) выявить объективные тенденции человеческого существования, на основании осознания которых создаются образы человека будущего в литературных утопиях и дистопиях;

3) выделить основные особенности материально-телесной организации человека будущего на примере героев утопических и дистопических литературных произведений;

4) осуществить сравнительный анализ содержания внутреннего мира человека будущего на основе его репрезентации в образах героев утопических и дистопических произведений;

5) выявить существенные признаки, способы социального бытия человека будущего, особенности социальных отношений и процессов, субъектом или объектом которых является человек в утопиях и дистопиях.

Методологическая и теоретическая база исследования

В качестве теоретической базы исследования была использована концепция С. С. Хоружего о соотношении природы и сущности человека: пользуясь понятием «природа», в отличие от понятия «сущность», возможно составить полноценный образ человека, всегда обладающего множеством энергий, стремлений. Определение природы человека базируется на философско-антропологических концепциях М. Шелера и А. Гелена о дуальности человека как телесно-духовном существе.

В данной работе мы опирались также на концепцию Э. Фромма об отсутствии изначальной определенности внутреннего мира человека, о противоборстве в душе человека начал жизни и смерти, конструктивного и деструктивного начал. Кроме того, исследование основывается на концепции К. Маркса о сущности человека как ансамбле общественных отношений. Значимой для достижения цели исследования является точка зрения В. Е. Кемерова на взаимосвязь индивидуального и коллективного, функционирующих и развивающихся в человеке, что не позволяет коллективному утрачивать свою форму.

Методологическая база исследования связана с применением диалектического подхода: диалектика сущности и существования человекаабсолютного и относительного, должного и сущего в человеческом существовании. Кроме того, при анализе литературных утопий и дистопий применялся герменевтический подход, в частности, метод интерпретации. Использовались методы компаративистики (сравнительно-историческое изучение жанров утопии и дистопии), общенаучные методы анализа, сравнения, экстраполяции, синтеза (соединение различных фрагментов образа в единое целое), индукции и дедукции.

Элементы научной новизны данного исследования заключаются в следующем:

1) утопия и дистопия осмыслены как проекты и модели, обладающие гуманистическим потенциалом и имеющие ценностно-ориентирующую

13 функциюобоснован тезис об антиутопии как виде дистопиипредставлены классификации утопии и дистопии, исходя из философско-антропологического ракурса исследования;

2) выявлены принципиальные различия в отношении к трансформациям материально-телесной природы человека в утопиях и дистопиях: авторы утопий позиционируют подобные изменения как благо для человека и общества в целомавторы дистопий критически осмысливают попытки внедрения, кардинального вмешательства в пластичную природу человека, ведущие к утрате собственно человеческого в нем;

3) осуществлен сравнительный анализ основополагающих ценностей и антиценностей человека-героя утопии и дистопииопределены как идентичные, так и различные ценности человека в утопии и дистопии. Показано, что стремление к стабильности, ориентация на коллективизм, убежденность в достижении идеального (квазиидеального) состояния — общее для множества утопий и дистопий. Ключевое различие ценностного мира человека в утопии и дистопии проявляется в его отношении к жизни и свободе;

4) образ человека будущего представлен через соотношение индивидуального и коллективного во внутреннем и внешнем мире человека, гармоничного и дисгармоничного способов сосуществования человека и общества, наиболее ярко выраженных именно в утопиях и дистопиях;

5) утопии и дистопии представлены как средства понимания современным человеком самого себя в настоящем и будущем, как особые формы рефлексии над смысложизненными проблемными вопросами человеческого существования, вероятными перспективами развития человека и человечества, «позитивными» и «негативными» тенденциями, ценностным миром современного человека.

Положения, содержащие элементы новизны и выносимые на защиту:

1. Литературные утопии и дистопии могут быть представлены в качестве проектов или моделей, ориентированных на будущее, что

14 обусловливает их прогностическую направленность. Возможно утверждать, что часть утопий имеет характеристику проективности, тогда как антиутопия и дистопия являются лишь мысленными моделями, не обладая проективностью. Будущее только в том случае становится ценностью, если автор утопии связывает с ним воплощение утопического проекта. Для автора дистопии будущее теряет ценность, если реализуется представленный в ней негативный сценарий развития человека.

Существует значительное различие между антиутопией и дистопией. Антиутопия всегда заключает в себе критику утопии или конкретного утопического проекта, тогда как в дистопии создается модель общества с комплексом ярко выраженных негативных отличительных признаков, зачастую доведенных до абсурда.

2. Основополагающими функциями утопии и дистопии являются гуманистическая и ценностно-ориентирующая: утопии содержат значимые для человека и общества в целом ориентиры для движения к идеальному состоянию, а так же проекты или модели идеального общества и человекадистопии и антиутопии предполагают побуждение человека избежать неблагоприятных сценариев развития того общества, в котором он живет, ориентируя человека на пути достижения индивидуального и социального благополучия в будущем. Дистопии имеют не только функцию предупреждения, но и ориентируют жизнь и деятельность человека на непреходящие ценности.

3. Человек и общество в утопии и антиутопии имеют ряд идентичных признаков (наличие убеждения в факте достижения идеального состояния или приближения к нему, достигнутая стабильность в развитии человека и социального целого, ориентация на коллективизм и другие). Однако фактическая противоположность характеристик индивидуального человека и общества в утопии, антиутопии и дистопии обнаруживается в содержании ценностного мира. Так, наиболее контрарными являются представления о свободе человека и отношение к жизни как к ценности.

4. Анализ образов людей будущего, представленных в литературных утопиях, антиутопиях и дистопиях, позволяет осуществить их классификацию, отражающую специфику материально-телесной организации человека будущего. Критерием при этом служит степень скорректированности этой организации обществом или государством как с целью продлить наслаждение жизнью, так и создать иллюзию благой жизникак с предоставлением человеку возможности дальнейшего счастливого созидания, так с превращением в лишенное собственной воли существо.

5. Не существует и не может существовать единого образа человека ни в утопии, ни в дистопии, однако возможно формирование в результате мысленного конструирования ряда образов, с учетом сценариев будущего, созданных авторами утопий и дистопий. Наиболее актуальными в дистопической традиции стали образы человека-функционера и человека-потребителя. На сегодняшний день, в условиях провозглашаемого информационного общества, актуализируется образ человека, потребляющего блага электронной среды, живущего в двух мирахреальном и виртуальном, а также человека как естественно-искусственного существа.

6. Внутренний мир человека утопии наполнен ощущением гармонии душевно-духовных переживаний и состояний, а также нераздельности индивидуальных и коллективных ценностей. Это обеспечивает восприятие и осознание человеком собственной жизни как воплощенного счастья. Необходимой частью внутреннего мира героя дистопии являются сомнения, которые наиболее ярко проявляются у человека-героя антиутопии, становясь выражением его внутреннего и основанием внешнего дисгармоничного су ществован ия.

7. Во взаимодействии героев утопии и дистопии с обществом мера соотношения индивидуального и коллективного нарушается в силу безусловного преобладания второго над первым, достигая в ряде случаев крайней формы — поглощения индивидуального. Однако имеют место и ярко

16 выраженное преобладание индивидуального над коллективным, личного над общественным, и острое противоречие между ними. Как в утопиях, так и в дистопиях возможно говорить о полюсах в отношениях человека и общества абсолютной гармонии и, напротив, дисгармонии, возникающей, когда отдельный человек осознает какую-либо тенденцию в общественном развитии в качестве негативной.

8. Прогностическая компонента утопии и дистопии способствует преодолению свойственной человеку футурофобии. Полюсы дистопического и утопического дополняют друг друга, обеспечивая плюрализм сценариев будущего, побуждая современного человека к рефлексии над тенденциями и перспективами собственного существования.

Теоретическая и практическая значимость исследования

Материалы диссертации могут быть использованы в теоретическом плане: для дальнейшего исследования проблемы будущего человечества и человека будущего, изучения гуманистического потенциала литературных образов будущего, в частности, с точки зрения влияния на сознание современного человека и возможного снижения психологического дискомфорта перед неопределенностью, грядущего. В практическом отношении работа может быть использована в учебных курсах философии, культурологии, теории литературы, философской антропологии, истории культуры, социо-культурного проектирования, а также при разработке специальных курсов.

Апробация результатов исследования

Основные положения работы обсуждались на заседаниях теоретического семинара кафедры философских наук и семинара-практикума аспирантов и соискателей Регионального института философских и культурологических исследований Челябинской государственной академии культуры и искусств.

Отдельные положения и результаты диссертационного исследования были изложены автором на международных научно-практических

17 конференциях «Молодежь в науке и культуре XXI века» (Челябинск, 2009), «Единое социокультурное пространство: теоретические и управленческо-технологические проблемы» (Челябинск, 2009), «Молодежь в науке и культуре XXI века» (Челябинск, 2010), «Человек в перспективах цивилизационного развития» (Саратов, 2009), а также в статьях общим объемом 3 п.л., в том числе в двух статьях журналов перечня ВАК.

Заключение

Будущее, как потенциальное, возможное, но еще не существующее, вызывает самые различные к нему отношения — от восторга ожидания наступления замысленного, надежды на «лучшие времена» до боязни каких-либо событий, тенденций, наступления которь1х субъект не желает.

Для обозначения страха перед будущим известный футуролог И.В. Бестужев-Лада ввел понятие «футурофобия». Ученый называет футурофобией органическое неприятие человеком без специальной прогностической подготовки любого представления о качественно ином будущем. Естественно, на нововведениях неприятие всяческих серьезных изменений отражается самым губительным образом [31, с. 74].

Между тем, количество и качество нововведений меняется по сравнению с предыдущими эпохами. За XX столетие изменений, связанных с нововведениями, произошло больше, нежели в любом другом периоде истории, включая бурные революционные периоды [31, с. 75].

Ученый видит основную причину футурофобии в известном стремлении человека самоутвердиться. Самоутверждения легко достигнуть, скрупулезно следуя сложившимся стереотипам, решительно осуждая отступление от них, нетрудно представить, сколь истовой может быть убежденность в неприятии нововведений [31, с. 76].

К сказанному необходимо добавить, что человеком движет стремление определить все вокруг себя, а любая «загадка», неопределенность, воспринимается со страхом. Примеров тому масса: вспомним реакцию Робинзона Крузо, когда он увидел след человеческой ступни на «необитаемом» острове, или поведение героя рассказа Дмитрия Громова после увиденного им следа на неизвестной планете.

Будущее, являясь безусловной ценностью для человека, по существу, может являться бесконечным набором неопределенностей. Прогнозирование и планирование сводятся в конечном итоге к попытке решить проблему

151 неопределенности. И.В. Бестужев-Лада писал о прогностической подготовке человека к будущему, что необходимо считать непременным условием возможных снижения или ликвидации футурофобии. Предположения о будущем, как известно, могут являться и, как правило, являются весьма неточными, будущее прогнозируется, предсказывается, предугадывается фрагментарно, и всегда остается простор для неучтенных событий, явлений и процессов.

Фантастика, изображая многочисленные «миры», населяемые различными существами, имеющими самые различные отношения, подготавливает человека к принятию того или иного сценария будущего. Конечно, фантастика не встает в один ряд с научными прогнозами хотя бы потому, что не имеет методов подхода к будущему, зачастую вообще игнорирует экстраполяцию, разрывая связь с наличной действительностью, предлагая читателю принципиально «вымышленный мир», а не то или иное продолжение настоящего. Однако, обходя вниманием в данном случае литературу жанра «фэнтези», можно утверждать, что утопия и дистопия, рассматриваясь тоже как часть фантастической литературы, могут уменьшить влияние футурофобии.

Даже дистопия или конкретно антиутопия, изображая ужасный, абсурдный мир человека, подготавливают читателя к возможному наступлению такого будущего. Дистопии, изображающие наступающую или уже наступившую катастрофы, мир в процессе таковой («Метро 2033», «Метро 2034», «Кысь» и многие другие) вызывают мысль о возможном ядерном «конце света», дистопии, изображающие мир в критическом состоянии ввиду нехватки ресурсов, увеличения численности населения, готовят читателя к возможному обострению этих процессов, более того, потребитель видит, что такие тенденции уже существуют. Дистопии, изображающие культ потребительства («О дивный новый мир», «Потребители», «Непрочный, непрочный, непрочный мир», «Операция

Венера" и другие), моделируют для читателя мир с коррекцией духовных ценностей или их отменой в угоду плотским удовольствиям.

Возможный аргумент против точки зрения на позитивную роль фантастики в подготовке к принятию будущего может быть таким: фантастических «миров» достаточно много, а в силу постоянного развития жанра выдуманные «миры» появляются еще и еще, предлагая потребителю подчас диаметрально противоположные модели будущего. Как же быть в таком случае? Количество разных моделей будущего снижает, если не ликвидирует, подготовленность читателя к наступлению будущего.

Контраргумент справедлив, однако речь должна идти не только о знании человеком единственного сценария будущего, созданного фантастической литературой. Более того, ограниченность сценариев будущего может сказаться негативно на психологической подготовленности человека в случае наступления каких-то неопределенных событий, явлений, процессов. Вновь проблема заключается в губительности для человека непредусмотренного. Многообразие сценариев будущего, выраженных научными прогнозами, а также фантастической литературой, предсказаниями и предвидениями, уместно назвать не зафиксированным пока в научной литературе понятием «футуроплюрализм». Плюрализм картин будущего имеет противоречие: одновременно затрудняет возможность определить будущее, но вместе с тем, позволяет ознакомиться с возможными вариантами развития событий, расширяет «банк данных» читателя о вариациях будущего, в какой-то мере укрепляя психологическую подготовленность.

Примеров можно приводить достаточно много, но главное, что «научная фантастика», по существу, часто оказывается способной на качественные прогнозы. И гуманистическая функция фантастической литературы проявляется, в числе прочего, в помощи человеку преодолеть загадочность будущего, а вместе с ней, осознанный или неосознанный страх.

Человек является одновременно и средством, и целью организации жизненного пространства в будущем. Средством выступает в том

153 отношении, что только благодаря нему можно достичь замысленного. Стоит вспомнить, что базовым условием воплощения идеала утопии является соответствие человеческих качеств, ценностей мыслимому идеалу, собственно разделение обществом этого идеала как наивысшей ценности, его унификация в общественном сознании. Напротив, утопия разрушается или не создается, когда элементы проекта или модели дестабилизируют систему, не соответствуя заданным «нормативам».

Думается, утопические социалисты проводили рефлексию и приходили к печальным выводам, что все здание утопии покоится на человеке и только на человеке. Н. П. Огарев в произведении1 «Толпа (Разговор на площади)» писал: «. если б я мог зажечь в них хотя бы одну искру жизни общей, устремить их к общей деятельности, где забыли бы они свои корыстолюбивые виды, где перевес имели бы одни качества души, где не ползали бы пред богатым, где бы не трепетали сильного, но где труд для блага общего был бы единым уровнем^ людей, и это благо их единой целью .». «Если бы я мог» — именно эти слова иллюстрируют обреченность автора, обреченность утопии, дают благодатную почву для критики едва ли не любого рода идеала, а точнее, попытки его воплощения.

Таким образом, человек как средство не позволяет достичь цели, которой, по существу, он же и является. Утопия стремиться показать, что человек в первую очередь цель, а уже потом средство, антиутопия же делает акцент на человеке как на средстве, иллюстрируя зачастую в самом ужасном свете, что ожидает человека, выбери он тот или иной социальный идеал. И, тем не менее, несмотря на кажущуюся полярность отношения к человеку, и утопия, и антиутопия преследуют одну и ту же цель — помочь человеку в прогнозе и строительстве индивидуального, семейного, общественного, общечеловеческого будущего. Помочь далеко не всегда явно, конструктивно, создавая дополнительные проблемы, например, крайняя множественность и часто противоречивость картин будущего, но, тем не менее, обнажая необходимый плюрализм вариаций. Ведь там, где речь идет о

154 неопределенном до конца, речь всегда заходит о множественности вариантов. Будущее, особенно отдаленное, представляет собой во многом гигантскую неопределенность, которую необходимо решить. Абсолютного, полного определения будущего человеку вряд ли когда-то добиться, а потому полезным в этой связи может стать любое предвидение, прогноз, так или иначе заполняющие лакуны человеческого сознания. Утопическая и дистопическая литература призваны заполнить такие лакуны, презентируя человеку множество картин будущего, возможно, наконец-то конкретизируя суждение братьев Стругацких, — «какими вы будете» [244].

Пока среди творцов литературной фантастики существуют авторы, анализирующие и критикующие имеющиеся в действительности тенденции, явления и процессы, изображающие потенциальное развитие действительности, ее продолжение в будущее, существует и возможность говорить о научной фантастике. Откликаясь на действительность, а не просто измышляя неведомый мир, писатели-фантасты не могли обойти вниманием постепенное и, вероятно, даже медленное (в мировом масштабе) наступление информационного общества.

Провозглашаемое многими философами и футурологами становление информационного общества влечет за собой глубинное качественное изменение социальных отношений. И в рамках этих отношений изменится, в первую очередь, сам человек. Нельзя уверенно сказать, будет ли это только изменение физиологии, или трансформации подвергнется душевно-духовный мир человека, а быть может, человека ждут комплексные метаморфозы.

В фантастической литературе характер грядущих изменений представлен во многом образами еще не реализованных социальных отношений, но, тем не менее, писатели нередко предвидели и предсказывали, не ошибаясь в своих предположениях. Быть может, и, описывая будущее информационное общество, художники слова не столь далеки от истины.

Ответ на вопрос, который необходимо получить человеку и человечеству в условиях обилия информации, ускорения информационных процессов,

155 функционирования глобальной сети, — каким в дальнейшем будет взаимодействие человека и информационных систем, а также проводников в мир информации. Вопрос, напрямую затрагивающий природу человека — в какой степени искусственный интеллект повлияет на интеллект «естественный»? Будет ли это помощник человека в покорении природы, в том числе и природы человеческой, или машина разовьет свои ресурсы, сделав человека лишь средством, которое способствовало созданию такой машины?

Взаимодействие человека и машины сегодня, пожалуй, одна из наиболее актуальных тем, если не самая актуальная. Во времена советского прошлого ряд упомянутых в работе авторов видели в машине помощника человека-покорителя и человека-завоевателя. Человек утопии — гуманист, он всегда заботится о своей «семье» — человечестве, а потому его первейшей задачей становится организация комфорта на Земле и вне Земли. Машина — средство для появления и поддержания вечного блаженства. Даже в известной постапокалиптической дистопии советского писателя-фантаста И. Варшавского компьютер-анализатор просит последнего на Земле человека отключить его от питания, потому что боится одиночества [51].

Но конец XX века с его символом — «законом Мура» — расставил другие акценты в отношениях человека и машины-«средства». В свое время известный футуролог Ф. Фукуяма отверг сценарий развития по Д. Оруэллу, характеризующийся тотальным подчинением человека государственным структурам и принял за реализовывающийся сценарий О. Хаксли. О. Хаксли же писал о тенденции к потребительству, наслаждении психотропными препаратами, обеднении души и духа. Но так ли неправ был Оруэлл, если вспомнить о телеэкранах — «машинных» посредниках между властью и человеком-«винтиком»? Дело даже не в самом тотальном слежении за человеком, а в возможности следить, используя машины. И в этой ситуации машина еще средство, но средство для ограниченного круга лиц, а для остального человечества компьютер превращается в часть природы человека

156 нечто неотъемлемое, без чего человек уже не будет «полноценным». Утверждение американского футуролога довольно спорно, а говорить, что Д. Оруэлл оказался неправ, рано.

Некоторый пессимизм (а быть может, реализм) в оценке тенденций становления информационного общества породило, как известно, направление «киберпанка» в литературе и кинематографе. «Электронный мозг» изображался в ряде произведений самодостаточнымон не только обходился без человека, но и уверенно претендовал на роль Бога.

Один из представителей жанра, Вадим Панов, в романе «Московский клуб» выразил опасения за природу человека, пожалуй, наиболее точно. Не просто сближение, а соединение человека и компьютера, может привести к потере человеком души, а вживленный чип сделает жизнь человека просматриваемой как на «экране сканера». И любой представитель власти сможет, как книгу, «открыть» человека, просмотрев его «материалы» — все его сознание [194, с. 153]. Таким образом, власть над «цифрой» может стать утопией, а реалии превратятся во власть «цифры». И даже власть, казалось бы, сделавшая «цифру» средством для контроля, на самом деле, если смотреть глубже, будет зависеть от «цифры» тоже.

Компьютер-контролер, компьютер-суперинтеллект, машина-«наркотик» — вот предполагаемые вариации развития человечества в условиях «сотрудничества» с информационными полями и информационными передатчиками, по мнению многих представителей киберпанка.

Определенная потеря антиутопиями, изображающими тоталитарные государства, своей актуальности, уменьшение числа жестких политических режимов не означает, что новое, информационное общество совершенно и не может подлежать критическому осмыслению. Как подтверждалось примерами ранее, эра информации вызывала и вызывает опасения у отдельных, зачастую пессимистически настроенных писателей. Согласно утверждению Д. Г. Михайличенко, подлинным условием субъективации

157 человека является его свобода. Угрозы свободе современного человека идут от социальных феноменов, которые практически невозможно исключить из его социального бытия.

Человеку, обладающему способностью критически мыслить, возможно, еще придется провести сравнение себя самого с антигероем дистопии, осознать явные и скрытые репрессивные механизмы государства, манипулятивность, суггестию, направленные на достижение корыстных целей. Вопрос, возникающий в связи с этим, остается открытым: полезно ли знание о манипуляциях, что может дать оно человеку?