Форма исторической памяти: «Песнь о Роланде»
Не прекращая почти непрерывной и упорной войны против саксов, Карл оставил прикрытие в тех местах границы, где было нужно, а сам сколь возможно тщательнее снарядился к походу и вторгся в Испанию. Преодолев Пиренейский хребет и приняв изъявление покорности от всех городов и крепостей, к каким он подступал, Карл двинулся в обратный путь с войском целым и невредимым. Однако, возвращаясь… Читать ещё >
Форма исторической памяти: «Песнь о Роланде» (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
" Песнь о Роланде" - наиболее прославленный среди памятников французской эпической традиции, знающей немало и других сюжетов. По количеству созданных памятников и сохранившихся до нашего дня рукописей французский эпос самый обширный и богатый. Это и понятно: он возникает в письменную эпоху, хотя совсем не обязательно, что он всегда создается как письменный. Многие произведения первоначально не пишутся, а слагаются и поются. На это указывает и их общее название — героические песни или песни о деяниях, по-французски — chansons de geste. Или сокращенно — жесты.
" Песнь о Роланде" - одна из них, но это жеста, вобравшая в себя несколько песен, «разбухшая» за счет поглощения первоначальным песенным ядром позднейших сюжетов. Каким было это ядро, ученые начали догадываться довольно давно, но в 1953 г. была найдена латинская рукопись XI в., содержащая пересказ изначальной сюжетной версии. Она ограничена фактически одним событием, тем самым, которое давно известно по биографии императора Карла Великого, написанной его младшим современником Эйнгардом. Вот как звучит описание исторического события, положенного в основу «Песни о Роланде» в биографии Карла Великого.
" Не прекращая почти непрерывной и упорной войны против саксов, Карл оставил прикрытие в тех местах границы, где было нужно, а сам сколь возможно тщательнее снарядился к походу и вторгся в Испанию. Преодолев Пиренейский хребет и приняв изъявление покорности от всех городов и крепостей, к каким он подступал, Карл двинулся в обратный путь с войском целым и невредимым. Однако, возвращаясь и переваливая через горы, он испытал на себе вероломство васконов. Когда большое войско Карла сильно растянулось, как это всегда бывает в горных теснинах, васконы устроили засаду на высокой вершине, — а для засады тамошние края, густо поросшие лесом, весьма удобны. Напав сверху, васконы стали сбрасывать в лежащую под горой долину последнюю часть обоза и воинов, которые шли в арьергарде, чтобы охранять передних с тыла. Завязалось сражение, и васконы перебили всех этих воинов поголовно, разграбили обоз и рассеялись под покровом уже наступившей ночи. Взять верх в этом деле им помогли как легкость оружия, так и условия местности, где происходила битва; напротив, франков тяжелые доспехи и неблагоприятная местность ставили в невыгодное положение. В этом бою пали Эгихард, королевский стольник, пфальцграф Ансельм и Хруодланд, префект Бретонской марки. Злодеяние же васконов доныне осталось ненаказанным, ибо, свершив его, они рассеялись так быстро, что их и след простыл, и никто не знает, где их искать"[1].
По хроникам точно известен и год события — 778-й. Эпическая песня запомнила не то, что хроника и биография Карла. Прежде всего песня совершенно изменила смысл произошедшего: драматический, но частный эпизод похода против мавров в Испанию, не принесший Карлу ни славы, ни ощутимых результатов, «Песнь о Роланде» превращает в великое событие, закладывающее основы национальной истории. Исполняя закон своего жанрового видения, она превращает эпизод в эпическое событие. Едва упомянутого префекта Бретонской марки Хруодланда (область, находящаяся под его управлением) она провозгласила эпическим героем Роландом. Впрочем, даже беглое упоминание его имени в биографии Карла историки подвергают сомнению, поскольку оно сохранилось далеко не во всех старых рукописях: можно предположить, что путь Роланда (Хруодланда) лежал не из документа в песнь, а как раз наоборот. Очень рано ставший популярным в певшихся жестах, герой задним числом был вписан в биографию императора. Если это действительно так, то это лишнее доказательство и древности происхождения песни, и ее популярности.
Каролингский эпос — это его название воспринимается скорее как указание на эпоху, названную по имени императора Карла Великого, чем на династию, одним из королей которой он был. Отход от родовой традиции свершился даже в сфере языка: франки — германцы, а язык памятника — французский, пока что старофранцузский, но в любом случае — романский по своей принадлежности. Франки оказались в сфере интенсивных контактов с остатками латинской культуры, и к IX в. их язык переродился, будучи связанным теперь не с культурной традицией старого племени, а с новой национальностью и государственностью.
Первоначальный текст всей жесты сформировался, вероятно, к XI в., называют даже 1000 г. В числе доказательств есть и такое: с самого начала XI в. в документах эпохи частым становится раньше малоупотребительное латинское имя Оливариус, а в родственных семьях мальчиков одного возраста нарекают в честь побратимов-героев Роланда и Оливье. «Песнь…» исполнялась широко: под звуки скрипки бродячими певцами, жонглерами, при дворах и на шумных празднествах. Ею не раз вдохновлялись на бой, как было перед битвой при Гастингсе, когда прибывшие из Франции норманны завоевали в 1066 г. Англию. Жонглер пел им строфы «Песни о Роланде» .
Наиболее древним и авторитетным списком поэмы, положенным в основу ее изданий, является так называемая Оксфордская рукопись, приблизительно датируемая серединой XII в.
Стихотворная форма указывает на устное происхождение «Песни…». Десятисложный стих, музыкально связанный богатыми повторами гласных звуков, ассонансов, строфически выстроен. Каждая строфа — лесса — имеет внутреннюю смысловую законченность и предполагает ритмическую пауз)' при своем завершении; на финальном выдохе исполнитель произносит обращенное к вниманию «Аой!». Как пишет В. Ф. Шишмарев, ««AOI» в конце тирад расшифровывается двояко. Если приписка эта имеет в виду слушателей, то в ней можно видеть сокращение глагола adir («слушайте!»), т. е. это обращение жонглера к аудитории. Если относить ее на счет писца, то это, может быть, сокращение латинского absolvit «кончил», «конец»[2].
В последней строке неожиданно раскрывается имя исполнителя: «Вот жесте и конец. Турольд умолкнул». Оно вызвало немало догадок о возможной личности названного здесь лица — автор? или только певец?
Так завершается этот эпический памятник, стоящий уже на пороге личного творчества и впервые соотносящий личный выбор, сделанный героем, с государственной пользой.
Оценка не звучит однозначно. Эпический певец не потерял еще способности восхищаться доблестью и силой, но он уже способен прервать свой восторг размышлением о том, в какой мере содеянное Роландом послужит во славу и на пользу милой Франции («dulce France»).
Возвеличивая события, «Песнь…» легко меняет реальные факты. Военный эпизод превращается в семилетнюю кампанию против мусульман. Согласно документальному свидетельству, арьергард французской армии разгромлен васконами (басками), тоже христианами, а «Песнь…» знает единственных врагов — неверных. Помимо того что она вырастает в эпос нарождающейся государственности, она становится эпосом христианской идеи.
В более позднем по своему эпическому истоку французском эпосе мы отчетливее различаем историческую основу и от этого лучше можем судить, как складывается и как деформирует реальность эпическое событие. Ему необходим запоминающийся сюжетный ход, ведущий к образу подлинного величия. Разгром арьергардного отряда в мрачном горном ущелье, бой не на жизнь, а на смерть — это поражает воображение и запоминается. Запоминается даже вопреки реальным фактам. Эпическая память равнодушна к достоверности деталей и фактов, она кроит событие по собственному закону.
Что из того, что в 778 г. в Ронсевальском ущелье французы бились не с неверными? Что из того, что и поход в Испанию не был ярким и важным, но ведь именно здесь, на границе Франции и Испании, веками лежал рубеж двух миров — христианского и мусульманского? Невдалеке отсюда, выиграв в 732 г. битву при Пуатье, дед Карла Великого — Карл Мартелл положил предел экспансии арабов в Европу. Эпическая дистанция, знающая некое единое, собирательное прошлое, не предполагает различения эпох. Эпическое событие в силу этого собирается из самого различного материала; и это происходит тем легче, если оно объединяется смыслом происходящего, местом действия и даже именем героя: Карл «Песни о Роланде» — это и Карл Великий, и его дед, и его внук — Карл Лысый.
Ко времени последнего относится одно событие, ставшее важным сюжетным мотивом в «Песни…»: в 859 г. королем был предан смертной казни за предательство архиепископ Санский Ванило. Принято считать, что он послужил прототипом для предателя Ганелона.
Эпос свободно отбирает сюжетные мотивы, соединяет их таким образом, чтобы случайно сплетенные они были способны выразить нечто в высшей степени неслучайное: народную судьбу в ее основных переменах и потрясениях. Ранний эпос был занят становлением рода, а потом его крушением. Поздний эпос возвращает к истокам нации, государства, а поскольку государственность формируется поддержанная церковью, то среди эпических тем — борьба за чистоту веры, сокрушение неверных. Политическое собирание Европы происходило под знаменем Христа, и свою императорскую корону в 800 г. Карл получил из рук римского первосвященника.
Сначала неверные грозили из-за Пиренеев. Потом возникла идея крестовых походов на Восток, в Иерусалим, и избавления от плена христианских святынь, гроба Господня. Последняя важная вставка в текст «Песни о Роланде» была сделана на рубеже XI—XII вв., в атмосфере первого крестового похода. Важная вставка, показательная: мстя за смерть Роланда, вернувшийся Карл в лице эмира Балигана сокрушает весь языческий мир. Так отозвались в эпосе события, имевшие место с середины VIII по конец XI в., объединенные противостоянием религий и культур.
Роланд — главный герой жесты, названной его именем, но не единственный. Ему противостоят, оттеняя его характер, несколько персонажей. Прежде всего сам Карл. Если Роланд — герой поэмы, то она входит в эпический цикл, объединенный фигурой Карла. Есть и другие циклы. Карл выступает всегда как глава государства, император, мудрый правитель, сребробородый патриарх. Впрочем, если иметь в виду реальные факты испанского похода 778 г., то Карлу было всего 38 лет, и императором он еще не был. На такого рода неувязки эпос нс обращает внимания, поскольку он обращен к вечному и не придает значения временному, индивидуальному. Возраст эпического героя неизменен и отражает его характер. Государственная мудрость и христианское благонравие — Карл. Героическое неистовство — Роланд. Благоразумие подданного — новая добродетель! — Оливье.
Рядом с Оливье видно, чем обладает и чего трагически лишен Роланд. Героизм всегда чрезмерен. В этом его сила и в этом его слабость, его опасность. Когда увидев приближающуюся стотысячную рать мавров (меньших размеров эпос не признает), Оливье предлагает Роланду трубить в рог Олифан, чтобы вернуть еще недалеко ушедшего Карла с основными силами, Роланд, жаждущий славы и страшащийся бесчестья, отказывается.
Трагическая ошибка героя не скрывается, но она не отменяет его героизма. «Песнь…» поется не в осуждение, а во славу. Оливье разумнее и осторожнее, но велик — Роланд. И в конце концов они не противопоставлены в основном, а связаны побратимством, общей верностью Карлу и любовью к милой Франции. И все трое — своей верностью Богу.
Всем троим, и в первую очередь Карлу как собирателю христианских сил, противостоит злодей эпоса, отчим Роланда — Ганелон.
Из гордости и зависти, полагая себя оскорбленным Роландом, он не останавливается перед изменой и сговором с маврами. Мстя Роланду, он предает Францию. При этом формально он не нарушает вассальной верности Карлу, что и подтвердит суд баронов, которому Карл предаст его по возвращении в свою столицу — Ахен. Карл вдруг оказывается бессильным перед очевидной несправедливостью феодального закона. Только благодаря еще одному мужественному подданному, Тьерри, ему дано восстановить справедливость и покарать предателя.
Так, помимо внешнего конфликта религий и рас, в эпос входит и внутренний конфликт своего мира: между феодальной разобщенностью и единством Франции. Ее воплощение — Карл, ее величие, своей жизнью и своей смертью, — Роланд. Даже его трагическая ошибка — следствие героического порыва самоотречения, вследствие которого герой старого эпоса предстает героем нового — христианского. Или, быть может, если это и знак новизны, то не в желании жертвовать собой, а возвеличить себя? И тогда правильнее воспринимать Роланда как героя новой рыцарской морали, подчеркнуто личной, движимой чувством сословно-рыцарской чести?
Многовековое развитие европейского эпоса завершается в условиях феодальной государственности и рыцарской культуры. Это мы уже видели на примере «Песни о Нибелунгах». Однако она порождена или завершена еще более поздним временем. Во французском эпосе действие не смещается в королевские покои. Основные события разыгрываются не при дворе, не по законам этикетных отношений, а как в старом эпосе — на поле брани, на фоне грандиозного вселенского пейзажа, пусть уже и лишенного красок изначального мифа, но все еще хранящего память об одухотворенности, единственности предметов, подобно рогу и мечу героя, носящих собственные имена. Даже чрезмерность, неистовство самого Роланда сродни всесокрушающему пылу старого эпоса. Да и сам его характер не есть нечто неизвестное в мифе, эпосе: это дерзкий богатырь, подобный Ахиллу у Гомера или Василию Буслаеву русских былин.
И все-таки время новое. Прежние качества получают иное осмысление, меняют свои мотивировки. Так что вопрос о героическом характере Роланда во всяком случае закономерен, как и сомнение: а не предсказывает ли он конфликт будущей рыцарской литературы, ей свойственное противостояние личного достоинства и вассальной верности? Чаще отвечают отрицанием. Говорят о том, что Роланд скорее продолжает старый героический тип, чем предсказывает его будущее развитие. Вероятно, эго так. Так хотя бы и потому, что его героическая чрезмерность дружески взаимодополняется разумностью Оливье, а его верность Карлу и Франции подчеркнута непримиримым столкновением между ним и Ганелоном. Роланд помнит не о себе, а только о Франции. И еще один аргумент против опережающей интерпретации образа Роланда. В рыцарской литературе наиболее отчетливым противостояние вассальной верности становится в любви героя, в его любовном служении Прекрасной Даме. В «Песни…» есть только одна строфа о невесте Роланда, спрашивающей о нем у Карла по возвращении в Ахен, узнающей о гибели и умирающей:
Пред Карлом дама, побледнев, простерлась, Она мертва — помилуй Альду, Боже!
Роландом ее имя не было упомянуто. Его помыслы не о ней, а о Франции и в самый момент его гибели. Таким он запомнился и был воспет.
Новая черта героизма в «Песни о Роланде» не столько рыцарская доблесть, сколько христианская верность и добродетель. Христианским героем в «Песни…» кроме самого Роланда или храбро бьющегося с врагом епископа Турпена, выступает сам Карл. Он защитник христианского мира, ему являются видения и предзнаменования, наконец, ему на помощь в момент тяжелейшего сражения с верховным главой всех неверных — эмиром Балиганом Господь посылает архангела Гавриила. Один лишь вопрос архангела:
" Что с тобой, король?" - заставляет Карла забыть о ране и довершить победное дело. Наконец, знаменательно, что поэма не завершается с гибелью Роланда, но продолжается — возмездием за него, торжеством истинной веры, еще одним знаком которой становится крещение под занавес неверной Брамимонды.
Казалось бы, апофеоз — торжество христианской идеи, но нет, певец не позволяет завершить повествование на ноте успокоения: к спящему Карлу вновь является Гавриил и сообщает о новых полчищах неверных. Христиане ждут подмоги.
Но на войну идти король не хочет, Он молвит: «Боже, сколь мой жребий горек!» -.
Рвет бороду седую, плачет скорбно…
Вот жесте и конец…
(Пер. Ю. Корнеева) Так, конец поэмы, как и ее начало, являет нам Карла — утомленного войной и распрей старого человека; само преодоление человеческой слабости в контексте христианской этики не противоречит героизму, а усиливает его идеей стойкости в несчастье и мученичества. Скорее прежний героизм, возносящий человека, наполняющий его гордостью и тщеславием, с христианской точки зрения, грех и трагическая ошибка, требующие искупления.
Ошибка и искупление — это судьба Роланда, в которой эпический героизм становится подвигом в новом христианском смысле, примиряющем «греховного героя и безгрешного святого в акте мученичества, служащего примером ниспосланного свыше испытания в виде „felix culpa“ (лат. „счастливая вина“)» .
Круг понятий и проблем
Поздний эпос: историческая основа, становление государственности, милая Франция, героическая личность.
Христианская идея: предзнаменования, слабость и стойкость, искупление мученичеством, отношение к неверным.
Задания для самоконтроля
- 1. Расскажите о каролингском эпосе, используя понятия: жесты, эпическая дистанция, лесса, ассонанс.
- 2. Опишите Карла Великого, Роланда, Оливье, Ганелона.