Перспективы деятельностного подхода

В заключение главы отметим еще одну особенность общепсихологической теории деятельности А. Н. Леонтьева, которая обеспечивает ее успешное применение для решения исследовательских и прикладных задач определенного типа и накладывает ограничения на ее эвристический потенциал при решении других задач. Дело в том, что в этой теории реализован генетический подход к пониманию и изучению психики. Ее постулаты касаются прежде всего зарождения человеческой психики в деятельности, механизмов ее развития через развитие деятельности, Не случайно многие работы Леонтьева содержат в своем названии слово «развитие»^[1]. Генетический подход предопределил эвристичность теории деятельности при решении проблем зарождения и развития психики в ходе биологической эволюции (А. Н. Леонтьев, К. Э. Фабри), развития психики в онтогенезе (А. В. Запорожец, Д. Б. Эльконин и др.), обучения (П. Я. Гальперин, В. В. Давыдов, Н. (Б. Талызина, З. А. Решетова и др.), развития отдельных психических функций (А. Н. Леонтьев, П. И. Зинченко, А. А. Смирнов и др.), нарушений психики (обратное развитие — А. Р. Лурия, Б. В. Зейгарник), восстановления нарушенных функций (А. Н. Леонтьев, А. В. Запорожец, А. Р. Лурия, Л. С. Цветкова). Существенные достижения были получены в раскрытии психологических механизмов актуалгенеза процессов восприятия и мышления (В. П. Зинченко, О. К. Тихомиров, Я. А. Пономарев и др.), а также во многих других областях психологии при решении проблем развития и формирования психических функций и способностей.

В то же время попытки распространить деятельностный подход на описание процессов непосредственно реализующих деятельность и выделить «единицы» более элементарные, чем операция, наталкиваются на определенные методологические трудности [Леонтьев А. А., 1978]. Вообще можно сказать, разработка проблем психического, взятого в функциональном, а не генетическом аспекте, шла менее успешно. В той степени, в какой каждый акт деятельности мы можем и должны рассматривать как момент ее самодвижения, т. е. сквозь призму предшествующих и последующих актов, генетический подход является плодотворным и незаменимым. Но неправомерна позиция тех, кто абсолютизирует генетический подход, возводя его в ранг единственного метода изучения психики. Отнюдь не все соотношения, адекватно увиденные сквозь призму генетического подхода, сохраняют свою эвристичность и в функциональном отношении. Некоторые сторонники генетического подхода абсолютизируют его и считают возможным изучать лишь процесс развития, а сформировавшуюся психику считают недоступной для изучения [Гальперин П. Я., 1976].

Одним из краеугольных камней теории деятельности является утверждение о первичности деятельности по отношению к психическому отражению, ее ведущей роли (деятельность прокладывает пути для развития психики, по выражению Леонтьева). Но такое соотношение деятельности и психики выступает на первый план лишь в генетическом анализе. Если же мы хотим взять тот или иной поведенческий акт в его относительной изоляции от предшествующих и последующих актов и в то же время в такой его целостности, которая делает его полноценным психическим актом и позволяет установить его роль в жизни индивида, то нам, по-видимому, придется «вырезать» из непрерывного потока сменяющих друг друга действий такой участок, в начале которого стоит исходный афферентирующий образ. «Образ — действие — уточненный образ» — вот схема, предлагаемая функциональным анализом в качестве альтернативы схеме генетического анализа «деятельность — отражение — обогащенная деятельность» .

Иначе говоря, если генетический подход решает проблему формирования и развития активного отношения субъекта к миру, то функциональный подход пытается решить проблему реализации этого отношения, зафиксированного в образе потребного результата действия, или, говоря более широко, в образе потребного будущего.

Когда мы с помощью понятийного аппарата, выработанного в рамках генетического подхода, пытаемся описать реализующие деятельность психологические механизмы, возникают существенные трудности. Как в функциональной, а не генетической обусловленности выделить детерминанты перехода от мотивов к целям, детерминанты выбора операций из большого числа возможных и, наконец, как описать такие операции, которые реализуют чисто техническую сторону деятельности и потому не оказывают никакого влияния на динамику психического образа или зафиксированного в нем отношения? Нельзя сказать, что такие операции психологически мертвы и могут быть отданы на откуп физиологии. Такие операции мертвы, если можно так выразиться, не психологически, а генетически, т. е. они не «прорастают», не вносят свой вклад в динамику системы «деятельность — отражение». В предельном случае мы имеем однонаправленный процесс, и поэтому сквозь призму генетико-психологического подхода эти операции видятся предельно простыми, далее неразложимыми единицами.

А. В. Запорожец, В. П. Зинченко и другие отечественные психологи справедливо обращали внимание на то, что функциональный подход в выраженной форме реализован в теории установки Д. Н. Узнадзе. Ярким примером реализации функционального подхода служит концепция уровней и механизмов построения движений Н. А. Бернштейна. Многие идеи функционального анализа реализованы в школах С. Л. Рубинштейна, Б. Г. Ананьева и других отечественных ученых.

Генетический и функциональный анализ могут реализовываться относительно независимо лишь до определенного предела. К. А. Абульханова-Славская, А. В. Брушлинский и другие критики общепсихологической теории деятельности А. Н. Леонтьева справедливо обращали внимание на наличие следующей проблемы: «Откуда в плане функциональном может возникнуть совершенно специфическая для психики регуляторная функция, если сама психика выведена из деятельности» [Абульханова К. А., 1973, с. 2401. Отвечая на этот и ряд других вопросов, А. Н. Леонтьев в последний период своей жизни наметил контуры нового подхода, выдвинув на первый план проблему зависимости деятельности от образа (шире — образа мира). «Решение главной проблемы только открывалось в перспективе, но, чтобы получить это решение, оказалось необходимым переменить все направление анализа» [Леонтьев А. Н., 1986, с. 75] Вместо триады «деятельность — сознание — личность» предлагается «психология образа — психология деятельности, психология личности» [Там же].

Является ли такое выдвижение А. Н. Леонтьевым на первый план образа в системе «образ — деятельность» не только радикальным поворотом, но и отказом от постулатов деятельностного подхода? Иными словами, имеем ли мы дело с развитием концепции или ее отрицанием? Со всей определенностью можно сказать, что в данном случае речь идет о развитии концепции. Ведь сам процесс построения образа рассматривается как особая психическая деятельность, имеющая свою специфику и закономерности. Речь идет о дополнении, даже о завершении концепции, обеспечивающем ей новые возможности для ассимиляции широкого круга психологических проблем без отказа от основных постулатов, т. е. при сохранении ее целостности и оригинальности.

Но неизбежно встает вопрос, до каких пределов концепция может дополняться и развиваться, не теряя своего качественного своеобразия? Рано или поздно наступает момент, когда теория превращается или в эклектический набор несовместимых принципов, или в совершенно новую теорию, отрицающую постулаты прежней. В любом случае для сохранения теорией своей жизнеспособности и эвристичности необходимо указать на разумные границы ее применимости. Такой границей для общепсихологической теории деятельности весьма вероятно станет проблема межчеловеческих отношений и тесно связанная с ней проблема творчества [Смирнов С. Д., 1993].

В одной из последних цитированных философских работ, посвященных перспективам деятельностного подхода в современной психологии, В. А. Лекторским проанализированы также основные возражения, выдвигавшиеся такому пути построения единой материалистической методологии психологии, как деятельностная парадигма.

Всего он привел три таких возражения деятельностной парадигме, которые используются ее противниками с целью доказать, что такая парадигма — это уже дело истории, а не современного этапа психологии. Во-первых, это обвинение, связавшее деятельностный подход с официальной идеологией, т. е. марксизмом. Лекторский показал, что деятельностная теория Маркса — лишь один из вариантов в деятельностных подходах. И, например, когда С. Л. Рубинштейн стал «в конце 20-х — начале 30-х гг. развивать свои деятельностные представления (с исходными позициями марбургского неокантианства) в духе Маркса, это было не приспособлением к господствовавшей идеологии, а естественным развитием тех идей, которые во многом являлись общими для К. Маркса и других последователей немецкой философии и разрабатывались в других вариантах рядом философов XX столетия» [Лекторский В. А., 2004, с. 10]. Варианты этого подхода развивались в отечественной философии и методологии Э. В. Ильенковым, Г. С. Батищевым, М. К. Мамардашвили, Г. П. Щедровицким, Э. Г. Юдиным и др. Это был плодотворный этап отечественной философии и психологии, о чем мы еще будем говорить.

Третье обвинение (о втором чуть позже) автор статьи считает вполне серьезным: это обвинение в антропоцентризме, в понимании человеческой деятельности как преобразующей в смысле переделки природы и проектирования социальных процессов. «Если понимать деятельность как создание таких предметов, которые как бы полностью подконтрольны человеку, в известном смысле являются его простым продолжение, тогда, действительно, этот подход становится синонимичным технократическому проекту» [Лекторский В. А., 2004, с. 10]. Но у Маркса было и иное исходное представление о деятельностном подходе — как о самостановлении субъекта, что шло от всей немецкой классической философии. Маркс наиболее глубоко отразил суть европейской цивилизации: создавая человеческие предметы, человек в деятельности творит самого себя. Однако в его концепции есть и другая мысль — это не создание предметов по запечатлению в них самих себя, а совместное взаимодействие партнеров по труду, когда оба они изменяются в процессе коммуникации в совместной деятельности. Это также идея активности субъекта, по-разному затем представленная в разных вариантах развития субъектнодеятельностного подхода и принципа активности в психологии познания и личности в отечественной психологии.

Важнейшей здесь представляется идея рассмотрения деятельности как квазиестественной. Деятельность можно рассматривать как естественный процесс, но ставшая традицией и воспроизводимая в культуре, она становится квазиестественным образованием, поскольку в ней естественные (природные) и искусственные процессы (надындивидуальные, культурогенные) сложнейшим образом сочетаются.

Деятельностный подход в разных своих вариантах развивался в целевой направленности на снятие дихотомии субъективного и объективного. С точки зрения концепции постмодернизма основным должен стать другой вопрос: «Как возможно Я (если оно возможно)?» И поскольку постмодернисты отвечают отрицательно (Я в современном мире невозможно), здесь уже отсутствует категория деятельности. Таким образом, постмодернистскую философию нельзя связывать с деятельностной методологией. В то же время ряд других современных философских концепцией, оборачивающихся лицом к «человеку в мире», по-новому (не с марксистских позиций) развивают деятельностное понимание активности человека^[2].

Вернемся теперь к той группе возражений, которая была В. А. Лекторским названа второй. Это, во-первых, обвинения, выдвинутые деятельностной тематике в рамках критики конкретных теорий. Это, во-вторых, ориентировка преимущественно на индивидуальную деятельность у А. Н. Леонтьева, представления об интериоризации в схеме П. Я Гальперина и ряд других. В первую очередь сюда можно добавить ставшее афористичным замечание В. П. Зинченко (высказанное по ходу дискуссии 1993 г.) о том, что в деятельностном подходе «сознание не отпускалось с короткого поводка деятельности». Но эти возражения следует обсуждать только конкретно, применительно к определенным проблемам в той или иной их трактовке в теории деятельности и других психологических концепциях. Соотношение научных и ненаучных средств в этом аспекте не может быть предметом обсуждения в учебнике. Научные же дискуссии продолжаются на конференциях, в трудах последователей и оппонентов деятельностного подхода. Они не могут быть завершены, пока деятельностный подход продолжает развиваться как методология реальных психологических исследований.

В завершение же параграфа приведем мысль о том, что претензии на создание некоторой «Единой Теории Деятельности» бессмысленны в силу вариативности деятельностного подхода не только в прошлом и настоящем, но и в будущем. Развитие же деятельностной парадигмы возможно именно при включении в сферу анализа тех феноменов, которые были установлены в недеятельностных подходах (феноменологии, аналитической философии сознания и аналитической философской психологии, когнитивной психологии).

• [1] Например, «Проблемы развития психики», «Развитие памяти», «К теории развития психики ребенка», «К вопросу о генезисе чувствительности», «Развитие мотивов деятельности ребенка», «О формировании способностей» и др.
• [2] К ним автор относит английского философа и психолога Р. Харре.