Соотношение нации, этноса и государства

Приверженность граждан своему государству и своей нации отнюдь не сводится к сугубо материальным и рационалистическим началам. В национальном самосознании, национальной гордости, патриотизме и других составляющих понятия нации и производного от него понятия национализма, наряду с сугубо рационалистическими, научными, концептуальными и т. д. присутствует значительный пласт традиционного, ценностного, иррационального, символического, мифологического.

Как подчеркивал М. Вебер, нация адекватно самовыражается в собственном национальном государстве, которое, как правило, служит «просто маскировкой очень сложного переплетения ценностных идей»^[1]. Часто происходило так, что миф, символ, предание, легенда оказывались более могущественными силами, двигавшими поведением, помыслами людей, нежели самые что ни на есть объективные реальности.

Нация существует там, где люди сами верят в то, что они составляют таковую. Реальность состоит в том, что большинство людей в современном мире рассматривают себя в качестве членов некоторых общностей, называемых нациями. В этом контексте был в чем-то прав Б. Андерсон, который назвал нации «воображаемыми общностями»^[2]. И с этим нельзя не считаться, поскольку, как гласит известная теорема Томаса, «если люди воспринимают некоторую ситуацию в качестве реальной, то она будет реальной и, но своим последствиям». Отказываясь от понятия «нация», следовало бы идти дальше и отказаться от производных от него понятий, таких как национальное самосознание, национальный характер, национальное государство, национальное самоопределение, право наций на самоопределение и др.

Швейцарский исследователь И. К. Блюнчли писал в 1870 г.: «В мире должно быть столько же государств, сколько в нем различных наций. Каждая нация должна иметь свою государственность, а каждое государство должно строиться на национальной основе»^[3]. Очевидно, что при соответствующей трактовке права народов на самоопределение этот постулат весьма трудно опровергнуть. И, действительно, почему одни народы имеют право на создание своего независимого, суверенного государства, а другие народы лишены такого права?

Однако парадоксом является то, что при всплеске национализма и этнизма в современном мире почти не осталось национально однородных государств. Подлинно национальное государство, если понимать под таковым государство с населением, состоящим из одного только этноса, являются скорее исключением, чем правилом. Особо важное значение с данной точки зрения имеет то, что не все существующие в настоящее время народы и этносы способны создавать и поддерживать самодостаточные и скольконибудь жизнеспособные государственные образования.

В рассматриваемом контексте интерес представляет тот факт, что до сих пор среди исследователей, занимающихся данной проблематикой, нет единого мнения относительно того, что было раньше — национализм, нация или национальное государство. Ряд авторов совершенно справедливо указывает на то, что лишь в нескольких странах образование нации послужило основой государственного строительства.

Речь идет прежде всего об Италии, Германии и Греции. Как отмечал Г. Ульрих специалисты до сих пор не могут прийти к согласию относительно того, что именно преобладало в процессе объединения Италии — государственное строительство под руководством Кавура или же становление новой нации, процесс которого возглавили Мадзини и Гарибальди^[4]. Что касается Германии, то нельзя не признать, что здесь задолго до объединения существовало сильное национальное движение. Но нельзя не признать и то, что во многом объединенная Германия явилась детищем железного канцлера О. Бисмарка.

Многие исследователи не без основания отмечают, что не нации создают государства и национализм, а, наоборот, и нация, и национализм создаются государством. Национализм в значительной степени рождается именно в отношении уже устоявшегося национального государства. В этом смысле государство предшествует национализму, а не наоборот, хотя здесь и немаловажна роль процессов, происходящих в самом обществе. Во многом прав Э. Хобсбаум, который подчеркивал, что нации представляют собой «дуалистический феномен, создаваемый преимущественно сверху, но который невозможно понять без изучения процессов, шедших снизу, т. е. без чаяний, надежд, потребностей, желаний и интересов простонародья, которые не всегда были национальными, но от этого не становились менее националистическими»^[5].

• [1] Вебер M. «Объективность» познания в области социальных наук и социальной политики. В кн.: Культурология XX века. Антология. М., 1995. С. 600.
• [2] Anderson В. Imagined communities. Reflections on the origin and spread of nationalism. London, 1983.
• [3] Цит. по: Линд M. В защиту либерального национализма // 11роблем ы ВосточнойЕвропы. 1995. № 43−44. С. 5.
• [4] Ulrich II. Buergertum und nationale Bewegung im Italien des Risorgimento. In: Nationalismusund sozialer Wandel. Hamburg, 1978.
• [5] Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 г. С. 30.