Динамика науки как смена «исследовательских программ» И. Лакатоса

Философия науки без истории науки пуста; история науки без философии науки слепа-*.

И. Лакатос Философа Имре Лакатоса (1922—1974) не удовлетворяла модель развития науки, предложенная К. Поппером, которая в ряде пунктов противоречила реалиям истории науки. Исходя из последней, Лакатос разделял тезис Куна и Фейерабенда об отсутствии решающих экспериментов, позволяющих выбрать одну из нескольких теорий. Лакатос показывает эго на примере эксперимента Майкельсона — Морли и ряда других экспериментов.

Нет ничего такого, что можно было бы назвать решающими экспериментами¹.

Решающие эксперименты признаются таковыми лишь десятилетия спустя (задним числом)^[1][2].

Статус «решающего» эксперимента зависит от характера теоретической конкуренции, в которую он вовлечен^[3][4].

Не может быть никакой фальсификации прежде, чем появится лучшая теория" ¹.

И. Лакатос Поэтому Лакатос вводит свою модель «исследовательской программы», состоящей из неизменного «жесткого ядра», конвенционально принятого (и поэтому неопровержимого), и «защитного пояса», меняющегося так, чтобы совокупность пояса и ядра выдерживала критические проверки. Позже Лакатос заменил понятие «защитный пояс» на «позитивную эвристику», которая определяет проблемы для исследования, выделяет защитный пояс вспомогательных гипотез («отрицательную эвристику»), «предвидит аномалии и победоносно превращает их в подтверждающие примеры, — все это в соответствии с заранее разработанным планом»^[5][6].

Лакатоса не удовлетворяет и куновское сведение философии науки к психологии науки:

С точки зрения Куна, изменение научного знания — от одной «парадигмы» к другой — мистическое преображение, у которого нет, и не может быть правил. Это предмет психологии (возможно, социальной психологии) открытия. [Такое] изменение научного знания подобно перемене религиозной веры^[5].

И. Лакатос Поэтому позицию Куна Лакатос относит к иррационализму. Сам же он хочет развивать линию попперовского «критического рационализма» и тезис о рациональности изменений научного знания:

[Необходимо] «выйти из-под обстрела куновской критики и рассматривать научные революции как рационально конструируемый прогресс знания, а не как обращение в новую веру¹.

И. Лакатос Эта цель достигается путем введения содержательного критерия для вытеснения одной исследовательской программы другой (поскольку в модели Лакатоса понятию «парадигма» соответствует «жесткое ядро», жестко связанное с исследовательской программой, то конкуренция исследовательских программ у Лакатоса является аналогом конкуренции парадигм Куна).

Такой критерий он вводит в ходе полемики с методологическим фальсификационизмом К. Поппера при разработке своего «утонченного методологического фальсификационизма», где место нонперовской теории занимает «ряд теорий»:

Элементы этого ряда связаны замечательной непрерывностью, позволяющей называть этот ряд исследовательской программой^[8][9].

И. Лакатос Этот ряд состоит из непрерывной (кумулятивной) последовательности теорий Т_] Т₂, Т₃,"где каждая последующая теория получена из предыдущей путем добавления к ней вспомогательных условий… чтобы устранить некоторую аномалию"^[10][4]. Для этой «последовательности теорий» вводится ряд критериев «прогрессивности»:

Такая последовательность теорий является теоретически прогрессивной, если каждая новая теория имеет какое-то добавочное эмпирическое содержание по сравнению с ее предшественницей, т. е. предсказывает некоторые новые, ранее не ожидаемые факты… Теоретически прогрессивный ряд теорий является также и эмпирически прогрессивным, если какая-то часть этого добавочного эмпирического содержания является подкрепленной, если каждая новая теория ведет к действительному открытию новых фактов… Назовем сдвиг проблем прогрессивным, если он и теоретически, и эмпирически прогрессивен, и регрессивным — если нет./.

Если исследовательская программа прогрессивно объясняет больше, нежели конкурирующая, то она «вытесняет» ее, и эта конкурирующая программа может быть устранена^[12].

И. Лакатос Большая объяснительная сила — это и есть тот содержательный критерий прогрессивности исследовательской программы, который Лакатос противопоставил психологическому «иррационализму» Куна.

С другой стороны, в рамках полемики с методологическим фальсификационизмом Поппера, обсуждая его критерии фальсификации и демаркации, он утверждает, что «решающие эксперименты» не способны поколебать теорию:

В результате исчезают великие негативные решающие эксперименты Поппера: «решающий эксперимент» — это лишь почетный титул, который… может быть пожалован определенной аномалии, но только спустя долгое время после того, как одна программа будет вытеснена другой… Природа может крикнуть: «Нет!», но человеческая изобретательность — в противоположность мнению… Поппера — всегда способна крикнуть еще громче. При достаточной находчивости и некоторой удаче можно на протяжении длительного времени «прогрессивно» защищать любую теорию, даже если эта теория ложна. Таким образом, следует отказаться от попперовской модели «предположений и опровержений», т. е. модели, в которой за выдвижением пробной гипотезы следует эксперимент, показывающий ее ошибочность: ни один эксперимент нс является решающим в то время… когда он провалится. Таким образом, научный прогресс выражается скорее в осуществлении верификации дополнительного содержания теории, чем в обнаружении фальсифицирующих примеров. Эмпирическая «фальсификация» и реальный «отказ» от теории становятся независимыми событиями¹.

Непрерывность в науке, упорство в борьбе за выживание некоторых теорий, оправданность некоторого догматизма — все это можно объяснить только в том случае, если наука понимается как поле борьбы исследовательских программ, а не отдельных теорий… Мой подход, предполагает новый критерий демаркации между «зрелой наукой», состоящей из исследовательских программ, и «незрелой наукой», работающей по затасканному образцу проб и ошибок… Зрелая наука, в отличие от скучной последовательности проб и ошибок, обладает «эвристической силой».. [которая] порождает автономию теоретической науки¹.

И. Лакатос Модель исследовательской программы, состоящей из жесткого ядра и защитного пояса, частично проецируется Лакатосом на историю науки, которую он подразделяет на «внутреннюю» и «внешнюю».

Каждая рациональная реконструкция создает некоторую характерную для нее модель рационального роста научного знания, Однако все эти реконструкции должны дополняться эмпирическими теориями внешней истории для того, чтобы объяснить оставшиеся нерациональные факторы. Подлинная история науки всегда богаче рациональных реконструкций. Однако рациональная реконструкция, или внутренняя история, является первичной, а внешняя история — лишь вторичной, гак как наиболее важные проблемы внешней истории определяются внутренней историей… Для любой внутренней истории субъективные факторы не представляют интереса^[13][14][15].

«Внутренняя история» обычно определяется как духовная, интеллектуальная история, «внешняя история» — как социальная история… Данные мной определения образуют жесткое ядро некоторой историографической исследовательской программы^[16].

Именно внутренняя история определяет то, что историк будет искать в истории науки, на что будет делать акцент, и что будет игнорировать.

История без некоторых теоретических «установок» невозможна. Одни историки ищут открытий несомненных фактов, индуктивных обобщений, другие — смелых теорий и решающих негативных экспериментов, третьи — значительных теоретических упрощений или прогрессивных и регрессивных сдвигов проблем, при этом все они имеют некоторые теоретические установки¹.

И. Лакатос То есть, утверждает Лакатос, эмпирический материал в истории, так же как и в физике, «теоретически нагружен». Отсюда различие в том, как подходят к историко-научным эмпирическим фактам сторонники разных теоретических концепций — индуктивисты, конвенционалисты, фальсификационисты.

Внутренняя история для индуктивизма состоит из признанных открытий несомненных фактов и так называемых индуктивных обобщений. Внутренняя история для конвенционализма складывается из фактуальных открытий, создания классифицирующих систем и их замены более простыми системами.

Внутренняя история для фальсификационизма характеризуется обилием смелых предположений, теоретических улучшений, имеющих всегда большее содержание, чем их предшественники, и прежде всего — наличием триумфальных «негативных решающих экспериментов»^[17][18].

Методология исследовательских программ говорит о длительном теоретическом и эмпирическом соперничестве главных исследовательских программ, прогрессивных и регрессивных сдвигах проблем и о постепенно выявляющейся победе одной программы над другой^[19].

У каждой историографии есть свои характерные для нее образцовые парадигмы (в докуновском смысле). Главными парадигмами индуктивистской историографии являются кеплеровское обобщение тщательных наблюдений Тихо Браге; открытие затем Ньютоном закона гравитации путем индуктивного обобщения кеплеровских «феноменов» движения планет; открытие Ампером закона электродинамики благодаря индуктивному обобщению его же наблюдений над свойствами электрического тока…^[20]

Для конвенционалиста образцовым примером научной революции была коперниканская революция, [а] главными научными открытиями являются, прежде всего, изобретения новых более простых классификационных систем^[21].

Излюбленными образцами (парадигмами) великих фальсифицируемых теорий для попперианцев являются теории Ньютона и Максвелла… революция Эйнштейна; их излюбленные примеры решающих экспериментов — это эксперимент Майкельсона — Морли, эксперимент Эддингтона, связанный с затмением Солнца^[22].

И. Лакатос У каждой историографии есть свои характерные для нее проблемы:

Историк-индуктивист не может предложить рационального «внутреннего» объяснения того, почему именно эти факты, а не другие, были выбраны в качестве предмета исследования. Для него это нерациональная, эмпирическая, внешняя проблема. Конвенционалистская историография нс может рационально объяснить, почему определенные факты в первую очередь подвергаются исследованию и почему определенные классифицирующие системы анализируются раньше, чем другие, в тот период, когда их сравнительные достоинства еще неясны.

Для историка-фальсификациониста особую проблему представляет… почему, например, некоторые ученые считают решающие эксперименты скорее позитивными и верифицирующими, чем негативными и фальсифицирующими?^[23]

И. Лакатос.

• [1] Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ.С. 368.
• [2] Там же. С. 352.
• [3] Там же. С. 367.
• [4] Там же. С. 307.
• [5] D Лакатос И. История науки и ее рациональные реконструкции // Кун Т. Структуранаучных революций. М.: ACT, 2001. С. 474.
• [6] Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ.С. 274−275.
• [7] D Лакатос И. История науки и ее рациональные реконструкции // Кун Т. Структуранаучных революций. М.: ACT, 2001. С. 474.
• [8] Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ.С. 275.
• [9] Там же. С. 321.
• [10] Там же. С. 305.
• [11] Там же. С. 307.
• [12] Там же. С. 473.
• [13] Лакатос И. История науки и ее рациональные реконструкции. С. 471—474.
• [14] 1 Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ.С. 370.
• [15] Лакатос И. История науки и ее рациональные реконструкции. С. 483—484.
• [16] Там же. С. 457−458.
• [17] Лакатос И. История науки и ее рациональные реконструкции. С. 487.
• [18] Там же. С. 483.
• [19] Там же. С. 460—461.
• [20] Там же. С. 464.
• [21] Там же. С. 467.
• [22] Там же. С. 465.
• [23] Лакатос И. История науки и ее рациональные реконструкции. С. 461—470.