Социология революции П. А. Сорокина

" Революция — худший способ улучшения материальных и духовных условий жизни масс" , — отмечает П. А. Сорокин. Этой теме он посвятил специальную монографию — «Социологии революции» (1925). Несомненной заслугой Сорокина как историка и социолога является глубокое осмысление русской революции, сделанное в книге «Современное состояние России» (Прага, 1923) и в статье «Россия после ПЭПа (к 5-летнему юбилею Октябрьской революции)». Наиболее краткую версию «социологии революции» Сорокин дал в автобиографии. Задача социологии, полагает он, заключается в том, чтобы в совокупности социальных феноменов увидеть те черты, которые схожи во всех однотипных явлениях, когда бы и где бы они ни происходили. С этой точки зрения русская революция с присущими ей деталями и подробностями — объект историка, а русская революция как тип — объект социолога^[1].

Массовый социальный взрыв может быть вызван «ущемлением основных инстинктов у множества лиц». Революции, как это доказал на огромном историческом материале П. А. Сорокин, «происходили в эпохи роста бедности и голода». Они перетряхивают состав социальных групп, уничтожают одни группы, создают другие. В этом процессе несколько фаз:

• 1) эмоциональный протест против власти;
• 2) бунт, террор, война, вызванные механическим перемещением социальных верхов и низов;
• 3) стабилизация, наведение социального порядка, период реакции.

Новый политический порядок создается не только на основе революционных идеалов, но и наиболее жизненных дореволюционных институтов, особенностей быта, которые на время были разрушены во второй фазе революции и которые восстанавливаются независимо от желаний революционной власти. Таким образом, послереволюционный порядок обычно представляет собой смешение новых порядков и нового образа жизни со старыми, жизненными и продуктивными порядками дореволюционного времени. В России период стабилизации начался в конце 1920;х гг.

П. А. Сорокин указывает, что за два года русской революции были уничтожены почти все представители богатых слоев; политическая аристократия низвергнута на низшую ступень; большая часть предпринимателей и почти весь слой специалистов-профессионалов низложены. В течение последующих пяти-шести лет на вершину политической власти поднялись те, кто до революции были «ничем». Никогда еще в нормальные периоды русское общество не знало столь сильной вертикальной мобильности. Однако «картина, которую дают Великая французская революция 1789 года, английская революция XVII века, крупные средневековые изменения или социальные революции в Древней Греции, Риме, Египте или в любой другой стране, подобна той, которую дает русская революция»^[2].

П. А. Сорокин выступает принципиальным противником революции из-за огромного потока крови, неоправданного уничтожения материальных и духовных ценностей. То, что со временем можно записать в позитив революции, можно достичь реформами — таков его вывод.

Революции изменяют поведение людей не в лучшую сторону, культивируя вражду, злобу, ненависть, разрушение, обман. Как известно, революция «биологизирует» поведение людей, низводя их до уровня господства животных инстинктов^[3]. Однако у революции есть и обратная сторона — проявления жертвенности, подвижничества и героизма. Правда, между двумя сторонами революции существует известная диспропорция: звериные инстинкты проявляют массы, а жертвенность и героизм — единицы. Другой парадокс, быть может, еще более удивительный, заключается в том, что по прошествии многих лет люди начинают идеализировать революцию, забывая о ее жертвах и разрушениях. Создаются исторические мифы, подменяющие историческую реальность. На основе анализа ценностей и идеалов, воспроизведенных в период радикальных преобразований, П. А. Сорокин сформулировал " закон социального иллюзионизма" .

Россиянам потребовалось несколько десятилетий, дабы осознать иллюзорность идей, выдвинутых Великой Октябрьской революцией.

Сегодня многие люди, особенно пожилого возраста, считают, что В. И. Ленин и большевики были правы, что они хотели построить самое справедливое в мире общество, но им помешали.

П. А. Сорокин обосновал социальный закон флуктуации тоталитаризма и свободы, показывающий, что в условиях кризисов и революций усиливается государственная регламентация всех сторон жизни, а когда сильный кризис позади, «масштабы и суровость правительственной регламентации уменьшается, идеологические и культурные системы общества конвертируются к мирным детоталитарным, менее регламентированным, более свободным образам жизни»^[4].

Характеризуя революционеров как специфический социальный тип, П. А. Сорокин пишет, что поначалу они полны благородных замыслов. Но вот они добрались до власти — и с ними происходит удивительная метаморфоза: пламенные уравнители и бессребреники превращаются в жестоких тиранов, карающих «врагов народа». Но оказывается, никакой метаморфозы не было, просто в человеке пробудилось то, что давно было в нем заложено. Мнимые уравнители на деле являются самыми ярыми поборниками социального неравенства.

Итак, изменчивы как сами революционеры (милосердие превращается в жестокость), так и дело их рук — мировые революции. Они возникают ради учреждения всеобщего равенства и приведения народа к всеобщей справедливости, а заканчиваются установлением еще большего неравенства, нищеты и страданий народа. Так было всегда, таков циклический характер истории и сейчас, и две тысячи лет назад.

П. А. Сорокин обнаруживает еще один недостаток революции — бюрократический. Большевики пришли к власти под лозунгом не только экономической экспроприации (землю — крестьянам, заводы — рабочим), но и политической. Экспроприация власти должна происходить параллельно с экспроприацией собственности. Имущество отбирают у буржуазии, власть — у царских чиновников. «Если революция… удачна, то голодные, сбросив власть, создают свою диктатуру, безгранично расширяющую объем вмешательства, экспроприирующую экспроприаторов, все и вся национализирующую, т. е. ограничивающую автономию граждан, этатизирующую»^[5].

В статье «Война и милитаризация общества» (1922) социолог пишет о том, что среди негативных последствий французской революции были в том числе бюрократизация и беспредельный рост правительственной опеки. То же самое произошло и после революции 1917 г. в России.

Слишком много бюрократов развели цари, сказал В. И. Ленин в 1917 г., при пас их будет меньше. Поначалу так и было, поскольку до 70% чиновников, полицейских, налоговиков, таможенников, столоначальников эмигрировали, безвестно погибли или были расстреляны революционерами. Но позже на место одного начальника старой закваски пришли два новых. И вот закономерный итог: в конце 1980;х гг. при советской власти бюрократов было в три-четыре раза больше, чем при царизме.

Революционеры нарушают естественный закон природы: люди рождаются неравными по своим способностям, социальной активности, профессиональным наклонностям и многому другому. Попытка их уравнять сверху — при помощи государственного диктата — оборачивается тем, что утрачивается достижительная мотивация: трудолюбивым нет смысла работать сверх меры, поскольку нажитое у них тут же отберут, а ленивым и без работы хорошо, так как государство о них позаботится. Лучше всех после революции живется политическим демагогам: постоянные выступления на митингах, революционные речи, лозунги, призывы создают им репутацию непримиримых борцов за правое дело. А это и есть общественная карьера, и стало быть, власть, деньги, привилегии. «Добросовестность, здоровое интенсивное напряжение, полезность, разумность и т. д, — все эти категории, необходимые для нормального трудового производства общества, исчезли… На их место пришли шакализм, леность, мошенничество, спекуляция и хищничество, проникшие в поведение старых и малых, буржуев и пролетариев, темных людей и интеллигенции до ее верхушек, частных, правительственных и общественнокооперативных организаций»^[6].

• [1] См.: Сорокин П. А. Человек. Цивилизация. Общество: пер. с англ. М., 1992. С. 266.
• [2] См.: Сорокин П. А. Указ. соч. С. 375, 381.
• [3] Так называемая биологизизация революции удивительным, хотя и вполне объяснимым с научной точки зрения образом связана с ее криминализацией. В известном смысле любая революция, равно как и крупный поворот в жизни общества, представляет собой «криминальную революцию» .
• [4] Сорокин П. А. Главные тенденции нашего времени. М., 1997. С. 124.
• [5] Сорокин П. А. Голод как фактор. Влияние голода на поведение людей, социальную организацию и общественную жизнь. М., 2003. С. 417.
• [6] Там же. С. 586−587.