Психотерапевт как реальное лицо и характер отношений с ним

Варианты отношений к психоаналитику как к реальной личности

Как уже говорилось, некоторые отношения с аналитиком носят непереносный характер. Ребенок реагирует на него так же, как на реального человека в настоящем, помимо этого он определенным образом относится к тому, что аналитик является специфическим посредником между ним и родителями. По мнению многих детских аналитиков, в последнем случае важно, чтобы ребенок не придерживался имплицитной или эксплицитной установки по отношению к лечению, состоящей в представлении об изменении внешних обстоятельств без его участия. Идеальный вариант для терапии состоит в готовности ребенка работать и меняться самому, после чего он также будет способен вносить самостоятельно необходимые изменения во внешнее окружение, с которым тоже в свою очередь может проводиться работа по модификации. Рассмотрим варианты отношений к терапевту как к реальному лицу (Sandler J., Kennedy Н., Tyson R., 1990).

Непереносным является отношение к аналитику как к новому объекту для идентификации, что обычно все время случается в жизни ребенка. Дети часто пытаются «примерить» новые модели для идентификации, которые отличаются от родительских образцов, и аналитик здесь не является исключением. Эта идентификация может включать, а может и не включать элементы переноса, несмотря на то что каждое новое отношение содержит элементы прошлого опыта. Бывает идентификация с ролью помогающей личности, с нередко идеализированной личностью терапевта либо с его весьма реальными личностными особенностями (Beiser Н., 1995). Для понимания этого процесса терапевт должен уметь различать наиболее ранние и более поздние идентификации, а также транзиторные, преходящие идентификации. Ранние идентификации наиболее стабильны и непреходящи в личностном развитии. Транзиторные идентификации чаще всего возникают в подростковом и юношеском возрасте, но также имеют кардинальное влияние на развитие личности. Хотя многие из идентификаций возникают в качестве защитных механизмов, но не стоит сводить это понятие только к последним. Идентификация, согласно А. Фрейд, это еще и нормальный механизм развития.

Непереносным в узком смысле слова является и использование психотерапевта в качестве объекта для экстернализации. Таким образом достигаются изменения в Эго и реже в Суперэго пациента, в его идеалах, которые могут приобрести альтернативный характер, либо строгость и жесткость уже имеющихся в распоряжении ребенка идеалов смягчится благодаря экстернализации интроектов, от которых зависит самооценка пациента. А более принимающая позиция аналитика позволяет модифицировать интроект.

Терапевт может выступать и в роли «вспомогательного Эго». Эта стратегия, часто используемая при лечении пограничных, психотических случаев, в детском анализе расширяется, приобретая иной смысл. Она включает в себя функции объяснения, когда ребенок интеллектуально не зрелый или же просто не обладает необходимой информацией, что вновь отсылает к необходимости использовать элементы реального отношения между терапевтом и пациентом в противовес фантазийнопереносным.

Кроме того, терапевт, который слушает ребенка, пытается понять его сложности и проблемы, становится ценным именно как реальная и помогающая личность. Взрослый человек передает ребенку опыт внимающего и понимающего участия в его жизни: «Я буду слушать то, что ты говоришь, и относиться к этому, как к безусловно важному».

Терапевт может использоваться в качестве объекта для восполнения эмоционального дефицита. «Восполняющая» роль терапевта особенно ярко выражена в случаях депривированных или недавно потерявших одного из членов своей семьи детей, родители которых длительно отсутствуют и т. п. Терапевт необходим в этом случае и как реальное лицо для замещения отсутствующей значимой фигуры. По мнению А. Фрейд, в курсе анализа часто приходится наблюдать, с одной стороны, регрессию, оживляющую значимость удовлетворения потребностей ребенка так, как это было в самом раннем возрасте, а с другой — аналитика в качестве реальной замены, восполняющей эмоциональный дефицит реального опыта отношений с одним из родителей. Как уже говорилось, здесь А. Фрейд считает помощь наиболее реальной, если травматическое переживание и возникший в связи с ним дефицит не отстоят далеко от того времени, когда ребенок попадает в терапевтическую ситуацию. Чем дальше располагается травматический опыт по линии времени, тем сложнее его восполнить, некоторые же «пробелы» эмоционального опыта, по мнению А. Фрейд, невосполнимы вовсе.

В целом дети в большей мере, по сравнению с взрослыми, склонны рассматривать психотерапевта в качестве реальной личности (Sandler J., Kennedy Н., Tyson R., 1990). По всей видимости, взрослые, находясь в специфических условиях психоаналитического лечения (положение «лежа на кушетке» и пр.), могут позволить себе «больше нереальности» по сравнению с детьми.