Семиотика культурных оснований антропосоциогенеза

Как определяет семиотику Ю. М. Лотман, это «…наука, в которой с большой ясностью отразились некоторые черты, присущие всякому научному мышлению…

Предмет семиотики — науки о коммуникативных системах и знаках, которыми в процессе общения пользуются люди (и не только люди, но и животные или машины), — прост… Без получения, хранения и передачи информации невозможна жизнь человека — ни познание мира, ни организация человеческого общества. Поэтому очевидно, что сравнительно новая наука, изучающая коммуникативные системы, — семиотика — имеет право на место в семье наук и что место это со временем, видимо, окажется немаловажным" (177; 6).

По мнению Ю. М. Лотмана, семиотика возникла как самостоятельная дисциплина в XX веке, хотя термин «семиотика» определен еще в XVII веке английским философом — материалистом Дж. Локком, который удачно определил сущность и объем семиотики, как учения о знаках, освещающего природу знаков, которыми ум пользуется для понимания вещей или для передачи своего знания другим (выделено мной. — Е. О.). Как следует из такого понимания семиотики, многие аспекты или эффекты передачи, переноса или трансфера в значительной мере вынесены за ее пределы, — видимо в той мере, в которой природа знаков относительно независима от того, что именно понимается или передается с их помощью, будучи одним словом определено как «знание» или как «информация», «…семиотика предстает перед нами как метод гуманитарных наук, проникающий в различные дисциплины и определенный не природой объекта, а способом его анализа» (177; 153).

При очевидном различии того, что способ анализа, это не то же самое, что анализ способа осмысления действительности, семиотика невольно оказывается гораздо более близка, например, логике, нежели психологии или биологии человека, хотя стремление составить семиотическое понимание предметов этих и других наук, образующих систему современного человекознания, обнаруживается и субъективно, как инициируемое авторами, и объективно, — в силу того, что статусами знаков отображается их «благородство», т. е. достоинства и недостатки их антропоморфного происхождения. Судя по определению Ю. М. Лотмана, семиотика, как строгая наука, избегая антропоморфизма, не является и человековедением: «Современная семиотика строится на синтезе межпредметных связей структурной лингвистики, теории информации, кибернетики и логики» (177; 6—8). Движение семиотики к человековедению может осуществляться через «…область знания, объектом которого является сфера знакового общения».

Косвенно напоминая о социальности человеческого общения, Ю. М. Лотман приводит мысль Ф. де Соссюра: «…можно представить себе науку, изучающую жизнь знаков в рамках жизни общества; такая наука явилась бы частью социальной психологии, а следовательно, и общей психологии; мы назвали бы ее семиологией…» (177; 154).

Вместе с тем активная позиция современной антропологии, выражающаяся в поиске культурных оснований антропосоциогенеза, с необходимостью приводит к возникновению таких ее отраслей как информационная (семиотическая) и культурно-историческая антропология, в которых проблема происхождения человека связывается с проблемой происхождения языка, речи и знаков, образующих, по мнению Ю. М. Лотмана, целостную «семиосферу» коммуникативно определяемой им культуры.

Приступая к исследованию феномена культуры в семиотике, Ю. М. Лотман немедленно выдвигает следующее программное положение: Историческое изучение культуры — изучение ее судеб, эволюции, возникновения классовых культур в обществе, разделенном на классы, привлекало многочисленных исследователей. Значительно меньше сделано для логического, дедуктивного определения сущности явления культуры как некоторой константной структуры, без которой существование человечества, видимо, невозможно" (177; 392).

Полагая так, Лотман тем не менее замечает, что неизбежность культуры для человека состоит в том, что она является «…объективной основой приобретения организмом сверхгенетической информации» (177; 394) — поистине, эта формулировка совершенно адекватна поиску культурных оснований эволюции человека.

Настораживает, однако то, что понятие культуры предполагается рассмотреть в контексте изучения процессов возрастания информации, поскольку, например, М. Моссом указывалось на то, что обмен эквивалентами представляет собой элементарную модель социологических структур, а К. Леви-Стросс связал это с актом коммуникации и с сущностью культуры. Позиция Ю. М. Лотмана категоричнее: «…человек в борьбе за жизнь включен в два процесса: во-первых, он выступает как потребитель материальных, вещных ценностей, во-вторых, как аккумулятор информации. Обе эти стороны жизненно необходимы. Если для человека как биологической особи достаточно первой, то социальное бытие подразумевает наличие обеих… Информация — не факультативный признак, а одно из основных условий существования человечества» (177; 395).

Этот вывод подкрепляется предположением того, что человечество пережило длительный доисторический период, в котором временная протяженность вообще не играла роли, ибо не было развития, и только затем произошел взрыв, означающий начало человеческой истории: «…в определенный момент, именно в тот, с которого мы можем говорить о культуре, человечество связало свое существование с наличием постоянно расширяющейся ненаследственной памяти — оно сделалось получателем… информации, постоянной и генетически данной».. Битва за выживание — биологическое и социальное — это битва за информацию" (177; 500—501).

Выживание человека требует единства культуры и языка: «…в реально-историческом функционировании языки и культура неотделимы: невозможно существование языка… который не был бы погружен в контекст культуры, и культуры, которая не имела бы в центре себя структуры типа естественного языка». При этом основная функция культуры выражается «в структурной организации окружающего человека мира», выполнение которой вынуждает культуру иметь внутри себя «структурное „штампующее устройство“. Его-то функцию и выполняет естественный язык» (177; 486—487).

В семиотической реальности культуры язык представляет собой «функцию, сгусток семиотического пространства», при том, что вне семиосферы «…нет ни коммуникации, ни языка». Иными словами, за пределами социальной реальности семиосферы оказывается, например, психология человека с одной из его высших функций — речью: «…Разделяя язык и речь, мы тем самым отделяем… социальное от индивидуального (177; 153). Социальность языка подтверждается его принадлежностью к семиосфере: «Неразложимым работающим механизмом — единицей семиозиса — следует считать не отдельный язык, а все присущее данной культуре семиотическое пространство. Это пространство мы и определяем как семиосферу». Такое определение объекта семиотики, оправдываемое тем, что семиосфера, уподобляемая составляющей условие жизни биосфере, есть «…и результат, и условие развития культуры», уже предполагает, что в этом сферном подходе возможности метода диалектического снятия будут ограничены прежде всего формально-логическими, функционально-структурными аспектами культурного воспроизводства человека (177; 250—251).