Философия смерти. 
Психология здоровья

Большой вклад в разработку проблемы жизни и смерти внесли античные авторы, у которых мы находим массу советов и рекомендаций относительно того, как правильно жить и как правильно умирать. Традиции античной философии с самого раннего детства готовили человека к его последнему часу, и высшая мудрость понималась в ней как постоянная готовность к смерти.

«Философствовать — значит учиться умирать», — учил М. Монтень.

«Жизнь философа есть постоянное размышление о смерти, — утверждал Цицерон, — каждому человеку надлежит смолоду приучаться без ужаса глядеть на свой последний час, иначе нет и не будет ему покоя. Так как несомненно, что все мы должны рано или поздно умереть».

«А это ведь великое дело, — писал Сенека своему другу Луцилию, — и долго надо ему учиться, — когда придет неизбежный срок, уйти со спокойной душой».

«Те, кто подлинно предан философии, — говорил Сократ, — заняты, по сути вещей, только одним — умиранием и смертью».

Сам Сократ свою смерть принял в высшей степени достойно, подбадривая при этом оплакивающих его друзей.

«Смерть, — говорил он, — это одно из двух: либо умереть, значит, стать ничем, так что умерший уже ничего не чувствует, либо же, если верить преданиям, это какая-то перемена для души, переселение ее из здешних мест в другое место. Если ничего не чувствовать, то это все равно, что сон, когда спишь так, что даже ничего не видишь во сне; тогда смерть — удивительное приобретение. С другой стороны, если смерть есть как бы переселение отсюда в другое место и верно предание, что там находятся все умершие, то есть ли что-нибудь лучше этого? Да я готов умереть много раз, если все это правда: для меня было бы восхитительно вести там беседы…».

«Привыкай думать, — писал Эпикур своему другу Менекею, — что смерть для нас — ничто: ведь все хорошее и дурное заключается в ощущении, а смерть есть лишение ощущений».

Размышляя о превратностях жизни и смерти в своих знаменитых «Опытах», французский просветитель М. Монтень писал:

«Если бы смерть была подобна врагу, от которого можно убежать, я посоветовал бы воспользоваться этим оружием трусов. Но так как от нее ускользнуть невозможно, ибо она одинаково настигает беглеца, будь он плут или честный человек, и так как наилучшая броня от нее не убережет, давайте научимся встречать ее грудью и вступать с нею в единоборство. И чтобы отнять у нес главный козырь, изберем путь, прямо противоположный обычному. Лишим ее загадочности, присмотримся к ней, приучимся к ней, размышляя о ней чаще, нежели о чем-либо другом. Будемте всюду и всегда вызывать в себе ее образ, и притом во всех возможных ее обличьях. Если под нами споткнется конь, если с крыши упадет черепица, если мы наколемся на булавку, будем повторять себе всякий раз: «А что если это и есть сама смерть?» Благодарячэтому мы окрепнем, сделаемся более стойкими.

Посреди празднества, в разгар веселья пусть неизменно звучит в ваших ушах все тот же припев, напоминающий о нашем уделе; не будем позволять удовольствиям захватывать нас настолько, чтобы время от времени у нас не мелькала мысль: как наша веселость непрочна, будучи постоянно мишенью для смерти, и каким только неожиданным ударам ни подвержена наша жизнь!

Так поступали египтяне, у которых был обычай вносить в торжественную залу, наряду с самыми лучшими яствами и напитками, мумию какого-нибудь покойника, чтобы она служила напоминанием для пирующих.

Неизвестно, где поджидает нас смерть; так будем же ожидать ее всюду. Размышлять о смерти — значит размышлять о свободе. Кто научился умирать, тот разучился быть рабом. Готовность умереть избавляет нас от всякого подчинения и принуждения…

Наши превосходные философские рассуждения сплошь и рядом не более чем заученный урок, и всякие житейские неприятности очень часто, не задевая нас за живое, оставляют нам возможность сохранять на лице полнейшее спокойствие.

Но в этой последней схватке между смертью и нами нет больше места притворству, приходится говорить начистоту и показать наконец без утайки, что у тебя за душой. Вот почему это последнее испытание — окончательная проверка и пробный камень всего того, что совершено нами в жизни. Этот день — верховный день, судья всех остальных наших дней. Этот день, говорит один древний автор, судит все мои прошлые годы. Смерти предоставляю я оценить плоды моей деятельности, и тогда станет ясно, исходили ли мои речи только из уст или также из сердца…"^[1]

• [1] Монтень М. Опыты. Кн. I. Гл. XX. О том, что философствовать — это значитучиться умирать. М., 1980.