Понятие права в социологии

Эта совокупность норм представляет собой «сложную динамическую систему, развивающуюся и функционирующую в социальном пространстве и историческом времени, зависящую как от типа общества, его географического положения, так и от уровня развития общественного и индивидуального сознания»^[1].

Вновь подчеркнем, что при изучении права социологический взгляд во многом отличается от юридического.

Так, М. Вебер писал, что «в юриспруденции „государство“ при известных обстоятельствах рассматривается, подобно отдельному человеку, как „юридическое лицо“, так как в юридическом исследовании, направленном на истолкование объективного смысла, т. е. на должное содержание правовых положений, каким оно должно быть, подобного рода понятийное вспомогательное средство может восприниматься как полезное или даже необходимое». А «социология в той мере, в какой „право“ попадает в орбиту ее исследования, занимается не выявлением логически верного „объективного“ содержания „правовых положений“, а „действиями“, в качестве детерминантов и результатов которых могут, конечно, играть значительную роль — наряду с прочими факторами — и представления людей о „смысле“ и „значимости“ отдельных правовых положений». И такое слово, как «государство», в социологии означает, по Веберу, «только вид человеческого поведения особого рода», но «неизбежная судьба социологии такова, что, исследуя реальное поведение, где „типические“ случаи постоянно переходят друг в друга, ей часто приходится применять строгие юридические термины, которым она затем придает собственный, в корне отличный от юридического смысл»^[2].

Вместе с тем и в социологии, и в юриспруденции имеет место рассмотрение права как социального института, в рамках которого существуют одновременно и относительно рационализированные установления людей, и механизм социального контроля, приводящий их поведение в соответствие с требованями правовых норм, некий «аппарат принуждения», так как «индивиды эмпирически считаются „обязанными“ участвовать в общностных действиях» и «если они не захотят участвовать, их заставят повиноваться (пусть даже посредством мягких форм воздействия)»^[3].

Субъектом права является социальная общность. Однако «масштаб» этой общности определяется неоднозначно. В рамках монистического направления, представленного прежде всего юристами, считается, что создавать правовые нормы способна только одна группа, политическая, т. е. государство. Приверженцы же плюралистической школы, представленные в большинстве социологами и философами, утверждают, что любое сколько-нибудь значимое объединение может создать для себя правила, выходящие за рамки простых постановлений и становящиеся правовыми нормами. Признавая первое из этих представлений несосостоятельным, определим иные — негосударственные — формы правовой организации.

В самом широком плане таких форм может быть выделено две.

Во-первых, это надгосударственное право, субъектом которого являются общности, по своему масштабу перекрывающие политические границы. Наиболее яркими примерами надгосударственного права могут считаться некоторые профессиональные институты обычного права (например, средневековое «право торговцев»), постановления, издаваемые международными организациями, и, конечно же, религиозное право.

В качестве примера рассмотрим историю отношений между государственной и надгосударственной (религиозной) правовыми системами на Северном Кавказе.

«До 1917 г. на Северном Кавказе сосуществовали три системы права: адаты, шариат и российские законы. Царская администрация допускала, за исключением уголовно-правовой сферы, применение шариата. Правоотношения, возникающие в связи с совершением преступлений, регулировались российским законодательством. В области гражданского, семейного и других отраслей права российское законодательство применялось только по желанию одной или обеих спорящих сторон. Таким образом, учитывался как местный менталитет, так и государственные интересы.

Однако после 1917 г. власти начали постепенную ломку местных традиций. В 1927 г. в Дагестане было запрещено судопроизводство по шариату, действовавший до этого шариатский суд был упразднен, а его председатель Али-Гаджи Акушинский был репрессирован. Повсеместно началось преследование лиц, умеющих читать и писать по-арабски. Письменность дагестанских народов с приспособленного для дагестанских языков арабского алфавита — аджама была переведена сначала на латинский алфавит, а затем на кириллицу. Дагестанские народы были объявлены не имевшими своей культуры и письменности.

Уголовный кодекс РСФСР ввел уголовную ответственность за соблюдение мусульманских и национальных (только народов, исповедовавших ислам) семейных традиций: уплата и принятие брачного выкупа, заключение соглашения о браке с лицом, не достигшим брачного возраста, двоеженство (женщины, сожительствовавшие с несколькими мужчинами, т. е. совершившие аналогичное деяние, не преследовались), умыкание невест. Эти нормы УК РСФСР носили дискриминационный характер по национальному и конфессиональному признаку. В результате этих мер прежние юридические обычаи стали исчезать, другие ушли в подполье, иные видоизменились, приняв как бы компромиссный вид"^[4].

Во-вторых, это подгосударственное право — теоретически допускаемая возможность создания правовых установлений группами, подчиненными государству. Оговорка «теоретически допускаемая возможность» здесь сделана не случайно. Подчиненные государству группы используют эту возможность крайне редко (и, как правило, это чревато развитием конфликтных отношений группы и государства). В большинстве случаев правотворческая активность отдельных групп ограничивается уточнениями и комментариями в рамках государственного права и деятельностью, но созданию нового права считаться не может.

Задание. Проанализируйте приведенный ниже отрывок лекции крупнейшего отечественного этнолога С. А. Арутюнова и определите систему отношений между различными правовыми формами, действующими па современном Кавказе.

«Есть три формы права, которые действуют на Кавказе: адат, канон и шариат. Адат — это обычай. А. И. Першиц ввел понятие мононормы первобытного права, т. е. нормы, в которой еще нс расчленены мораль, этика и право. Вообще-то, эта единая норма поведения — адат — включает в себя и право, и этику, и даже эстетику: он диктует, как следует одеваться, как должно выглядеть оружие горца. Целый ряд таких норм, определяющих как человек выглядит, как движется, как садится, в какой позе он сидит, — это не только этика, это в значительной степени эстетика. Адат представляет собой такую, идущую из древности мононорму поведения, в которой есть своя правовая, своя этическая и даже своя эстетическая сторона. Но в обществе феодальном, в обществе более-менее урбанизированном, где существуют деревня и город, где существуют масса и элита, адата не достаточно, потому что адат — это все-таки норма эгалитарного общества, главным образом. Его дополняет канон, т. е. закон, уголовно-процессуальный кодекс, который с начала Русской империи на Кавказе существовал в виде царь-кодекса и раньше — в виде отдельных указов или распоряжений, издававшихся монархами — царями, князьями, эмирами, ханами. И эти законы, изданные государственной властью, дополняли адат. Л люди, привыкшие жить по адату, противостояли этим законам. Адат они принимали, он был ими глубоко интериоризирован, а канон воспринимался как нечто чуждое, что исходит от верхней власти, и народом принимается чаще всего в штыки. Так же и шариат, хотя его источником являлся уже не монарх, а духовные авторитеты, вступил в противоречие отчасти с каноном, по в особенности с адатом. И эта борьба продолжается до сих пор. Адат воспринимается более-менее однозначно положительно. Канон воспринимается более-менее однозначно отрицательно, кавказец никогда нс интериоризирует государственное право. Канон — это нечто чуждое, что можно и нужно нарушать, в этом есть определенная доблесть. А к шариату отношение двойственное.

Вот несколько противоречий между каноном и адатом. Адат допускает кражу, кавказец, живущий, но адату, не испытывает чувства вины, если крадет не у своего. Но попался — надо как-то уладить дело, для этого существуют компенсации, договоренности, в крайнем случае — суд старейшин, где можно защищаться. В рамках адата существует кровная месть. В частности, адат категорически запрещает доносительство, свидетельствовать можно, если тебя обязывают, но доносить нельзя. Поэтому в чеченском обществе, может быть, подавляющее большинство односельчан очень неодобрительно относятся к людям, делающим бизнес на похищении людей и захвате заложников, но никто никогда не донесет.

Борьба адата и шариата более острая. Сегодня во многих общинах, в особенности в Дагестане, идет церковный раскол. Могут быть две мечети: одна шафиитская, тарикатистская мечеть — традиционного ислама и одна — условно говоря, вахабитская. По адату, когда умирает человек, родственники и знакомые приходят проводить его в последний путь. И согласно адату, чтобы не потерять лица, этих людей нужно накормить. Но тут приходит вахабитский мулла и говорит: «У людей и так несчастье, а им еще, чтобы всех накормить, надо залезать в долги. Вы не мусульмане, вы — язычники, если следуете адату». Такого рода конфликтов между адатом и шариатом происходит огромное множество, и они гораздо более существенные, чем конфликты между адатом и каноном"^[5].

Как становится очевидным уже из некоторых приведенных примеров, правовая система того или иного общества исторически подвижна. Историчность признается одной из сущностных характеристик права: являясь структурным элементом общества, оно изменяется, развивается (или деградирует) вместе с ним, а точнее — вслед за ним, поскольку общество всегда изменяется быстрее, чем его правовая система.

Существуют многочисленные примеры устаревших законов, производящих комическое впечатление (например, в США: в Айдахо запрещено рыбачить, сидя на верблюде; в Провиденсе, Род-Айланд, в магазинах запрещено по воскресеньям продавать зубную щетку и насту одному и тому же покупателю; в Нью-Орлеане нельзя привязывать крокодилов к гидрантам; в Оклахоме под угрозой тюремного заключения запрещено откусывать куски от чужого гамбургера; в Моухейв-Каунти в Аризоне вора, попавшегося на краже мыла, предписывается мыть этим мылом до тех пор, пока оно не кончится; в Австралии каждый таксист обязан постоянно возить в багажнике охапку сена; во Франции строжайше запрещено звать свинью «Наполеоном»; в Германии по закону подушка может считаться «пассивным» оружием; в Англии есть очень строгий закон, запрещающий вывешивать кровать из окна).

Впрочем, не стоит забывать, что появление такого рода законов в свое время было обусловлено определенными причинами.

Во-первых, принцип историчности распространяется на само существо понятия «правонарушение»: ни один человеческий поступок не является сам по себе правомерным или преступным.

Преступления, кажущиеся нам ужасными, в некоторых социальных группах дозволены, а другие, например нарушение определенных табу, которое у некоторых древних народов сурово наказывалось, оставляют нас безразличными. Так, в округе Маданг (Папуа — Новая Гвинея), где действуют древние папуасские законы, которые имеют государственный статус, обманутым мужьям не только разрешено, но и предписано обезглавливать любовников своих жен. Перед казнью осужденный должен съесть палец своей любовницы.

Во-вторых, исторически изменчивы и способы наказаний за совершенные преступления.

Дж. Этолл, историк преступности, приводит описание жизни одной из первых лондонских тюрем, где имели место свободные перемещения из камеры в камеру, к обитателям тюрьмы могли заходить посетители.

В 1790 г. один из осужденных дал в тюрьме бал: в четыре часа пополудни иод музыку скрипок и флейт подали чай, после этого танцевали до восьми часов. Затем был подан холодный ужин. Бал закончился в девять часов, в обычный час, когда тюрьма закрывается^[6].

Определение основных характеристик права, таких как всеобщность и историчность, а также субъектов правотворческой деятельности и правовых отношений дает возможность сформулировать основные социальные функции правовых систем и отношений.

Их может быть выделено по меньшей мерс четыре^[7]:

• — интегрирующая, предполагающая достижение согласия в обществе посредством включения индивидов и общностей в единую систему социальной организации;
• — регулятивная, основанная на координировании разнонаправленных действий индивидов через установление обязанностей, дозволений и запретов, а также с помощью стимулирования позитивной для общества деятельности;
• — охранительная, реализующаяся посредством предотвращения правонарушений и восстановления нарушенных прав в защите общественных отношений, интересов граждан и социальных групп;
• — информационно-коммуникативная, обусловленная предписывающим характером правовых норм, — правовая информированность сама по себе играет важную роль в упорядочении деятельности людей.

Социокультурный смысл права заключается в том, что право опосредует, связывая две принципиально важные, но весьма неблизкие сферы:

• — абстрактные представления о Высшей Справедливости и абсолютном законе. В древних кодексах это выказывается прямой апелляцией к высшей, божественной воле, в Новое время это апелляция к естественному строю вещей и само собой разумеющейся рациональности мироустройства;
• — совершенно конкретные практики воплощения абстрактных принципов в социальную повседневность: следствие, судопроизводство, пенитенциарная система, надзор и наказание.

При том, что между этими двумя сферами наличествует скорее противоречие, чем гармония, право в целом по причине своего уникального опосредующего места — важнейший объект анализа любого общества.

В идеальной модели права противоречия снимаются и право выступает одновременно как норма, факт и ценность. На практике эти параметры могут противоречить друг другу, взаимопереплетаться или проявляться один через другой. Право может восприниматься поэтому как справедливое, но не соответствующее позитивному закону, как соответствующее его нормам, но неэффективное. Каждый из элементов триады вступает в конфликт с двумя другими.

Согласно результатам исследований на современный момент нет оснований утверждать, что россияне привержены правовым принципам социальной жизни, правовому государству. Выбирая между стабилизацией общественных отношений в стране любыми средствами, с одной стороны, и незыблемостью принципов права — с другой, 59,1% опрошенных отдают предпочтение первому и только 14,5% — второму. За стабилизацию общественных отношений даже в ущерб законности и гражданских свобод выступает прежде всего старшее поколение. Однако и молодое не стремится отстаивать принципы права, а замыкается в рамках «безучастия». Ограничить граждан в правах, по мнению опрошенных, можно:

• — соблюдая приоритет интересов государства;
• — в интересах других людей;
• — в интересах следственных органов;
• — в случае военных действий;
• — в борьбе со стихийными бедствиями.

Таким образом, опрошенные признают приоритет права государства по сравнению с правами граждан, то есть по сути приоритет права управленческой структуры. Иначе говоря, граждане сами признают правомочность ущемления своих прав государством^[8].

Приведенные данные красноречиво говорят сами за себя. Ответы опрошенных показывают недостаточную степень развития правосознания.

Впрочем, идеальная модель может быть реализована в развитых правовых системах. «Идеальная конструкция правовой нормы определяется наличием таких ее параметров, как справедливость, законность и эффективность»^[9]. В связи с этим видится актуальным наличие институтов гражданского общества, в рамках которых независимо от государства производятся и воспроизводятся социальные нормы, которые способствуют исключению противоправных практик со стороны различных социальных субъектов.

• [1] Касьянов В. В., Нечипуренко В. Н. Социология нрава. Ростов н/Д: Феникс, 2001. С. 8.
• [2] Вебер М. О некоторых категориях понимающей социологии // Вебер М. Избранныепроизведения. С. 507—508.
• [3] Вебер М. Указ. соч. С. 536.
• [4] Увайсов 3. Сравнительная характеристика института брака по российскому и мусульманскому праву. URL: http://www.studentcome.ru/46/ 50/25 380.html.
• [5] Арутюнов С. А. Специфика ментальности народов Кавказа // Межкультурный диалог. Лекции по проблемам межэтнического и межконфессионального взаимодействия / под ред.М. Ю. Мартыновой, В. А. Тишкова, II. М. Лебедевой. М.: Изд-во РУДН, 2003. С. 136—156.
• [6] См.: Багдасаръян Н. Г. Культурология: учебник для вузов. М.: Высшее образование, 2007. С. 427.
• [7] См.: Софронов-Антомони В. «Правовое бессознательное»: Русская правовая картинамира. URL: http://kiziIurt.ru/books.htm.
• [8] См.: Русанова Н. М. Правовые установки и правовое поведение россиян // Социология и общество: Тезисы Первого Всероссийского социологического конгресса «Обществои социология: новые реалии и новые идеи». СПб., 2000. С. 103.
• [9] Медушевский А. Спрос на право как индикатор гражданского общества. URL: http://old.polit.ru/documents/487 994.html.