«Казанская история» как новый тип исторического повествования

Важная веха русской истории XVI в. — завоевание Казани (1552), которое воспринималось современниками как справедливая расплата за столетия унижения в период монголо-татарского ига, за опустошительные набеги ордынцев и казанцев на Русь, не прекратившиеся после «Мамаева побоища» (1380) и «стояния на Угре» (1480). Взятие русскими войсками Казани, а затем и Астрахани (1556) открыло водный путь по Волге, сделало возможным торговлю Руси со странами Востока. «Покорение» Казани укрепило международный авторитет Московского государства, стало одним из препятствий на пути мусульманской экспансии в Европе.

Окончательная победа Москвы над Казанью нашла отражение в целом ряде памятников древнерусской литературы. Рассказ об этом переломном событии в русско-татарских отношениях читается в составе «Летописца начала царства», «Степенной книги», «Истории о великом князе Московском» Андрея Курбского. В честь победы над Казанским ханством в Москве на Красной площади возводится церковь Покрова Богородицы (собор Василия Блаженного), которая, по словам Д. С. Лихачева, «своей нарочитой и необычной пестротой как бы подражала Востоку». В этой усложненности архитектурных форм, в многоцветье красок выразилось всенародное ликование в связи с победой над сильным врагом и в то же время уважение к самобытной культуре присоединенного к Московскому государству народа.

" Казанская история" по праву занимает главенствующее положение в цикле произведений, посвященных событиям 1552 г. Сочинение историко-публицистического характера, созданное в 1560-е гг., представляет собой беллетризованный рассказ о русско-татарских отношениях на протяжении трех веков — со времени возникновения Золотой Орды до завоевания Иваном Грозным образованного на ее развалинах в середине XV в. Казанского ханства. «Историю» принято относить к эпохальным литературным явлениям, причем не только по объему освоенного писателем материала, но и по наличию в произведении новых для русской литературы черт, в том числе автобиографического характера.

Проблема авторства произведения

Имя автора «Казанской истории», как и многих памятников древнерусской литературы, неизвестно. Текст «Истории» содержит мало сведений о создателе произведения: в юности он попал в плен к «варварам» (иноверцам), был подарен казанскому хану Сафа-Гирею, принял магометанство и 20 лет прожил в Казани. В 1552 г., когда русские войска подошли к татарской столице, он бежал из неволи и поступил на службу к Ивану Грозному, крестившему его и давшему небольшой земельный надел. Автор «Истории» не воспользовался возможностью покинуть город вместе с другими русскими пленниками до взятия Казани — это обстоятельство дало основание Г. Н. Моисеевой предположить, что он выполнял какое-то тайное задание при дворе казанских ханов, оказывая услуги русскому правительству.

Создатель «Истории» акцентировал внимание на своем привилегированном положении при ханском дворе: «И взятъ мя к себ? царь с любовию служити во дворъ свой, и сотвори мя пред лицемъ своимъ стояти», а «велможи его паче м? ры брегуще мя». Положение почетного пленника позволило ему собрать богатый материал по истории Казани, что он безуспешно пытался сделать, еще будучи свободным человеком на родине: «О первом же начале царства Казанскаго — в кос время или како зачася — не обр? тохъ в л? тописцех рускихъ…» Осведомленные в этом вопросе люди, отвечая на его вопросы, говорили то «тако», то «инако», и «ни един же в? дая истины». Попав в «полон» и живя в Казани, автор «Истории» использовал представившуюся возможность удовлетворить свой интерес: он «часто и прил? жно» расспрашивал хана и «мудръствующих честн? йшихъ казанцев», чтобы узнать «о войне Батыеве на Русь и о взятии… великаго града столнаго Владимира, и о порабощении великих князей» .

Примечательно, что создатель произведения адресовал этот исторический труд светскому читателю из демократических кругов — простому воинству, охваченному скорбью по погибшим в боях за Казань. Постоянные обращения к читателю, от которого автор не скрывает смятенности чувств, вызванной воспоминаниями о пережитом, когда «страх обдержит», «сердце горит» и «плач смущает», придают повествованию особый доверительный тон. Такая открытость позиции книжника, безусловно, является новой чертой русской исторической прозы. Свое произведение писатель определяет как «красную, новую и сладкую повесть», которую он «покусился разумно писанием изъявили». «Сладкое», т. е. литературно украшенное, повествование должно было заинтересовать читателя сюжетной усложненностью и эмоциональностью стиля, обилием драматических ситуаций и особой «живостью» героев, которым дано право на свое слово о мире и о себе.

Научная дискуссия

Проблема атрибуции произведения до сих пор относится к разряду дискуссионных. В Х?І11-XIX вв. ученые не сомневались, что автором «Истории» является священник Иоанн Глазатый, чье имя было указано в одном из списков произведения. Однако в начале XX в. Г. 3. Кунцевич высказал предположение, что Иоанн Глазатый — автор лишь отрывка русской летописи, присоединенного к «Казанской истории». В середине прошлого столетия в работах Г. Н. Моисеевой традиционная атрибуция текста была подвергнута сомнению: кругозор создателя «Истории» явно выходит за рамки представлений о мире с позиций ортодоксального христианства; религиозная терпимость и вероотступничество, по мнению ученого, были несовместимы с принадлежностью автора к священническому чину. Н. В. Водовозов, напротив, считал, что написать «Историю» мог именно представитель белого духовенства, человек грамотный и начитанный, а его судьба при всей необычности (пленение, переход из одной веры в другую) в условиях XV—XVI вв. не была исключительной, что подтверждает «Повесть о Тимофее Владимирском». Кроме того, в науке существует точка зрения, согласно которой автобиографические фрагменты «Истории» могли не иметь под собой реальной основы, а являться данью литературной традиции («Повесть о взятии Царьграда» Нестора-Искандера тоже написана пленником).