Жанр жития и его интерпретация в историко-литературных курсах С.П. Шевырева

Степан Петрович Шевырев — профессор Московского университета, историк, литературный критик, поэт, переводчик — заметная фигура в истории филологии XIX века. Ему принадлежит ряд монографических исследований, несколько лекционных курсов, более ста литературно-критических, философских, педагогических и историко-литературных статей. По справедливому замечанию В. М. Марковича, Шевырев «сыграл значительную роль в преодолении нормативно-догматических схем, сковывавших развитие русх ской эстетической мысли. Шевырев способствовал формированию комплекса идей, изменивших нормативный характер оценки литературных явлений, и при этом едва ли не первым сумел претворить эстетические идеи в новый критический метод» (109, С. 5).

Несмотря на то, что в настоящее время осуществляется переоценка традиционных негативных представлений о Шевыреве (работы, Ю. В. Манна, М. И. Аронсона, Е. А. Маймина, А. Г. Дементьева, Л. Удолфа, В. А. Мартынова, К. В. Ратникова, Е. Д. Алексеевой, В.А. Марковича), этап его научной деятельности, датируемый 40−50-ми гг. XIX в., редко привлекает внимание ис-слёдователей и чаще подвергается критике. Считается, что в эти годы Шевырев будто бы отказался от своей новаторской эстетической позиции и встал на путь реакции и резонерства. В связи с этим предлагается дифференцировать исследовательский подход к разным этапам его деятельности. Парадоксальность ситуации состоит в том, что творческий путь Шевырева называют «эволюцией» (Ю.В. Манн, В. А. Мартынов, М. И. Медовой и др.), подразумевая при этом регресс.

В последние годы появились работы, в которых «второй» период научной деятельности Шевырева получает обстоятельную, объективную оценку (В.А. Маркович, О.А. Бознак). Однако внимание исследователей, охватывая значительную часть его работ того времени, не сконцентрировано на каком-либо конкретном труде. В результате мы пока располагаем лишь общими, обзорными характеристиками таких фундаментальных трудов, как «История русской словесности, преимущественно древней» и «Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь. Вакационные дни профессора Шевырева в 1847 году». Вместе с тем, внимательное отношение к названным исследованиям позволит не только восстановить литературную репутацию Шевырева, но и разрешить имеющиеся противоречия в трактовке его эстетической и мировоззренческой позиции.

В данной работе расширен круг проблем, с которыми связано научное освоение наследия Шевырева. Мы обратились к исследованию специального курса публичных лекций, который под названием «История русской словесности, преимущественно древней» был опубликован в 1846 г. (первые два тома) и затем был переиздан, в 1858—1860 гг. и в 1887 г. (четыре тома).

К числу несомненных заслуг Шевырева относится и то, что он одним из первых обобщил обширный материал, накопленный исследователями древнерусской литературы к 40-м годам XIX века. Лекции Шевырева были первым систематическим курсом по истории русской литературы, основанным на изучении первоисточников, значительная часть которых еще не была опубликована. Кроме того, знакомство непосредственно с памятниками древней словесности обеспечило Шевыреву самостоятельное отношение к трудам, которые он использовал.

По словам Ф. А. Петрова, «История русской словесности"1 Шевырева <.> практически открыла (если не считать небольшой брошюры М. А. Максимовича „История древней русской литературы“, вышедшей в свет в Киеве в 1839 г.) новую область науки. Значение этого труда обусловливалось обилием положительных сведений, какие здесь сообщались, и тем толчком, какой он дал к усилению научной разработки древнего периода русской словесности» (128, С. 38−39). Шевырев привлек внимание к трудам древних авторов, которые были почти неизвестны высшей публике — Кирилла и Мефо-дия, Нестора, Феодосия Печерского, Кирилла Туровского.

1 Первое издание курса, опубликованное в 1846 году (1 и 2 тома), носнт название «История русской словесности, преимущественно древней», тогда как второе, дополненное, издание вышло под названием «История русской словесности». Здесь и далее в работе вне зависимости от издания приводится название «История русской словесности» — прим. Д М.

Актуальность исследования обусловлена тремя обстоятельствами. Во-первых, в условиях кардинального пересмотра устоявшихся взглядов на личность и научное наследие Шевырева исследование такого концептуального труда как «История русской словесности» позволяет разобраться в философских и методологических воззрениях ученого, скорректировать выводы, сделанные на материале изучения более ранних его монографий и литературно-критических статей, объективно оценить его место и роль в истории изучения русской словесности.

Второй фактор в определенной степени связан с поиском национальной идеи в современной России. Идеологическая концепция была всегда действенным инструментом внутренней и внешней политики, определяла крупные исторические свершения, составляла необходимую базу для реализации программ и реформ, предлагаемых обществу. В этих общественных условиях представляется весьма продуктивным обращение к философским исканиям Шевырева, к его опыту артикуляции русской идеи, попытке возродить духовность путем обращения к древней литературе и морали.

Третье обстоятельство, определяющее актуальность исследования, состоит в необходимости формирования комплексного подхода в изучении жанра жития в современной медиевистике. Обращение науки к опыту Шевырева может быть весьма плодотворным. Это позволит обогатить методологический арсенал исследований данного направления, с иной точки зрения взглянуть на многие проблемы, связанные с идеологической интерпретацией литературных памятников. Речь идет о преемственности, об осмыслении положительного научного опыта курса «История русской словесности», который до сих пор не изучен с должной полнотой.

Цель данной работы — определить своеобразие исследовательского метода Шевырева в изучении агиографического жанра в контексте эстетической и мировоззренческой позиции ученого. Реализация цели осуществлена на материале курса лекций «История русской словесности».

Объектом исследования стали наиболее значимые фрагменты курса Шевырева «История русской словесности», посвященные русской агиографии.

Предмет — философско-эстетические основы методологии Шевырева в изучении житий святых. Основным материалом для анализа стали фрагменты курса, посвященные русской агиографии. «История русской словесности» — фундаментальный труд, содержащий рассмотрение многих жанров. Однако жития занимают особое положение в этой системе. Кроме простого «количественного» аспекта (жизнеописания, подвижников обильно представлены на страницах курса), куда более важную роль в выборе жанра сыграли другие обстоятельства. В «Истории русской словесности» анализ памятников осуществляется с точки зрения содержания, комплекса идей, своеобразия языка и многих других позиций. Но только жития подвергаются разнонаправленному изучению, включающему аспекты рассмотренияприменяемые для всех жанров, и особенные, исключительные проблемы. В житиях воплотились образы русской святости и отразились лучшие черты нациина этом материале Шевырев конкретизирует свои представления о таких составляющих национальной идеи, как святость и народность. Большой нравоучительный потенциал агиографии обусловил то, что в ее интерпретации явственно сказались главные идеологические установки исследователя. Каноничность житий соответствовала представлениям Шевырева о нормированном развитии литературы, выполнении ею социально значимых задач. Возможность использования жития как исторического источника позволила Шевыреву прямо или косвенно выразить мнения, касающиеся разнообразных политических и культурных явлений, дополнить материал многочисленными сведениями по истории церкви, географии, этнографии, зачастую спорными.

Все это предоставляет обширный материал для анализа. В многогранной интерпретации житий в полной мере отразились не только эстетические, религиозные взгляды Шевырева, но и его философская концепция развития литературы.

В связи с этим в диссертационном исследовании поставлены следующие задачи:

1) определить место курса «История русской словесности» в практике изучения данного предмета, обобщить существующие критические замечания, касающиеся курса лекций;

2) сформулировать мировоззренческие основы курса «История русской словесности»;

3) внести изменения в достаточно спорные представления о философских, религиозных и эстетических воззрениях Шевырева (концепция о приверженности Шевырева теории официальной народности, суждение о небольшой научной ценности, чрезмерной тенденциозности «Истории русской словесности»);

4) определить особенности агиографического жанра, обусловившие своеобразие методологического подхода Шевырева в исследовании памятниковвыявить, в какой мере подход Шевырева охватывает проблемы комплексного анализа древнерусских житий;

5) выявить наиболее значимые направления герменевтической аналитики Шевырева, реализуемые в области изучения жанра жития.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Широко распространенные в литературоведении суждения о Шевы-реве как о критике, историке литературы и общественном деятеле, получившие окончательное утверждение в советский период, не вполне соответствуют тенденциям современной науки и нуждаются в серьезной корректировке с включением в оборот академического исследования новых материалов.

2. Концепция национальной идеи Шевырева, традиционно’идентифицируемая с формулой официальной народности, на наш взгляд, должна трактоваться шире, как включающая в себя следующие элементы: СвятостьСамодержавиеНародностьСоборность.

3. Анализ своеобразия исследовательской методологии Шевырева в изучении житий святых позволяет утверждать, что идеологические и эстетические взгляды ученого оказали решающее влияние на отбор и интерпретацию историко-литературных фактов в «Истории русской словесности».

4. В курсе лекций успешно реализованы принципы комплексного анализа агиографии, которые могут быть продуктивно использованы и современной медиевистикой.

5. Причинами того, что идеи Шевырева не оказали существенного влияния на нравственное состояние общества, явились не тенденциозность и навязчивая нравоучительность, настойчиво приписываемые ученому. С нашей точки зрения, в первую очередь следует учитывать факторы социального и психологического характера — осуществленная Шевыревым ориентация христианского нравоучения на монастырский идеал нравственности не могла получить активной поддержки, так как атеистические идеи в те годы уже находили широкое распространение в обществе. i.

Научная новизна исследования определяется тем, что впервые столь обстоятельно и системно рассматривается основной труд Шевырева «История русской словесности» в свете новейших научных концепций, на основе комплексного анализа творческого наследия ученого, долгие годы причисI ляемого к разряду консервативных авторов, тормозивших якобы развитие отечественной литературы. В диссертации тщательно рассмотрены позитивные тенденции в деятельности известного историка литературы, в первую очередь такие, которые связаны с углубленным пониманием духовно-нравственного содержания древнерусских житий.

В работе с научным наследием Шевырева следует учитывать особенность текстового материала, весьма точно сформулированную И. В. Киреевским: «Каждый факт, приводимый им, исследован со всевозможною полнотою, часто одна фраза, едва заметная среди, быстрого течения речи, есть очевидный плод долговременных разысканий, многосложных сличений и неутомимых трудовиногда одно слово, иногда один оттенок слова, может быть, не всеми замеченный, отражает изучение многотомных фолиантов.» (72, С. 111). Действительно, некоторые значимые идеи, ценные открытия, комментарии не акцентируются исследователем, а преподносятся наряду с другими мыслями, подчас даже завуалированно. В таких случаях делать заключения относительно воззрений автора можно лишь гипотетически, с большой осторожностью. В связи с этой особенностью лекторской манеры Шевырева, помимо вышеназванных аспектов, предполагается тщательное текстологическое исследование означенных фрагментов курса.

V f.

Заключение

.

Древнерусская литература изучается в течение двухсот с лишним лет. В статье 1985 года «Принципы составления фундаментальной истории древнерусской литературы» А. С. Демин констатирует изменения, касающиеся г периодичности появления обобщающих трудов по предмету. Он пишет о том, что начиная с первой трети XIX в., все более полные труды по истории древнерусской литературы составлялись в среднем каждые двадцать лет. С 1940;х годов все более глубокие исследования такого плана стали появляться гораздо чаще. В настоящий период такие исследования издаются примерно раз в два-три года. «Есть основания предполагать, что российское литературоведение стоит на пороге создания особого, фундаментального труда по истории древнерусской литературы» (40, С. 553).

Суть фундаментального подхода Демин сформулировал следующим образом: «Не эклектическая подробность, а связная многосторонность характеристик» (40, С. 553). Это предполагает особый принцип подбора памятников: исходной литературной единицей должны стать сборники, книги, поскольку «древнерусские произведения почти никогда не распространялись и не становились фактом культурной жизни общества вне реальных, конкретных рукописных или старопечатных сборников» (40, С. 554). Необходимо признать, что слабой стороной «Истории русской словесности» Шевырева было невнимание к «литературному конвою» изучаемых памятников. С другой стороны, для создания фундаментального труда по истории древнерусской словесности необходимо «многосторонне объяснять» эти литературные источники с точки зрения связи памятников с социально-политической действительностью, с позиций текстологического, семантического подхода, выявляя жанровые и лингвистические особенности произведения. Эти характеристики должны дополняться формулировкой логических доктрин древнерусских писателей, исследованиями в области стилистики, искусствоведения в широком контексте, исторической психологии, изучением явлений древнерусской культуры, прослеживанием идейных связей восточной и западной цивилизаций и др. В этом смысле труд Шевырева как нельзя более соответствует требованием, предъявляемым к фундаментальным исследованиям.

В ходе исследования установлено, что своеобразие исследовательского подхода Шевырева в изучении агиографического жанра заключается в слиянии историко-культурного, религиозно-мистического и морально-этического компонентов анализа.

В результате произведенной работы стало очевидно, что анализ жанра жития в курсе лекций, не претендуя на исчерпывающее изучение, был чрезвычайно разносторонним и плодотворным. Такую характеристику можно распространить и на изучение прочих жанров, представленных в «Истории русской словесности».

Несомненным достижением Шевырева является, также попытка реализовать собственную концепцию возрождения духовности в России, обратившись к освоению малоисследованного литературного материала. История русской словесности, по его убеждению, должна была не просто стать шагом вперед в медиевистике, но, главное, «подать руку помощи Русской Философии и подготовить решение многих задач, предстоящих сей последней» (207,-С. XXI). В результате была осуществлена не только грандиозная работа по подготовке научной стороны курса, но и произведен культурно-философский анализ исторического развития России, результатом чего стала кристаллизация национальной идеи. Последняя, по мысли Шевырева, была унаследована современной Россией от Святой Руси, однако под влиянием негативных факторов была извращена, отодвинута на второй план. Общество же испытывает нравственную потребность в ней во все времена, поэтому «История Словесности не исполнила бы важной половины своей задачи, если бы в произведениях слова отмечала только одни случайные признаки, принадлежащие известной эпохе: нет, ее главная задача состоит в том, чтобы обнаруживать, как вечные идеи, развиваясь в человечестве, отражались в словесных произведениях какого-либо народа» (207, С. XXI). Шевырев стремился восстановить духовную связь поколений, составляющую опору державы: «Цель этого труда — возобновить предание и связать вновь все расторгнутые нити, без которых не может в полноте и свежести развиваться ткань будущей жизни отечества. История русской словесности должна быть связана с потребностями словесности современной» (207, С. XVIII).

Этим объясняется то обстоятельство, что на протяжении всего курса Шевырев уделяет неизменное внимание установлению духовного родства, наследования между русскими святыми разных поколений и эпох. Так, «генеалогическое древо» русской святости выстраивается при перечислении учеников Варлаама Хутынского (Антоний Дымский и Ксенофонт сначала поочередно сменили его на игуменстве, затем основали свои обители на озере Дымском и на реке Робейке соответственнотретьим его учеником был Константин Косинский, основатель монастыря Косин близ Старой Руссы). С особенным вниманием Шевырев описывает, как «мысль Сергиева продолжала неутомимое свое действие»: «И сыновья, и внуки его по духовному родству, ученики учеников его, распространили пустынножительство в самых отдаленных краях и в самых неприступных дебрях России. <. .> Никон, ученик Сергия, действовал в Лавре, им основанной, и твердо соблюдал все подробности устава, введенного учителем. Никита, другой ученик Сергиев, был руководителем Пафнутия Боровского, который в свою очередь образовал Иосифа Волоцкого и многих других. Кирилло-Белозерская обитель на севере была рассадником пустынножителей: из нея вышли Мартиниан, Дионисий Глушицкий, ученики самого Кирилла, Савватий Соловецкий, Александр Ошевенский, Корнилий Комельский, Нил Сорский. Ей соревновала в образовании пустынных отходников обитель Валаамская, в которой воспитался Александр Свирский. Остров соловецкий стал новым рассадником духовной жизни, благодаря неустрашимости и подвигам Германа, Савватия и Зосимы. Сергий Нуромский и Павел Обнорский, еще в начале XV века, тронули Комельский лес в пределах Вологодских» (208, С. 52−53). Здесь вырисовывается не только опыт духовного наставничества, но и «карта» православного освоения огромных пространств Руси. Все святые, за исключением Сергия Радонежского, который не имел наставника, выступают в двух качествах — ученика и учителя. Таким образом, Шевырев на протяжении столетий прослеживает историю русской духовности, и, несмотря на то, что в «Истории русской словесности» повествование заканчивается-XVI столетием, такой метод позволяет исследователю реализовать идею о преемственности древних идеалов в современности, в XIX веке.

И все же, несмотря на глубину и искренность патриотического пафоса Шевырева, его идеи не нашли серьезного отклика у публики, не повлияли на нравственное состояние общества. Традиционно считается, что незначительное внимание к курсу объясняетсяс одной стороны, тенденциозностью и-навязчивой нравоучительностью, с другой — менторским тоном автора и негативными чертами его личности. Такое заключение представляется нам несправедливым. Скорее, слабая сторона* теории Шевырева была обусловлена ориентацией христианского нравоучения! на монастырский идеал нравственности. Характерно, что при всей практичности и конкретности нравоучение выступало по отношению к мирскому благочестию не в качестве нормы, а в качестве образца и идеала. По мысли А. В: Карташева, «Невыгодной стороной такого монастырского понимания христианской нравственности явилось то, что мирская христианская жизнь у русских осталась без своего нравственного идеала. Не было такого готового идеала и в русском светском обществе, который бы служил дополнением идеалу монастырскому, наподобие западноевропейского рыцарства, с его культом личной чести, уважения достоинства в другом человеке и поклонения женщине» (70, С. 246−247). Распространить монашеский идеал древней Руси на мирскую жизнь XIX столетия путем одинокого, не ставшего общей тенденцией нравоучительного примера оказалось невозможно. Таким образом, идеал, предлагаемый Шевыревым, был весьма далек от общественной жизни. Святая Русь оказалась таковой лишь в смысле бесконечного почитания святых, тогда как, по мысли.

Н.А. Бердяева, русский человек не видит в подвижничестве свой путь, не считает его достижимым и обязательным.

В заключение нужно сказать, что собственно политические взгляды Шевырева на государственное устройство, на внешнюю и внутреннюю политику России, ярко выраженные в его большом творческом наследии, практически не нашли отражения в «Истории русской словесности».

Собственно литературные изыскания Шевырева привлекли куда больше внимания, нежели философско-религиозная концепция возрождения России. Анализ своеобразия его исследовательской методологии в изучении житий святых выявил, что идеологические и эстетические взгляды ученого оказали решающее влияние на отбор и трактовку научных фактов в «Истории русской литературы». Такой подход в исследовании обусловил, с одной стороны, полемичный характер курса. С другой стороны, пристрастное отношение к предмету изучения было необходимо, чтобы пробудить в обществе патриотический и научный интерес к древнерусской словесности.

В «Истории русской словесности» Шевырев представил значительный фактический материал. В книге приводится большое количество достоверных научных сведений о произведениях агиографического жанра, однако вследствие своеобразия идеологической и эстетической концепции автора, несистематического подхода к изложению материалов, касающихся некоторых житий, часть информации нуждается в упорядочении и научном комментарии. Но не следует ставить это в упрек ученому. Нельзя оценивать его «Историю русской словесности» так же, как современные исследования житийного жанра. Ведь его труд знаменовал начало великого пути, который должна пройти история древнерусской словесности как наука. Им было сделано множество открытий, высказана масса гипотез. Некоторые из них были впоследствии опровергнуты, другие оказались весьма продуктивными. Но важно то, что они были шагом вперед, приближали ученых к истине, вдохновляли на поиски верных решений.

В настоящее время требуется объективная и беспристрастная оценка всего курса. Такая необходимость продиктована не только ценностью научных материалов, приведенных в исследовании Шевырева. Идеи патриотизма, которыми проникнута «История русской словесности», утверждение величайшей ценности памятников древнерусской литературы актуальны и сейчас. Ценность книги и в том, что она представляет собою важнейшее звено в развитии науки, и в том, что она сама по себе характеризует мировоззрение части общества во второй трети XIX века.