Эмпиризм. 
Философия науки

Если Р. Декарт является основоположником рационализма Нового времени, который видит основания науки в разуме и образцом науки считает математику, то Френсис Бэкон (1561 — 1626) и Джон Локк (1632— 1704) являются основателями эмпиризма, противостоящего рационализму.

Бэкон, так же как античные философы и Декарт, признает, что «чувства неизбежно обманывают», но если рационалисты в качестве преодоления этого обмана предлагают обратиться непосредственно к «свету разума», то Бэкон для этой цели предлагает использовать опыт, полагая, что «тонкость опытов намного превосходит тонкость самих чувств» и «в союзе с активной деятельностью человека они могут давать нам вполне достаточные знания; и это достигается… благодаря экспериментам, способным объекты, не доступные нашим органам чувств, сводить к чувственно воспринимаемым объектам…» |2, т. 1, с. 76, 2991. В этой опоре познания на опыт и состоит суть эмпиризма.

В своем «Новом органоне» Бэкон провозгласил, что новая наука должна исходить из опыта, а не из умозрений, но этот «светоносный» (т.е. ведущий к новым знаниям, а не к умениям) опыт далее должен быть соответствующим образом обработан с целью получения общих «аксиом» (так Бэкон называл теоретические утверждения), из которых можно вывести много следствий, включая новые «плодоносные» опыты, т. е. такие, которые могут быть с пользой применены людьми в обыденной жизни: «Ибо хотя мы более всего устремляемся в практике к действенной части наук, — говорит Бэкон, — однако мы выжидаем время жатвы… Ведь мы хорошо знаем, что правильно найденные аксиомы влекут за собой целые вереницы практических приложений и показывают их не поодиночке, а целой массой» [2, т. 1, с. 79]. Центральную идею бэконовского эмпиризма очень хорошо передает бэконовская метафора пчелы: «Те, кто занимались науками, были или эмпириками, или догматиками. Эмпирики, подобно муравью, только собирают и довольствуются собранным. Рационалисты, подобно паукам, производят ткань из самих себя. Пчела же избирает средний способ: она извлекает материал из садовых и полевых цветов, но располагает и изменяет его по своему умению. Не отличается от этого и подлинное дело философии» [2, т. 2, с. 58], которое состоит в «искусстве указания». «Это искусство указания… может вести либо от экспериментов к экспериментам, либо от экспериментов к аксиомам, которые в свою очередь сами указывают путь к новым экспериментам. Первую часть мы будем называть научным опытом… вторую — истолкованием природы или Новым Органоном… (имея в виду правильный метод для исследования природы. — А. Л.)» |2, т. 1, с. 2991. Суть последней составлял метод истолкования, или наведения, т. е. индукции, который сегодня называют методом эмпирической индукции.

Логический метод индукции как восхождение от единичного к общему был введен еще Аристотелем в его «Органоне». Однако до Ф. Бэкона индукцию, во-первых, понимали как полную индукцию, когда возможно обозреть все без исключения случаи. Во-вторых, была известна неполная индукция как вывод на основании наблюдения лишь тех фактов, которые подтверждали доказываемое утверждение. Этой «индукции через перечисление» Бэкон противопоставил «истинную индукцию». В последней наряду с учетом явлений, подтверждающих доказываемое положение (сводимых в «Таблицу присутствия»), производился учет случаев, противоречащих доказываемому положению (сводимых в «Таблицу отсутствия»), которые рассматривались как основной элемент метода. Такое установление фактов предполагает активное вмешательство в процесс наблюдения, устранение одних и создание других условий — путь, ведущий к эксперименту. Бэкон указывал на «рассечение и анатомирование мира» как на способ продвижения к «светоносным опытам».

Сбор всех случаев в различные типы таблиц — «присутствия», «отсутствия», «сравнения» и др. — подготовительная стадия собственно индуктивного вывода. В итоге же ученый должен получить положительный вывод, устанавливающий наличие общего свойства или причины изучаемого явления (тот итоговый творческий акт никак не формализован и зависит от искусства ученого, хотя идея Бэкона — создать что-то вроде производственной технологии по производству открытий). Так, исследуя понятие тепла, Бэкон в первую таблицу отобрал факты, подтверждающие эти свойства, начиная с «солнечных лучей, особенно летом и в полдень» и завершая этот ряд описанием «сильного и острого холода, приносящего ощущение жжения», действуя, по сути, как «муравей-эмпирик». Во второй таблице он приводит «к первому положительному примеру — первый отрицательный, или подчиненный, пример: лучи луны, звезд и комет не оказываются теплыми для осязания» и г. д. Третью таблицу (таблицу сравнений) он начинает с «твердых и осязаемых тел», которые не являются «теплыми по своей природе», и заканчивает раскаленными телами, «гораздо более горячими, чем некоторые виды пламени». «Задачу и цель этих таблиц, — говорит он, — мы называем представлением примеров разуму. А после представления должна прийти в действие и самая индукция», основу которой составляет исключение, т. е. отбрасывание «простых природ», примерами которых для него служат «свет и блеск», «расширяющее и сжимающее движение» и др. Однако индукция «не завершена до тех пор, пока не утверждается в положительном». Пример последнего для «формы» или «природы» тепла у Бэкона звучит так: «На всех примерах и из каждого из них видно, что природа, частным случаем которой является тепло, есть движение. Это более всего обнаруживается в пламени, которое всегда движется, и в кипящих жидкостях, которые также всегда движутся… Это обнаруживается также и в том, что всякое тело разрушается или… заметно изменяется всяким огнем или сильным и бурным теплом…» И наконец, итог (предварительный): «На основании этого первого сбора плодов, форма или истинное определение тепла (того, которое относится ко Вселенной (т.е. объективно. — А. Л.)> а не только к чувству) состоит в следующем…: тепло есть движение распространения, затрудненное и происходящее в малых частях. Но это распространение особого вида: распространяясь вокруг себя, оно, однако, отклоняется несколько вверх…» [2, т. 2, с. 92—122].

Конечно, сводить систему Бэкона к методу эмпирической индукции — это очень зауженный взгляд. Предложенный Бэконом метод является лишь элементом его широкого замысла, который состоял в построении научной организации нового тина, и этот замысел «повлиял на инициаторов четырех наиболее важных академий XVII—XVIII вв.: Лондонской, Парижской, Берлинской и Санкт-Петербургской — и стоял у истоков главнейших организационных научно-образовательных программ», — пишет современный исследователь творчества Ф. Бэкона Д. Л. Сапрыкин [19, с. 20]. Однако нас здесь интересует в основном лишь его программа эмпиризма и индуктивизма. После его смерти сначала развитие рационалистической методологии привело к существенному «забвению его методологических принципов» (у Джона Локка место индукции занимал процесс образования сложных идей из простых). Затем с развитием философии Просвещения снова приобрел популярность «опытно-эмпирический пафос» Бэкона [19, с. 2271. Д. Юм считал его «отцом опытной физики» [23, т. 1, с. 6601. Наука, согласно Ф. Бэкону, опирается на опыт^[1] — тезис, легший в основу эмпиризма, доминирующего и в современной философии науки.

Бэкоповская программа стала официальной платформой Лондонского королевского общества, но «члены Общества все более и более отходили от бэкоиовской убежденности в достижимости достоверного познания универсалий, исходя из эмпирического знания фактов, естественной истории. Английские мыслители так же, как Декарт, Гассенди, Лейбниц, признавали, что выдвигаемые ими теоретические утверждения, относящиеся к физическим объектам и подтверждаемые экспериментом, носят характер не абсолютно достоверных, а имеют лишь вероятностный статус… Декартовский гинотетизм, соединенный с бэконовским экспериментализмом, стал краеугольным камнем методологии ряда английских философов, особенно Бойля, Гланвиля и Локка» [8, с. 187]. Однако невероятный успех ньютоновской механики XVIII в. вытеснил скептические сомнения века XVII и создал у ученых представление, что и в опытных науках возможно достоверное знание.

Бэкон и Декарт — два идеолога науки Нового времени — «трудились в одном и том же направлении: сокрушали старое здание и на его обломках воздвигали новое. За обоими пошли последователи… [которые] разделились на два лагеря. Одни, следуя Бэкону и доведя до крайности его методологию, объявили непогрешимыми опыт и индукцию (эту линию представляло Лондонское королевское общество. — А. Л.), другие, следуя примеру Декарта, увлекались его программой построения картины мира (эту линию представляла Парижская академия наук. — А. Л.). Неудачи первых картезианцев… отпугнули многих. Многочисленные ряды сторонников Картезия редеют во второй половине XVIII в. Но уже в конце первой половины XIX в., на базе успехов теории эфира и закона сохранения энергии, стала возрождаться модельная физика, и вспомнили ее великого основателя. Но уже на новую ступень поднялась физическая наука и на новой базе развернулась борьба двух направлений» [9, с. 142].

Ф. Бэкон является отцом эмпирического направления в теории познания (гносеологии) Нового времени, но в целом — по стилю аргументации и изложения — Бэкон принадлежит еще эпохе Возрождения. Центральной фигурой эмпиризма, относящейся уже к философии Нового времени, является Джон Локк.

Локковская теория познания, продолжая традицию Ф. Бэкона, противостоит теории Декарта. Локк считал, что не существует врожденных идей и принципов и что все без исключения общие принципы только кажутся нам врожденными, в действительности же за ними скрывается накапливаемый опыт. Отсутствие «врожденных идей» он обосновывал тем, что нельзя считать врожденными даже всеобщие принципы знания, включая логические законы тождества и противоречия, ибо их нельзя «найти у детей, идиотов, дикарей и людей необразованных» 114, т. 1, с. 97, ИЗ].

Согласно Локку человеческая душа в самом начале своей жизни представляет собой «белую бумагу без всяких знаков и идей» [14, т. 1, с. 128]. Этот «белый лист» заполняется простыми идеями, получаемыми из опыта. «На опыте основывается все наше знание, от него в конце концов оно происходит… — утверждает Локк. — Наше наблюдение, направленное или на внешние ощущаемые нами предметы, или на внутренние действия нашего ума, которые мы сами воспринимаем и о которых мы сами размышляем, доставляет нашему разуму весь материал мышления. Вот два источника знания, откуда происходят все идеи, которые мы имеем… Называя первый источник ощущением, я называю второй рефлексией» [14, с. 154]С Знание Локк делит на интуитивное (состоящее из самоочевидных истин тина «белое нс есть черное», «три больше двух»), демонстративное (получаемое посредством дедукции, как положения математики) и сенситивное (как получаемое через ощущения, констатацию существования единичных вещей). Опыт является источником «простых идей», в том числе качеств тел, которые Локк делит на «первичные» (где идеи похожи на качества самих тел, т. е. представляют непосредственно тела сами по себе) — протяженность, фигура, движение (те же, что у Декарта) и плотность, — и «вторичные» (те, в которые подмешаны свойства органов чувств) — цвет, звук, запах, вкус.

«Опыт показывает нам, — говорит Локк, — что ум в отношении своих простых идей совершенно пассивен и получает их все от существования и воздействия вещей… сам не будучи в состоянии образовать ни одной идеи. Но… запасшись однажды простыми идеями (получаемыми от ощущения или рефлексии. — А. Л.), он может складывать их в различные соединения и создавать таким образом множество разных сложных идей, не иссле-^[2]

дуя, существуют ли они в таком сочетании в природе^[3]" [14, т. 1, с. 272, 338—339]. Действия, в которых ум проявляет свои способности в отношении своих простых идей…, суть главным образом следующие: 1) соединение нескольких простых идей в одну сложную (например, «убийство старого человека». — А. Л.), 2) сведение двух идей… и сопоставление их друг с другом так, чтобы обозревать их сразу, но не соединять в одну; так ум приобретает все свои идеи отношений; 3) обособление идей от всех других идей, сопутствующих им в их реальной действительности; это действие называется абстрагированием, и при его помощи образованы все общие идеи в уме.

Локк снижает значение субстанций «материя» и «дух» (сближая их с такими «эмпирическими» субстанциями, как «лошадь», «камень») и утверждает невозможность сделать достоверный вывод об их существовании или несуществовании. Его продолжатели — Дж. Беркли и французские материалисты эпохи Просвещения — занимают более крайние и однозначные позиции по отношению к существованию материи и духа.

Суть идеалистического варианта сенсуализма Джорджа Беркли (1685— 1753) состоит в отождествлении свойств вещей с ощущениями этих свойств, которые объявляются принадлежностью духа. «Все согласятся с тем, что ни наши мысли, ни страсти, ни идеи, образуемые воображением, не существуют вне нашей души», — говорит Беркли. «И вот для меня не менее очевидно, что различные ощущения или идеи, запечатленные в чувственности, как бы смешаны или соединены они ни были между собою (т.е. какие бы предметы они ни образовывали), не могут иначе существовать, как в духе, который их воспринимает». «Рядом с этим бесконечным разнообразием идей или предметов знания, — говорит он, — существует равным образом нечто познающее или воспринимающее их и производящее различные действия, как то: хотения, воображения, воспоминания. Это познающее деятельное существо есть то, что я называю умом, духом, душою или мною самим… Существование идеи состоит в ее воспринимаемости» [20, с. 513]. «На самом деле объект и ощущение — одно и то же…» — говорит Беркли 11, с. 173].

При этом ощущения он трактует как внутренние переживания духа, а вещи — как комбинации ощущений, или идей. «Беркли признавал существование только духовного бытия, которое он делил на „идеи“ и „души“. „Идеи“ — воспринимаемые нами субъективные качества — пассивны, непроизвольны; содержание наших ощущений и восприятий совершенно не зависит от нас. Напротив, „души“ деятельны, активны, могут быть причиной. Все „идеи“ существуют, по Беркли, только в душе (как мысли и страсти, так и различные ощущения). „Идеи“ не могут быть копиями или подобиями внешних вещей: „идея“ может быть сходна только с „идеей“» [20, с. 515]. Соответственно законами природы называются «те твердые правила и определенные методы, коими дух, от которого мы зависим,.

порождает или возбуждает в нас идеи ощущений" [1, с. 184] (при этом источником идеи ощущений являются не сами вещи, а Бог, посылающий нам эти ощущения, ибо вещи — это всего лишь комплексы ощущений).

Беркли, что характерно для английской традиции, не желает отрываться от обыденного сознания и отрицать существование вещей, когда от них «отворачиваются». Поскольку для Беркли существовать — значит быть воспринимаемым духом [1, с. 172], то непрерывность существования вещей должна обеспечиваться непрерывностью их восприятия, что он и делает, полагая, что под духом «следует разуметь… не… тот или другой единичный дух, но… всю совокупность духов (вообще говоря, включая Бога. — А. Л.)» 11, с. 192—193). Таким образом, реально существует лишь дух |1, с. 327— 328), первичные же качества, претендовавшие на независимое объективное существование и связывавшиеся с существованием материи, столь же субъективны, как и вторичные, а материя является бесполезным понятием и для философии, и для науки и нужна лишь атеистам.

В противоположность Беркли у французских материалистов Жульена Ламетри (1709—1751) и Дени Дидро (1713—1784) дается материалистическое толкование души, т. е. единственной субстанцией объявляется материя. «Душа — это лишенный содержания термин, — утверждает Ламетри, — за которым не кроется никакого определенного представления… Мы знаем в телах только материю… Мы должны сделать смелый вывод, что человек является машиной и что во Вселенной существует только одна субстанция, различным образом видоизменяющаяся» [20, с. 615, 620, 617]. Этой субстанцией является материя (которую Ламетри наделяет «способностью чувствовать»). «Невозможно предположение чего-либо, что существует вне материальной Вселенной; никогда не следует делать подобных предположений, потому что из этого нельзя сделать никаких выводов… Я — физик и химик; я беру тела такими, каковы они в природе, а не в моей голове», — вторит Ламетри Дидро [20, с. 662, 664].

Эта материя определяется посредством внешнего опыта. «Хотя мы не имеем никакого представления о сущности материи, мы не можем отказать ей в признании свойств, открываемых нашими чувствами», — говорит Ламетри 120, с. 619]. «Наши чувства — клавиши, по которым ударяет окружающая нас природа и которые часто сами по себе ударяют; вот, по моему мнению, все, что происходит в фортепиано, организованном подобно вам и мне», — говорит Дидро 120, с. 655—656).

Познание Ламетри рассматривал как процесс, «который должен начинаться с чувственного восприятия изучаемых реальностей, их дальнейшего опытно-экспериментального исследования и завершаться рациональным обобщением выявленных фактов, которое в свою очередь должно подвергаться эмпирической проверке» [10, с. 251]. Близкой точки зрения придерживался и Дидро, считавший «тремя главными средствами исследования природы» наблюдение, размышление и эксперимент: «Наблюдение собирает факты; размышление их комбинирует; опыт проверяет результаты комбинаций» [6, с. 98]. То есть первичным источником знаний являются чувства — центральный тезис сенсуализма, но разум принимает активное участие в процессе познания.

Французские просветители являются естественными предшественниками позитивизма. У них появляется уже то сочетание отрицательно-пренебрежительного отношения к метафизике с преклонением перед новой наукой — естествознанием и предпочтение полезного знания, которое станет основой позитивизма. «Возьмем в руки посох опыта и оставим в покое историю всех бесплодных исканий философов», — говорит Даламбер, имея в виду то, что Ламетри называл «бесполезными трудами великих гениев: всех этих Декартов, Мальбраншей, Лейбницев и Вольфов…» Только за учеными признает Ламетри право на суждение, Декарт же для него — «гений, прокладывающий пути, в которых сам заблудился» 120, с. 611, 618, 6201.

Позитивизм, который вскоре будет в центре нашего внимания, является естественным продолжением эмпирицистской традиции XVIII в. Будучи естественным порождением эпохи Просвещения, он впитывает и английскую идеалистическую традицию Беркли.

Особого рассмотрения требуют идеи Дэвида Юма (1711 — 1776). Из его анализа и критики эмпиризма вырастает, с одной стороны, рассматриваемая в следующей главе критическая философия Канта, с другой — сформулированная им проблема причинности стала вызовом эмпиризму и позитивизму XIX—XX вв. и стимулом для создания новых концепций. «Под влиянием идей Юма, — говорит И. С. Нарский в статье „Юм“, — развивалось большинство позитивистских учений XIX—XX вв.» [17, с. 813—814].

Теория познания Д. Юма «сложилась в результате переработки им субъективного идеализма Беркли… Юм оставлял теоретически открытым вопрос, существуют ли материальные объекты, вызывающие наши впечатления (хотя в житейской практике он в их существовании не сомневался)» [17, с. 813−814].

Одно из главных отличий его концепции от локковской состоит в том, что Локк был уверен в существовании внешних объектов, вызывающих идеи, и в существовании первичных качеств, тогда как Юм в этом сомневается. Кроме того, у него была несколько более сложная связь между опытом и мышлением в процессе познания. Он полагал, что анализ чувственного опыта следует начинать с «впечатлений» или «восприятий». «Под термином впечатления я подразумеваю все наши более живые восприятия, когда мы слышим, видим, осязаем, любим, ненавидим, желаем, хотим», — говорит Юм. Поэтому у него исходным для теории познания оказывается человеческий опыт, уже располагающий впечатлениями, неизвестно как полученными. «Ум никогда не имеет перед собой никаких вещей, кроме восприятий…» — говорит Юм. Механизм дальнейшего развертывания чувственного опыта на основе впечатлений описывается Юмом так: «Сначала возникает какое-либо впечатление, заставляя переживать тепло, холод, жажду, голод, удовольствие, страдание. Потом ум снимает с этого первоначального впечатления копию и образует идею». Идея, стало быть, определяется Юмом как «менее живое восприятие». «У Локка, говорит Юм, идея была отождествлена со всеми восприятиями. Между тем идея может оставаться и тогда, когда впечатление, копией которого она является, исчезает… С этих вторичных впечатлений снова снимается копия — возникают новые идеи. Затем своеобразная „цепная реакция“ идей и впечатлений продолжается…» [16, с. 214]. В результате опыту, в котором «теснейшим образом сплавляются впечатления и идеи», приписывается «сложная чувственно-рациональная структура». Такой взгляд на опыт подхватывается и развивается Кантом.

Но наиболее важный для нас момент в его гносеологии — учение о причинности. Особенность причинности — одного из семи выделяемых им отношений^[4] — состоит в том, что, не обладая ни интуитивной, ни дедуктивной достоверностью, «только причинность порождает такую связь, благодаря которой мы из существования или действия какого-нибудь одного объекта черпаем уверенность, что за ним следовало или же ему предшествовало другое существование или действие» [23, с. 1301. Анализируя это отношение, Юм приходит к выводу, что есть основания говорить лишь об «отношениях смежности (в пространстве. — А. Л.) и предшествования (во времени. — А. Л.)», а не о причине и действии. «Движение одного тела при столкновении считается причиной движения другого тела. Рассматривая же эти объекты с величайшим вниманием, мы видим только, что одно тело приближается к другому и что движение первого тела предшествует движению второго… Разум никогда не может убедить нас в том, что существование одного объекта (причины. — А. Л.) всегда заключает в себе существование другого (следствия. — А. Л.), поэтому когда мы переходим от впечатления одного объекта к идее другого или к вере в этот другой, то побуждает нас к этому не разум, а привычка, или принцип ассоциации» [23,.

т. 1, с. 133, 1531. То есть, по Юму, нет никаких других оснований, кроме психологических привычки и веры, для принципа причинности, который до Юма считался столь же необходимым, как и логические связи [18, с. 615].

• [1] Под опытом в философии в XVII—XIX вв., а часто — и в XX в. понимали восприятиеприродных явлений с помощью органов чувств, а не научный эксперимент, как он описанв гл. 9 и 10.
• [2] Учение Локка часто называют сенсуализмом. Но «фундаментальный гносеологическийтермин „сенсуализм“ применим главным образом — если не исключительно — к [той] важнейшей разновидности опыта», которую Локк назвал внешним опытом и которому у Локка"всегда принадлежит хронологическое первенство". Поскольку он «подчеркнул значениеи внутреннего опыта, находящегося в сложном взаимодействии с опытом внешним, его позицию более правильно определять как эмпиристическую» [21, с. 409—411J.
• [3] 2 Примером не существующей в природе сложной идеи является идея кентавра. Примером смутной сложной идеи для него является столь важное для рационалистов понятиесубстанции.
• [4] Существуют семь различных родов философских отношений, а именно: сходство, тождество, отношения времени и места, количественные, или числовые, соотношения, степенькакого-либо качества, противоположность и причинность. Эти отношения могут быть разделены на два класса: на такие, которые полностью зависят от сравниваемых нами идей, и такие, которые могут быть изменены без всякого изменения в идеях.