Религиозные чувства. 
Психология общая и экспериментальная

Религиозная вера, ее психологические элементы

Теперь я перейду к изложению чувствований, ставящихся обыкновенно в тесную связь с нравственным чувством, именно чувствований религиозных. Под религией далеко не всегда подразумевают одно и то же. Иногда расширяют это понятие, включая в него все вообще верования, каковы бы ни были их предмет и способы проявления; иногда, наоборот, суживают его, ограничивая понятие религии только догматами и обрядами какого-нибудь из распространенных, господствующих религиозных учений. Во всяком случае, религиозное чувство занимает настолько своеобразное и важное место в психической жизни человека, что приходится рассмотреть его особо. Чувство это можно охарактеризовать в общем как эмоцию, связанную с верой в существование известной высшей ценности, а также в существование отношений между этой ценностью и человеком. Во что бы ни верил человек, что бы ни считал своим Богом, во всяком случае он рассматривает Божество как нечто ценное, нечто наиболее важное и, кроме того, стремится так или иначе выяснить себе отношение, существующее м^жду этим высшим жизненным началом и своим собственным существованием. Таким образом, во всякой религии есть прежде всего представление о Божестве или объекте верования и, во-вторых, чувство объективной деятельности этого предмета веры. Для религиозного человека Божество действительно существует, а не есть продукт его фантазии или логически построенная гипотеза. В связи с этой второй особенностью стоит третья, именно та, что вера сильнейшим образом действует на волю человека, определяя в значительной степени направление его деятельности.

Итак, вы видите, прежде всего, что необходимой составной частью религиозного чувства является вера. Что лее такое представляет собой вера и какова ее психологическая природа? Разбираясь внимательно в своих душевных переживаниях, мы можем убедиться, что чувство веры или уверенность в существовании известных объектов свойственны не одним только религиозным переживаниям. Напротив того, такая уверенность составляет чрезвычайно частое явление в нашей душевной жизни. Мы верим в то, что завтрашний день наступит, что пламя всегда будет причинять ожог, что всякий человек непременно должен умереть и т. д. В самом деле, что может дать нам опыт — жизненный, научный и всякий другой? Только то, что все происходившее до сих пор подчинено было известным законам, повторялось в известной последовательности; но никакой опыт, никакое научное знание не может доказать нам, что все, что закономерно повторялось в прошлом, будет повторяться и в будущем. В это мы просто верим. Правда, уверенность эта настолько вложена в нас всей нашей предшествующей жизнью, мы так привыкли к этой закономерной смене и последовательности явлений, что не можем представить себе, как это было бы иначе, но сущность психического процесса от этого не меняется. Таким же точно образом мы верим и в существование душевной жизни других людей. Как мне уже приходилось говорить раньше, я не переживаю вместе с другими людьми их восприятий, чувствований, вообще всей их душевной жизни; я не могу никакими средствами доказать существование этой душевной жизни. Все, что я могу доказать, это то, что другие люди обладают такими же внешними физическими обнаружениями, как и я. Я вижу, что другой человек двигается, говорит, краснеет, бледнеет и т. д., но я никаким образом не испытываю того, как он чувствует, мыслит, воспринимает и пр. О содержании его душевного мира я могу судить по аналогии со своими собственными переживаниями, в существование же этого душевного мира я могу только верить. Итак, вера или уверенность свойственна не только религиозным чувствам, но и целому ряду других душевных переживаний. Однако в религиозном чувстве вера достигает наивысшей интенсивности, благодаря тому, что объект верования является здесь слишком важным для человека и слишком всеобъемлющим по своему содержанию.

Попробуем теперь разобраться подробнее в психологическом составе того сложного душевного переживания, которое мы называем чувством веры или уверенности. Прежде всего следует отметить, что верующий или уверенный в чем-нибудь человек ясно и отчетливо представляет себе объект своей веры. Наступление завтрашнего дня до того живо рисуется в моем воображении, что я совершенно не могу себе представить, чтобы он не наступил; религиозно-верующий человек совершенно ясно представляет себе существование Божественного промысла, влияющего на его жизнь и направляющего его поступки. Чем живее, отчетливее образ, тем больше он, так сказать, навязывается нашей психике, тем больше он вселяет доверия к своей объективной реальности. Душевнобольные, страдающие галлюцинациями, уверены в реальности того, что им представляется, и эту уверенность мотивируют обычно следующим заявлением: «Да ведь я вижу это совершенно так же ясно, как я вижу вас*. Апостол Фома говорил Спасителю: «Не поверю, пока не вложу персты в твои язвы*, т. е. пока он не получит ясного осязательного впечатления, которое подтвердит имеющийся у него зрительный образ. Этой чисто психологической зависимостью объясняется в значительной степени тот успех, который имели, имеют и будут иметь материалистические доктрины, несмотря на многочисленные гносеологические и другие возражения, которые можно привести против них. Материализм именно потому так сильно и овладевает умами людей, что дает нам чрезвычайно ясную и наглядную картину мироздания. В то время как идеализм и спиритуализм заключают в себе много абстрактного, недостаточно наглядного, материальные атомы и их сочетания, мозг и его деятельность — все это так живо и конкретно, что невольно навязывается нашему воображению. Замечено, что нервнои душевнобольные, страдающие ослабленною восприимчивостью, зачастую сомневаются в существовании внешнего мира, сомневаются даже в том, существуют ли они сами.

Итак, ясность и отчетливость представлений о каком-либо предмете или явлении в значительной степени способствуют укреплению веры в его объективную реальность. Этому содействует еще и то, что вера всегда образна или стремится быть образной: как и всякое чувство, она легче и чаще связывается с конкретными образами, нежели с абстрактными понятиями. Изучение характеров и индивидуальностей показывает нам, что люди, аффективно возбудимые, сильно и живо чувствующие, обычно мыслят конкретными, наглядными образами; наоборот, абстрактные мыслители чаще отличаются спокойствием и рассудочностью действий. То же самое сказывается и в психологии религиозного чувства: люди, глубоко верующие, обычно стремятся представлять себе Божество в конкретных, наглядных образах. Так, например, св. Тереза в своих молитвенных экстазах созерцала Божество в виде огромного алмаза, наполнявшего собой весь мир. Эта потребность в наглядном ведет к возникновению религиозной символики, порождает религиозную живопись, скульптуру и т. д.

Перечисленными особенностями, однако, еще не исчерпывается своеобразный характер чувства веры или уверенности. Чрезвычайно важное значение имеют здесь также субъективные особенности данного человека, общий склад его личности, совокупность прежнего опыта — вообще все то, с чем человек подходит к объекту веры, вся его предшествующая подготовка, так или иначе определяющая наличность и характер его религиозных и других чувств. Совершенно справедливо указывает Джемс на ту огромную роль, которую играют в религиозном чувстве всякого рода бессознательные факторы. Религиозный человек зачастую сам не знает, почему он верит, отчего вера его так сильна и отчего он верит именно так, а не иначе: он чувствует, что вся душа его, весь его психический склад влечет его к Божеству. Этот психический склад есть, как мы знаем, нечто очень сложное. Главную основу его составляет психофизиологическая организация человека, преобладание у него тех или иных основных психических функций. Так, например, абстрактное мышление может обусловить собой наличность более или менее стройной, сознательной системы религиозных понятий; преобладание чувства делает веру страстной и одушевленной; значительное развитие склонности к энергичному волевому усилию или ее отсутствие придают религиозным влечениям практическидеятельный или, наоборот, созерцательный характер и т. д. Другую, также очень важную составную часть религиозной веры образует то, что мы называем констелляцией и о чем уже говорилось раньше: воспитание, образование, господствующие воззрения, влияние окружающих людей — все это определяет собой как наличность или отсутствие религиозных верований, так и их направление.

Чем ярче выражена индивидуальность человека, чем определеннее его психические особенности, тем более личный характер носит его отношение к религии, тем более индивидуальны его религиозные воззрения. Я ограничусь здесь только несколькими примерами. Джемс в своей интересной книге «Многообразие религиозного опыта"* устанавливает два главных типа веры. Первый — это тип непосредственный, вера в Божество как выражение избытка жизненной энергии, как результат душевного здоровья. Человек чувствует в себе душевный подъем, направленный на достижение высших целей; этот душевный подъем заставляет его рорить в существование как этих целей, так и определяющих их ценностей и, в конце концов, в высшую, конечную ценность — в Бога. Но наряду с этим существует и другой тип религиозно-верующих людей, которых жизнь значительно помяла, которые в жизни встречали много горя и разочарований. Такие люди уже не могут верить совершенно непосредственно, они прошли через тяжелую борьбу скептицизма и сомнений, и если, в конце концов, несмотря на эту борьбу сомнений и на испытания судьбы, все-таки одержит верх религиозная вера, то вера эта носит уже совершенно другой характер, чем в предшествующем случае: здесь нет той наивной, непосредственной жизнерадостности, здесь много грустного, одинокого, но в то же время такие верования являются гораздо более устойчивыми, потому что они выдержали целый ряд испытаний.

Можно указать также и на другие типы религиозно верующих людей. Так, наряду с деятельно верующими людьми, старающимися проводить в жизнь свои религиозные идеалы, существуют также созерцатели, живущие воображением, сторонящиеся жизни и ограничивающиеся или изучением и выяснением объекта религиозного чувства, или его более или менее ярким представлением и созерцанием. Наряду с описанным выше типом людей, верующих от избытка жизненной энергии, существуют также люди, которые устали от жизни, разуверились в своих силах и которые в религии ищут прибежища от житейских невзгод и своих собственных сомнений и разочарований. Одним словом, здесь можно обрисовать целый ряд типов в зависимости от индивидуальности, жизненных условий и т. д.

Большее или меньшее развитие личного фактора определяет собой в значительной степени также и наличность или отсутствие критического отношения к предметам веры. Дети и дикари отличаются доверчивостью; по мере же накопления опыта и знаний, по мере роста сознательной индивидуальности увеличивается и критическое отношение к окружающему, в том числе и к различного рода верованиям. Это критическое отношение действует двояким образом. С одной стороны, оно представляется для веры фактором антагонистическим, оно подрывает, иногда даже убивает веру, но с другой стороны — оно ее очищает и укрепляет. Как мы увидим дальше, критика и ее наиболее яркое и последовательное выражение — научное знание не только не мешали, но, наоборот, в общем ходе развития человечества скорее способствовали развитию религий; они заставляли отбрасывать всякого рода суеверия, низшие, элементарные верования, представляющие собой результат легковерия, внушаемости, недостаточной осведомленности и, испытывая таким образом религиозные верования в горниле критики, побуждали их делаться все более и более просветленными и одухотворенными.