Психологические аспекты в теории архитектуры XVIII века

Вошедший в историю под названием века Просвещения, XVIII в. отмечен активным развитием капиталистических отношений в передовых европейских странах, что сопровождалось буржуазной революцией во Франции и глубокими социально-экономическими и культурными сдвигами в жизни России. Значительные изменения произошли в характере научного мышления и научных методов, а следовательно, и в представлениях о действительности. В XVIII в. немецкая терминология сменила латинскую, и в Европе стало известным, а потом привычным слово «психология», обрела статус самостоятельной науки эстетика, выделившаяся из философии, в Европе получила новый импульс к развитию, а в России возникла теория архитектуры. Если мышление XVII в, в своем стремлении к детерминизму и упорядочению имело в качестве главной методологической позиции рационализм, то в XVIII в. предпочтение было отдано эмпирическому подходу, основанному на вере во всемогущество опыта.

Основополагающие принципы теории архитектуры XVIII в. сформировались во взаимосвязи с направлением научного мышления в целом, а именно с той его ветвью, которая была связана с зарождением идей и представлений о культурно-исторических законах духовной жизни людей, т. е. с историзмом (труды Дж. Вико, Ш. Монтескье, Ж. Кондорсе, И. Гердера и др.). Теоретические работы в архитектуре были связаны с философской эстетикой Просвещения, отличавшейся пестротой взглядов, теорий и концепций. Рост общественного самосознания, включавшего также и осознание ценности искусства для общества, привел к тому, что в середине XVIII в. учение об искусстве было признано самостоятельным разделом философии. В числе многих важных вопросов (соотносимости искусства и нравственности, красоты, добра и др.) эстетика Просвещения ставит вопрос о восприятии и оценке прекрасного, что наиболее фундаментально и систематично представлено в английской эстетике XVIII в.

Следует сразу же отметить, что архитектурно-теоретическая ситуация XVIII в. не показывает выраженного и направленного интереса к проблемам психологии восприятия как таковым. Можно говорить об отдельных замечаниях у отдельных авторов в работах, появившихся преимущественно во второй половине столетия. Теория архитектуры перестраивалась, меняла методологическую ориентацию. Осуществлялся переход от нормативно-рационалистического мышления к историческому, на что сильно повлияли результаты раскопок в Греции и Сирии, повлекшие за собой лавину обмеров, рисунков, описаний и гравюр. Это новое мышление иллюстрирует фундаментальный труд И. И. Винкельмана «История искусства древности» (1764 г.). Основными категориями творческого мышления в то время были «вкус», «идеал», «изящное», «пропорции», «симметрия». Основу композиционных представлений в профессиональном сознании архитектора составляли понятия «стиль», «тип», «изменчивость», «развитие». Композиция как «компонование», «композирование», т. е. как специфическая деятельность, была представлена в системе архитектурного образования, в частности во французской Академии архитектуры. В качестве теории построения архитектурной формы, целостной системы представлений, композиция не была представлена, она была скорее инструментом для создания образцов и эталонов, используемых в творческом процессе [191]. Такое положение не стимулировало появления особого интереса к проблемам восприятия, однако подводило к ним, поэтому можно отметить существование такого интереса, присутствовавшего в архитектурном теоретическом мышлении в подспудном, латентном состоянии.

С общим направлением мышления связаны и особенности психологических учений этого периода: структурная определенность мира, отразившаяся в описаниях и классификациях, была переосмыслена с точки зрения идеи развития. Этого требовала жизнь, ставившая все новые задачи: и идеологические, и эстетические, и педагогические. М. Г. Ярошевский отмечает две основные философско-психологические доктрины века: ассоцианизм (в рамках которого начала развиваться ассоциативная психология) и психология способностей.

Значительное влияние на развитие ассоциативного учения в психологии оказал великий Исаак Ньютон (1643—1727) — создатель модели мира как механизма, внесший огромный вклад во многие отрасли науки. Ньютон и Локк, который был его другом и высоко ценил его теорию, придали учению об ассоциациях две основные стороны: механизм и сенсуализм, основным принципом которого является утверждение о том, что в разуме нет ничего, чего не было бы в чувствах. В XVIII в. изменились воззрения на природу ассоциаций: ассоциация, которая раннее понималась как результат механического взаимодействия частей организма, превращается во всеобщий объяснительный принцип, универсальную категорию психической деятельности. Именно так объяснял ассоциации английский врач Дэвид Гартли (1705—1757), в работах которого развиты принципы материалистического ассоцианизма. Свое учение Гартли основывал на теории вибраций, сложившейся под влиянием ньютоновских работ «Оптика» и «Математические начала натуральной философии», а также трудов Спинозы и Лейбница. Согласно концепции Гартли, внешние воздействия через нервную систему и мозг передаются органам движения, в которых возникают вибрации, вызывая движение, причем каждому виду ощущений соответствуют определенные двигательные акты. Сенсомоторная деятельность во взаимодействии с речью (словом) формирует поведение человека. Гартли полагал, что с помощью воздействия на человека специально подобранными объектами, обладающими социальной ценностью, можно будет управлять поведением людей, что по мнению ученого, должно обеспечить повышение морального уровня в обществе. В истории психологии учение Гартли считается первой материалистической концепцией бессознательного.

В рамках ассоцианизма были разработаны теории, авторами которых являлись субъективный идеалист английский философ Джордж Беркли (1685—1783) и Дэвид Юм (1711—1776) — философ, психолог и историк. В работе «Новая теория зрения» Беркли не только разводил пространство, обладающее определенными геометрическими характеристиками, и чувственное знание об этом пространстве, но и противопоставлял их. Он утверждал, что отношения между различными ощущениями (зрительными, осязательными и др.) и являются основой для построения «протяженного мира», который принимается за объективно существующий. По Беркли, «быть — значит быть в восприятии». Юм трактовал действительность как поток впечатлений: «комплексы перцепций, сменяющие друг друга» [250, с. 150]. Он отрицал объективный характер причинности и не считал ассоциации результатом и причиной связи вещей. Источником знания о впечатлениях и идеях, по Юму, могла служить лишь интроспекция, рефлексия же не имела никакого значения.

Второе направление психологической мысли — психология способностей получило развитие в Германии. Именно здесь слово «психология» впервые появилось в работах «Эмпирическая психология», «Рациональная психология», автором которых был Христиан Вольф (1679—1754). Он создал учение о способностях, трактовавшихся им как спонтанная активность души, и разработал немецкий вариант психологической терминологии. Методология Вольфа была созвучна эпохе, он очень тщательно описывал психические явления, деля их на классы и группы, располагая их в иерархическом порядке. Второстепенное значение в развитии психологии способностей имели работы представителей шотландской школы. Томас Рид (1710—1796) — основатель этой школы считал, что человек способен ориентироваться в жизненных ситуациях и различать хорошее и дурное благодаря наличию врожденных структур «здравого смысла». Рид рассматривал ощущение как элементарное состояние, существующее лишь в уме, а восприятие как процесс, включающий понятие об объекте и уверенность в его существовании вне нас и независимо от нас. Это радикально противоречило утверждению Беркли о том, что в восприятии нет ничего, кроме ощущений, рассматривавшихся Беркли как феномены сознания [251].

Психологическое мышление во Франции выработало новый подход, отличавшийся от этих двух направлений. Человеческая психика рассматривалась как целостное образование, в котором на основе взаимодействия функционировали различные уровни реагирования организма на объективную реальность. Именно во Франции была наиболее по сравнению с другими странами (Англией, Россией, США и Германией) выражена материалистическая направленность мышления. Французская материалистическая психология развилась на фоне исторических событий в стране и на основе идей, выдвигавшихся плеядой энциклопедистов. Просветитель и священник Этьен де Кондильяк (1715—1780), в числе других работ написавший «Трактат об ощущениях», рассматривал ощущения как основной канал связи разума с миром, как основной предмет и источник познания. Он был близок к субъективному идеализму, однако оказал значительное влияние на развитие материалистического мышления.

Важное место в системе материалистических воззрений во Франции XVIII в. занимают труды врача и философа Жюльена де Ламетри (1709—1751). Он признавал существование души, однако не отделял ее от тела, устройство которого полагал весьма близким к «машине», т. е. к математически детерминированной системе. Трактат Ламетри «„Человек-машина“ — отмечает М. Г. Ярошевский, — утверждал подчиненность сознания и характера людей природной необходимости» [250, с. 157]. Основной идеей Ламетри была идея подчиненности психики закономерностям организации человеческого тела. Понятие «естественного человека» было постоянно в поле пристального внимания французских материалистов, что в различных интерпретациях отразилось в работах Руссо, Даламбера, Гельвеция и Кабаниса [250].

К концу XVIII в. относится появление психологических воззрений в России, подготовленных как западноевропейской мыслью, так и работами русских просветителей, в первую очередь М. В. Ломоносовым. Они считали, что к проблемам психической деятельности человека нужен естественно-научный подход. Существенный вклад в развитие психологической мысли внес А. Н. Радищев (1749—1802). «Мы не знаем другого материалиста XVIII века, кроме Дидро, — подчеркивает М. Г. Ярошевский, — которого можно было бы поставить рядом с Радищевым по глубине понимания материальной сущности психических явлений, своеобразия их развития, зависимости от природных и социальных факторов» [250, с. 162]. Основываясь на принципах материалистического монизма и детерминизма, Радищев в своем трактате «О человеке, его смертности и бессмертии» отвергал противопоставление физического психическому, считая, что формирование ума определяется как окружающей средой, так и телесной организацией, процессами, происходящими в человеческом теле. Радищев акцентировал внимание на психологии больших групп людей, ставя ее в зависимость от социальных обстоятельств.

В целом в XVIII в. картина направлений развития психологической мысли была сложной и противоречивой. По-разному трактовались понятия, в частности, понятие «опыта», который одни объясняли как нечто данное человеку непосредственно и постижимое с помощью интроспекции, другие — отождествляли опыт психологического познания с опытом естественных наук. Важная черта психологического научного мышления XVIII в. — перенесение акцента с психофизической проблемы (взаимосвязи организма человека с остальным миром) на психофизиологическую (отношение психических процессов к нервным), сопровождавшееся разработкой таких актуальных для времени идей, как зависимость психической жизни человека от социальных факторов, что нашло отражение в учениях французских материалистов, которые рассматривали психику как функцию мозга, а не параллельный ему процесс [250].

Суждения о тайнах и законах восприятия художественной формы часто возникали в работах художников. Большой популярностью пользовались взгляды английского художника Уильяма Хогарта (1697— 1764), изложенные им в известной книге «Анализ красоты», изданной в 1763 г. Книга Хогарта занимает особое место в ряду работ английской эстетической школы. Она была адресована широкому читателю и не являлась сугубо научным трудом. Хогарт пытался понять законы построения художественного произведения, прочесть «язык вещей», его «грамматику». Он стремился внести ясность в пеструю картину эстетических воззрений его времени, отметив это в подзаголовке книги: «написано с целью закрепить неустойчивые понятия о вкусе». Хогарт отверг принципы копирования образцов, повторений, постулируя свободу художника и взаимосвязь его работы с законами природы. Он сформулировал законы построения композиции и предложил правила ее понимания, связав результаты чувственного восприятия объекта искусства с осознанием его полезности и целесообразности. Имея в виду оптимальность процесса восприятия, Хогарт объяснил свою точку зрения на такие проблемы формы, как соответствие частей и целого, разнообразие (во взаимосвязи с работой зрения), ощущение устойчивости изображения, достигаемой правильным размещением элементов композиции, простота и ясность формы. В своих рассуждениях Хогарт иногда обращался к примерам из архитектурной практики, особенно тогда, когда имел в виду качества простых геометрических форм. С большой наблюдательностью и вниманием он объяснил особенности работы глаза в условиях восприятия сложной формы, указывая на то, что волнообразные и змеевидные формы воспринимаются легче. Он говорит об информативности объекта, создает «теорию линий». «Простота и ясность композиции, — утверждает он, — необходимые условия красоты», и применяет свои способы построения «изящных фигур», считая эти способы пригодными и для применения в архитектуре. Хогарт посвятил свои рассуждения также и проблеме света и тени, рассматривая освещенность не только как средство моделирования, но и соотнося построение светотеневой формы с возможностями зрения. Положения Хогарта отражают общее для эстетики того времени убеждение, что зрение самый важный канал восприятия [243]. Как отметила Т. Ф. Саваренская, под влиянием идей Хогарта находились и некоторые архитекторы. Ланселот Браун и Хемфри Ремптон развили идею Хогарта о живописности среды и благотворном воздействии на восприятие волнообразных и извилистых линий, использовав подобные очертания для проектирования и сооружения ландшафтных парков [199].

В XVIII в. вопросы восприятия нашли отражение все же в основном в эстетико-философских учениях. Английский философ, поклонник творчества и последователь Андреа Палладио, Энтони Эшли Купер Шефтсбери (1671—1713) посвятил большинство своих работ проблемам этики и морали, рассматривая их во взаимосвязи с вопросами эстетики. В систему его взглядов вошли представления о единстве истины, добра и красоты, послужившие основой для развития более поздних учений. Взгляды Шефтсбери на архитектуру и ее эстетические качества были также связаны с оценкой этих качеств человеком как высоконравственным существом, близким к природе. Выражением этих взглядов была, например, критика регулярных парков, которые Шефтсбери считал противоестественными.

Представитель английской школы Френсис Хатчесон (1694—1747), который был учеником Шефтсбери и разделял многие взгляды своего учителя, в качестве основополагающего понятия по отношению к восприятию прекрасных объектов и их анализу использовал понятие «внутреннего чувства», заранее, изначально данного человеку.

Хатчесон связывал индивидуальность восприятия и оценки прекрасных предметов с ассоциациями идей. «Ассоциации идей делают прият;

юз ными и восхитительными предметы, которые от природы не обладают свойством доставлять такое удовольствие; и подобным же образом случайное внешнее соединение идей может вызвать отвращение к такой форме, которая сама по себе не содержит ничего неприятного. И это является основанием для многих проявлений необоснованного отвращения к фигурам некоторых животных и к некоторым другим формам. Так, многие люди, у которых есть какие-либо случайные идеи, ассоциируемые со свиньями, змеями всякого рода и некоторыми насекомыми, достаточно красивыми в действительности, относятся к ним с отвращением" [242, с. 108—109]. Хатчесон считал, что красота возникает не только в результате «чувства красоты», но и благодаря определенной организации объекта. Методологической базой рассуждений Хатчесона в значительной степени была ассоциативная психология. Он пытался выявить объективные основы в чувстве прекрасного и усматривал взаимосвязь между свойствами объекта и субъективным отражением этих свойств в восприятии человека, однако, следует отметить, что, подойдя вплотную к этой проблеме, Хатчесон был ограничен в возможностях ее решения, так как зависел от общего уровня развития научного мышления своего времени [173].

Вопросы ассоциаций, взаимосвязи качеств объективной действительности и эстетической оценки, роль чувств в этом процессе, нашли отражение также и в работах Юма, Бёрка, Смита и других представителей английской эстетической школы.

Воззрения французских энциклопедистов, в том числе и эстетикопсихологические, оказали заметное влияние на теорию и практику архитектуры. Так, ряд положений Ш. Л. Монтескье, философа-просветителя, историка, чьи взгляды сформировались в значительной степени под влиянием английской эстетической школы, касающихся формирования впечатлений и эмоций при восприятии произведений искусства, был творчески воспринят Марком Антуаном Ложье, который не был архитектором по профессии, но зато был автором ряда трактатов по проблемам архитектуры и градостроительства^[1].

В XVIII в. сформировалась немецкая эстетическая школа, основателем которой считают Александра Готлиба Баумгартена (1714—1762), у которого принятый им термин «эстетика» служил не только для обозначения познавательного процесса, но и чувства, ощущения. Чувственное познание Баумгартен считал низшим в сравнении с высшим уровнем — интеллектуальным познанием или логикой. Вслед за Хатчесоном и Вольфом он занимался поисками объективных основ прекрасного. Баумгартен считается создателем первой систематической теории эстетики. Немецкая эстетика создала системный подход к определению роли и места различных искусств в жизни и общества, и отдельного человека и разработала систему воззрений на художественное творчество. Выраженный психологический подход к решению эстетических проблем проявился в работах швейцарско-немецкого философа и искусствоведа Иоганна Георга Зульцера, значительное внимание уделявшего самому процессу ощущений и восприятий. По способу восприятия он разделял и искусства, в результате чего получил слуховые, словесные и зрительные искусства. Главным процессом в восприятии он считал слух, в соответствии с чем музыка в системе рассуждений Зульцера была представлена как самое сильное искусство. Немецкая эстетика XVIII в. дала миру первую систему знаний обо всей сфере эстетического [132].

XVIII в. не был бесплодным для теории архитектуры в России, теории, сформировавшейся к середине века под сильным влиянием западноевропейской философии. Теоретические работы по проблемам архитектуры были представлены в основном переводами известных трудов античности и Возрождения, а затем и современных работ иностранных авторов, а также разного рода руководствами. Активная ориентация на труды теоретиков Возрождения, а затем классицизма, порождала сходные взгляды на красоту в архитектуре как на результат специального упорядочения формы, ее соразмерности и пропорциональности. Отмечая проникновение архитектурной тематики во многие области и направления мышления России XVIII в., Н. А. Евсина подчеркивает, что середина столетия является переломным моментом в развитии взаимодействия искусства с наукой, которое осуществлялось с помощью привлечения философии, со значением которой сравнивалось значение архитектуры, приобретавшее мировоззренческий смысл [84]. У М. В. Ломоносова, интересовавшегося архитектурой, читаем: «Архитектурное искусство… воздвигнет здания к обитанию удобные, для зрения прекрасные, для долговременности твердые» [Цит. по: 84, с. 23]. Ряд суждений об архитектуре находим у Радищева: «Изо всех искусств архитектурное почитается между наипространнейшими и труднейшими…», а потому «не надлежит пренебрегать никаких знаний, кои могут открыть разум и подать хороший вкус во всем том, что некоторую приличность имеет к строению» [по 84, с. 29].

В оценке произведений архитектуры эмоциональный аспект был отнесен к категориям классицизма — те же «вкус», «изящество», «соразмерность» и т. п., но в некоторых теоретических трудах появляется тема человека, в частности, человеческого тела. Д. А. Голицин, много сделавший для Петербургской Академии художеств, писал: «Советовал бы я архитектору, вместо того, чтобы набивать голову горизонтальными и вертикальными линиями, разделениями и субдивизиями, и мутулами, и триглифами, упражнялся бы долго времени и глубоко в изображении фигуры человеческой, и если бы я заводил бы академию, то бы как для ученика архитектуры, так и для живописи и каменосечения ровно и тем предписал срисовать с воску и модели…» [по 84, с. 69]. Вплоть до конца XVIII в. качества архитектуры оценивались по признакам «вкуса» (хорошего и плохого), «манеры» мастера. Спорили об истинной или ложной красоте.

Для теоретической мысли России XVIII в. в общем не характерны прямые упоминания о психологических аспектах архитектуры, тем не менее во взглядах на воздействие архитектурного пространства наметилась определенная динамика. Изменился, например, подход к композиции усадеб — она стала пространственной, хотя формирование пространства города осуществлялось на «технологической» основе: проекты выполнялись на базе прежде всего данных топографических изысканий, экономических соображений, задачи формирования среды рассматривались как часть общехозяйственных проблем. Освоение же вопросов, связанных с психологическим воздействием пространства, свершалось в рамках эстетических норм классицизма. Например, теме эмоционального воздействия уделял внимание в своих работах Н. А. Львов, который пользовался понятиями «прекрасное положение места», «веселые виды», «меланхолические виды». Взгляды Львова на целенаправленную организацию эмоциональных впечатлений в среде пейзажных парков совпадали с положениями книги У. Чемберса о китайских садах. «Львов, — пишет Н. А. Евсина, — особенно ценил слова Чемберса о садовниках-философах, чутко откликавшихся на движения человеческой души. При этом, естественно, пейзажи настроения, „ландшафты воображений“ строились на основе веками сложившейся природы средней полосы России, пристально в те годы изучавшейся» [84, с. 181].

XVIII в. подвел к философско-научному освоению проблемы психологического воздействия архитектурной среды на человека; причем не только в смысле восприятия и оценки качеств архитектуры, но также и в смысле создания методов, которые должны были обеспечить наилучшую реализацию процесса восприятия.

• [1] См.: Саваренская Т. Ф. Западно-европейское градостроительство XVII—XIX вв.еков. — М.: Стройиздат, 1987.