«Переживание» личными правами своих обладателей (п. 876—8812)

• 876. Постановка вопроса. Нормой абз. 3 п. 2 ст. 150 ГК, в частности, установлено, что в случаях и в порядке, предусмотренных законом, нематериальные блага, принадлежавшие умершему, могут защищаться другими лицами. В прежней своей редакции эта норма, содержавшаяся в п. 1 ст. 150 Кодекса, постановляла о возможности не только защиты, но и посмертного осуществления не самих нематериальных благ, а личных неимущественных прав, принадлежавших умершему. Новая редакция нормы, таким образом, больше уже не подает поводов к тем громадным теоретическим затруднениям, которые вызывала ее предшественница, рассуждавшая об осуществлении и защите таких субъективных прав, которые к моменту рассуждения уже… прекратили свое существование, да еще и вместе со своим субъектом. Тем не менее, в литературе было предпринято несколько попыток объяснить положения прежней редакции п. 1 ст. 150. Некоторые положения, высказанные в этой связи, а также некоторые наши собственные рассуждения по этому поводу сохраняют актуальность и в настоящее время. По этой причине мы считаем необходимым сохранить настоящий параграф и сказать о них несколько слов.
• 877. Литературная разработка.

  Литература

   — учебная, комментаторская и научная — обычно просто воспроизводила текст ранее действовавшего и. 1 ст. 150 ГК, а самый вопрос обходила молчанием. Были ученые, которые утверждали, что закон защищает права, принадлежащие умершему, т. е. с одной стороны, несколько «подправляли» текст Кодекса, а с другой — невольно признавали покойников субъектами гражданских правоотношений. К. Б. Ярошенко (а вслед за ней и П. В. Рамзаев) добавляли, что защита прав лица после его смерти осуществляется третьими лицами либо «в интересах его памяти», либо «в собственных интересах». Наконец, М. Н. Малеина приходила к мысли «…о существовании некоторых нематериальных благ в отрыве от человека в усеченном объеме (составе)». Именно эта мысль и получила воплощение в законодательстве — ныне действующем абз. 3 п. 2 ст. 150 ГК РФ, постановившем, что в случаях и порядке, которые предусмотрены законом, «…нематериальные блага, принадлежавшие умершему, могут защищаться другими лицами». Очевидно, что «феномен переживания» не объясняется ни одним из этих «объяснений»: покойники не являются субъектами гражданского права, «исправлять» текст закона нельзя, пресловутая «память» не может иметь интересов, интересы других лиц облекаются в форму их собственных субъективных прав и не требуют для своей охраны признания «феномена переживания» и т. д.

• 878. Субъектное и фактическое приражение прав. «Феномен переживания» личными правами своего носителя может иметь следующее простое логическое объяснение: личные права, как возникшие из особого («общественного» или социально-значимого) юридического факта, — обстоятельства реальной действительности, общественный (социальный) эффект которого ни объективно, ни юридически не может быть отменен, изменен или иным образом изглажен, — приурочиваются не только к своему субъекту, но и к юридическому факту-основанию своего возникновения. Будучи прикрепленными (прираженными) к этому фактическому обстоятельству они получают способность к существованию бессрочно и независимо от своего субъекта, в том числе и после смерти (прекращения) такового. Почему так не происходит с иными субъективными правами? почему они требуют (по смерти или ином прекращении своих обладателей) приражения к кому-нибудь другому? Потому что юридические факты-основания их динамики не имеют того общественного (социального) эффекта, который соединяется с фактами — основаниями возникновения личных прав, например, с созданием (обнародованием) произведения творчества, возникновением общественных ассоциаций, связанных с известным именем, фирменным наименованием, товарным знаком или иным индивидуализирующим обозначением и т.н.¹
• 879. Посмертная объектно-субъектная трансформация личных прав.

«Феномен переживания» личными правами своего обладателя может быть объяснен и иначе, т. е. без признания за субъективными правами способности «прикрепляться» к кому-то (субъекту) и к чему-то (объекту, факту). Если при жизни лица правовой охране подлежат надлежащие социальные условия его общественной активности, в ходе которой формируется, сохраняется и модифицируется массовое представление о субъекте как о личности, то после смерти объектом правовой охраны становятся надлежащие социальные условия сохранения и корректировки (изменения) созданного таким образом представления. Подобно тому, как при жизни чело;

¹ Это рассуждение приводит к мысли о том, а не следует ли еще раз обдумать вопрос об объектах личных прав: может, таковыми являются не сами социальные условия общественной деятельности, а результаты таковой — объективно существующие в представлениях неопределенно широкого круга лиц ассоциации, сопоставления, соотнесения определенной личности с конкретными достижениями в общественно-полезной (или, напротив, антисоциальной) деятельности? А может быть, такие ассоциации сами являются частным случаем социальных условий активности личности? Если это предположение правильно и существуют личные права на устойчивые общественные ассоциации (представления) о связи известного лица с известным достижением, то такие права вполне возможно «приурочить» к этим самым общественным ассоциациям — своим объектам и охранять таковые, но искам любьислиц — носителей таких ассоциаций. Разумеется, так будет происходить только до тех пор, пока сами эти ассоциации сохраняются и живут в общественном сознании, хотя, быть может, и в течение длительного срока.

век имел возможность своими активными действиями восстанавливать нарушенные социальные условия своей общественной активности и тем самым способствовать формированию, сохранению и динамике общественного представления о себе, точно так же после его смерти такую возможность должны иметь заинтересованные в этом лица и социальные группы. Со смертью субъекта — носителя личных прав последние, следовательно, не прекращаются, но подвергаются объектной трансформации, вместо социальных условий формирования позитивных общественных ассоциаций их объектами становятся социальные условия сохранения таких ассоциаций. Выразителями интересов в осуществлении, охране и защите таких прав вполне возможно признать наследников умерших правообладателей, профильные общественные организации и (если речь идет совсем уж об особенных интересах) государство^[1].

• 879^[1]. Затруднения, вызываемые предложенным решением. Их немного. Первое и главное — проблема поиска субъекта, которому принадлежат подобные (трансформированные) права. В принципе этот вопрос — о том, кому принадлежат подобные субъективные личные права, — при желании можно и обойти, заменив его другим — о тех субъектах, действиями которых соответствующие права реализуются. Неважно, кому права принадлежат — важно, кто их осуществляет (как в ценных бумагах). Это уж вопрос не принципиальный, а технический, и его всегда можно решить в законе. Но при желании на него можно и ответить: коль скоро мы признаем эти права юридической формой интересов, носителями которых являются не только частные лица, но и их социальные группы, мы должны признать, что такие права прикрепляются, во-первых, к этим самым социальным группам в целом и, во-вторых, ко всякому и каждому индивиду — члену соответствующей группы. Второе затруднение сводится к поиску места посмертной трансформации в системе случаев динамики юридических отношений. Думается, что описанный феномен являет собой частный случай понятия об изменении правоотношений.
• 880. Объяснение феномена защиты «чужих прав» и «чужих нематериальных благ». Из сказанного в предыдущем пункте становится совершенно ясной ошибочность исходного положения, от которого отправляется вопрос. В действительности речь идет об осуществлении и защите отнюдь не «чужих», а своих собственных личных прав, со своим собственным самостоятельным объектом — надлежащими социальными условиями сохранения общественных ассоциаций (представлений) о жизни и деятельности известного лица. Стало быть, никакой необходимости в самом признании «феномена переживания» личными правами своих обладателей не существует, как не существует и феномена защиты (реализации) «чужих прав» (чужих нематериальных благ). Существует же реализация и защита собственных личных прав субъектов, имеющих свой самостоятельный интерес в том, чтобы сохранять в надлежащем состоянии социальные условия формирования представлений о его личности, жизни и деятельности другого частного лица после его смерти (прекращения существования), в первую очередь, гражданина, но это не обязательно¹. Во всяком случае ниоткуда нс вытекает, что объектом личных прав являются социальные условия активности только самого их обладателя, следовательно, объектом личных прав могут быть и социальные условия активности другого лица, в том числе прекратившего свое существование.
• 880 *. Личные права на социальные условия чужой активности. Допущение, положенное в основание предыдущего пункта, кардинально противоречит принимаемой всеми учеными по умолчанию позиции, согласно которой объектом личных прав всегда с необходимостью являются социальные условия активности только самого их обладателя, но пи в коем случае пи какого бы то ни было другого лица. Но откуда берется такое предположение? Разве допущение интереса в сохранении не только собственного, но и чужого благополучия так уж противно человеческой природе? А если нет — то есть ли в этом интересе что-то такое, что препятствовало бы его облечению в форму субъективного права? Если допустить существование интереса в сохранении чужого благополучия хотя бы для того, чтобы в конечном итоге сохранить благополучие собственное^[3][4], то ответ па последний вопрос, разумеется, должен быть отрицательным — нет, ничего противоестественного в этом нет. Единственный момент, который может заставить сомневаться при ответах на все эти вопросы, связан с определением круга лиц — носителей личных прав, но это чисто практическое затруднение, из которого также можно найти выход. И его находит, например, норма абз. 2 п. 1 ст. 152 ГК, которая (определяя круг потенциальных защитников чужих нематериальных благ) говорит просто о «заинтересованных лицах»^[5].

881. Так называемая «проблема» неотчуждаемости личных нрав.

С проблематикой «переживания» личными нравами своих обладателей тесно связан вопрос о возможности (или невозможности) распоряжения личными правами. Причиной подобной постановки вопроса является неправильное понимание эпитета «личный» как неразрывно связанный с личностьюК Единственное соображение, призванное его обосновать, — тезис о невозможности отделения объектов данной категории прав от личности управомоченного субъекта: гражданин не может отделить от себя и передать другому жизнь, здоровье, душевное спокойствие, внешний облик, имя и т. д. Но этого и не нужно. Ведь очевидно, что перемена лица — обладателя права на известное благо — это далеко не то же самое, что перемена лица — обладателя самого этого блага: так, право собственности или требования по соглашению сторон может уже сменить своего обладателя, однако вещь — объект уступленного права собственности, как и документы, удостоверяющие уступленное требование, могут сохраняться у бывшего правообладателя сколь угодно долго^[6][7]. Говоря об отчуждении личных прав никто не предлагает «отделять» от личностей их обладателей объекты таких прав — речь идет только о предоставлении другим лицам возможностей по осуществлению таких прав и (или) определению условий (границ) такого осуществления. Ни в том, ни в другом ничего принципиально невозможного, разумеется, нет.

• 881 Г «Проблема неотчуждаемости» личных нрав объектного подхода. Если личные права — это абсолютные права на такие специфические нематериальные блага, как социальные условия активности известной личности или общественные ассоциации — результаты такой активности; если содержанием личных прав является возможность частного лица использовать соответствующие условия и ассоциации, т. е. действовать, опираясь на них, то нет и не может быть оснований для общего запрещения любых сделок, направленных на предоставление правообладателем (лицензиаром) другому лицу (лицензиату) разрешения {лицензии) на использование социальных условий своей собственной общественной идентификации или общественных ассоциаций, связанных с собственной персоной. В конце концов, если такое использование может быть противоправным, то почему оно не может быть правомерным, особенно если оно осуществляется с прямо выраженного разрешения (согласия) правообладателя?^[8] Иными словами, если социальными условиями или общественными ассоциациями может пользоваться какое-то одно лицо, то спрашивается, а почему ими не может воспользоваться и кто-нибудь другой? Неотчуждаемое нематериальное благо может приурочиваться к определенному лицу сколь угодно долго и крепко, но это никак не мешает разрешить воспользоваться им другому лицу или лицам.
• 881². Обеспечение интересов третьих лиц. Конечно, использование одним лицом социальных условий активности другого может привести к формированию неправильных представлений о лицах, в том числе в виде смешения представлений об одной личности с представлениями о другой. Результатом такой ошибки может быть неосновательное признание (со стороны одного или нескольких конкретных лиц, а то и общества в целом) за определенным лицом таких условий социальной активности, которых то «не заслужило»; возможен и обратный результат — отрицание условий социальной активности, «заработанных» известным лицом. Иными словами, лицензии на использование социальных условий охраны чужой индивидуальности не должны наносить ущерба правам и законным интересам других лиц, а также общественным интересам (не должны нарушать публичного порядка). Именно возможность причинения ущерба другим лицам и ущемления общественных интересов (а вовсе не «неотделимость благ от личности») может и должна быть естественной преградой для допущения сделок с личными неимущественными правами. Не всех сделок, а лишь некоторых из них, поскольку одно лишь только предоставление возможности использования своего личного права другому лицу хотя и усиливает вероятность их смешения в общественном сознании, но само, но себе ни возможности такой индивидуализации не исключает, ни ущерба не наносит; во всяком случае, ни то ни другое не может предполагаться, но подлежит доказыванию.

• [1] Вспомним существовавшую в 2009;2012 гг. при Президенте РФ Комиссию по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России.
• [2] Вспомним существовавшую в 2009;2012 гг. при Президенте РФ Комиссию по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России.
• [3] Так, Комиссия, упомянутая в предыдущей сноске, занималась вопросами охраны надлежащих социальных условий формирования представлений о социально-значимой деятельности целых государств — правопредшественников России — Российской Федерации периода1991;1993 гг. Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, СоюзаСоветских Социалистических Республик, Российской империи, Московского и иных удельных княжеств русских земель, Киевской Руси. Нельзя исключать, разумеется, и интересав охране надлежащих социальных условий формирования представлений о социально-значимой деятельности юридических лиц, хотя бы уже и не существующих (правопредшественников), а также организаций, не являющихся юридическими лицами.
• [4] Классический пример — сюжет типа «мудрый отец и горе-сын». Конечно, последствияповедения беспутного, легкомысленного, иррационального, безнравственного, аморального, незаконного и пр. падают в первую очередь на самого того, кто себя так ведет (непутевого сына).В то же время такое поведение несомненно отбрасывает не слишком привлекательную теньи на его отца, каким бы мудрым и во всех отношениях замечательным он бы ни был, можно сказать, пятнает его. Верно и обратное: каким бы непутевым ни был сын, ему в течение некотороговремени несомненно удастся «ехать» на отцовском имидже, реноме и прочем «багаже» — пользоваться теми благоприятными социальными условиями и ассоциациями, которые относятся к егоотцу. Пример позволяет видеть, что условия и результаты социальной активности одного лицамогут непосредственно касаться не только его самого, но и других лиц.
• [5] Можно поступить и иначе, например, как абз. 1 п. 1 ст. 152.1 и и. 5 ст. 152.2 ГК, т. е.точно определить круг лиц, имеющих право требовать посмертной охраны изображениягражданина и защиты его частной жизни: в первом случае в него входят «дети и переживший супруг, а при их отсутствии — родители», во втором — «дети, родители и пережившийсупруг». Станет ли законодатель перечислять субъектов или оставит этот вопрос на усмотрение суда — неважно; важно, что и в том, и в другом случае законодатель и суд должныруководствоваться критерием частного интереса. Есть интерес — субъект налицо; нет егонет и субъекта.
• [6] Дошло до того, что этот тезис попал в ГК: «…право свободного передвижения, выбораместа пребывания и жительства, право на имя, право авторства, иные личные неимущественные права… неотчуждаемы и непередаваемы иным способом» (п. 1 ст. 150 в редакции, действовавшей до 01.10.2013). Ныне действующая редакция говорит уже не о правах, а о непосредственно охраняемых нематериальных благах.
• [7] Верно и обратное: перемена фактического обладателя блага не обязательно влечетизменение личности обладателя права на это самое благо (вспомним хищение).
• [8] Классический литературный пример — корпорации жуликов, выдававших себяза «детей лейтенанта Шмидта», «внуков Карла Маркса», «кузин Клары Цеткин» и родственников других великих людей («Золотой теленок» И. Ильфа и Е. Петрова). Апелляциик подобным общественным ассоциациям были заведомо неправомерны, но что гражданскоеправо могло бы возразить, если бы ими (ассоциациями) попытался бы воспользоватьсякто-то из реальных родственников? Ничего. Значит, если мы в принципе отвечаем положительно на вопрос о возможности пользоваться чужими условиями и результатами О