Гердер: история как прогресс гуманности

В отличие от французского Просвещения, чье внимание к социально-экономическим и политическим факторам, действующим в истории, объяснялось стремлением вооружить народ знаниями об основных закономерностях общественного развития и приблизить революцию, немецкое Просвещение концентрировало внимание на проблемах национального объединения своей страны, раздробленной на мелкие княжества, которые постоянно вели между собой войны. Поэтому если произведения французских просветителей носили ярко выраженный публицистический, агитаторский характер, немецкие мыслители в своем стремлении к теоретическому осмыслению перспектив развития Германии тяготели к созданию философских трудов, в которых пытались решить фундаментальные мировоззренческие проблемы. Интерес к национальной культуре, ее истокам, сопровождался интересом к культурам других народов, в сравнении с которыми можно было понять свою собственную. Успехи естествознания, накопившего к этому времени огромный фактический материал, и вместе с тем влияние протестантской религии обуславливали рассмотрение природы с пантеистических позиций. Вера в человеческий разум сочеталась с признанием необходимости следования моральным императивам христианства, которое истолковывали с рационалистических позиций. Неразработанность социально-политической тематики компенсировалась расцветом художественного гения, прозревавшего в образно-эмоциональной форме то, что впоследствии станет объектом дискурсивного мышления. Рядом с именами Моцарта и Бетховена, Шиллера и Гете — этих выдающихся умов, рожденных Просвещением, но вышедших далеко за его рамки, можно поставить имя И. Г. Гердера, чьи философские идеи, изложенные высоким литературным слогом, получили признание десятилетия спустя после смерти мыслителя.

Жизнь Иоганна Готфрида Гердера (1744—1803), протестантского пастора и философа, была не богата внешними событиями, но его «духовная география» простиралась над всеми необъятными просторами земли, включая самые отдаленные ее уголки. Велика широта и глубина его интересов — теология и естествознание, философия и искусство. Среди многочисленных трудов Гердера наибольшую известность принесла ему незавершенная работа «Идеи к философии истории человечества» (1784—1791), в которой он стремился с позиций философии и науки осмыслить историю человечества в целом, найти устойчивые и непреложные законы общественного развития, подобные действующим в природе.

Философию истории, считает Гердер, необходимо начать с «небес», т. е. вселенной, где в «хоре миров» находится и наша Земля, на которую целиком и полностью распространяются законы могущественной, мудрой и благостной природы. Поскольку философия истории является органической частью философии природы, основные законы природы суть законы развития человеческого общества, ибо «всякое существование равно себе, в самом великом и самом малом оно основано на одинаковых законах». Исходным пунктом рассуждений Гердера является убеждение в органическом единстве духа и материи. Нет сомнений в том, что дух имеет Божественное происхождение, считает Гердер, но в то же время мы не располагаем данными о том, что «чистый дух» существует вне материи. Напротив, весь наш опыт свидетельствует о том, что «незримый небесный дух света и огня пронизывает все живое и сливает воедино все силы природы», которые становятся творческими органическими силами, действующими в каждой точке бытия. Эти внутренние незримые силы, разделяя, чтобы соединить, и разрушая, чтобы созидать, образуют все новые, более сложные, более искусные творения, выстраивающиеся в «лестницу существ». На вершине этой лестницы находится человек, «венец органического строения», «избраннейшая квинтэссенция всех стихий и веществ», микрокосм.

Поступательное движение природы не сопровождается отбрасыванием, отмиранием простых существ, предшествующих более сложным и служащих для них исходным материалом. По мнению Гердера, великая цель природы заключается в продолжении и сохранении жизни во всем ее многообразии. Казалось бы, что общего между кайманом и колибри, кондором и лягушкой? Каждый из них, считает Гердер, создан, чтобы жить в своей стихии, каждый живет в ней, и «у каждого из творений — свой, ему только присущий мир». Поэтому для достижения своей великой цели природа нуждается в бесконечном множестве «семян», «зародышей», представляющих собой праформы всех земных существований. Здесь действует «общий закон, управляющий всеми творениями, и закон этот заключается в строе, определенном виде, особом существовании всего. Ни у одного существа всего этого нельзя отнять, ибо все свойства и проявления каждого зависят от этого закона. Безмерная цепь спускается с небес и связывает воедино и творца мира, и мельчайшую песчинку, потому что есть свой вид и у песчинки, и песчинки нередко складываются в прекрасные кристаллы»^[1]. Это убеждение в существовании праформ, неразложимых и самодостаточных субстанций, которое Гердер разделял с И. В. Гете и которое восходит к учению Г. В. Лейбница о монадах, служило основой доказательства неисчерпаемого и неисчезающего многообразия мира. Поэтому великая цель природы — сохранение жизни во всех ее проявлениях, считает Гердер, предполагает еще тысячу разных целей, преследуемых в один миг.

Достигнув своего наивысшего совершенства, более низшие существа предоставляют расцветшие в них органические силы творения в качестве основы образования новых, более сложных существ. От камня к кристаллу, от кристалла к металлам, от металлов к растениям, от растений к животным, от животных к человеку — таков путь мира, где царит не только взаимосвязь творений, но и «ряд восходящих сил». Здесь действует другой закон, скрытый от нашего взора, смутно распознаваемый на низших стадиях природы, но проявляющий себя в строении животных, — закон господства одной основной формы, которая, хотя и варьируется, порождая нескончаемые различия, тем не менее находит свое совершенное воплощение в человеке. Тем самым действие органических сил приобретает у Гердера телеологический характер, ибо «для человека создана вся Земля, а он — для всей Земли». В человеке природная форма являет свое совершенство и завершенность, в человеке «пластическая художница» мать-природа исчерпала все возможные на земле формы, что, однако, не означает остановки «колеса творения».

«Великое слияние низших органических сил» породило в человеке высшую органическую силу — душу, или дух, который поднялся над телом, овладел им и сделал его своим орудием. Сущностью человеческого духа, по мнению Гердера, является гуманность, включающая разумность, тонкость чувств, вольнолюбие, стремление к красоте и справедливости, человеколюбие. Поэтому истина, красота, любовь — вот цели, которые всегда преследовал человек, даже если он невольно или в силу обстоятельств оказывался на ложном пути. Однако человечность не есть врожденное качество человека, но «зародыш», который может достигнуть своего зрелого и совершенного состояния только в результате воспитания. Таким образом философия истории базируется на двух принципах: принципе действия органических сил и принципе традиций.

В природе, которая придала человеку определенное органическое строение, действие органических сил предрасположило развитие духа разума, тонкости чувств, вольнолюбия. Так, например, рождаясь на свет слабыми, с подавленными, приглушенными инстинктами, люди развивают свой разум, используя который, способны превзойти животных. Природа дала человеку возрасты жизни и среди них детство — время, отведенное на то, чтобы научиться и воспитать в себе «разум, гуманный дух и человеческий образ жизни». Именно потому, что человеку приходится всему учиться, он истину обретает, заблуждаясь, многое видит в ложном свете, нередко забывает о своем высоком предназначении, обманывается по доброй воле, он «может полюбить сковывающие его цепи и даже украшать их цветами». И все же, считает Гердер, человек остается человеком, а не животным, так как ему дана свобода выбора, открывающая возможности самосовершенствования. На пути истины и заблуждений человек, дитя слабое, но рожденное свободным, неразумное, но способное воспринять разум, несложившееся, чтобы выразить дух гуманности, но стремящееся к этому, иными словами, человек — всегда человек, будь то людоед Новой Зеландии или великий Ньютон.

Природа породила бесконечное разнообразие географических и климатических условий существования человека, придав каждому народу ему одному присущее своеобразие органического строения. И хотя идеалом красоты для Гердера являются «изящно сложенные народы» Греции, все люди, каков бы ни был их внешний облик, являются представителями человеческого рода на земле, одной и той же его породой. Убежденный сторонник равенства всех людей, чье различие лишь в степени развития заложенного в них духовного начала, Гердер резко выступал не только против расизма, но и против самой возможности деления людей на расы. Хотя «широты накладывают на народы свою печать или накидывают легкое покрывало, однако изначальное племенное строение народа не исчезает и не разрушается. И это распространяется даже на отдельные семейства, и переходы подвижны и незаметны. Короче говоря, нет на земле ни четырех, ни пяти рас, нет и только различий, но цвет кожи постепенно переходит один в другой и в целом каждый — лишь оттенок великой картины, одной и той же, простирающейся через все страны и времена земли»¹.

Природные и климатические условия не только сформировали внешний облик людей, но и повлияли на их психический склад, нравы, обычаи, занятия, верования, то есть на культуру в целом. Осваивая земные просторы, люди не только приспосабливались к окружающей среде, но и активно ее изменяли применительно к своим нуждам. В противном случае Европа так и осталась болотистым лесом, а Египет погряз бы в илистых наносах Нила. Поэтому неудивительно, что у всех народов, даже самых нецивилизованных, так развито чувство Родины. Коль скоро все народы приспособлены к своей земле, они неотделимы от нее, верны почве своей земли. «Отнимите у них землю, и вы отнимите у них все!» — восклицает Гердер. Гердер не только осуждал рабство, но и оправдывал борьбу народов против европейских колонизаторов, посягающих на чужую землю и свободу. Пусть природа отказала африканцам в утонченной духовности и возвышенных чувствах, но она наградила его щедрой землей, крепким здоровьем, беззаботным характером. «Или не надо было создавать Африку, или в Африке должны жить негры», — заключает Гердер.

Многообразие природных условий существования человечества не случайность, но закон, ибо расселив человечество по необъятным просторам земли, природа заставила их решать «великую проблему человечности», предоставила им все существующие средства для самосовершенствования. Только распределение великих и многообразных задатков человечества среди всех народов могло привести к их проявлению, к выявлению того, что способствует, а что препятствует развитию духа гуманности. И здесь Гердер верен своему закону плюрализма органических сил, действующих в каждом народе и стремящихся к максимальной реализации своих возможностей. Человечество повсюду было тем, «во что способно оно было обратить себя, во что хотело и могло сотворить себя». Оттого, даже живя в самом суровом климате, люди могут быть счастливы и довольны.

И все же слишком щедрая природа расслабляет человека, а слишком суровая сковывает его инициативу, выступая препятствием прогрессу. Наиболее благоприятными для прогресса человечества Гердер считает зоны с умеренным, мягким климатом. Греция, где «стройность и красота человеческого тела могла сочетаться с духом», дала миру такие образцы красоты и мудрости, которые благотворно повлияли на развитие других народов. Именно в странах Средиземноморья, откуда пришли к нам религия, искусство, наука, — весь облик нашей культуры, весь наш гуманный дух, «было открыто, продумано и для начала испробовано все то, чему предстояло украсить и развить человечество». Таким образом, природные и климатические условия в разной степени влияют на прогресс духовности человечества, судьба которого главным образом зависит от деятельности людей, от их культуры. Здесь в свои права вступает общество, которое, по мнению Гердера, надстраиваясь над природой, выступая ее продолжением, подчиняется тем же самым универсальным естественным законам.

Развитие в человеке духа гуманности невозможно вне связи с другими людьми, вне общения. Само органическое строение человека предрасположило его к миролюбию, половое влечение преобразовало в любовь, подчиненную закону совместного союза, закону дружеского общения между двумя людьми, привило чувство участливости по отношению ко всему окружающему, дало в качестве путеводной нити чувство справедливости. Но все эти человеческие качества могут быть реализованы только посредством воспитания, в процессе которого человек, собственно, и становится человеком. С этой точки зрения, история человечества — это никогда и нигде не прерывающаяся цепь человеческой общности и традиций воспитания человеческого рода. «Все человеческое в человеке, — пишет Гердер, — связано со всеми обстоятельствами его жизни; через духовный генезис воспитание связано с родителями, учителями, друзьями, связано с народами и с предками народа, связано, наконец, с целой цепью рода, с цепью, которая одним из своих звеньев уже касалась той или иной душевной силы человека. Если идти по линии восхождения, народы становятся семьями, семьи восходят к своим родоначальникам; поток истории сужается и, наконец, подходит к своему первоистоку, и вся населенная Земля обращается в дом, в котором воспитывалась наша семья, в дом с множеством крыльев, классов, комнат, где, однако, все преподавание ведется по одному образцу, что, со множеством добавлений и изменений, передается по наследству из поколения в поколение начиная с самого прародителя племени»¹. Таким образом нас воспитывает человечество, это «солидарное единство индивидов».

Процесс воспитания, усвоения и применения всего созданного человечеством Гердер называет культурой, то есть возделыванием почвы, или просвещением, если «использовать образ света». Эта «цепь культуры», или просвещения, тянется до самых краев земли. Выступая против европоцентризма, Гердер отмечает, что если в качестве основы культуры принять европейскую культуру, то мы найдем ее только в Европе. Но поскольку природа создала для народов самые разнообразные условия, воспитание предполагает усвоение традиций определенного образа жизни, ибо «если человек живет среди людей, то он уже не может отрешиться от культуры, — культура придает ему форму или, напротив, уродует его, традиция захватывает его и формирует его голову и формирует его члены его тела. Какова культура, насколько податлив материал, от этого зависит, какой облик примет он»¹. Однако при всем разнообразии культур, целью которых является развитие в человеке духа гуманности, различие между народами просвещенными и непросвещенными, культурными и некультурными — не качественное, а количественное, т. е. заключается в степени просвещенности.

Древнейшей священной традицией всех народов Земли, истоком науки и искусств Гердер считал религию, которая закладывает основы самой человечности в людях. Благодаря религии, Бог запечатлел свой образ в человеческих душах, предрасположил каждого человека к справедливости, к созданию естественных принципов взаимоотношений людей, к любви, наидеятельнейшей доброте и человеколюбию. Именно религиозные переживания и предчувствия побудили человека выразить их в языке, чтобы передать другим.

Язык, благодаря которому стала возможной передача мыслей, чувств, переживаний, с древних времен является важнейшим средством воспитания людей, их «великим организатором». Развитое абстрактное мышление, оперирующее понятиями, Гердер не считает преимуществом цивилизованных народов, ибо даже самый несчастный дикарь благодаря языку может весьма успешно упражнять рассудок и память, фантазию и воображение. Более того, у многих дикарей фантазия, практический ум, решительность, правильность суждений, живость воображения развиты в гораздо большей степени, чем у европейских ученых с их изощренным искусством и усложненным разумом. Язык не может быть показателем развитости или неразвитости народов, ибо его основное предназначение — способствовать взаимопониманию, сближению народов, поколений путем передачи традиций. А поскольку язык запечатлевает особенности народов, то сопоставление культурных языков, пережитых ими катастроф, создает переменчивую картину многообразных путей поступательного движения человеческого духа. Изобретение письменности позволяет языку стать не только средством воспитания, но и средством образования.

Язык является также необходимым условием развития науки, ремесла и искусства, этих важнейших завоеваний человеческой цивилизации, которые способствуют солидарности, создают общие потребности, делают жизнь приятнее и легче. Однако можно ли считать науки и искусства показателем высокого уровня культуры, безусловным благом для людей? Никто не будет отрицать, отвечает Гердер, что Европа — это «архив искусств и деятельного человеческого рассудка», который постоянно умножает свои сокровища. Но весь вопрос, как и во имя чего пользуются люди своими изобретениями? Разве думал изобретатель пороха, к каким чудовищным разрушениям приведет его открытие? Иной дикарь, этот «ограниченный, но здоровый и умелый обитатель Земли», окажется образованнее и культурнее «политической и ученой машины», созданной цивилизованными народами. Размышления Гердера на тему: «Способствует ли развитие науки и искусства совершенствованию нравов?», безусловно, навеяны размышлениями на эту тему Ж.-Ж. Руссо. Однако, в отличие от Руссо, Гердер не видит в культуре источник прегрешений человечества. Поскольку людям дана свобода выбора, они могут использовать культурные достижения как во зло, так и во благо. Все зависит от того, насколько в них развит дух гуманности.

Еще одним фактором исторического прогресса Гердер считает развитие политических институтов, находящее свое выражение в смене форм правления. Естественное для человека состояние, отмечает Гердер, это человеческое общество, в котором на первом этапе своего развития люди связаны «узами естественного права», т. е. узами родства. Поэтому первая форма правления среди людей — это порядок семьи, ибо «вне семьи человеческий род не может существовать — это законы, данные природой и ею же ограниченные». Семья выступает не только первой формой общности людей, но и фундаментом общества. По мере своего развития у народов возникает потребность в сильном, умудренном опытом руководителе, которого добровольно избирают и вверяют ему исполнение определенных, важных для всего народов функций. Это вполне естественно и оправданно, поскольку «главная цель любого человеческого союза — взаимопомощь, обеспечение безопасного существования». Но этот естественный порядок, где каждый исполняет то, для чего предназначила его природа, постоянно нарушается образованием деспотических форм правления, превращающих людей в рабов. Деспотизм, принимающий самое разное обличье у народов, по мнению Гердера, свидетельство внутреннего вырождения человеческого рода, следствие трусости, глупости, мягкотелости, изнеженности людей, ибо «никто не покорит народ, который сам не позволит покорить себя, который сам не заслуживает рабства». Деспотизм, тирания основываются не на разуме, а на животных пороках, на необузданных страстях, порождающих жестокость, властолюбие, попрание прав и достоинства угнетенных. И все же деспотизм возник не случайно, поскольку все формы правления «порождены нуждою и существуют только потому, что существует нужда». Предоставив человеку свободу устраивать общества, природа предоставляет ему право и изменять это общество, а значит, — плоды просвещения могут сказаться и на совершенствовании форм правления в соответствии с гуманным духом, присущим всем народам.

Лучшим видом государства Гердер считал «естественное государство», т. е. этнонациональное, в котором живет один народ, с одним присущим ему национальным характером. Хаотическое же смешение разных человеческих «пород и племен под одним скипетром» нарушает органический строй государства, активизирует непатриотические силы и в конечном счете ведет к распаду такого искусственного образования. Симпатии Гердера к национальному государству вполне объяснимы теми политическими задачами, которые стояли перед раздробленной Германией. Но он далек от признания государства высшей формой человеческого общежития. История свидетельствует о том, что по мере того как государство растет, а его устройство усложняется, бесконечно возрастает опасность того, что появится много несчастных. «В больших государствах, — пишет Гердер, — сотни голодают, а один пожирает плоды их труда и утопает в роскоши; десятки тысяч людей угнетают и посылают на смерть, а один коронованный глупец или мудрец исполняет свой каприз. И если… всякое благоустроенное государство — это машина, управляемая мыслью одного человека, что за счастье служить простым винтиком в такой машине и ни о чем не думать?»¹ Миллионы людей не знают государства, вполне обходятся и могут обходиться без него, поскольку только естественные отношения любви и дружбы между людьми делают их счастливыми, не прибегая к такому искусственному средству, как государство.

Самый беглый взгляд на историю, по мнению Гердера, весьма неутешителен: повсюду мы видим разрушение и трудно сказать, является ли возникшее на развалинах старого новое лучше разрушаемого. Народы расцветают и отцветают, и к отцветшей нации уже не вернется юность, не говоря уже о цветении более прекрасном. Культура движется вперед, но совершеннее от этого не становится. На новом месте развиваются новые способности, а прежние, развившиеся на старом месте, безвозвратно уходят. Были ли римляне мудрее и счастливее греков? Мудрее ли мы и счастливее ли мы римлян и греков? — задается вопросом Гердер. Да и сама природа человека остается неизменной: человек родится со все теми же страстями, проходит весь круг своих «благоглупостей» и достигает поздней, несовершенной и бесполезной глупости. Кажется, что все в мире подвержено законам кругообращения, законам возникновения, пребывания и исчезновения. Но такой взгляд на мир, по мнению Гердера, верен лишь отчасти, лишь при поверхностном наблюдении.

На самом деле в истории народов действуют уже известные в природе универсальные естественные законы. Прежде всего, это закон соразмерности органических сил, взаимодействующих в каждой части целого и стремящихся достигнуть своего максимума, полноты своего бытия. Гердер не приемлет распространенную среди французских просветителей классификацию народов на охотников, рыбаков, пастухов, земледельцев, согласно которой достоинство культуры зависит от развития того или иного вида хозяйственной деятельности народа. Разнообразие культур не может быть сведено к ограниченному набору видов хозяйственной деятельности. Гренландец, замечает Гердер, убивает китов и тюленей, охотится на оленей — он охотник и рыбак. Совсем иной рыбак негр и совсем иной охотник индеец, ищущий добычу в Андах. Пастухами являются бедуины, монголы, лапландцы, перуанцы, но они так же не похожи друг на друга, как земледельцы Бенина на земледельцев Японии.

Все народы проходят свой собственный только им присущий путь развития, и всякий народ несет на себе печать своего, присущего только ему и несопоставимого с другими совершенства. Так, например, целью китайцев, по мнению Гердера, была тонкая мораль и учтивость, целью индийцев — некая отвлеченная чистота, тихое усердие и терпеливость, целью финикийцев — дух мореплавания и торговли. Вся культура греков, особенно афинская культура, была устремлена к максимуму чувственной красоты — в искусстве и в нравах, в знаниях и в политическом строе. Спартанцы и римляне стремились к доблестям героического патриотизма, любви к отечеству, но стремились поразному. Тем самым каждая культура, успешно достигая поставленных целей, оказывается несравнима и несопоставима с другой.

Совершенство, достигнутое культурой в одной из областей, не означает ее совершенства во всем. Если, например, в Афинах были прекрасные ораторы, то это еще не значит, что форма правления была наилучшей; если весь Китай был «пропитан моралью» (речь идет о господстве конфуцианской моральной философии), то это еще не значит, что китайское государство — образец для всех государств. К тому же даже у одного и того же народа максимум, достигнутый его трудами, не может длиться вечно, ибо все зависит от преходящего времени — и точка кипения, и точка замерзания.

И все же цели, избранные народом, подчинены «благому закону человеческой судьбы»: «Цели, которые ставит перед собой народ или все человечество, которые избрали они не случайно и к которым энергично стремятся ради собственного блага, — в их достижении не отказывает людям природа, потому что не традиции и не деспоты — последнее слово для нее, а наиболее совершенная форма гуманности»¹. Как в отдельного человека вложен дар самодеятельности, так и народам присуще стремление к самоопределению. Поэтому все, чего они достигают, зависит от них самих, от того, как они пользуются отпущенным им природой даром. Народы, которые всеми силами развивают в себе дух гуманности, постоянно обновляют свой облик. В этом смысле всемирная история — соперничество, соревнование народов, «спорящих о прекраснейшем венце гуманности». Если же они остановились в своем развитии, страдают под гнетом тирании, то по собственной вине, ибо перестали пользоваться божественным даром — разумом.

Закон прогресса гуманности действует и на уровне всего человечества, которое предстает как сложноорганизованная система многообразнейших живых сил, постоянно отклоняющихся от прямого пути и нарушающих соразмерность целого. Но в этом нет ничего противоестественного, считает Гердер, ибо «дорога культуры на нашей земле, дорога с поворотами, резкими углами, обрывами и уступами, — это не поток, что течет плавно и спокойно, как широкая река, а это низвергающаяся с покрытых лесом гор вода; в водопад обращают течение культуры на нашей земле страсти человеческие. Ясно, что весь порядок нашего человеческого рода рассчитан и настроен на такие колебания, на такую резкую смену. Мы ходим, попеременно падая в левую и в правую стороны, и все же идем вперед, — таково и поступательное движение культуры народов и всего человечества. Каждый из нас испытает на себе обе крайности, пока не дойдет до спокойной середины, — так качается маятник»^[2]. Чем живее, многообразнее силы, действующие в культуре, тем сильнее колебания и вибрации в ней, обусловливающие отклонение от прямого пути. Таким образом, по мнению Гердера, ритмичность истории — ее необходимая форма, ибо суть разума и справедливости, этих сущностных проявлений гуманности, в соразмерности, гармонизации противонаправленных сил.

Несмотря на действующие в нем центростремительные силы, человечество, как и всякая система, стремится к равновесию, ибо все творения божии укреплены в себе, все «прекрасной связью» соединены между собой, ибо всему указан предел и все покоятся на равновесии противоборствующих сил, упорядоченном внутренней силой. Созидательные силы, действующие в мире в целом и преобразующие хаос в порядок, не только уравновешивают разрушительные тенденции в тех или иных народах, но и перевешивают их, поскольку, по глубокому убеждению Гердера, «созидателей рождается куда больше, чем разрушителей». Свидетельством этого является то, что у всех народов по мере развития культуры животные наклонности и необузданные страсти слабеют, уступая место более гуманным. Распространение просвещения влечет за собой предпочтение созидательного труда разрушительным войнам, гуманных форм правления тираническим. Иными словами, насилие как способ достижения частных целей, решения насущных задач и проблем все боле сменяется действиями, основанными на разуме и справедливости. Всемирная история в целом есть «поступательное движение добра» или прогресс гуманности. «Гуманный дух — вот проблема, которая решается вокруг меня тысячью различных способов, а результат человеческих усилий — всегда один: на справедливости и рассудительности основана сущность человечества, цель и судьба человеческого рода»^[3].

Итак, философия истории Гердера существенным образом отличается от философско-исторических концепций просветителей. Всемирная история человечества предстает как сложноорганизованная, разноупорядоченная, динамическая система, внутри которой постоянно происходит столкновение и взаимодействие сил хаоса с силами порядка. Каждая часть этого целого, представляющая собой в достаточной мере сложную систему, обладает относительной самостоятельностью и в своем развитии стремится к достижению максимума совершенства в соответствии со своими собственными целями, далеко не всегда совпадающими с целями целого. Устойчивость системы сохраняется благодаря присущей ей способности к гармонизации противоречий, к восстановлению утраченного порядка и покоя, которые вновь нарушаются отклонениями траектории частей. По сути дела перед нами одна из первых попыток рассмотрения общества как сложной системы, постоянно находящейся в процессе исторического развития.

В отличие от французских просветителей Гердер не подчиняет культуру природе, но наоборот, выявляет ее специфику, что позволяет ему говорить о множестве культур и утверждать значимость для развития человечества их разнообразия. Именно в культуре, по Гердеру, проявляется собственно человеческое, ибо культура и есть процесс становления гуманности. Культура есть признак проявления человечности и источник внутренних причин исторического развития, именно культура, совершенно справедливо отмечает русский философ Г. Шпет, «дает нам возможность ближе раскрыть специфичность силы, действующей в истории». Если у Вико ценность традиций только намечается, то у Гердера традиция становится фактором исторического развития. «Действующая в человечестве как целом, сохраняющая и культивирующая, воспитывающая, как мы видели, сила есть сила традиции, в устойчивости которой и должен обнаружиться сам разум как постоянный фактор истории. Понятия традиции и культуры таким образом тесно между собою связаны, как тесно связано каждое из этих понятий с разумом человека: человек, в отличие от животного, есть существо разумное, где в нем кончается природа, там начинается история, а где история, там — традиция и культура»^[4].

Утверждение несовпадения частных целей отдельных народов и общих целей человечества позволило Гердеру отказаться не только от европоцентризма, но и от просветительской концепции «лестницы прогресса», в соответствии с которой одни народы могут рассматриваться как передовые, цивилизованные, а другие как отсталые, дикие. У Гердера каждая культура предстает как уникальная, имеющая право на свой собственный, непохожий на другие, путь развития. И в этом не недостаток культуры, а ее преимущество, ибо чем многообразнее мир культур, тем сложнее, богаче все человечество, тем шире спектр его возможностей, реализация которых может содействовать прогрессу.

Признание ценности уникальности культур легко может привести к признанию превосходства той или иной культуры. Но присутствие духа гуманности в них как критерия роста служит аргументом против этноцентризма, который во времена Гердера постепенно набирал силу. Гердер с большим интересом относился к славянским народам, в которых видел высокий уровень развития духа гуманности и предрекал им свободное и счастливое будущее. Поэтому его философские взгляды смягчали позиции славянофилов в их споре с западниками^[5]. Наличие в истории множества органических сил, стремящихся к полной самореализации, привлекло впоследствии к Гердеру внимание представителей «философии жизни».

Вместе с тем взгляды Гердера полностью вписываются в систему основных предпосылок классического типа рациональности. Многообразие мира, в том числе и культур, обусловлено бесконечным множеством субстанций, праформ, предопределяющих пути развития всего сущего. Но это развитие, непредзаданное по форме, предзадано по смыслу, поскольку исторический прогресс мыслится Гердером как прогресс гуманности, изначально присущий неизменной природе человека, который является творением Божиим. Непреложность прогресса, с одной стороны, позволяет рассматривать историю народов как единую цепь, все звенья которой связаны узами преемственности, как эстафету, передающую достижения одной культуры другой в неуклонном поступательном движении добра. С другой стороны, рост гуманности есть тот стержень истории, который ставит предел колебаниям культур, их отклонениям от высших ценностей — разума, человечности, справедливости, служит критерием степени их заблуждений, осознания высокого предназначения человека, к какой бы культуре он не принадлежал, ориентиром возвращения к истинным и гуманным идеалам. Тем самым, несмотря на признание равноправия различных культур, все они в конечном счете — части единого целого, человечества, и это целое важнее и значительнее части, ибо именно оно воплощает в себе конечные цели всемирной истории человечества. Это целое, хотя и динамично и многообразно, предстает как целое закрытое, самодостаточное, все части которого связаны тесными внутренними отношениями и подчинены этому целому, стремящемуся к равновесию и покою.

Кроме того, ставя в качестве высших целей человечества разум, справедливость, добро, человечность, Гердер остается в кругу характерного представления просветителей о духовно-нравственном совершенствовании человека как его высшей цели, высшем предназначении. Однако процесс овладения духом гуманности не бесконечен. Замкнув цепь земных созданий, будучи ее последним и высшим звеном, человек, обретший «богоподобную гуманность», даст начало цепи высшего рода существ — совершенных, бессмертных, не стесненный оковами пространства и времени, продолжающих свое существование уже в мире ином, пока еще не доступном нашим представлениям. Не исключено, считает Гердер, в этом «высшем вертограде» нас уже ожидают «братья», стоящие на более высокой ступени развития и, быть может, «незримо воспитывающие нас». Здесь история у Гердера приобретает откровенно финалистский характер, поскольку она — лишь средство достижения грядущего мира совершенства. «Земли не будет, — обращается Гердер к человеку, — а ты будешь и в иных жилищах и в иных органических строях насладишься богом и творением его».

Издание «Идей к философии истории человечества» вызвало бурную полемику, в которой превалировало критическое отношение ко многим тезисам Гердера. Основные обвинения касались нестрогости логических построений, нечеткости, размытости понятий, излишнего морализма, метафорического языка и выспреннего стиля, порождающих всякого рода двусмысленности и неясности, богословской трактовки будущего человечества. Огромный эмпирический материал из истории культуры, обращением к которому изобиловал труд Гердера, нуждался в осмыслении с позиций строгой научности, базировавшейся на логической доказательности и обоснованности. Классический рационализм, перефразируя Гердера, достигший своего максимума в лице Гегеля, предлагал иной подход к всемирной истории, но избежать влияния философии истории Гердера не мог.

• [1] Гердер И. Г. Идеи к философии истории человечества. М.: Наука, 1977. С. 37.
• [2] Гердер И. Г. Указ. соч. С. 444—445.
• [3] Гердер И. Г. Указ. соч. С. 456.
• [4] Шпет Г. История как проблема логики: критические и методологические исследования. Ч. 1. Материалы / отв. ред.-сост., предисл., комм.: археогр. работа и реконструкция Т. Г. Щедрина. М.; СПб.: Университетская книга, 2014. С. 297.
• [5] Афонюшкин А. В. Исторически е взгляды И. Г. Гердера и их влияние на российскуюисториографию второй половины XIX века // Вестник ВГУ. Серия: История. Политология. Социология. 2012. № 2. С. 75—81; Жукова Е. П. Гердер и славянство // Культурнаяжизнь Юга России. 2007. № 6. С. 17—19.