Эволюция российской политической философии

Все рассмотренное выше развитие политической мысли не могло пройти и не прошло мимо отечественной политической философии.

Российская политическая философия как рациональное осмысление политической реальности, включая особенности российской действительности, берет свое начало в XVIII столетии (?. М. Карамзин). Эту линию продолжили выдающиеся отечественные историки В. Ключевский, С. Соловьев, П. Милюков и др. Однако ключевой фигурой для понимания специфики отечественной политической философии следует признать П. Я. Чаадаева. Для такой квалификации имеется множество оснований. Прежде всего в силу личной судьбы мыслителя. П. Я. Чаадаев ходил в штыковую атаку в Бородинской битве, брал Париж, лично знал обоих современных ему российских императоров, был другом таких титульных для российской культуры писателей, мыслителей и общественных деятелей, как А. С. Грибоедов и А. С. Пушкин. Он был членом первого тайного общества будущих декабристов. Публикация его первого историософского письма, в котором была фактически впервые предпринята попытка критического анализа российской политической культуры (кстати, актуального до сих пор), вызвала грандиозный скандал, в результате которого издатель письма был осужден, а сам П. Я. Чаадаев личным распоряжением императора был объявлен сумасшедшим и помещен фактически пожизненно под домашний арест. Он был старшим другом большинства отечественных мыслителей того времени. Через его квартиру на Басманной прошли практически все западники и славянофилы. Последний визит, уезжая навсегда из России, А. И. Герцен нанес именно опальному философу. П. Я. Чаадаев учился в Германии у Шеллинга и состоял с ним в активной переписке, читал работы К. Маркса и Ф. Энгельса, их сторонников. И наверное, только такой человек, с таким кругозором и знанием российской ситуации мог сделать такой вывод, который был сформулирован П. Я. Чаадаевым в 1853 г.: «Социализм победит. Но не потому, что он прав, а потому что не правы его противники». Иначе говоря, социализм не является верным учением, он не обладает собственной победительной силой. Но его успех обеспечивает слабость его оппонентов, по крайней мере в России. Ему же принадлежит и обидное, но глубокое и точное наблюдение относительно российского либерализма: «И толкутся, словно мошки в столбе света, идущего с Запада» .

Противостояние западничества и славянофильства сохранилось, незначительно видоизменившись, до наших дней.

Следует отметить некоторые типологические особенности российской философии в целом.

• • Отсутствие в отечественной философии самостоятельной проработки некоторых сфер философского знания. Так, в российской философии не выработаны самостоятельная натурфилософия (интерес к философии природы был проявлен только на пороге XIX—XX вв. в русском космизме — но в среде естественников, а не философов). Российская философия не выработала и самостоятельной онтологии, теории познания, логики. Долгое время не прививайся на отечественной почве чрезвычайно популярный на Западе фрейдизм.
• • Некоторая вторичность отечественной философской мысли, которая развивалась преимущественно как рецепция зарубежных политических и философских идей и концепций: романтизма, гегельянства, позитивизма, марксизма, нынешних постструктурализма и постмодернизма и пр. При этом эта рецепция иногда давала неожиданные результаты. Так, позитивизм, в Европе акцентированный на позитивное научное знание, в России обернулся нигилизмом (базаровщиной) — как нравственным, так и правовым, политическим. Марксизм — волюнтаристским народничеством, фактически оправданием классового террора государства. Постмодернизм — нравственным анархизмом. Аналогично и рационально действующие в Европе институты кооперации, демократии, прав человека в этой ситуации оказались весьма далекими от европейских аналогов.
• • Тематическая акцентированность российской философии на нескольких темах, прежде всего таких, как свобода, личность, судьба России. Причем проработка этих тем в отечественной мысли отличается глубиной, особым пафосом и острой личностной вовлеченностью в осмысление. Не случайно Л. Шестов, Н. Бердяев сыграли серьезную роль в формировании экзистенциализма.
• • Поиск неких универсальных оснований даже применительно к либерализму и постмодернизму, стремление найти в теоретических концепциях ответ на вопросы актуальной практики («Кто виноват?» и «Что делать?»).
• • Фигура собственно философа, в качестве которого выступает не кабинетный мыслитель, не профессор, читающий лекции с университетской кафедры, а «человек с судьбой»: его мысли обычно глубоко личностно выстраданы.

Выдающийся вклад в развитие философской мысли внесли Л. Н. Толстой (философия истории и религии, философия и практика ненасилия), Ф. М. Достоевский (проблема свободы и ответственности). Теократическая утопия была развита В. С. Соловьевым, теория социального идеала — П. И. Новгородцевым. Остро, иногда эпатажно рассматривал гендерные проблемы В. В. Розанов. До сих пор вызывают интерес идеи евразийства (Н. С. Трубецкой, ?. Н. Савицкий, ?. П. Сувчинский, Л. Карсавин и др., отчасти Л. Н. Гумилев).

Советский период характеризуется доминированием марксизма-ленинизма и противостоянием ему религиозных и либеральных философов, авторов сборников «Вехи», «Из глубины», «Из-под глыб». Общепризнанный вклад в критику советского политического строя внесли А. И. Солженицын, А. А. Зиновьев, М. Восленский.

Крах общества «реального социализма» в СССР вызвал интенсивное изменение конфигурации общественной мысли в стране. Сказанное можно проиллюстрировать на примере российской философской культуры последних десятилетий.

К началу 1980;х гг. в отечественной философской культуре можно было выделить несколько основных направлений философской мысли.

• • Марксизм — не только официозный, но и включавший в себя достаточно нетривиальные идеи М. А. Лифшица, Г. С. Батищева, Э. В. Ильенкова, большой круг авторов так называемой критики буржуазной философии, позволявшей осмыслять и опыт современной зарубежной философской мысли.
• • Неорационализм — направление широкого спектра. Оно включало в себя структурализм московско-тартусской школы (Ю. М. Лотман, А. М. Пятигорский, В. Н. Топоров и др.), логику и методологию науки (А. А. Зиновьев, Г. П. Щедровицкий, В. А. Смирнов, М. В. Попович), феноменологию (М. К. Мамардашвили), либерализм правозащитного движения, возникшего прежде всего в среде научно-технической интеллигенции (К. С. Есенин-Вольпин, А. С. Сахаров, С. А. Ковалев). По отдалении от этой эпохи все более становится ясной ее типологичность в плане перехода от рациональности научной (Ю. М. Лотман, Г. П. Щедровицкий) к феноменологической (М. К. Мамардашвили) и даже мистико-сайентистской (В. В. Налимов). Персоналии этой номинации представляются очень и очень разными и по истокам (структурализм, ОПОЯЗ и семиотика у одних, деятельностный подход у других, феноменология у третьих), и по стилистике. Поэтому их общность достаточно условна, хотя она и не менее очевидна: стремление к рациональной аргументации с опорой на методы и результаты точных паук, естествознания и гуманитарного знания.
• • «Культурология» — неангажированная марксизмом часть гуманитариев, включает «основоположников» М. Бахтина и А. Лосева (противоположных внутри этой парадигмы), В. Библера и его школу, дальнейших «бахтинианцев» — С. Аверинцева, Г. Гачева, Л. Баткина, а также филологов и историков — Д. Лихачева, А. Гуревича. Ключевые понятия этого направления, оформившегося в противопоставлении и марксизму, и структурализму, — «культура», «диалог», «символ» и вообще методология гуманитарных наук в их несводимости к экстенсивным и общественным наукам.
• • Религиозная философия — как официозно-ортодоксального плана, так и нетрадиционная, включая религиозно-духовные практики New Age, интерес к восточному духовному опыту и телесным практикам (йога, чань-дзен-буддизм), работы Кастанеды. К этому направлению были близки и представители «националистической духовности» .
• • Персонализм, который несводим к либерализму, хотя оба упираются в понятие личности и, соответственно, индивидуальных нрав и свобод. Диапазон персонализма достаточно широк — от религиозного персонализма (Я. Друскин и Г. Померанц) до в основном публицистического и эссеистического философствования (Л. Гинзбург, И. Бродский, Б. Парамонов и др.). Объединяет их то, что первоначалом своего философствования, его альфой и омегой они ставят личность, несводимую ни к каким более общим основаниям и более важным целям — в отличие от философов национального духа, структуры, деконструкции и т. д.

Каждое из этих направлений имело свою социальную базу, среду философствования в виде определенных субкультур: официозной идеологии, гуманитаристики, естествознания и техники, религиозного официоза, андерграунда и т. д. В основе каждого из указанных стилей философствования лежат такие базовые философские концепты, как общество, личность, разум, культура, нация, Бог, языковая игра. И все эти направления впоследствии стали источниками дальнейшей динамики российской философской культуры Прежде всего это касается марксизма, точнее, марксизма-ленинизма — официальной доктрины, насаждавшейся системой образования и пропаганды, культурно-просветительной работой, СМИ. Культивировалась она профессиональной средой, прежде всего «профессиональных философов» (сотрудников философских кафедр вузов и нескольких академических НИИ). Но уже тогда в этой среде созрели философические альтернативы (культурология, логика и методология науки прежде всего). И дальше эти ветви резко разошлись концептуально и организационно.

Сложившееся в советское время представление о содержании философского знания явилось результатом упрощения и схематизации марксизма (условно: Плеханов — Ленин — Бухарин — Сталин — Митин), придания этой упрощенной схеме статуса структуры философии вообще. Поскольку эта инвентаризация осуществлялась в целях популяризации, идеологической пропаганды и контроля, постольку она была не лишена некоторой рациональности. Более того, в своей основе она была вольфианская — сказались вольфианские корни философского образования в Германии и России — с одной стороны, а с другой — ориентация самого вольфианства на образовательные цели.

В конечном счете, согласно этой схематизации, философское знание представало состоящим из пяти основных блоков.

• 1. Диалектический материализм (диамат) — фактически метафизическое ядро философского знания, включавшее онтологию (теорию развития как «законы диалектики») и гносеологию (как «ленинскую теорию отражения»). Объединяющим их принципом выступало материалистическое решение «основного вопроса философии» с его онтологическим («первичность» материи) и гносеологическим (познаваемость мира) аспектами. Тем не менее даже эти составляющие уживались с трудом (достаточно вспомнить, например, дискуссию «онтологов» с «гносеологами» в конце 1960;х гг.). Обеспечению схематической целостности служили такие «фундаментальные» проблемы, как «система категорий» и т. п.
• 2. Исторический материализм (истмат) — общая социология и историософия, телеологически ориентированные на построение коммунистического общества как итог классовой борьбы.
• 3. Философские проблемы науки (преимущественно — естествознания) — обеспечение натурфилософской конкретизации (поновления) схемы реальным позитивным знанием.
• 4. Философские науки (история философии, логика, этика, эстетика, «научный атеизм»), обеспечивающие гуманитарную конкретизацию схемы, критику «современных идеалистических концепций» .
• 5. Научный коммунизм — наиболее идеологизированная и политизированная часть советской философии, ориентированная на объяснительную интерпретацию (концептуальную «упаковку») текущих политических лозунгов в телеологической привязке к «конечной цели» построения коммунистического общества.

Такая, по сути дела, инвентаризация философского знания справлялась с задачами подготовки учебных программ, учебников, рубрикации философской литературы, Ваковской рубрикации философских специальностей и т. д. Более того, в рамках этой схемы находились возможности динамики и актуализации.

Однако ряд существенных для понимания современной философии идей и концепций в эту схематизацию не укладывался и с большим трудом завоевывал право на существование (культурология, деятельностный подход), а чаще активно отторгался и развивался вне институционализированного философского знания (семиотика, герменевтика, структурализм, когнитология и т. п.) — в рамках филологии, «кибернетики» и т. п.

Этой «предысторией» во многом объясняется специфика постсоветской философской ситуации и структуры философского знания в современной России. Характеризуя эволюцию марксизма, помимо магистрального пути от И. В. Сталина к С. Кургиняну и А. Зиновьеву нельзя забывать ответвления в культурологию (М. А. Лифшиц, Э. С. Маркарян, М. С. Каган и др.), логику и методологию науки, персонализм батищевского плана и пр.

С середины 1980;х гг. в отечественной общественной мысли очевиден религиозный ренессанс. Идеологический и духовный кризис резко обострил не только интерес к религиозным традициям, но и запрос на теорию и практику осмысления исторической реальности и личностного самоопределения с опорой на эти традиции.

Кроме того, в отечественной философии чрезвычайно активно выразился явный приоритет культурологической тематики в семиотическом и структуралистском исполнении. Очевидно, свою роль сыграли неангажированность идеологией, имидж профессионализма и своеобразного эзо-теризма, свойственные этим направлениям философской мысли в советское время.

В 1980—1990 гг. до России докатилась волна французского ностструктурализма, рецепция которого породила довольно представительное направление общественной мысли. При этом явно выделяется удивляющее даже зарубежных специалистов увлечение постмодернистской стилистикой философствования с присущими ей концептуальной и жанровой «всеядностью», необязательностью и малой вменяемостью. Думается, что после краха Большой Идеологии такой этап был даже по-своему неизбежен. Сказалась и близость постструктуралистской ментальности традиционной семиотике, герменевтике и культурологии.

На стыке марксизма и «национальной духовности» возник не только предсказанный С. Аскольдовым еще в 1920;х гг. синтез черной и красной идей в виде банального нацизма, по и течение национал-большевизма (А. Дугин, С. Курехин, Э. Лимонов), привлекшее внимание части молодежи.

Нельзя не отметить поразительную индифферентность отечественной философии к неофрейдизму, собственно аналитической философии (в отличие от логического эмпиризма), герменевтической онтологии (проблема понимания в отечественной философии была воспринята почти исключительно гносеологически), к экзистенциализму с его проблемой экзистенции как свободы. Речь идет не о критике этих концепций, а об их восприятии в опыт философствования.

Наконец, парадоксально, но в силу отмеченных обстоятельств возникает своеобразная ностальгия по универсальной схеме, «вместилищу» всего поля философствования. Думается, что подобные «фантомные боли» носят временный характер. Так же, впрочем, как и неупорядоченные, слабо формализованные («тусовочные») структуры. Являясь обязательным условием саморазвития и естественной динамики любого знания, со временем они образуют устойчивые институциональные структуры отечественной философии, а значит, и систематизацию философского знания, соответствующую российской культуре нового тысячелетия.

Эта эволюция, несомненно, затронула и политические науки, и политическую философию. В формировании отечественной политологии приняли участие не только бывшие «научные коммунисты», «истматчики», историки КПСС. Важную роль сыграли социологи, внесшие решающую лепту в обретение отечественной политологией формата научной теории. Сыграли свою роль и методологи науки, а главное — часть научно-технической интеллигенции, в эпоху горбачевской «перестройки» активно пришедшая в политику и политические науки, привнеся туда не только рациональный подход, по и свежесть непосредственного политического опыта.