Телеология насилия в социальной философии народничества

Насилие как социальный феномен, как форма принуждения с использованием недопустимых средств воздействия на жертву, в качестве которой могут выступать индивиды, малые и большие группы и целые народы, как одна из форм неправа привлекает внимание исследователей в различных областях знания. Поиск альтернативных насилию средств воздействия и взаимодействия в человеческих отношениях заставляет философов, политологов, конфликтологов, юристов, психологов и других специалистов смотреть на проблему насилия как одну из актуальных и, можно сказать, вечных проблем человечества.

Заблуждение относительно того, что насилие якобы является допустимым и часто «эффективным» средством достижения справедливого общественного устройства, заставляет взглянуть на мировую и отечественную историю именно с позиции целесообразности применения в этой истории насилия. Эпоха народничества в российской истории яркий тому пример. Но именно народничество и проблема целесообразности насилия в данный период так и не были до конца изучены в отечественной литературе — ни до-, ни после «перестройки» XX в.

Поскольку «история является, чаше всего, материалом для применения теоретических схем, господствующих в данное время в умах (например, теория классовой борьбы) или же для целей публицистических, агитационных"1, постольку именно взгляд на российскую историю, в частности на эпоху народничества, нуждается в освобождении от устаревших схем, таких например, как ленинский взгляд на народничество.

1 Вехи (сборник статей о русской интеллигенции) — репринтное воспроизведение издания 1909 года. М. Межд. ассоциация деятелей культуры «Новое время» и ж. «Горизонт». 1990. С. 60. просто как на этап революционно-освободительного движения в России. До сих пор до конца не выяснены ни в исторической, ни в философской литературе вопросы, почему насилие, по своей сути являющееся нарушением необходимой меры силового воздействия, было признано наиболее привлекательным средством в перестройке социального организма в период реформ Александра II.

Современная история России во многом схожа с эпохой вышеупомянутых реформ, но демократизация общества во второй половине XIX века привела к разгулу терроризма, революции и братоубийственной гражданской войне. Разумно задаться вопросом, не приведет ли и современная «демократическая перестройка» к тем же результатам. Подобное опасение делает тему исследования крайне актуальной и требует самого тщательного научного осмысления, подвигает на поиски ответов не только философами, историками и юристами, но и политиками, религиозными и общественными деятелями, наконец, психологами.

Тема актуальна и в плане методов подачи и освещения материала, связанного с насилием, так как подобного рода литература способна формировать жизненные установки тех, кто с ней соприкасается (как это случилось с работами идеологов революционного народничества, ставшими руководствами для создания и деятельности политических партий).

Исследовательская литература по теме насилия в ее историческом, правовом, психологическом, социальном, культурном преломлении достаточно обширна. Среди отечественных авторов, определяющих насилие как социально-философскую категорию, через которую решаются проблемы нетерпимости и толерантности в обществе, природы политического насилия, соотношения насилия и справедливости, роли революционного насилия — мы можем назвать А. Г. Руденко, Ц. Г. Пантелеева, Д. А. Сысуева, А. И. Кугая, В. В. Остроухова.

Особо следует выделить работы Мэя Ролло, в которых он занят поиском психологических истоков насилия. Проблеме насилия в средствах массовой информации, в частности на экране, воздействующих на психику детей и молодежи, посвятил свои исследования A.B. Федоров. Он утверждает, что если мотивация и действия, основанные на насилии, воплощены в художественные образы героев, они становятся наиболее привлекательными для молодежи и могут вызывать подражание. Он ставит перед художниками задачу создания высокохудожественных произведений. Работы данного автора помогают взглянуть на художественно-эмоциональный фон народнической эпохи именно под таким углом зрения. Огромный интерес в плане осмысления насилия, как л вечного спутника в жизни человека, вызывает труд Д. В. Макавеева .

Помимо исследований по проблеме насилия, способствующих более глубокому пониманию темы диссертации, важна литература по изучению народничества, как социально-исторического феномена. Первыми историками народничества были те, кто непосредственно жил, творил, действовал в это время. Переживание своей эпохи осталось в воспоминаниях, дневниках, письмах, путевых записках, прочих документах, которые давно собраны и систематизированы. Нас интересует мемуарная литература прямых участников революционного народнического движения, которые смотрели на насилие как справедливое средство борьбы за свои права. Среди народников-практиков, оставивших после себя письменные источники, можно назвать С.М.Степняка-Кравчинского, Л. А. Тихомирова, Г. В. Плеханова, Л. Г. Дейча, Л. Э. Шишко, О. В. Аптекмана, Н. А. Чарушина, Ф. В. Волховского, М. Ф. Фроленко,.

2 См. Макавеев Д. В. Жизнь человека. Насилие и смерть: аспекты социально-философского анализа. Пермь: Изд. Пермск. гос. техн. ун-та. 2004.

В.Н.Фигнер, В. И. Засулич, И. И. Попова, П. Б. Аксельрода, Н.Г.Кулябко-Корецкого, В.В.Берви-Флеровского, П. А. Кропоткина, Н. А. Морозова, И. Н. Мышкина, Н. С. Русанова, П. С. Ивановскую, С. Ф. Ковалика,.

A.В.Прибылева, Д. А. Клеменца, М. П. Сажина, А. Д. Михайлова,.

B.К.Дебогория-Мокриевича, С. Е. Лиона, Н. К. Буха, И. И. Добровольского,.

A.В.Якимову-Диковскую, М. И. Дрея, М. П. Шебалина, С. Л. Чудновского, Я. Стефановича, Г. Жукова, Е. А. Серебрякова и многих других. То, что мемуаристика является источником осмысления менталитета русской интеллигенции, источником обнаружения волнующих тем (в частности, темы насилия), подтверждает исследование И.Л.Сиротиной3.

Народничество как умонастроение бунтующей в крупных центрах России студенческой молодежи, охваченной нигилистическими настроениями, отражено в работах В. М. Александрова, Н. П. Драгоманова, Ф. П. Еленева, И. И. Фуделя, С. Я. Гессена, М. П. Свинцова, Г. И. Щетинина, Р. Г. Жуйкова, П. С. Ткаченко, И. Н. Ковалевой, Г. Н. Вульфсона, Е. В. Чихачевой и др. Позиция нигилизма — абсолютного отрицания всего и вся — является показателем не социального здоровья, а болезни общественного организма. Нигилистические настроения во второй половине XIX века многие авторы трактовали по разному. Если для М.Ф. Де-Пуле нигилизм — явление патологическое, для A.A. Киреева — «зараза», от которой необходимо как можно скорее избавиться, то для многих представителей молодежиявление патриотическое. В рамках нигилизма второй половины XIX века родилось отрицание всего «своего»: своей культуры, своих традиций, своего государства, формы правления, своей православной религии, а затем — государства, религии и церкви вообще. На стороне нигилистов отчасти оказались Л. Н. Толстой, А. Ф. Кони,.

B.С.Соловьевв противоположном лагере — К. П. Победоносцев,.

3 Сиротина И. Л. Мемуаристика как источник осмысления менталитета русской интеллигенции. Саранск: Изд. Морд. гос. ун-та им. Н. П. Огарева. 1995.

Ф.М.Достоевский, М. Н. Катков, Ю. Ф. Самарин. Но и те, и другие отрицали революцию как грубую, варварскую форму проявления насилия. Их работы важны для понимания нравственной и правовой атмосферы, в которой родилось революционное народничество с его оправданием насилия.

Работы А. И. Герцена, Д. И. Писарева, П. Л. Лаврова, Н. К. Михайловского — это теоретическое оправдание западных стандартов как в естественных, так и в социальных науках того времени. Для диссертационного исследования особенно важны ранние работы П. Л. Лаврова, так как в них намечается переход к обоснованию идеи жертвенности. В «идее жертвы» следует усматривать обоснование права совершать насилие над собой и право гибели во имя светлого будущего.

Работы М. А. Бакунина, П. Н. Ткачева — это непосредственные источники, в которых зафиксированы революционные программы, содержащие полное отрицание «старого государства» и проекты построения нового общества (у М. А. Бакунина — общества без государства, а значит, как он считает, без насилияу П. Н. Ткачева — общества с государством и диктатурой новой революционной власти).

В конце XIX — начале XX века террористическая тактика революционного народничества была подвергнута критике как со стороны марксистов (Г.В.Плеханова, В.И.Ленина), так и представителей русской идеалистической философии (Н.А.Бердяева, С. Н. Булгакова, М. О. Гершензона, А. С. Изгоева, С. Л. Франка и др.). В это же время с критикой народничества как умонастроения, как теоретической базы утопических социальных программ, которые приведут к анархии и насилию, выступили: П. И. Новгородцев и его ученики.

После революции 1917 года в России исследовательская литература по народничеству делает акцент на героизме тех, кто стоял у ее истоков. Народников считают предшественниками революционных марксистов, их относят к невинным жертвам старого царского режима, насилие в их действиях по отношению к «врагам революции» оправдывается. Pix называют «рыцарями террора», «мучениками», «героями подполья», «жертвами белого террора», «нашими предшественниками» и т. д. Среди авторов такого взгляда на народничество следует назвать А. А. Аргунова, К. В. Гусева, Ив. Книжника, Б. П. Козьмина, Н. К. Лебедева, А. К. Воронского и др., писавших примерно в период с 1917 по 1940 год.

Во время Великой Отечественной войны наблюдается затишье в отечественных исследованиях по народничеству, которое продолжает пониматься как революционное и героическое и в революционном насилии не усматривается ничего плохого.

Исследования революционного народничества возобновляются после победы над фашистской Германией, и они становятся особенно плодотворны в 60−70-е годы XX века. Историки, писатели, философы обращаются к личностям Желябова, Перовской, Бакунина, Кропоткина, Ишутина, Нечаева, А. Ульянова и других, называя их «крестоносцами социализма», но отмечая нравственные качества каждого. В их работах все острее ставится вопрос об этических основаниях революционного народничества. Среди сторонников подобного взгляда следует назвать А. В. Клямкина, В. П. Крикунова, Н. А. Троицкого, Р. В. Филиппова, Э. С. Виленскую, Б. С. Итенберга, С. С. Волка, М. Г. Седова, Н. М. Пирумову, Ю. В. Трифонова, В. Г. Хороса, Е. В. Старостина, В. А. Маркина, Е. Л. Рудницкую и др.

Начиная с 1985 года, тема народничества и насилия в нем плавно переходит в тему террора и поиска его социальных истоков. Революционное народничество рассматривается как одно из разновидностей террористической деятельности. Начинают привлекать внимание давно забытые оценки народничества со стороны русских религиозных философов: Н. А. Бердяева, В. В. Розанова, В. В. Зеньковского,.

П.Б.Струве, С. Л. Франка, П. И. Новгородцева и др. Начато переосмысление консервативной струи в народничестве в работах В. А. Китаева и А. В. Богданова, переиздаются исследования Ю. Э. Нольде. Огромный интерес вызывает либеральное народничество, рассматриваемое в работах Б. П. Балуева и В. В. Зверева. Научный интерес названных авторов вызван отсутствием в русском либерализме и консерватизме во второй половине XIX века оправдания и обоснования насилия, как целесообразного средства достижения справедливого общественного идеала. Революционный радикализм в народничестве подвергается критике, а целесообразность насилия в нем отрицается.

В плане переосмысления истории и философии народничества второй половины XIX века написаны работы двух последних десятилетий. Это исследования А. Н. Худолеева, К. А. Соловьева, В. В. Зверева, А. И. Юдина, В. В. Блохина, Н. Д. Литвинова, Е. В. Поликарповой и др.

Особой глубиной обладают труды О. В. Будницкого, отмеченные поиском новых подходов к осмыслению насилия и его «целесообразности» в социально-политической практике России XIX века. Народничество трактуется как многоплановое социальное явление, отмеченное поисками справедливого общественного идеала и методов его достижения.

Среди зарубежных исследователей по теме диссертации следует назвать P. Avrich, M. Miller, D. Footman, W. Fishman, A. Weeks, J. Bergman, Ph. Pomper, и др., которые, в основном, касались жизненного пути и мировоззренческих установок отдельных представителей народнической эпохи. По проблеме насилия имеются переведенные на русский язык работы Ролло Мэйя, Жирара Рене.

Объектом диссертационного исследования является народничество как умонастроение, определившее различные направления философствования в эпоху 40−80-х годов XIX века.

Предметом диссертационного исследования является изучение проблемы насилия и его целесообразности в социально-философской литературе периода народничества.

Цель исследования состоит в осуществлении философского анализа различных подходов к решению вопроса целесообразности насилия в преобразовательной деятельности в эпоху народничества. Данная цель определяет постановку и решение следующих задач:

• раскрыть особенности народничества в контексте русской философской мысли XIX века;

• определить специфику социального знания в философии народничества;

• рассмотреть подходы В. И. Ленина и Н. А. Бердяева к определению, периодизации и классификации народничества;

• обозначить место и роль антропологического принципа в социальной философии П. Л. Лаврова и Н. К. Михайловского и влияние этой философии на формирование жизненных позиций молодежи второй половины XIX в.;

• раскрыть значение секулярной тенденции в решении проблемы свободы в русском анархизме М. А. Бакунина и П.ЛА.Кропоткина;

• раскрыть содержание смысла жизни русской интеллигенции и места революционного насилия в этой жизни в эпоху народничества;

• рассмотреть решение вопроса о целях и средствах в теориях революции П. Л. Лаврова, М. А. Бакунина, П. Н. Ткачева;

• раскрыть связь теории целесообразности насилия с революционной практикой;

• показать несостоятельность социально-политической практики, основанной на теории насилия, как аморальной и неправовой форме достижения общественного идеала справедливости.

Теоретико-методологическую основу работы составят философские исследования феномена насилия в народничестве, его специфики и форм проявления, в связи с чем разумно применить следующие методы:

• сравнительного анализа, позволяющего раскрыть параллели между различными народническими концепциями в плане решения вопроса о целесообразности насилия;

• реконструкции, позволяющей на основе мемуарной, исследовательской, публицистической и статистической литературы воссоздать дух народнической эпохи;

• единства исторического и логического;

• прогностический, дающий возможность показать тенденции современного общественного развития и места насилия в нем.

Нам хотелось бы в ходе исследования попытаться развенчать иллюзию, которую питали многие революционеры-народники, будто насилие является целесообразным средством установления справедливого общественного устройства и показать, что насилие из средства способно превратиться в самоцель, что насилие в теории неминуемо приводит к насилию на практике.

Материалы исследования могут быть использованы для подготовки лекционных курсов и семинарских занятий соответствующего тематического содержания.

Перейти непосредственно к рассмотрению заявленной темы невозможно без предварительного освещения особенностей русской философской мысли, в контексте которой развивались социальные взгляды мыслителей-народников. Необходимо сделать уточнение относительно понимания самого термина «народничество», а также проблемы его периодизации и классификации. Это то новое, что должно найти отражение в дальнейших исследованиях явления народничества.

Следует также найти ту телеологически связующую идею, которая объединяет в единое целое весь ход «мессианского» философствования на русской почве, включая мыслителей народнического периода, и показать этот мессианский путь родившейся в XIX веке русской интеллигенции («как феномен исключительно российский» — Д. Хоскинг «Россия: народ и империя». — Смоленск, 2001. — С. 274).

Данные вопросы станут содержанием первой главы исследования.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

В работе сделана попытка, опираясь на исследования В. Зеньковского и Н. Бердяева, определить своеобразие русской философии XIX века (ее зависимость от западно-европейской мысли, наличие религиозной установки, влияние от условий российской жизни), а также указать на связь народнической философии со всем предшествующим ее развитием.

Поиск ответа на вопрос: «В чем смысл и назначение истории и каково место и роль России в этой истории?» — в период народничества понимался как основной вопрос русской философии. Этот вопрос занимал представителей как морального направления мысли (Ф.Достоевского и Л. Толстого), религиозного (В.Соловьева), так и социального (П.Лаврова, Н. Михайловского, М. Бакунина, П. Кропоткина, П. Ткачева). Данную классификацию народничества предлагает Н.Бердяев.*.

В то время казалось, что, если найти ответ на вопрос об основах мироздания и человеческих идеалов, станет понятна цель, к которой следует стремиться. Сообразно с целью появится «дело», найдутся средства для воплощения этой цели в жизнь. Поиск замысла, смысла, назначения российской истории становился, по мысли Бердяева, «навязчивой» идеей, которую он называет «русской».

Именно «русская идея» отыскать смысл истории и место человеческой личности в ней привела к идее социализма как самого гуманного и справедливого общественного устройства. Идея западная, но до боли В характеристику народнического периода 40−80-х гг. 19 века Бердяев не включил правового направления. Хотя оно имело место в эпоху народничества, тем не менее, актуализировалось именно социально-революционное. Среди представителей правового направления надо выделить фигуру К. П. Победоносцева (1827−1907, перу которого принадлежит одна из первых научных монографий по истории крепостного права. «Курс гражданского права» К. Победоносцева вышел в 1868 году. К этому же направлению принадлежит более старший представитель К. Д. Кавелин (1818−1885) и более молодой А. Ф. Кони (1844−1927), а также М. М. Ковалевский (1851−1916), который одним из первых доказал бесплодность внешних усилий по навязыванию тому или иному народу каких-либо новых для него организационных, экономических, политических и правовых институтов, если нет внутренней предрасположенности к их ассимиляции. Правовое крыло эпохи народничества требует отдельного и детального изучения. Только после этого можно будет составить более объективную картину народнического периода. заразительная. Переболев этой идеей, «неистовый Виссарион» (В.Г.Белинский) начинает страстное, именно страстное, увлечение социализмом на русской почве. В этом он видит миссию России. И, без сомнения, средством достижения социализма в условиях России могла стать только революция.

Но революция, как средство достижения благой цели, не сразу ассоциировалась с насилием, по крайней мере, у Белинского.

У П. Лаврова, который представляет просветительское крыло в социальном направлении народничества, революция — это скорее революция ума, просвещение, длительное, фундаментальное, это подготовка народа к новым условиям жизни в светлом будущем, за которое говорит и новая наукасоциология. Но просвещать народ, как считает Лавров, может далеко не каждый, а только тот, кто способен критически смотреть на многие вещи. «Исторические письма» П. Л. Лаврова и «Что такое прогресс?» Н. К. Михайловского нашли в лице молодежи своих почитателей и стали их настольной книгой, новым «евангелием», по определению П. А. Кропоткина. Выступая против насилия, Лавров призывает молодежь стать жертвами ради счастья других. В этих призывах еще чувствуются отголоски христианской морали, но отход от основ христианской религии уже явный/ И П. Лавров, и Н. Михайловский считали, что вопрос о Боге и его замысле относительно человеческой истории — как кантовская «вещь-в-себе» — не разрешим, поэтому творцом истории является человек и его интеллектуальный поиск лучшего общественного устройства.

Практическое «хождение в народ» определило первые жертвы. Последовали судебные процессы — «50-ти», «193-х», «16-ти», «20-ти», которые привели к корректировке методов борьбы за «народное счастье». Молодежь желала оставить свои добрые имена в истории освобождения народа, «угодного Богу» Согласно христианскому учению, жертва уже была принесена в лице Христа, причем за греховность всего человечества, и другой не требовалось, а требовалось только следование христианскому пути — жизни людей в любви друг к другу. Лавров же призывает не к взаимному согласию всех людей, а к самопожертвованию ради одной ее части (народа, в лице 20 млн. крестьян). Если христианское учение носит всеобщий характер, то учение Лаврова — уже односторонне-классовый. и начатого самим царем — Александром И, а правительство, не принимая идей социализма, предприняло контрмеры.

Насилие рождалось из благих, но абстрактных целей. Активными участниками социального процесса периода народничества являлась молодежь, в основном студенческая, и пишущая интеллигенция. Противоположный полюс был представлен превентивно-охранительными органами государства, для которых вопрос о законосообразном выходе молодой энергии не был разрешен.

Социальная революция у М. А. Бакунина понималась уже как насильственное средство достижения безнасильственного, анархического царства справедливости. Для него революция — это не просвещение, а всеобщий (он был готов и на общемировой) бунт. Бунт был сокрыт, по его мысли, в самой природе крестьян. Бунт — это инстинкт, который надо разбудить. Будоражить народ должны были, по мнению М. Бакунина, члены тайных (по типу братств) организаций с жесткой дисциплиной, конспирацией, подпольными кличками, иерархией, военной тайной и судом. Поддельные документы, шантаж, хитрость также допускались. Как видим, свободы становилось для человека меньше, а насилия все больше. К тому же теоретически анархизм Бакунина как безнасилие допускал насилие как средство. Из этого противоречия ему выйти так и не удалось.

Апофеозом насильственных методов прихода к светлому будущему (социализму) явилась теория государственного военного переворота П. Н. Ткачева. Речь о насилии в этой теории шла прямым текстом. Террор, как метод борьбы за политическую власть не только оправдывался, но и логически обосновывался и инструментально расписывался.

Молодое поколение 70−80-х гг. XIX века имело своих идеологовП. Лаврова, М. Бакунина, П. Ткачева, свои организации с их Программой и Уставом, места сборов, явочные квартиры, типографии, кассу, динамитные мастерские, а также своих людей в охранных отделениях. Революция стала «делом», делом, которого так искала молодежь, делом не только «чести», но и профессией, причем профессией, приносящей доход. «Революционеры — это специальность, профессия, как всякая другая — как военная (аналогия полная).» (Записные книжки. Лев Толстой, 1880 г., М., 2000, с. 106). Ленин и его соратники по большевистской партии вначале стали профессиональными революционерами — разрушителями государства, и только потом его руководителями. Это еще раз подтверждает мысль Н. Бердяева, что русский человек — это человек крайностей и страстей.

В исследовании сделано указание на прямую связь теоретических выкладок П. Ткачева на осуществление государственного переворота и последующее социалистическое реформирование государства с социально-революционной практикой ленинской партии.

Для того, чтобы осуществился именно такой исторический сценарий, в социально-философской литературе периода 40−80-х гг. XIX в. должна была произойти мощная секулярная тенденция. Связь подрыва религиозной основы государства в философской и художественной литературе с последующим разгулом революционного террора уже наблюдалась в истории. Секуляризация философии, критика и опровержение идеи Бога как наивысшей субстанции в эпоху Просвещения, привели не только к прогрессу естественных наук и технических изобретений, но и к Великой французской революции (1789−1794), в ходе которой разразилась трагедия гражданской войны. «Являя своей борьбой образцы героизма, противостоящие стороны предавались бесчинствам. Повсюду совершались массовые убийства, грабежи, насилия. За сражениями следовали репрессии. Был принят декрет, по которому, „разбойникам“ из западных департаментов было отказано в праве называться людьми. Северо-запад был опустошен. Без устали работала гильотина. Кровь текла рекой». (от автора) По-моему глубокому убеждению, в настоящее время для правительства самой актуальной задачей является реальная, а не «криминальная» профессионализация и трудоустройство молодежи. По данным статистики 70% выпускников ВУЗов находятся в поисках рабочего места и достойного зароботка. Подобный статистический показатель является критическим. Необходимо установить контроль трудоустройства граждан (особенно молодёжи) — как это было в Советское время.

Просвещение и революция. Энциклопедия серии «Открытие мира юношеством». М., 1997, с. 1052).

Подрыв официальной религии и Церкви, морально-охранительной структуры государства, был осуществлен не только в трудах мыслителей социально-революционного направления в народничестве (ярче всего у М. Бакунина и П. Кропоткина), но и в направлении моральном (у Л. Толстого), даже в религиозном (у В. Соловьева). А Ф. Достоевский создал образ философствующего атеиста. Бердяев называет этот феномен «духами революции».

В своих социально-философских произведениях, имеющих этическую окраску, как впрочем вся социальная философия народнического периода, Л. Толстой выступал инициатором критики государства как источника зла, как силы, попирающей основы нравственности и справедливости. Столь же резко выступал против самодержавия и В. Соловьев, ибо оно подчинило Церковь не духовным и нравственным интересам. «Восточная Церковь отказалась от своей власти и передала ее в руки царя.» (В.Соловьев. Россия и вселенская церковь. М., 1912, с. 29).

Л.Толстой считал, что врожденное стремление к добру, любви, альтруизму коверкается под влиянием государства, «злокачественной» системы правосудия.

Позиция православной церкви, по мнению Л. Толстого, предала забвению заповеди Нагорной проповеди, развязала руки властям, тем самым негласно санкционировала применение насилия со стороны государства внутри страны и в международных отношениях. ллолстой считал, что с молчаливою согласия Церкви существуют далекие от идеала справедливости законы и несправедливый суд, пытающийся злом искоренить зло и насилием устранить насилие.

В последующем, за резкие высказывания, что государство с органами физического и духовного насилия превратилось в источник угрозы для культуры, Л. Толстой был отлучен от Церкви.

Его теория «непротивления злу силой» по мощи воздействия на молодежь была намного слабее, чем факт его отлучения от Церкви, Толстой стал кумиром-«отшельником», основателем новой религии — толстовства.

Литература

влияла на умы учащейся молодежи так, как сейчас влияет телевидение. Она заставляла решать метафизические вопросы наличия Бога и оправдания его за зло в этом мире. Только несовершенный Творец мог создать творение, в котором есть место злу и насилию. Такой Творец в лице Бога отвергался.

Художественные образы сильных, привлекательных личностей, таких как Иван Карамазов у Ф. Достоевского, будоражили воображение и мысль. Атеисты-Иваны, для которых проблема теодицеи была не разрешимой, воспринимались с большей симпатией, чем «идиоты"-князи мышкины, своеобразные толстовские «непротивленцы». Иванам подражали, ими восхищались, на них воспитывались.

Сейчас в современной литературе и кино тоже появились «сильные» персонажи, только не из философской, а криминальной среды. Молодежь всегда ищет своих героев. Но создают этих героев писатели и режиссеры.

Молодежь с низкой философской и правовой культурой, каковой она часто бывает в силу возраста и отсутствия должного образования, не способна взглянуть на художественную литературу не как на решение социальных проблем, а как на вечное вопрошание человека о сущности и смысле Бытия. Поэтому, чем более категоричен и резок литературный персонаж, тем он более зачаровывает воображение молодых людей. Отсутствие философской рефлексии и культуры является причиной скороспелых и неверных выводов.

Ф.М.Достоевский первым начал исследовать криминальное сознание людей («Преступление и наказание», «Бесы»), которые, по его мысли, ввергнут страну в пучину социальных катастроф. Выводя в своих романах новый тип героя-разрушителя, Достоевский предугадал, что именно раскольниковы, верховенские, Карамазовы и смердяковы станут вершителями русских революций, архитекторами и строителями тоталитаризма.

Настоящее исследование проводит основную мысль, что допущение насилия в теории обязательно приведет к разным формам насилия в социальной практике.

Как незаметен и как ужасен переход насилия из средства в цель показано в последней главе данной работы на примере революционной практики «действенного» народничества.

Унесенные революцией" молодые люди часто лишались жизни и почти всегда ломали судьбы, как свои, так и чужие.

Современный терроризм в основе своей ничем не отличается от терроризма прошлых лет, за исключением боевых технических средств, которые он сейчас использует. Отсюда масштаб разрушений более значителен.

Русская идея" XIX века, идея торжества и величия человека обернулась в идею разрушения основы, на которой это величие должно строиться, а именно государства.

XX век показал, что ломать легче, чем строить, что утраченные культурные ценности с трудом поддаются реанимации.

Общество, где отсутствуют нравственные критерии, а задает их, как сложилось в истории, религия, теряет свою жизненную опору.

Государство, в котором закон не защищает естественного права человека на жизнь, здоровье, материальное благополучие и моральное достоинство, обречено на состояние гражданской резни и, как правило, такое государство становится объектом завоевания со стороны еще более ужасного государства-хищника.

Социальная философия, оторванная от этики, не способна давать вразумительные ответы относительно свободы и смысла жизни человека, не способна формировать здоровое отношение к жизни и ее преобразованию, такая философия не способна решать вопросы: «В чем прогресс человечества?» и «К каким целям оно стремится?».

На примере социальной философии народничества мы показали, что постепенный отход от основного христианского принципа — недопущения насилия — закономерно превратился в идеологический и политический террор. Террор, который как в XIX веке, так и сейчас путают с миссией народа.