Каким можно, а каким нельзя «стать по-русски»

Попробуем решить еще одну задачу из тех, которые возникают в рамках продуктивной грамматики русского языка. Даны предикатные имена русского языка, способные характеризовать лицо, т.с. прилагательные типа добрый, умный, веселый, существительные типа учитель, красавец, дуб (в метафорическом значении). Требуется найти такие наименования, которые отличаются от имеющихся только одним семантическим элементом, указанием на то, что соответствующий признак ранее отсутствовал, а теперь появился: он — учитель — он стал учителем; он толстый — он стал толстым — он растолстел — он потолстел; он веселый — он стал веселым — он повеселел — он развеселился; он болен — он стал больным — он заболел и т. п.

При этом задача состоит именно в том, чтобы найти в русском языке такое обозначение «нового» состояния лица, которое возникло само собой, а нс было каузировано какими-либо причинами. Ср. он сыт — он наелся и его накормили, он здоров — он выздоровел

и его вылечили, он старый — он состарился и его состарили (заботы, костюм и т. п.).

Нахождение средств, обозначающих не просто новое состояние лица, но каузацию такого состояния, представляет собой уже другую конкретную задачу, хотя по своей постановке обе задачи принципиально ничем не отличаются.

Очевидно, что в процессе решения поставленной задачи возникнут некоторые принципиальные трудности, связанные с особенностями устройства русского языка. В частности, в ряде случаев искомые обозначения будут содержать несколько большее семантическое увеличение, чем этого требуют условия задачи: он — американец и он американизировался (видимо, стал «похож» на американца, а нс «стал американцем»); он потолстел (видимо, стал «более» толстым). В ряде случаев искомые обозначения могут просто отсутствовать он — дубина —? Уяснение и упорядочение именно этих обстоятельств по отношению к исходному массиву слов и будет представлять собою решение поставленной задачи. Напомним, что решение задачи никак не замыкается в пределах какого-либо уровня языка, словообразовательного, лексического, синтаксического: любое наименование, удовлетворяющее заданным семантическим параметрам, является решением задачи для каждого конкретного исходного обозначения.

Известно, что образованные от прилагательных русские глаголы, содержащие признак «становиться каким-либо», неоднократно выступали как объект анализа русской словообразовательной системы. При этом в качестве данного выступали соответствующие производные глаголы и производящие их прилагательные, а в качестве задачи фигурировало установление типов формальных и семантических корреляций между производными и производящими в рамках словообразовательной системы русского языка. Очевидно, что решение задачи в ее традиционной постановке следует непременно учитывать и для данной задачи. Необходимо, однако, подчеркнуть, что данная задача, во-первых, не замыкается исключительно в пределах словообразования, во-вторых, направлена не на установление типологии отношений между известными единицами, но на создание новых единиц, причем таких, которые являются семантически более сложными, чем исходные, и, таким образом, ориентирована не на классификацию, но на рсчевую деятельность, заключающуюся в сознательном продуцировании семантически мотивированных понятий.

Ясно, что обсуждаемое семантическое изменение именных предикатов на компонент «начать быть таким» может быть выражено не только с помощью соответствующего словосочетания, но и с помощью словообразовательных средств, т. е. не только стать слабым от слабый, но и ослабеть, не только стать простым от простой, но и опроститься и т. п.

Прежде всего обращает на себя внимание тот факт, что большая часть рассматриваемых именных предикатов вообще не имеет обсуждаемых производных. Причем это отсутствие характеризует самые разные производящие и по семантике, и по морфной структуре, и по звуковому составу: гибкий, ловкий, жалкий, зоркий, толстощекий, чуткий, безухий, деловой, чужой, удалой, озорной, привередливый, вежливый, прожорливый, ревнивый, спесивый, красноречивый, длиннобородый, небрежный и др.

Поэтому даже с чисто статистической стороны лексический способ выражения значения «стать каким-либо» оказывается более предпочтительным. Нс забудем и о том, что число словообразовательных моделей для выражения указанного значения достаточно велико: не только глупый — глупеть, но и крепкий — укрепиться, смелый — осмелеть, голодный — проголодаться, сердитый — рассердиться, потный — вспотеть и др. Оставим в стороне вопрос о трудностях, с которыми сталкиваются в процессе решения обсуждаемой задачи с помощью словообразовательных средств изучающие русский язык как неродной, и сосредоточимся на семантических отношениях между лексическими и словообразовательными средствами, имеющими общее значение.

Тривиальным является тот случай, когда соответствующий дериват и словосочетание оказываются полностью синонимичными, обозначая просто приобретение (или дальнейшие усиление) некоторого признака: стал крепким и окреп, стал старым и состарился, стал старее и постарел и т. п. Здесь следует также отмстить те свойства лица, которыми оно может начать обладать только на ограниченное время. К ним, в частности, относятся такие общие свойства, как добрый, злой, щедрый: подобреть («стать добрее»), раздобриться («стать очень добрым»,), злиться, разозлиться или расщедриться, равно как и стать добрым, злым или щедрым можно только на ограниченный период времени.

Более существенными для оценки точности выражения мысли продуцента являются наблюдения над обсуждаемой семантической модификацией предикатов, обозначающих состояние лица. В этом случае словосочетание со стал двусмысленны, они, как многие глаголы несовершенного вида, могут обозначать и постоянное состояние, и состояние в ограниченный период времени: стал смелым, стал веселым, стал печальным, стал робким, стал унылым, стал упрямым, стал сердитым, стал хмурым. Соответствующие .же дериваты однозначны, они обозначают только состояние в ограниченный период времени: осмелел и осмелился, развеселился и повеселел, опечалился, оробел, приуныл, заупрямился, рассердился, нахмурился. Образовать от обозначенных глаголов имперфективы весьма затруднительно.

Таким образом, можно утверждать, что в данном случае мы наблюдаем одно из проявлений скрытой грамматики русского языка, противопоставляющей неразличаемое общее состояние и состояние в ограниченный период времени однозначному указанию на состояние в ограниченный период. Это же семантическое противопоставление, как уже отмечалось, несколько иначе реализуется и в пределах одного, морфологического, уровня оппозицией кратких и полных форм прилагательных: X больной («постоянно») и X болен (вероятнее всего в «данный момент»). Очевидно, что особенности реализации в русском языке этого столь семантически важного противопоставления («вообще» и «в конкретный момент») становятся яснее лишь при условии межуровневого подхода к языковым фактам, реализуемого в рамках активной грамматики.

Чтобы исчерпать список средств, реализующих заданную семантическую модификацию, необходимо отметить еще и существование таких лексических номинаций, которые формально не имеют с соответствующими предикатами ничего общего. Так, например, искомая номинация + «на время» от босой — разулся, от голый, скорее, не оголился, но разделся, от истеричный — начал биться в истерике, от высокий — скорее всего, вырос. Подобные наблюдения, очевидные для носителя языка и затруднительные для не-носителя, подчеркивают еще раз некоторую ограниченность как чисто лексических, так, и в особенности, словообразовательных средств выражения соответствующего модификационного значения.

Однако, сколь бы ни были существенны наблюдения над формальным и семантическим разнообразием в рамках заданной общей семантической модификации, самым интересным является вопрос о том, каким же можно, а каким нельзя «стать по-русски». Какие обозначения качеств лица с точки зрения русского языка выступают как врожденные, данные человеку при рождении, от Бога, а какие могут быть приобретены в процессе «жизни и деятельности»? Ответ на вечный вопрос о соотношении наследственности (генетики) и воспитания (изменчивости под влиянием условий) по отношению к человеку получает в рамках чисто лингвистического подхода совсем нс тривиальный ответ. Очевидно, что «стать» лицо может нс всяким, поскольку есть такие характеристики лица, которые присущи ему от рождения и приобретены быть нс могут. К таким характеристикам относятся следующие:

• 1) физические: короткошеий, длинноногий, тонкогубый, синеглазый и т. п. Разумеется, речь идет о таких физических признаках, которые являются константными, характеризующими лицо от рождения до смерти, а нс о тех физических признаках, которые могут приобретаться и теряться в течение жизни (гибкий, длинноволосый, вихрастый, мускулистый, румяный и т. п.). Впрочем, достижения современной цивилизации, в частности косметики, медицины, делают некоторые ранее постоянные признаки лица изменяемыми (цвет волос, форма и размер некоторых частей тела и т. п.);
• 2) связанные с происхождением: пришлый, родовитый, немец, знатный и т. п.
• 3) обращенные в невозвратное прошлое: малолетний, желторотый, безграмотный и т. п.;
• 4) данные от природы необычные интеллектуальные способности: талантливый, гениальный, бездарный и т. п. Существенно, что имеются в виду способности, действительно редко встречающиеся, данные от рождения. Умным, толковым, дельным, в отличие от гениального, можно стать. Как можно стать глупым или тупым, в отличие от бездарного.

В то же время в русском языке существует значительная группа именных предикатов, которые нс могут сочетаться со «стать», хотя и обозначают такие интеллектуально-нравственные характеристики лица, которые могут быть нс только врожденными, но и приобретаемыми. Так, оказывается, что, в соответствии с синтагматичсскими законами русского языка, лицо нс может обрести следующие характеристики, а следовательно, обладает (или нс обладает) ими только как врожденными:

• 1) нельзя приобрести «положительное» отношение к другим людям, т.с. стать *радушным, *мягкосердечным, *пюроватым, *великодушным, *доверчивым, * участливым. Эти качества, если и можно проявить (а следовательно, и обладать ими), то только в какой-то вполне ограниченный период времени. Например, просьба будьте великодушны! означает «проявите великодушие по отношению к данной конкретной просьбе». А предложение X стал щедрым представляет собою приправленный сарказмом комментарий к конкретному поступку Х-а, а вовсе нс общую характеристику, приобретенную Х-ом. Иными словами, отмеченные характеристики либо можно иметь как константные, от рождения, либо некоторые из них можно приобрести во временное пользование, но стать их обладателем на всю оставшуюся жизнь, увы, нельзя. Впрочем, некоторые положительные характеристики, связанные с внешним отношением к другим людям, по-русски приобрести можно (можно стать, например, чутким, вежливым). Отрицательные характеристики, связанные с отношением к другим людям, как показывают соответствующие русские именные предикаты, приобретаются без каких-либо ограничений;
• 2) нельзя приобрести «положительное» отношение к миру, т.с. стать *совестливым, *правдивым, *миролюбивым или *честным. По-видимому, в названии произведения В. Войновича «Хочу быть честным» обыгрывалась именно эта неспособность честности к становлению. Стать нечестным, бессовестным, лживым, агрессивным и вообще плохим можно по-русски, как кажется, без всяких ограничений;
• 3) нельзя уйти от «плохой» судьбы, т.с. стать *бедным (в значении «жалкий»), *убогим (в значении «немощный»), Незадачливым, *неудачливым, * несчастным. Наверное, можно стать счастливым, но, вероятнее всего, все-таки на время;
• 4) нельзя стать нарушителем некоторых установленных норм поведения в обществе, т.с. стать * языкастым, *балагуром. *баламутом, *самозванцем, хотя можно стать хулиганом, вором, болтуном, бандитом. Иными словами, скорее можно изменить само поведение, чем тс природные свойства, которые определяют отклонения от норм поведения. Причем данное при рождении имя выступает среди природных свойств, дать себе имя сам человек нс может. (Перемена имени при принятии монашества нс делает человека самозванцем, поскольку производится нс им самим.);
• 5) нельзя изменить свою греховную сущность: т.с. нельзя стать * грешным, ^греховным или *безгрешным. Иными словами, греховность постоянно сопровождает человека от рождения до смерти и, по крайней мере, законы русской языковой синтагматики не допускают того, чтобы эта характеристика появилась только в некоторый момент или существовала только в ограниченный период времени;
• 6) нельзя стать и продолжать быть правым или виноватым: т.с. нельзя стать *виновным, *правым, *невиновным, *неправым, Правильным, * неправильным. Таковыми можно быть лишь^ какойлибо конкретной ситуации и в оценке других людей, но нс объективно и нс с какого-то момента. Правильная Россия у Андрея Платонова — специально созданная номинация, сознательно и грубо нарушающая русский языковой узус.

Сделанные наблюдения отнюдь нс означают, что все именные предикаты, относящиеся к выделенным 6 семантическим группам, нс могут сочетаться со стать в значении «начать быть таким». Речь идет лишь о попытке как-то упорядочить тот круг именных предикатов, который, с одной стороны, характеризуется указанным синтагматическим ограничением, а с другой стороны, нс обладает такими семантическими признаками, которые бы это синтагматическое ограничение объясняли.

В то же время можно предполагать, что за указанным синтагматическим ограничением стоит нс просто языковой каприз, но именно языковая картина мира. Согласно этому фрагменту русской языковой картины мира некоторые постоянные свойства лица нс могут возникать лишь в какой-то момент жизни человека, но являются врожденными, причем на одном из первых мест здесь стоит искреннее, нс показное доброе отношение к миру и людям. Жизнь человека, как видно из приведенных наблюдений, греховна и нс может быть нс только изменена, если уж задумана несчастливо, но и нс в состоянии вызвать в человеке «чувства добрые».

Существенно, что и предикат добрый в его самом широком и размытом значении также с большим трудом сочетается с глаголом стать в значении «начать быть каким-то». Его антоним злой значительно легче образует такое сочетание. Таким образом, если говорить именно о языковой картине мира, отраженной в обсуждаемом фрагменте русского языка, то эта картина рассматривает добро как врожденное свойство человека, а жизнь как неспособную на порождение добра. Иными словами, русская языковая картина мира в данном случае близка к тем отнюдь не языковым представлениям о мире, которые культивировались в средневековом обществе до Возрождения.

Разумеется, остаются без ответа два возникающих в связи с этим наблюдением вопроса.

В какой степени русская языковая картина мира отличается от тех представлений о мире, которые есть у современного русского человека? В какой степени русская языковая картина мира отличается от языковых картин мира, представленных в других языках? Будучи нс в состоянии дать исчерпывающий ответ ни на один из этих вопросов, ограничусь следующими замечаниями.

В процессе предварительных обсуждений зарубежные коллеги, в частности профессор И. Онхайзср, высказали предположение о том, что круг наименований свойств лица, которые невозможно приобрести, в русском и немецком языках совпадают. Однако, если это так, то едва ли сделанные наблюдения обесцениваются. Во-первых, если рассмотреть поставленную задачу со стороны немецкого языка, нельзя исключать обнаружения в немецком языке наименований таких признаков, которых нет в русском языке. Во-вторых, полное совпадение между двумя языками докажет лишь то, что оба они нелогичны совершенно одинаково. Констатация этого факта принципиально очень важна, поскольку докажет, что по крайней мере на этом участке коммуникация носителей индоевропейских, русского и немецкого, языков не встречает трудностей, ибо носители обоих языков пользуются одной и той же языковой картиной мира, одинаково неадекватной истинному положению вещей. Иными словами, речь пойдет об одной и той же ложной картине мира в разных языках, переводящей проблему из области межъязыковой коммуникации (с ней все в порядке) в область общеевропейских несоответствий между языком и действительностью. В этих условиях все более привлекательными кажутся аналогичные сопоставления между неродственными языками, принадлежащими далеким друг от друга культурам, т.с., например, для русского нс с венгерским или финским, но с корейским или китайским.

Что же касается второго вопроса, то, разумеется, представления об окружающей действительности носителей того или другого языка могут быть наилучшим образом получены в результате различного рода социологических исследований, методика которых в последние годы становится все более изощренной. Собственные языковые наблюдения могут играть при этом лишь вспомогательную роль, указывая, в частности, на тс исторические изменения, которые проходят в сознании людей и при этом или отражаются в языке прямым или косвенным образом, или вовсе нс отражаются в нем.