Отсроченные премьеры. 
Телевизионная журналистика. 
Телевидение в поисках телевидения

— «Шинов…» оказался под угрозой сразу после первой же демонстрации в Харькове… Настучали в обком партии, оттуда звонок — у вас сделан фильм, позорящий трудовой коллектив. Мы на демагогию ответили демагогией: давайте покажем фильм в депо и проведем открытое партсобрание. Они сказали: «Хорошо». И больше не возникали. Окончательно он попал на полку, когда получил две награды на Всесоюзном фестивале и должен был по уставу фестиваля быть показан по Всесоюзному телевидению.

«Гармаев» прошел в эфир сравнительно легко — в цикле «Ребячьи комиссары». Но сразу же последовали письма от дирекции школы — в ЦК КПСС и Академию педагогических наук. Публикации всех рецензий в газетах были приостановлены. Для начальства «Останкино» отстоять этот фильм значило — не попасть под огонь ЦК. Ведь он ими был уже показан. И тогда я впервые почувствовал: как хорошо, когда начальство за тебя. До тех пор я вел партизанскую борьбу, а тут ощутил себя как солдат регулярной армии — сидишь в окопе, тебе подвозят кашу, есть танки, артиллерия, авиация, в случае чего прикроют. Класс! Фильм отстояли, в том смысле, что оргвыводов не последовало, но больше в эфире его не показывали.

Однажды вызвала меня в кабинет зампредседателя Гостелерадио Жданова: «Самарий Маркович, ваши герои обычно побеждают вопреки системе — это случайное совпадение или продуманная линия?» Ничего себе вопрос… Я ей: «Если речь идет о системе наших сельскохозяйственных органов, то, конечно, вопреки. А если речь о социалистической системе — то только благодаря». Каков вопрос — таков ответ. Сдемогогничал. Что касается героев «вопреки» — все сколько-нибудь яркие люди жили вопреки системе.

• — Помнишь, ты говорил, что литературную классику помнят, потому что она доступна. Толстого не все читают, но если захочешь — прочтешь. Л документальный фильм не посмотришь в любой момент по собственному желанию. Если бы все книги сожгли, то тех, кто их написал, тоже помнили бы недолго.
• — Революция, происходившая в документалистике, не была революцией в зрительском восприятии. Они просто о ней ничего не знали. В программе передач наши работы обозначали анонимно — «документальный фильм». Если бы такое появилось в литературе — романы и повести предлагали без названия и без автора… Отсюда и появилось стремление к сериалам. Мы тогда уже понимали: одиночный фильм тонет в потоке эфирной продукции, выжить могут лишь серии. Возникли циклы: «Семейный круг», «Ребячьи комиссары». Алеша Габрилович делал циклы — «Футбол нашего детства», «Цирк нашего детства», «Кино нашего детства»…

Мы предлагали переустройство «Экрана» — создание мастерских, каждая из которых делает цикл с некими общими жанровыми чертами, начиная от стиля титров. Кончается цикл — мастерская распадается или берется за следующую серию. Подвижные коллективы — не под административную сетку, а под реальные дела. Есть люди, умеющие думать кадром, — в основном операторы. Есть — думающие эпизодом. Есть — фильмом. А тут надо было научиться думать циклом. Это было отвергнуто, но уже не начальством. Идея не прошла у творцов «Экрана»: «Да кто он такой — этот руководитель мастерской, чтобы диктовать мне, какие делать титры?! Пусть каждый делает, что хочет». Все жаждали самопроявления. И что сейчас с ними?..