Языковые особенности вепсских обрядовых причитаний

Лингвистическое изучение произведений устного народного творчества имеет значение, как в познании народной духовной культуры, так и его языковых особенностей. Изучение языка фольклора, несомненно, важно и для формирования литературного языка, литературного слога. Необходимо отметить, что на сегодняшний день нет монографических исследований ни по фольклору вепсов, ни по языку фольклора, что, несомненно, с одной стороны, усложняет задачу нашего исследования, но, с другой стороны, нацеливает на ликвидацию белых пятен в изучении вепсского народа, и предопределяет выбор настоящей темы исследования.

Как известно, в поэтических особенностях народной поэзии отразилось и мировоззрение народа, и языковые факторы. «Язык фольклора — это накопитель семантических, психологических, стилистических, идеологических традиций этнической общностикоторая» им пользуется и которая их создает в ходе истории" [Чистов 1986: 68].

Обязательным условием любого исследования является четкое определение объекта анализа. Объектом нашего исследования являются вепсские обрядовые причитания. Выбор причитаний в качестве объекта исследования обусловлен тем, что они считаются одним из наиболее древних жанров фольклора в целом, а «в вепсском фольклоре причитания едва ли не единственный песенно-повествовательный жанр» [Васильева 1990: 173], который, несомненнодостоин специального изучения, тем более, что музыковеды, например, называют плачи и причитания, древнейшими из всех жанров вепсского песенного фольклора, отмечая в их напевах преобладание нисходящего мелодического движения, которое присуще напевам древнейших песен многих народов. Это свойство характерно, например карело-финским рунам и русским северным былинам [Лапин 1977: 188−190]. Обрядовые плачи являются важными компонентами духовной культуры вепсского народа и они, несомненно, впитали в себя особенные черты и характер его языка.

В своих работах известный специалист в области фольклора К. В. Чистов рассматривал признаки, которые свидетельствовали бы об особенной развитости традиции причитывания. Многие из них применительны и к вепсскому материалу:

1. При жесткой обусловленности обрядом и генетической связью с похоронным ритуалом причитания развиваются в «самостоятельный» жанр и начинают функционировать в системе других обрядов «перехода» [Чистов 1979: 15]. Помимо похоронных плачей у вепсов были широко распространены свадебные, которые бытовали до середины XX века и стали выходить постепенно из активного использования вместе с традиционным свадебным обрядом. Записи рекрутских причитаний не многочисленны — плач при провожании сына на службу в царскую армию [NAKM 1951: 539−541], проводы сына на войну [Vaisanen 1916 № 1]. Но даже эти редкие записи, а также свидетельства информантов говорят о том, что данная плачевая традиция существовала.

2. О развитости традиции говорит распространение представления о том, что каждая женщина должна уметь причитывать (на похоронах родственников, на собственной свадьбе) [Чистов 1979: 15]. Эти представления подтверждаются также и вепсским материалом. Обязательным считалось исполнение причитания на похоронах родителей, особенно полагалось плакать дочери на похоронах матери. На свадьбе невеста должна была причитывать сама.

3. Однако есть свидетельства и о формировании фигуры так называемой «деревенской^плакальщицы». В этом случае плачи от имени невесты исполняла наемная «плакальщица»: Edii enttsil vozil devotskan vedeliba, kiidam itse ej mahtand voikta, paukteliba ougastajan [NAKM 1951: 335] — «Раньше, в прежние годы девушку водили, которая сама не умела плакать, нанимали плакальщицу». Информации о наемной исполнительнице на «чужих» похоронах у вепсов не зафиксировано.

4. Развитие так называемых внеобрядовых причитаний, исполнение которых вызвано какими-то бедствиями или потрясениями (пожар, голод, болезнь и т. п.) [Чистов 1979: 16]. Из «причитаний по случаю», зафиксированных у вепсов, можно назвать «прощание с родным домом», «плач по родной стороне», связа-ные с вынужденным переселением из деревень в 50-годы XX века, плач девушки при провожании сестры, уезжающей в город [Vaisanen 1916 № 72], плач матери о сыне, который ушел работать в колхоз [NVM 1935: 15−16].

Итак, очевидно, что, как и у других финно-угорских народов и соседствующего русского населения, у вепсов сложилась развитая традиция причитыва-ния, которая впитала в себя характерные и наиболее древние выразительные особенности вепсского языка.

Актуальность настоящего исследования определяется тем, что язык вепсских причитаний до сих пор не становился предметом исследования. В. работах фольклористов содержатся лишь некоторые замечания о жанровых особенностях причитаний и их поэтических средствах.

Предметом исследования является язык и стиль вепсских обрядовых причитаний. Исходным материалом послужили 120 вепсскоязычных текстов плачей, большая часть которых расшифрована автором представленного исследования.

Целью нашей работы является определение специфики лексических языковых средств, используемых в создании текста вепсских причитаний.

Данная цель предполагает решение следующих задач:

1) представить историю собирания и публикаций вепсских причитаний;

2) определить место и функцию плачей в обрядовом комплексе;

3) выделить специфические для данного жанра языковые факты;

4) описать традиционные устойчивые сочетания;

5) установить морфологические, семантические особенности лексических единиц;

6) выявить и описать основные художественно-стилевые средства поэтического языка вепсских причитаний.

Методы исследования. В процессе работы применялись традиционные лингвистические методы: описательный метод, целью которого является обнаружение и описание конкретного языкового фактасравнителыю-сопоставителъный или типологический метод (активно использовался при выявлении семантических параллелей). При сравнительно-историческом лштоде привлекаются данные близкородственных языков, поскольку в них могли найти отражение общие черты родственных культур. Метод тематической группировки позволяет выделить доминанты фольклорной картины мира данного жанра. Особый метод лингвистического исследования — метод лингвокулъту-рологической интерпретации позволяет «посредством анализа лексических фиксаций проникнуть в систему смыслов, лежащих в основе семантики слов и отражающих культурную специфику менталитета этноса» [Кошарная 2002: 16].

Научная новизна работы заключается в том, что впервые языковые особенности вепсских причитаний подверглись комплексному исследованию. Существует крайне мало работ, посвященных особенностям языка вепсского фольклора. Освещение лексики устного народного творчества на материале наиболее древнего, традиционного пласта вепсского фольклора — причитаний, является первой работой в этой области. Специфика языка устнопоэтического произведения выявляется на фоне его жанровых особенностей.

Теоретическая и практическая значимость исследования определяется тем, что теоретические аспекты работы могут способствовать познанию структуры поэтической речи языка фольклора, национальной картины мира вепсского народа и представить интерес для исследования его языка, культуры и этнографии. Материалы и выводы исследования найдут практическое применение при составлении учебных пособий по лексике вепсского языка, поэтике и стилю речи. Они могут иметь непосредственный выход в изучение фольклора и культуры вепсов, будут использоваться при чтении спецкурсов по вепсскому устному народному творчеству. Многие древние, но уже полузабытые языковые факты уже возрождаются и пополняют лексический тезаурус младописьменного вепсского языка.

В своей работе мы опираемся на исследования отечественных фольклористов, анализировавших языковые явления русского фольклора, а также на исследования по устнопоэтической традиции близкородственных народов, исходя из представления, что «носители родственных языков могут не только создавать сходные поэтические системы, но и хранить их очень долго, включая и те, которые иной раз восходят к глубокой древности» [Чистов 1986: 69].

Теоретической базой исследования послужили труды: фольклористовК. В. Чистова, К. Салве, В. П. Кузнецовой, М. ЙоалайдлингвофольклористовИ. А. Оссовецкого, А. Т. Хроленко, Ю. Г. Круглова, М. А. Бобуновой, Е. Б. Ар-теменкоэтнографов — Т. А. Бернштам, И. Ю. Винокуровоймузыковедов — В. Лапина, И. Б. Семаковой. Неоценимую помощь оказали работы исследователей прибалтийско-финской фольклорной традиции: JL Хонко, А. Ненола-Каллио, А. С. Степановой, У. С. Конкка, Э. С. Киуру и др.

Основные положения, выносимые на защиту:

1) Причитания как самостоятельный, развитый жанр устного народного творчества вепсов обладают своеобразными языковыми особенностями, проливающими определенный свет на формирование языковой картины мира вепсов.

2) Специфика языка причети проявляется в функционировании основных традиционных устойчивых сочетаний устнопоэтического текста: атрибутивных словосочетаний и глагольных пар-биномов.

3) Выявление и описание устойчивых сочетаний позволяет рассмотреть морфологические и семантические особенности лексических единиц в тексте причитания.

4) Эпитет и аллитерация как основные художественно-стилистические приемы устной поэзии оказывают влияние на своеобразие языка плачей и способствуют реализации ее функции эмоционального воздействия.

Структура работы:

Диссертационная работа состоит из введения, четырех основных глав, заключения, библиографического списка, списка принятых сокращений, списка источников и приложения. В первой главе, посвященной теоретическим предпосылкам исследования, дается описание истории собирания и публикации вепсских причитаний, исследования этого жанра у близкородственных народоврассматриваются жанровые особенности причитаний, которые необходимо учитывать, приступая к анализу языкапредставлены также теоретические основы лингвофолыслористики, науки, в русле которой выполнена наша работа. Во второй главе представлено схематичное описание ритуального действия свадебного и погребально-поминального обрядов с целью выявления места и роли плачей в обрядовом комплексе, с указанием традиционных мотивов. Третья глава посвящена анализу ключевых словесных формульных образований. В ней подверглись описанию атрибутивные словосочетания и глагольные биномы. В четвертой главе рассматриваются основные художественно-стилистические приемы, применяемые в текстах плачей: аллитерация и эпитеты. Анализируется их роль, образование и функционирование в поэтическом языке причети. В заключении приведены основные выводы и результаты исследования. В приложении представлены фотографии и отдельные примеры расшифрованных текстов причитаний.

Заключение

.

Причитание, которое считается одним из наиболее развитых жанров вепсского фольклора, до сих пор оставалось мало изученными. Более разработанной является мелодическая составляющая плачей. Кроме того, до сих пор нет значительных публикаций текстов обрядового фольклора. По этой причине большая часть использованного для данного исследования материала представляет собой осуществленные автором работы расшифровки неопубликованных причитаний, хранящихся в различных архивах. Наблюдения показали, что внутри жанра можно выделить три локальные традиции: северновепсскую, средневепсскую и южновепсскую. Причем северновепсская традиция причи-тывания имеет наибольшее расхождение в языковом, стилевом и тематическом аспекте с другими группами. В настоящем исследовании при проведении анализа языковой составляющей плача принимался во внимание материал по всем трем локальным традициям, хотя в большей степени упор был сделан на тексты причитаний средних и южных вепсов, в традиции которых наибольшим образом отразилась специфика фольклорной речи.

В прошлом, являясь неотъемлемой частью обрядов семейного цикла, причитания сопровождали основные этапы ритуалов. Так, в обряде свадьбы плачи начинали звучать после рукобитья, в период до свадьбы при посещении могилы умершего родителя. Комплекс плачей исполнялся вечером накануне свадьбы (посещение бани, расчесывание волос, обряд «красования», расставание с «белой волюшкой»), а также утром в день свадьбы. В канве погребально-поминального обряда плачи исполнялись в течение всего времени нахождения покойного в доме, перед выносом из дома в день похорон, при приходе на кладбище для погребения, в любой день при посещении могилы до сорокового дня, а также накануне сорочин на кладбище «приглашали» покойного причитанием «на его последний праздничек», приплакали в доме умершего вечером перед сорочинами и на сороковой день утром перед провожанием.

Отметим, что похоронный обряд, являясь более консервативным, сохранил исполнение плачей и до сегодняшнего дня. Похоронные и свадебные причитания обладают несомненной генетической связью, используют преимущественно общую систему традиционных языковых формул, и все же свадебные причитания имеют больше параллелей с севернорусской традицией, что объясняется взаимовлияемым развитием свадебного обряда у русского и прибалтийско-финских народов в XV — XIX вв.

Настоящее исследование обращено, прежде всего, к языку устнопоэтиче-ских произведений. В современной лингвистической науке исследования по языку фольклора проводятся в рамках новой дисциплины «лингвофольклори-стики». Объектом исследования становится фольклорный текст, а значение фольклорного слова анализируется с учетом контекста народной культуры. Исходя из этого, необходимо учитывать, функцию причитаний как особого языка общения с индивидом, находящимся в «переходном» или «пороговом» состоянии, а также осуществляющего связь с миром мертвых. Причитание представляет собой импровизацию, строящуюся, в том числе и с помощью традиционных формульных образований. Анализ лексического строя вепсских причитаний позволил обнаружить языковые особенности, характеризующие исследуемый жанр фольклора. Как показано в нашем исследовании, основным видом традиционных формул вепсских причитаний являются конструкции с эпитетом или атрибутивные словосочетания и глагольные пары (биномы). Используя тематическую группировку, мы выделили шесть, основных лексико-тематических групп атрибутивныхсловосочетаний: «термины родства и их метафорические замены», «человек, части тела», «дом, жилище», «природа», «время», «абстрактные понятия». В тематических группах, в свою очередь, выделяются более значимые, устойчивые сочетания, которые мы рассмотрели подробнее. Их описание произведено по определенной схеме. Прежде всего, принималась во внимание семантика сочетания, подтверждаемая примерами из текстов причитаний. Выявлялись основные отношения с другими словами в тексте, указывались фонетические и морфологические особенности, также высказывались предположения о возможных, лежащих в основе формульных образований, мифологических представлениях, поскольку, как известно, фольклорные произведения являются ценнейшим источником для изучения древних верований народа.

Анализу подверглись 32 атрибутивные пары. Общими для текстов свадебных и похорнных плачей являются сочетания: kalliz kandjaihudem — «дорогая моя выносившая» (метафорическая замена термина 'мать'), kalliz kazvatajaizem дорогой (мой) вырастивший" (метафорическая замена термина 'отец'), vouged peiveihudem — «белое (светлое) мое солнышко» (метафорическое именование отца), libed linduine — «милая птичка, пташечка» (метафорическая замена терминов родства семантической группы 'дети'), sokol sorzeine — «милая, хорошая уточка» (метафорическая замена терминов родства семантической группы 'дети'), korged kodine — «высокий домик» (в свад.: родительский дом невесты, в пох.: дом умершего), coma cogaine — «красивый, хороший уголок» (именование родного дома), izo ikneine — «милое окошечко» (в родном доме), vougedpeiveine.

— «белое солнышко», volhad voduded — «полные (трудные, быстротечные) годочки» (выражает различные по продолжительности отрезки времени, жизни), kabed kezeine — «красивое, красное лето» (символизирует хорошую жизнь, лучшее время года), verhad vilud avarod armod— «чужие холодные (большие) ласки (любовь)» (символизирует замужнюю жизнь), avarod abidod — «большие обиды» (их наличием выражается горе оплакивающего), veraz vilu randeine — «чужой холодный бережок» (именование места, куда навсегда уходит невеста в свад. и умерший в пох.), armaz arteline — «любимая артелюшка» (собирательное именование подруг невесты в свад. и родственников в пох.), sulad susedeized — «милые соседушки» (собирательное именование чужих людей: соседи, односельчане), gor’o-gor'ki (gor'a) — «горе-горькая (-ое) (горе)» (собственное именование причитывающей женщины). Следующие атрибутивные сочетания характерны лишь для свадебных плачей: suukuized hibusuded — «шелковые волосики» (именование волос девушки-невесты), kalliz kaseine — «дорогая косынька» (в свад.: коса девушки-невесты), lam pezane — «теплое гнездышко» (метафорическое именование родительского дома невесты), vouged voudeine — «белая (светлая) волюшка» (символ девичьей жизни, основной объект оплакивания в свад.), krasni krasoteine — «красная красотушка» (синоним «белой волюшки»), kaks 'polized avarod armoized (armod) — «двусторонние (большие) ласки» (родительская любовь). Сочетания, выделенные только в похоронных плачах: madal makseine — «(доел, низкая) маленькая печеночка» (метафорическая замена термина 'сын'), polni polnikeizem — «(полная, главная) милая моя половиночка» (метафорическая замена терминов 'муж, жена'), vesel venceizem — «веселый венец» (метафорическая замена терминов 'муж, жена'), laskou keltit — «ласковый язычок» (побуждают покойного к общению просьбой растопить, размягчить «язычок»),, kabed kagoihut — «красивая (красная) кукушечка» (птица, в образе которой возвращается-душа умершего), holvad, holuded — «заботливые (волнительные) заботушки» (выражают тяготы жизни), paksud pagineized — «частые разговорчики» (приглашают умершего к общению, на «частые разговорчики»), laskvad loduized — «ласковые речи» (поэтический синоним к сочетанию «частые разговорчики»), korged koumeine — «высокая могилушка».

Система метафорических замен терминов родства не получилатакого широкого развития, как в традиции некоторых других близкородственных народов, и эти замены нередко могут выступать в качестве поэтического повтора к прямым именованиям, но все же она существует и имеет свои особенности. Отглагольную основу имеют две замены: kandjaihudem — «(меня) выносившая» (< kantta — «носить»), kazvatajaizem — «(меня) вырастивший» (< kazvatada -«растить, вырастить»). Метафорические замены, имеющие отыменную основу: (libed) lindidne — «(милая) пташечка», (sokol) sorzeine — «(милая) уточка», (vouged) peiveihudem — «мое (белое) солнышко», (polni) polnikeizem — «(милая) моя половиночка», (vesiiu) venceine — «веселый венчик», (lehed) lehtesudem — «сочный мой листочек», (madal) makseine — «(маленькая) печеночка». Семантика и функционирование отмеченных метафорических замен является характерной чертой вепсской причетной традиции.

В вокативных конструкциях с терминами родства и их метафорическими заменами активно представлен древний притяжательный суффиксш, который в живой вепсской речи встречается редко. Язык плачей бережно сохранил эту особенность благодаря устоявшимся в них обращениям (linduizem — «моя пташечка», cizoihudem — «моя сестрица»).

Имена существительные в тексте причитаний выступают, как правило, в деминутивной форме. Широкое употребление уменьшительно-ласкательных суффиксов (-ut, -hut иine) является жанровой особенностью плачей, несущей эмоциональное воздействие, и направлено на ласкательную семантику. Насыщенность языка плачей деминутивными формами вызывает некоторые затруднения при переводе, где не всегда можно адекватно перевести слово на русский язык, не внося значение уменьшительности (напр.: laveine — «полик», abideized — «обидушки», suhut — «ротик», keliit — «язычок»).

В формульных образованиях могут просматриваться мифологические представления, такие как «волюшка-красотушка» — это душа девушки, которая находится в «переходном» состоянии, превращение души в птицу (linduizeks), в красную кукушечку (kabedaks kagoihudeks). Отголоски мифологических воззрений можно усмотреть в именовании отца «солнышком» (peiveihut-paivusko), детей — «птичками» (linduine), уточками (sorzeine).

В тексте причитаний обнаруживаются специфичные слова, не свойственные разговорной вепсской речи: polni — «милый?», volaz — «трудный?, вольный?, полный?, быстротечный», melaz (melhuz) — «милый?», rahked — «трудный, тяжелый» (ср. фин. rehkia — «трудиться»), avar — «широкий, обширный», несущие семантическую нагрузку лишь в поэтическом языке плача. Эпитеты, являясь обязательной характеристикой имен существительных, обладают эмоционально-оценочной функцией и поддерживают с характеризуемым словом аллитерацию. Отдельные специфично-фольклорные слова вводятся в младописьменный вепсский язык и даются в современных словарях с расширением значения: izo — «милый», avar — «широкий».

В тексте причитания наблюдается активное использование глагольной лексики. Глаголы также образуют традиционные устойчивые сочетания, выраженные синонимичными парами, которые несут закрепленную смысловую нагрузку: keratas i kogotas — «собраться» (уходить в другой мир), krasuizoitta i likuizoitta — «покрасовать и повеселить» («белую волюшку»), pagistoitta i lodeizoitta — «разговорить и разбеседовать» (умершего).

Для выражения оттенка одного понятия в глагольной паре в качестве синонима мог привлекаться русскоязычный эквивалент: samida i roskazida — «рассказать», vol it a i viberida — «выбрать», siizutadas i stanovidas — «вставать», что говорит о стремлении соблюдать традиционные стилистические приемы даже с помощью иноязычных вкраплений.

Среди глагольных форм языка причитаний встречаются несвойственные разговорному языку фольклорные образования, например возвратные формы тех глаголов, которые в обычной речи не возвратны: lebastadas i lendoutas -«вспорхнуть и взлететь», libutadas i lebastadas — «подняться и вспорхнуть».

Насыщенность текста глаголами разного типа, объединенных, в том числе в пары-биномы, является характерной чертой языка вепсских обрядовых причитаний. Эта особенность соотносится в целом с вепсской речью, которая отличается особой глагольностью.

На своеобразие фольклорной речи оказывают влияние и художественно-стилистические приемы. Для вепсского причитания свойственна высокая степень обязательности наличия эпитета при определяемом слове, иногда таких определений может быть и два, и три (напр.: с терминами родства: I’ubovni laskou setei cizoihut — «любимая (любовная) ласковая милая сестрица»). Для эпитета характерно препозитивное расположение. Он способствует реализации одной из функций причети — эмоционального воздействия посредствам оценочной семантики. Многие постоянные эпитеты имеют эмоционально-положительное {kalliz — дорогой, sula — милый, дорогой, kabed — красивый, хороший) или эмоционально-отрицательное значение (kibed — больной, болезненный, gar 'o-gor 'kii — горе-горький, несчастный), и даже те определения, которые не содержат прямой оценочной семантики, несут этот компонент (korged kodine высокий домик", jalod jougaized — «быстрые ноженьки»). Таким образом, основной функцией эпитета в вепсских причитаниях является выразительная функция, отражающая отношение причитывающего ко всему что происходит, и что его окружает. При подборе эпитета оказывает влияние как функциональная направленность причети, так и созвучие, наличие аллитерации между эпитетом и характеризуемым словом.

Аллитерация или начальное созвучие является одним из основных выразительных средств языка, вепсских причитаний. С учетом интенсивности более широко представлен тип сильной аллитерации (paksud pagineized — «частые разговорчики»), но также фиксируются примеры слабой {kabed kezeine — «красное лето») и сверхсильной аллитерации (vesel vesel’stv — «веселое веселье»). По продолжительности цепочки аллитерации в тексте причитания преобладает созвучие двух стоящих рядом слов, в котором" эпитет созвучен определяемому слову (tedmatomad tehuded — «неизвестные дороженьки»). Кроме того, для поддержания аллитерации встречаются варианты глагольных пар {kirbotin i kadotin уронила и потеряла"), сочетания-глагола и наречия {vilusti virktas — «холодно молвят»), пары наречий {encciks i edeliziks — «по-старому да по-прежнему») и пары прилагательных (norikeized i nojeleized — «молодые и слабые (телом)»). Аллитерационное созвучие распространяется^ и на три стоящих рядом слова (veretan veresen vestizen — «принесу (расскажу) свежую весточку»), более редкой является продолжительность цепочки аллитерации от четырех до семи слов в предложении (En kirjutand kalhal karandasizel, a kirjutin iciin kibedil kiindluzil — «не писала дорогим карандашом, а писала своими горькими слезами»).

В текстах вепсских плачей можно обнаружить черты общие для прибалтийско-финской плачевой традиции, например: отглагольные метафорические замены терминов родства, орнитоморфная символика в именованиях лиц, параллели в мотивах. Длительное и тесное контактирование с русским населением значительно сказалось на обрядовой традиции вепсов, отразившись и в языке обрядового фольклора. Явным русским влиянием является, к примеру, появление в плачах термина krasoteine — «красотушка». В качестве синонимов к вепс-скоязычным словам могут привлекаться их русскоязычные варианты (jal'gmeine posledni pordoine — «последние мгновения», jatid libedan linduizen i glupeizen i meletomeizen — оставила милую пташечку глупенькую). Несмотря на то, что вепсские причитания испытали воздействие северно-русской традиции, развивались они самостоятельно и не утратили присущей им специфики. Своеобразие языка обрядовых плачей обусловлено канонами жанра, а* также особенностями языка вепсов.

Вепсские причитания представляют собой интереснейший материал для дальнейших исследований, которые можно направить как на лексическую составляющую, так и на текстологический аспект и поэтику фольклорного произведения.

Основные положения диссертации отражены в следующих работах:

1. Роль и основные мотивы причитаний в похоронном обряде вепсов // Бубри-ховские чтения. Проблемы исследования и. преподавания прибалтийско-финской филологии. Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 2005. — С. 88−93.

2. Система метафорических замен в вепсских причитаниях // Бубриховские чтения. Проблемы исследования и преподавания прибалтийско-финской филологии. Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 2005. — С. 93−98.

3. Eraita vepsan itkuvirsien erityispiirteita // Tutkielmia vahemmistokielista Jaamerelta Liivinrantaan IV. Oulu, 2005. — S. 81−84.

4. Образ дома в вепсских обрядовых плачах // Межкультурные взаимодействия в полиэтническом пространстве пограничного региона (материалы конференции). Петрозаводск, 2005. — С. 394−397.

5. Русские заимствования в языке вепсских причитаний // XXI век на пути к Клюеву (материалы конференции). Петрозаводск 2006, С. 251−256.

6. Эпитет в вепсских причитаниях // Современная наука о вепсах: достижения и перспективы. Петрозаводск, 2006. С. 347−357.

7. Об атрибутивных словосочетаниях вепсских причитаний // Северная Европа в XXI веке: природа, культура, экономика (материалы конференции) Петрозаводск 2006, С. 248−250.

8. История собирания вепсских причитаний // Историко-культурное наследие вепсов и роль музея в жизни местного сообщества. Петрозаводск: Изд-во КНЦ РАН, 2008, С. 191−196.

9. «Белая волюшка» — основной объект оплакивания в вепсских свадебных причитаниях // Бубриховские чтения. Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 2008. — С. 202 209.

10. Деминутивные суффиксы имен существительных в языке вепсских причитаний // Вестник Поморского университета, № 11, 2008, С. 162−165.