Помощь в учёбе, очень быстро...
Работаем вместе до победы

Художественное воплощение идеи движения в творчестве А. С. Грина: Мотивный аспект

ДиссертацияПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Основные положения диссертации были апробированы на аспирантском семинаре и научно-практических конференциях ЕГУ, на областной научной конференции «Молодежь и наука на рубеже XXI векг» (Липецк, апрель 1997 г.), на международной научной конференции «Мир романтизма» (Тверь, май 2000 г.), на республиканской научной конференции «Русский роман XX века: духовный мир и поэтика жанра» (Саратов, апрель… Читать ещё >

Содержание

  • Глава 1. Архетипические мотивы пути и дома в творчестве
  • А. С. Грина
    • 1. Культурологические истоки идеи движения в творчестве А. Грина
    • 2. Особенности функционирования мотивов пути и дома в творчестве А. Грина
    • 3. Основные типы взаимодействия мотивов пути и дома в художественных произведениях писателя
      • 3. 1. Противостояние пути и дома
      • 3. 2. Путь к дому
      • 3. 3. Путь, лишенный дома
  • Глава 2. Индивидуально-авторские мотивы, связанные с идеей движения, в произведениях А. Грина
    • 1. Мотив алых парусов
    • 0. 2. Мотив Бегущей по волнам
    • 3. Мотив серого автомобиля
    • 4. Мотив золотой цепи

Художественное воплощение идеи движения в творчестве А. С. Грина: Мотивный аспект (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Картина художественного процесса XX века будет неполной без имени Александра Степановича Грина (Гриневского), чье творчество является одной из весьма интересных и оригинальных страниц в истории русской литературы. Грин — фигура в культуре первой трети XX века нбобычная во многих отношениях. Необычны его псевдоним, послуживший еще одним поводом к созданию легенд о писателе, его биография, настолько насыщенная событиями, что ее вполне хватило бы на нескольких человек, сама личность художника, смотревшего на мир через призму своего удивительного воображения.

Странность" Грина сказывалась во всем: в его непростых взаимоотношениях с собратьями по перу, в его положении «одинокого» путника, далекого от каких бы то ни было эстетических объединений, в его творчестве, всегда вызывавшем разноречивую реакцию, от восторженного одобрения до непонимания и категорического неприятия. Этим, очевидно, и обусловлена драматичность литературной судьбы писателя, судьбы его наследия, долгое время искусственно отчуждаемого советской критикой от художественных процессов начала века, до сих пор не исследованного в полном объеме.

История гриноведения развивалась неравномерно. Периодически возникавший в науке 9 литературе интерес к писателю сменялся годами отрицания его творчества. Это было обусловлено тем, что в советскую эпоху общегуманистические идеи Грина оставались невостребованными.

Непросто складывались отношения А. Грина с современниками. В дореволюционной критике его произведения гораздо чаще получали пренебрежительный отклик, чем доброжелательный. В 1914 году в послании к редактору В. С. Миролюбову Грин с горечью писал: «Мне трудно., Нехотя, против воли, признают меня российские журналы и критикичужд я им, странен и непривычен.» ["Воспоминания об.

Александре Грине" 1972, с. 485]. Авторы рецензий упрекали писателя в неправдоподобии, подражательстве представителям западноевропейской приключенческой литературы.

Одним из немногих, внимательно отнесшихся к художнику критиков, был А. Г. Горнфельд, который писал: «Грин все-таки не подражатель Эдгара По, не усвоитель трафарета, даже не стилизатор, он самостоятелен более, чем многие, пишущие заурядные реалистические рассказы.» [Горнфельд 1917, с. 280].

После революции на писателя посыпались обвинения в оторванности от жизни, идеализме. Ситуация несколько изменилась в 30-е годы: появились более объективные статьи, посвященные гриновскому творчеству, К. Зелинского, Ц. Вольпе, М. Шагинян, К. Паустовского, Д. Роскина1 и других. Однако и в их оценках зачастую просматривалась некоторая поверхностность взгляда. Так, Ц. Вольпе писал, что «.вся манера Грина выпадает из любых традиций русской литературы» [Вольпе 1991, с. 22], повторяя прежнюю мысль о следовании художника образцам англо-американской авантюрной прозы.

В 1950 году автор «Алых парусов» вновь оказался в числе неугодных: критика обвинила его в космополитизме. Поворотным в истории гриноведения стал 1956 год, когда в журнале «Новый мир» появилась статья М. Щеглова «Корабли А. Грина», сыгравшая значительную роль в популяризации творчества писателя.

В конце 50-х возникает интерес к оригинальному русскому художнику за рубежом: публикуются его произведения, выходят критические статьи и научные работы (С. Поллака, К. Фриу, позже Ф. Минквица, А. Цоневой, И. 2.

JI. Гюрксика). В отечественном литературоведении серьезное изучение гриновского наследия начинается лишь с конца 60-х годов. Появляются первые диссертации, выходит ряд монографий3. На этом этапе исследователей в первую очередь интересуют своеобразие художественного мира писателя, а также особенности его творческого метода. Зарубежные литературоведы и вслед за ними отечественные указывают на то, что традиции классического романтизма являются далеко не единственной составляющей последнего.

Польский исследователь С. Поллак называет Грина несомненным романтиком, но отмечает наличие разных тенденций в его творчестве [Поллак 1962]. В. Е. Ковский в монографии «Романтический мир Александра Грина» пишет, что метод писателя представляет собой «не просто романтизм, но романтизм в его „чистом“ виде, весьма редко встречающийся в русской литературе и обнаруживающий в себе множество общеизвестных, „классических“ признаков романтической литературы» [Ковский 1969, с. 267]. Одновременно ученый указывает на реалистический характер гриновского романтизма, далекого от «заоблачных далей» и связанного с земными проблемами, а также на некоторое сходство его с символизмом и акмеизмом. О реалистических чертах романтического метода писателя говорит и Е. И. Прохоров [Прохоров 1970].

В 80−90-е годы, когда после незаслуженного забвения стали возвращаться имена замечательных русских писателей: И. Бунина, И. Шмелева, Л. Андреева, В. Набокова — и публиковаться не доступные ранее массовому читателю произведения М. Булгакова, А. Платонова, А. Ахматовой и др., интерес к А. Грину значительно возрастает.

Появляются большое количество публикаций о нем в периодической литературе, новые исследования. Начиная с восьмидесятых годов, регулярно проводятся Гриновские чтения в г. Феодосии. Круг вопросов, связанных с изучением наследия писателя, заметно расширяется. В поле зрения литературоведов оказываются проблемы своеобразия творческой судьбы Грина, жанра его произведений, гриновского психологизма и другие. '.

К анализу романистики, в которой наиболее ярко отразились особенности мировоззрения и метода писателя, обращаются Н. А. Кобзев и 4.

Т.- Е. Загвоздкина. Одной из первых данная исследовательница указывает на мифологизм как характерную черту художественного сознания Грина. В центре внимания И. К. Дунаевской, А. О. Лопухи, Е. Н. Иваницкой5 находятся этические и эстетические взгляды писателя, его концепция человека.

Более глубокое проникновение в художественную систему А. Грина на данном этапе позволило литературоведам сделать вывод о его тесной связи с русским литературным процессом конца XIX — начала XX века, о синтетичности его творческого метода. Так, Е. Н. Иваницкая пишет, что «А. С. Грин — характерная фигура эпохи порубежья. Его творчеству свойственно постоянное, внутренне противоречивое взаимодействие реалистического и модернистского направления.» [Иваницкая 1993, с. 7].

В отечественном гриноведении конца XX века актуальными становятся вопросы, связанные с поэтикой произведений писателя. Этому посвящены монографии Н. А. Кобзева «Ранняя проза Грина» и «Новелла А. Грина 20-х годов», диссертации Т. Ю. Диковой «Рассказы Александра Грина 1920;х годов: (Поэтика оксюморона)» и В. А. Романенко «Лингвопоэтическая система сквозных символов в творчестве А. С. Грина», научные статьи Т. Е. Загвоздкиной, Ю. В. Царьковой, О. А. Поляковой, Н. Д. Попы и других.

В 80−90-е годы появляются новые исследования творчества художника за рубежом6. Польский литературовед Е. Литвинов в своей работе «Проза А-. Грина» рассматривает «модернистскую литературную родословную» русского писателя, повлиявшую на его мировоззрение, проблематику я поэтику произведений. Французский ученый П. Кастен обращается к проблеме литературной эволюции Грина.

Несмотря на возросшее научное внимание к личности и творчеству оригинального русского художника, в гриноведении существует немало нерешенных вопросов. Перед исследователями стоит задача вписать Грина в культурный контекст современной ему эпохи, найти в истории литературы первой трети XX века место, действительно соответствующее масштабу его дарования. Остается открытым вопрос о творческом методе писателя, вобравшем в себя различные эстетические тенденции. Практически не исследована проблема типологических связей Грина с русскими и зарубежными художниками слова. Требуют, дальнейшего изучения вопросы творческой истории отдельных произведений писателя. Перспективными остаются проблемы гриновской поэтики, решение которых в литературоведении только начинается. Этим и обусловлена актуальность данной работы.

В нашей диссертации произведения писателя рассматриваются в мотивном аспекте. В рамках данного подхода литературное наследие А. Грина пока не изучалось, хотя ученые нередко обращают внимание на значимость тех или иных мотивов в творчестве писателя. Особенно часто речь идет о романтических мотивах в его художественной системе. Например, В. И. Хрулев называет мотивы одиночества, двойничества, скитания, «томления" — И. К. Дунаевская — отчуждения человека от жизни, поиска идеальной страныТ. Е. Загвоздкина — ухода / бегства из дома и т. д.

В современном литературоведении мотивный анализ как один из аспектов изучения индивидуальных особенностей творчества весьма актуален. По утверждению Э. Я. Бальбурова, «исследование мотива, если оно проделано творчески, действительно может выявить смысловые богатства произведения» [Бальбуров 1998, с. 14]. Продуктивность указанного подхода обусловлена природой данного компонента текста. Характеризуясь «повышенной степенью семиотичности», обладая «устойчивым набором значений, отчасти заложенных в нем генетически, отчасти явившихся в процессе долгой исторической жизни» [Путилов 1992, с. 84], мотив соотносится с мировоззрением и мироощущением автора, указывает направление его мысли.

На современном этапе отечественной науки теория мотива активно разрабатывается литературоведами, насчитывает десятки исследований, включает ряд концепций, но имеет незавершенный характер. Этим объясняются различия в определении термина и соответственно расхождения при выявлении и классификации мотивов в конкретной практике текстуального анализа.

В российском литературоведении к проблеме мотива первыми обратились А. Н. Веселовский, О. М. Фрейденберг, В. Я. Пропп. Ученые разрабатывали категорию мотива в рамках исторической поэтики применительно к эпическим жанрам устного народного творчества.

A. Н. Веселовский мотив трактовал как «простейшую повествовательную единицу, образно ответившую на разные запросы первобытного ума или бытового наблюдения» [Веселовский 1989, с. 305], характеризующуюся устойчивостью и неразложимостью.

B. Я. Пропп, утверждая мысль о разложимости мотива, использовал для обозначения «первичных элементов» понятие функции, осмысливая ее как «поступок действующего лица, определенный с точки зрения его значимости» [Пропп, 1928, с. 30−31] для развития сюжета. Несмотря на различие подходов в трактовке названного нарративного элемента, ученые считали константными особенностями эпического мотива формульный характер и наличие действия в его структуре.

Данная проблема очень быстро вышла за границы фольклористики, распространившись на сферу изучения индивидуально-авторского творчества. Мотивы «новой литературы» отличаются от фольклорных и при их выявлении в тексте нередко возникают трудности: «Мотив или мотивный комплекс текста порой не только проглядывает, да еще и ясно, но закодирован в сложной нарративной структуре» [Бальбуров 1998, с. 14]. Поэтому перед исследователями встала задача найти универсальное определение соответствующего термина. Ее решение осуществлялось в разных направлениях.

Тематический подход к проблеме представляла собой позиция Б. В. Томашевского. По его мнению, «темы таких мелких частей произведения, которые уже нельзя более дробить, называются мотивами» [Томашевский 1996, с. 70]. В современном литературоведении к нему близка точка зрения Г. В. Краснова.

А. П. Чудаков, давая определение термину «мотив» в «Краткой литературной энциклопедии», учитывает взгляды А. Н. Веселовского: «В применении к художественной литературе нового времени мотивом чаще всего называют отвлеченное от конкретных деталей и выраженное в простейшей словесной формуле схематическое изложение элементов содержания произведения, участвующих в создании фабулы (сюжета)» ["Краткая литературная энциклопедия" 1967, стб. 995]. Существенной характеристикой феномена он считает его «относительную устойчивость».

Как «устойчивый формально-содержательный компонент литературного текста», отличающийся от темы «словесной (и предметной) закрепленностью в самом тексте» ["Литературный энциклопедический словарь" 1987, с. 230], трактуется данное понятие в «Литературном энциклопедическом словаре». Авторы статьи, посвященной мотиву, указывают на возможность выделения данного компонента текста в пределах отдельного произведения или ряда таковых, а также в рамках творчества того или иного писателя, художественного направления, литературы какой-либо эпохи. Сходно определяется термин «мотив» и в «Лермонтовской энциклопедии».

Б. Н. Путилов рассматривает данный феномен с точки зрения его структуры — как единство инвариантного и вариантного начал: «Понимание мотива — алломотива как элементов сюжета — текста представляется наиболее точным, отвечающим исходным толкованиям мотига.

Веселовским и безусловно существенным в операционном смысле" [Путилов 1992, с. 78]. По мнению исследователя, мотив характеризуется традиционностью, а алломотив — изменяемостью, поскольку является конкретной реализацией первого и обладает значением лишь в данном тексте.

В. Е. Ветловская, трактуя указанное понятие, отталкивается от признака «действие»: «Сюжетная тема — это тема, передающая действие (совокупность взаимосвязанных событий), рассказ о нем, повествование в узком смысле слова. Сюжетный мотив — это мотив, относящийся именно к такой теме, т. е. всегда повествовательный мотив» [Ветловская 1994, с. 198].

Б. М. Гаспаров, напротив, истолковывает мотив очень широко. С точки зрения исследователя, в его роли может выступать «любой феномен, любое смысловое „пятно“ — событие, черта характера, элемент ландшафта, любой предмет, произнесенное слово, краска, звук и т. д.- единственное, что определяет мотив, — это его репродукция в тексте, так что в отличие от традиционного сюжетного повествования, где заранее более или менее определено, что можно считать дискретными компонентами („персонажами“ или „событиями“), здесь не существует заданного „алфавита“ — он формируется непосредственно в развертывании структуры и через структуру» [Гаспаров 1993, с. 30−31].

Так же, как и Б. М. Гаспаров, В. И. Тюпа утверждает, что «мотив — это прежде всего повтор, но повтор не лексический, а функционально-семантический: один и тот же традиционный мотив может быть манифестирован в тексте нетрадиционными средствами» [Тюпа, Ромодановская 1996, с. 6]. Развивая идею предикативности мотива, литературовед считает необязательным явное присутствие действия в структуре данного элемента текста.

Подводя итог вышеизложенному, можно в качестве основных признаков мотива назвать следующие: функциональность, повторяемость и вариативность.

В нашей диссертации под мотивом понимается устойчивый семантический компонент литературного текста, повторяющийся и словесно выраженный в нем.

Мотивы прозы Грина мы исследуем с учетом их архетипических значений. Подобный подход к интерпретация текста позволяет обнаружить в нем скрытые смыслы. Об актуализации архетипических значений в литературных произведениях говорит Е. М. Мелетинский. В качестве архетипических ученый рассматривает мотивы, в основе которых лежит некий микросюжет. В числе самых распространенных он называет мотив путешествия.

Ю. В. Доманский утверждает, что архетипические значения могут актуализироваться не только в сюжетных, но и предметных мотивах. Исследователь показывает, что более всего архетипам соответствуют литературные мотивы, связанные с основными сферами человеческого бытия: природой и пространством (к ним относится и мотив дома). «В мотивах, несоотносимых с основополагающими концептами, архетипическое значение воплощается в зависимости от ситуации» [Доманский 1999, с. 90]. Опираясь на результаты исследования Ю. В. Доманского, мы попытались определить наличие архетипических значений в ряде мотивов прозы Грина.

Согласно концепции К. Г. Юнга, архетипы — «наиболее древние и наиболее всеобщие формы представления человечества», содержащиеся в «коллективном бессознательном» [Юнг 1998, с. 72], — обнаруживают себя в сновидениях, обрядах, мифах, общечеловеческой символике, художественном творчестве. Поэтому в работе мы использовали материалы словарей мифов и символов в целях определения архетипических значений тех или иных мотивов.

Цель исследования состоит в том, чтобы показать, как воплощается на мотивном уровне произведений А. Грина доминантная в его творчестве идея движения.

Объектом нашего исследования являются прозаические произведения А. Грина. Предметом исследования в данной работе стали мотивы, воплощающие в художественной системе писателя идею движения. В процессе анализа мы рассматриваем мотивы как интертекстуальные (то есть повторяющиеся в различных текстах мировой литературы), так и внутритекстовые (функционирующие в пределах одного текста). Используя данные термины для обозначения разновидностей мотивов, мы опираемся на работу В. И. Тюпы, Е. К. Ромодановской «Словарь мотивов как научнгя проблема (вместо предисловия)».

Представления Грина о человеке и его месте в мире, в основе которых лежит идея движения, находят отражение в творчестве писателя в интертекстуальных мотивах пути и дома. Несмотря на то, что мотив дома, на первый взгляд, не имеет прямого отношения к идее движения, мы сочли невозможным уклониться от его исследования. Указанные мотивы, настойчиво повторяющиеся в прозе писателя, имеют архетипический характер и обладают особой устойчивостью в мировой литературе.

Критерием отбора конкретных художественных произведений А. Грина для исследования данных мотивов была степень их выраженности и значимости в том или ином тексте.

Мы рассматриваем также индивидуально-авторские внутритекстовые мотивы, воплощающие идею движения в прозе писателя. Они несут основную смысловую нагрузку в художественных текстах, включающих их. В результате эти мотивы не только приобретают символический характер в конкретных произведениях писателя, но и включаются в качестве символов в национальный общекультурный фонд. Подтверждением тому может послужить судьба гриновского образа алых парусов, вошедшего в «Энциклопедию символов» Е Шейниной и уже на правах интертекстуального мотива присутствующего в ряде стихотворений русских поэтов XX века7.

Следует отметить, что рассматриваемые нами внутритекстовые мотивы являются предметными с точки зрения семантики.

В соответствии с целью исследования в диссертации поставлены следующие задачи:

1) раскрыть общенациональные истоки отдельных мотивов в прозе А. Грина и специфику индивидуально-авторского мотивотворчества;

2) выяснить семантику исследуемых мотивов в художественной системе писателя;

3) определить особенности функционирования данных мотивов в текстах А. Грина и их роль в структурно-смысловой организации произведений писателя.

Теоретической и методологической основой диссертации являются труды отечественных ученых, выработавших литературоведческие подходы и принципы текстуального анализа: М. М. Бахтина, Ю. М. Лотмана, В. Н. Топорова, Е. М. Мелетинского, Т. В. Цивьян и др.- исследования в области теории мотива Б. М. Гаспарова, Б. Н. Путилова, В. И. Тюпы, Э. Я. Бальбурова и др.- работы российских и зарубежных историков литературы, связанные с изучением художественного процесса рубежа XX — XIX веков: В. А. Келдыша, Л. К. Долгополова, В. А. Мескина, В. Страды и др.- результаты исследований творчества А. Грина (В. Е. Ковского, Л. Михайловой, Н. А. Кобзева, В. И. Хрулева, Т. Е. Загвоздкиной, И. К. Дунаевской и др.).

В диссертации используются элементы сравнительно-исторического, сравнительно-типологического, системно-целостного, контекстуального (ми-фопоэтического) методов исследования, а также принципы мотивного анализа.

Основные положения, выносимые на защиту:

1) идея движения является одной из доминант художественной системы А. Грина;

2) на сюжетном уровне произведений писателя идея движения воплощается в архетипических мотивах пути и дома и ряде индивидуально-авторских мотивов;

3) мотивы, воплощающие идею движения, играют ведущую роль в сюжетно-композиционной и идейно-смысловой организации произведений писателя;

4) указанные мотивы выражают представления А. Грина сб амбивалентности мира и активной роли человека во взаимоотношениях с ним.

Научная новизна данной диссертации обусловлена тем, что в ней впервые делается попытка проследить художественное воплощение в мотивной структуре прозы А. Грина идеи движения, которая является доминантной в литературе конца XIX — первой трети XX века. Несмотря на фундаментальную значимость в гриновском творчестве, она не подвергалась подробному исследованию.

Теоретическая значимость работы состоит в определенном вкладе в решение вопроса о формировании новых художественных методов в первой трети XX века и о новых качествах реализма и романтизма в этот период.

Кроме того, анализ комплекса мотивов в творчестве А. Грина обогащает теорию сквозных и интертекстуальных мотивов и принципов их эстетической реализации в контексте литературного процесса.

Практическое значение диссертации обусловлено возможностью применения результатов исследования в вузовском преподавании истории русской литературы XX века, в спецкурсах и спецсеминарах по творчеству А*. Грина. Предложенный в работе подход к анализу произведений писателя может также использоваться в практике школьного изучения литературы.

Основные положения диссертации были апробированы на аспирантском семинаре и научно-практических конференциях ЕГУ, на областной научной конференции «Молодежь и наука на рубеже XXI векг» (Липецк, апрель 1997 г.), на международной научной конференции «Мир романтизма» (Тверь, май 2000 г.), на республиканской научной конференции «Русский роман XX века: духовный мир и поэтика жанра» (Саратов, апрель 2001 г.), на IV межвузовской конференции «Художественный текст и культура» (Владимир, октябрь 2001 г.), на международной научной конференции «Гриновские чтения — 2002» (Феодосия, 2002 г.). По теме исследования опубликовано 7 работ, две сданы в печать.

Материал в диссертационном исследовании организован по проблемному принципу.

Структура диссертации обусловлена поставленными в ней целью и задачами. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и библиографического списка.

Заключение

.

• *.

В результате исследования мы приходим к следующим выводам. Идея движения, являющаяся смысловой осью философских и эстетических исканий в культуре конца XIX — первой трети XX веков, в творчестве А. С. Грина приобретает ведущее значение, становится принципом, организующим художественный мир гриновских произведений и соединяющим их в целостную систему.

Названная смысловая доминанта воплощается в поэтике писателя прежде всего в переходящих из произведения в произведение мотивах пути и дома, а также в целом ряде внутритекстовых мотивов, анализ которых позволяет определить своеобразие гриновской концепции человека и мира, особенности творческого метода художника.

Мотив пути у Грина играет важную структурообразующую и смыслообразующую роль, участвуя в построении сюжета, создании характеров персонажей и выражении авторских идей. Являясь сквозным, он функционирует в виде вариантов, классификация которых обнаруживает повышенную значимость целевой характеристики движения, тесно связанной с типологией гриновского героя. В художественном мире писателя путь как бессмысленное скитание свойственен для пассивной личности, движение активной личности отличается целенаправленностью.

Существенное значение имеет и пространственная характеристика пути, которая соотносится с психологией персонажей — субъектов движения. Как правило, лабиринтообразный путь в произведениях художника свидетельствует о лабильности душевного состояния человека, линеарный — о его статичности. Круговое движение у Грина амбивалентно, но чаще всего указывает на пассивность героя.

Путь нередко используется автором в целях изображения духовного развития персонажа.

Особенность функционирования данного мотива в гриновской поэтике заключается в его тесной связи с мотивом дома. Анализ их соотношения в произведениях, созданных в разные периоды литературной деятельности Грина, выявляет художественную эволюцию автора «Бегущей по волнам».

В раннем творчестве писателя дом, как правило, антагонистичен путибудучи статическим и замкнутым пространством, противопоставленным безграничному миру, он имеет негативное значение, тогда как путь предстает абсолютной ценностью человеческой жизни.

Позднее Грин соединяет идею постоянного движения с идеей дома. Его идеалом становится равновесие динамического и статического начал как неотъемлемое условие гармоничного существования личности в мирз. Для Грина периода творческой зрелости характерны представления о доме — незыблемой константе материального и духовного бытия человека. В этом заключается отличие взглядов писателя от наметившихся в литературе начала XX века тенденций к обесцениванию дома как категории, входящей в сферу индивидуально-личностной жизни в противоположность общественной, либо изображению его крушения в эпоху революционных потрясений. 1.

Анализ семантики мотивов пути и дома указывает на актуализацию их архетипических значений, что позволяет сделать вывод о близости авторской концепции человека универсальной модели бытия, зафиксированной в мифах.

Путь в художественной системе Грина обеспечивает выход в окружающий мир, без которого невозможно нормальное существование человека, является условием непрерывного совершенствования последнего. Он осмысливается писателем как познание и активное преобразование человеком внешнего пространства, приобщение его к космосу. В процессе преодоления трудностей пути происходит физическое и духовное становление и развитие личности.

Дом у Грина представляет собой центр мира, космос, является средоточием важнейших ценностей. Он вносит стабильность в человеческое бытие, обеспечивает сохранение традиций и преемственность между поколениями.

Однако дом, отгораживающий героя от внешней среды, противостоящий пути, в творчестве писателя предстает неправильным домом и несет смерть. Но при отсутствии его движение персонажа становится пустым круговращением. Дом наполняет смыслом путь человека, является исходной и конечной точкой в его странствиях, необходимым нравственным ориентиром.

Особое место в гриновских произведениях занимает путь как поиск истинного дома. Именно путешествие придает человеческому жилищу сйкральйый характер. Тепло и уют домашнего очага — это ценность, которую нужно заслужить, которая обретается в результате нелегких исканий и требует усилий для ее сохранения.

Взаимодействие динамического и статического начал в художественной системе писателя имеет различный характер, но оно всегда значимо, так как выявляет сущность человека, служит своеобразным индикатором его отношений с окружающими людьми, с миром.

Антагонизм пути и дома либо отсутствие одного из данных элементов в судьбе гриновского героя становится знаком его конфликтного существования в мире. Равновесие этих начал в произведениях художника свидетельствует о том, что персонаж находится в согласии с самим собой и окружающими людьми.

Качество взаимоотношений пути и дома Грин ставит в зависимость от дёятельностного потенциала героя. На первый план в творчестве писателя выходит идея человеческой активности.

Грин изображает мир амбивалентным. Достичь гармонии с ним может только активная личность, способная преобразовывать внешнюю среду, идти наперекор судьбе. В отличие от классического романтизма, в художественной системе Грина конфликт героя с окружающим миром становится менее острым. В творчестве писателя наблюдается тенденция к его преодолению.

Исключительную важность для художника представляет этический аспект деятельности. Истинной и, следовательно, результативной, является активность, направленная на созидание, на благо других людей. Деятельность, носящая деструктивный характер, приводит лишь к саморазрушению личности.

На сюжетном уровне гриновских творений идею движения воплощают не только универсальные интертекстуальные мотивы, но и индивидуально-авторские мотивы, представляющие собой внутритекстовые повторы. Мотивы алых парусов, серого автомобиля, Бегущей по волнам, золотой цепи объединяют сходные особенности функционирования в произведениях.

Их отличительной чертой является пересечение в семантическом аспекте с мотивами пути (алые паруса, серый автомобиль, Бегущая по волнам выступают в текстах писателя как средство / субъект перемещения в пространстве) и дома (золотая цепь соотносится с дворцом как часть его интерьера).

Помимо базового значения движения, данные мотивы несут в себе дополнительный смысл, вследствие чего приоритетная для Грина проблема человеческой активности получает новое освещение.

Мотив алых парусов в одноименной феерии писателя неразрывно связан с идеей творчества в сфере духовной жизни человека. Сотворение и реализация мечты, согласно авторской позиции, — одна из многочисленных форм деятельного существования личности. Созидательное отношение к миру проявляется и в любви, которая предстает величайшей ценностью, высшим знанием, доступным человеку активному. Мотив серого автомобиля вводит в текст гриновского произведения проблему бездуховного, механистического существования. Концептуально значимым в творчестве писателя является представление о «живой» и «Мертвой» жизни и соотносящееся с ним особое понимание сущности движения, которое Грин разделяет на истинное и ложное. Первое, на ею взгляд, отличается наличием цели, этической направленностью, естественностью и повышенной степенью трудности, второе — быстротой, легкость и бессодержательностью.

Логика развития характеров и сюжетов гриновских произведений сводится к мысли о том, что истинное движение требует от человека проявления максимальной физической и психической активности. Мотив Бегущей по волнам, обладающий сложной семантической структурой, связан с целым комплексом авторских идей. Исследование закономерностей, его развития в тексте одноименного романа показывает, что данный, мотив выводит на первый план проблему идеального, являющуюся одним из основных компонентов романтической эстетики.

Своеобразие гриновского взгляда на проблему заключается в том, что писатель в своем творчестве стремится преодолеть характерный для романтизма разрыв между реальным и идеальным. Он утверждает мысль о необходимости идеала как нравственного ориентира в жизни человека.

Как показывает исследование, мотив золотой цепи актуализирует в одноименном романе А. Грина тему губительного влияния богатства. Согласно авторской позиции, золото является мнимой ценностью, которая не может восполнить отсутствие активности в человеке и помочь ему в реализации своих мечтаний.

Текстуальный анализ позволяет сделать вывод о многозначности исследуемых мотивов, которой обусловлена их символизация в гриновских произведениях.

Полисемантичностью и поливалентностью, то есть способностью вступать во взаимодействие с другими сюжетными элементами, определяется ведущая роль данных мотивов в структурно-смысловой организации художественных текстов писателя. Являясь сквозными, заглавными образами, они способствуют воплощению авторской идейно-философской концепции.

Показать весь текст

Список литературы

  1. Источники и художественные тексты
  2. Акафистник: В 2 ч. Ч. 1. — М, 1993. -255 с.
  3. Д. Г. Паломничество Чайльд-Гарольда // Байрон Д. Г. паломничество Чайльд-Гарольда. Дон-Жуан. (Б-ка всемир. л-ры. Серия 2. Л-ра XIX в. Т. 69). М., 1972. — С. 27−192.
  4. А. Священные цвета (Из цикла «Творчество жизни») // Белый А. Арабески. М., 1911. — С. 115−129.
  5. А. А. Интеллигенция и революция // Блок А. А. Собр. соч.: В 6 т.-М., 1971.-Т. 5.-С. 396−406.
  6. А. А. О романтизме // Блок А. А. Собр. соч.: В 6 т. — М., 1971.-Т. 5.-С. 473−484.
  7. В. В. Живая жизнь (О Достоевском и Льве Толстом) // Вересаев В. В. Собр. соч.: В 4 т. М., 1985. — Т. 3. — С.111−340.
  8. А. С. Собр. соч.: В 6 т. М., 1965. — Т. 1−6.
  9. А. С. Стихотворения и поэмы. — Киров-на-Вятке, 2000.— 140с.
  10. А. С. Черный автомобиль // Двадцатый век. 1917. — № 18.1. С. 8.
  11. Крымский альбом. Феодосия — Москва, 1998. — 288 с.
  12. РГАЛИ. Ф. № 127. — Оп. № 1. — Ед. хр. № 2.
  13. РГАЛИ. Ф. № 127. — Оп. № 1. — Ед. хр. № 7.
  14. Святое Евангелие Господа Нашего Иисуса Христа. — Свердловск, 1991.-256 с.
  15. Н. Избранные произведения: В 2 т. М., 1967. — Т. 1. Стихотворения. — 559 с.
  16. Г. Д. Морская дева. Роман // Вестник Европы. 1904. — Т. 4. — № 7 (июль). — С. 274−314- № 8 (август). — С. 680−723.
  17. Р. Л. Бродяга // Стивенсон Р. Л. Собр. соч.: В 5 т. М., 1967. -Т 5.- С. 501−502.
  18. Р. Л. Путешествие внутрь страны // Стивенсон Р. Л. Собр. соч.: В 5 т.-М., 1967. Т 1. — С. 51−146.
  19. Р. Л. Вилли с мельницы // Стивенсон Р. Л. Собр. соч.: В 5 т. — М., 1967.-Т1.-С. 169−193.
  20. В. В. Танец как универсалия культуры Серебряного века // Время Дягилева. Универсалии Серебряного века: Материалы Третьих Дягилевских чтений. Вып. 1. Пермь, 1993. — С. 7−19.
  21. Ф. И. Образ Дома в романе Т. Гарди «Тэсс из рода д' Эр-бервиллей // Художественный текст и культура. III: Материалы и тезисы докладов на междунар. конф. 13−16 мая 1999 г. Владимир, 1999. — С. 267 268.
  22. С. С. Мария Египетская // Мифы народов мира: В 2 т. -Т. 2.-М., 1982.-С. 116−117.
  23. С. С. Рай // Мифы народов мира: В 2 т. Т. 2. — М., 1982.-С. 363−366.
  24. В. М. Мотив возвращения в рассказах А. Платонова („Река Потудань“ и „Возвращение“) // Андрей Платонов: проблемы интерпретации. Воронеж, 1995. — С. 103−111.
  25. Александр Грин: человек и художник: Материалы 14 междунар. науч. конф. — Симферополь, 2000. — 176 с.
  26. Э. Проблема героя в послеоктябрьском творчестве А. С. Грина. Баку, 1968. — 20 с.
  27. В. В тени парусов: Перечитывая А. Грина // Новый мир. 1980. — № 10. — С. 238−249.
  28. С. П. А. Грин. „Возвращенный ад“ // Антонов С. П. От первого лица. Рассказы о писателях, книгах и словах. — М., 1973. — с. 90 130.
  29. В. Мой Грин: Заметки, размышления. К 100-летию со дня рождения А. Грина // Даугава. 1980. — № 8. — С. 77−79.
  30. А. К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. Л., 1983. — 191 с.
  31. М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1990. — 543 с.» 40.1 Бент М. Течения или этапы? Еще раз о единстве романтизма //
  32. Е. П. Тема природы в «Вятских рассказах» Грина // Гриновские чтения 95: Тезисы докладов к чтениям. — Киров, 1995. — С. 20−21.
  33. Н. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века // Вопросы философии. — 1990. — № 1. С. 74−144.
  34. Е. В. Вятский флот эпохи А. С. Грина // Гриновские чтения 95: Тезисы докладов к чтениям. — Киров, 1995. — С. 9−10.
  35. Н. С. Мотивы Дома и Дороги в художественной про:.е Н. В. Гоголя. Саратов, 1999.
  36. Н. В. Жизнь мифа в творчестве М. М. Пришвина. — Елец, 2001.-282 с.
  37. Т. Герои Гринландии: 100 лет со дня рождения А. Грина // Наука и религия. 1980. — № 9. — С. 48−49.
  38. Т. Я. «Так как я пишу вещи необычные.»: Сравнение в романе А. Грина «Бегущая по волнам» // Русская речь. — 1990. — № 6. — С. 15−18.
  39. Ван дер Энг Ян. Искусство новеллы. Образование вариационныхрядов мотивов как фундаментальный принцип повествовательного построения // Русская новелла: проблемы истории и теории: Сб. ст. СПб., 1993.-С. 195−209.
  40. В. В. Эстетика романтизма. — М., 1966. — 404 с.
  41. А. Н. Поэтика сюжетов // Веселовский А. Н'. Историческая поэтика. — М., 1989. — 404 с.
  42. В. Рыцарь мечты // Грин А. С. Собрание сочинений: В 6 т. -М., 1965.-Т. 1.-С. 3−36.
  43. Ц. Об авантюрно-психологических новеллах А. Грина // Вольпе Ц. Искусство непохожести. — М., 1991. — С. 22−43.
  44. И. Ю. Проблема вечности в прозе писателей конца XIX начала XX века (А. Белый, М. Горький, Ф. Ницше) // Время Дягилева. Универсалии Серебряного века: Материалы Третьих Дягилевских чтений.
  45. Вып. 1. Пермь, 1993. — С. 44−51.
  46. Р. Конец нового времени // Феномен человека: Антология. М., 1993. — С. 240−296.
  47. Л. А. Алые гриновские паруса: Заметки о языке произведений А. Грина. // Русский язык в школе. 1980. -№ 4. — С. 53−56.
  48. В. В стране «Гринландии»: Рассказ об одном автографе А. С. Грина. //Подъем. -1981.-№ 11.-С. 139−140.
  49. А. Г. Рецензия на книгу: Грин А. С. Искатель приключений // Русское богатство. 1917. — № 6−7.
  50. А. И. Тайна соседства слов: Заметки о языке повести А. Грина. «Алые паруса» // Русская речь. 1980. — № 4. — С. 3−8.
  51. Л. Г. Формы художественной условности в русской прозе 20-х годов: (А. Грин, М. Булгаков, Е. Замятин). М., 1996. — 169 с.
  52. Т. Ю. Рассказы Александра Грина 1920-х годов: (Поэтика оксюморона). Екатеринбург, 1996. — 245 с.
  53. И. Туда, где тихо и ослепительно. Опыт христианско-изотерического прочтения А. Грина // Наука и религия. 1993. — № 8. — С. 52−55.
  54. И. К. Эстетико-философский смысл образа леса в творчестве А. Грина // Известия АН ЛатвССР. 1982. — № 6. — С. 68−80.
  55. И. К. Этико-эстетическая концепция человека и природы в творчестве А. Грина. — Рига, 1988. 168 с.
  56. А. А. Духовное наследие М. Ю. Лермонтова и поэзия Серебряного века. М., 2001. — 239 с.
  57. Европейский романтизм. — М., 1973. — 497 с.
  58. М. В. Мифопоэтика Леонида Андреева. — Саратов, 2001.-185 с.
  59. Н. П. Дом как аксиологическое понятие в рассказах Шукшина // Традиции русской классики XX века и современность: Материалы науч. конф. М., 2002. — С. 219−221
  60. О. В. Образы времени и пространства как средствовыражения авторского сознания в драматургии М. Горького // Традиции русской классики XX века и современность: Материалы науч. конф. — М., 2002.-С. 99−101.
  61. Т. Е. Своеобразие эстетического идеала в романах А. Грина // Анализ художественного произведения. — Киров, 1993. С. 162 169.
  62. Т. Е. Формы условности в творчестве А. Грина. — Гриновские чтения 95: Тезисы докладов к чтениям. — Киров, 1995. — С. 18−20.
  63. Е. Н. Мир и человек в творчестве, А С. Грина. — Ростов-на-Дону, 1993. — 64 с.
  64. Н., Кобзев Н. Неизданные автографы А. С. Грина // Крым 90: Альманах. — Симферополь, 1990. — С. 53−57.
  65. Ж. Нива, И. Сермана, В. Страды, Е. Эткинда. -М., 1995. 704 с.
  66. Ю. И. Герберт Уэллс. Очерк жизни и творчества. — М., 1963.-277 с.
  67. И. П. Автор в русской прозе (Чехов, Бунин, Андреев, Грин): Очерки типологии авторства. М., Йошкар-Ола, 1997. — 72 с.
  68. В. А. Русский реализм начала XX века. — М., 1975. — 279с.
  69. Ким Су Чанг. О символике цвета и числа в повести М. Булгакова «Дьяволиада» // Вестник Санкт-Петербургского университета. СПб., 1997. -, 14 с. •
  70. Р. Александр Грин: «Главное событие моей жизни» // Наука и религия. 2001. — № 11. — С. 40−43.
  71. И. В. Психологическая проза А. Грина. (К проблеме соотношения сознательных и подсознательных начал в человеке).— М., 1994.-10 с.
  72. Н. А. Роман Александра Грина: (Проблематика, герой, стиль). -Кишинев, 1983. 140 с.
  73. В. Блистающий мир Александра Грина // Грин А. С.
  74. Собр. соч.: В 5 т. -М., 1991. Т. 1. — С. 5−36.
  75. В. Е. Реалисты и романтики: Из творческого опыта русской советской классики. — М., 1990. — 383 с.
  76. В. Романтический мир Александра Грина. — М., 1969. — 266 с.
  77. Концепт движения в языке и культуре: Сб. ст. — М., 1996. — 383 с.
  78. Е. В. Мотивы художественной прозы и драматургии Леонида Андреева. Елец, 2000. — 171 с.
  79. В. Миры Александра Грина // Наука и религия. — 1993. — № 9.-С. 46−47.
  80. Г. П. Идеализация в поэтике А. С. Грина // Научные доклады высшей.школы. Филологические науки. М., 1987. — № 3. — С. 7072.
  81. А. О. Эстетический идеал и специфика его выражения в творчестве А. С. Грина. Петрозаводск, 1987. — 184 с.
  82. А. Ф. Логика символа // Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991. — С. 247−274.
  83. Ю. М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М., 1988. — 352 с.
  84. Ю. М. Куклы в системе культуры // Лотман Ю. М. Избранные статьи: В 3 т. — Т. 1. — Таллинн, 1992. — С. 377−380.I
  85. Ю. М. Путешествие Улисса в «Божественной комедии» Данте // Лотман Ю. М. Семиосфера. С.-Петербург, 2000. — С. 303−313.
  86. Ю. М. Семантика числа и тип культуры // III Летняя школа по вторичным моделирующим системам. Тезисы. — Тарту, 1968. — С. 103−109.
  87. Р. П. Проблема типологии романтического художественного образа: (Современная советская проза). — М., 1979. — 24 с.
  88. Д. Е. Идея пути в поэтическим мире Александра Блока // Максимов Д. Е. Поэзия и проза Александра Блока. — Л., 1981. С. 6−151.
  89. И. Судьба старинной легенды. — М., 1999. 151 с.
  90. Ю. М. Поэтика русского романтизма. М., 1976. — 375 с.
  91. Н. Г. Мифологическая образность в романе А. С. Грина «Блистающий мир» // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. 1984. — № 2. — С. 24−30.
  92. М. Б. Воздух // Мифы народов мира: В 2 т. — Т. 1. — М., 1980.-С. 241.
  93. Л. А. Атрибутивная сочетаемость в художественной прозе А. С. Грина. Минск, 1980. — 23 с.
  94. В. А. Грани русской прозы: Ф. Сологуб, Л. Андреев, И. Бунин. Южно-Сахалинск, 2000. — 152 с.
  95. Мечта разыскивает путь: материалы VI Гриновских чтений, посвященных 120-летию А. С. Грина. Киров, 2001. — 144 с.
  96. Мир романтизма: Материалы междунар. науч. конф. «Мир романтизма» (IX Гуляевских чтений). Тверь, 2000. — Вып. 3 (27). — 178 с.
  97. Мир романтизма: Материалы междунар. науч. конф. «Мир романтизма» (IX Гуляевских чтений). Тверь, 2000. — Вып. 4 (28). — 184 с.
  98. JI. Александр Грин: Жизнь, личность, творчество. — М., 1980.-216 с.
  99. Е. Г. «Живая жизнь» как эстетическая универсалия серебряного века // Филологические записки. Воронеж, 1993. — Вып. 1. -С. 41−49.
  100. Е. Г. Путь к новому роману на рубеже XIX — XX веков. Воронеж, 1986. — 186 с.
  101. С. Ю. Оборотничество // Мифы народов мира: В 2 т. — Т.2.-М., 1982.-С. 234−235.
  102. А. Е. Поэтика традиционных сюжетов — Черновцы, 1999 — 176 с. ¦
  103. Ю. Б. «Необычайная форма»: уникальность и универсальность (о рассказе А. Грина «Ли»), — Гриновские чтения — 95: Тезисы докладов к чтениям. Киров, 1995. — С. 1−3.
  104. Н. О. Поэмы М. Цветаевой 1920-х годов: проблема художественного мифологизма. Киров, 1997. — 101 с.
  105. К. Волшебник // Паустовский К. Избранное. — М., 1961.-С. 222−227.
  106. И. С. Александр Блок и русский символизм: м’ифопоэтический аспект. Владимир, 1999. — 80 с.
  107. Проблемы исторической поэтики. Вып. 2: Художественные и научные категории: Сб. науч. тр. — Петрозаводск, 1992. — 161 с.
  108. В. Я. Морфология сказки. — Л., 1928. 152 с.
  109. В. Я. Поэтика фольклора (Собрание трудов В. Я. Проппа). -М., 1998.-352 с.
  110. Е. Александр Грин. М., 1970. — 92 с.
  111. . Н. Веселовский и проблема фольклорного мотива // Наследие Александра Веселовского. Исследования и материалы. СПб., 1992. -С. 74−86.
  112. . Н. Мотив как сюжетообразующий элемент // Типологические исследования по фольклору: Сб. статей памяти В. Я. Проппа.-М., 1975.-С. 141−155.
  113. В. Нереальная реальность // Ревич В. Перекресток утопий. Судьбы фантастики на фоне судеб страны. — М., 1998. — С. 69−78.
  114. А. Некоторые проблемы романтизма XX века и вопросы искусства в послеоктябрьском творчестве Александра Грина. -М., 1970.- 20 с.
  115. В. А. Лингвопоэтическая система сквозных символов в творчестве А. С. Грина. — Тирасполь, 1999. — 241 с.
  116. В. А. Символы «круг» и «дорога» в романе А. С. Грина «Блистающий мир» // Вестник Приднестровского университета. — Тирасполь, 1996. № 2. — С. 66−68.
  117. В. М. Олень вечной охоты (А. С. Грин) // Россельс В. М. Сколько весит слово: Статьи. М., 1984. — С. 346−429.
  118. В. Две жизни А. Грина // Семья и школа. — 1980. № 8. — С. 43−45.
  119. М. В. Поэтика А. С. Грина. (На материале романтических новелл). Душанбе, 1974. — 219 с.
  120. В. К. А. С. Грин — христианин: вятские истоки. — Гриновские чтения 95: Тезисы докладов к чтениям. — Киров, 1995. — С. 56.
  121. Л. Александр Грин и Сигизмунд Кржижановский // Бинокль. 2001. — № 9 (октябрь).
  122. М. Н. Окно // Мифы народов мира: В 2 т. Т. 2. — М., 1982.-С. 250−251.
  123. Н. Свет мой тихий // Крым — 90: Альманах. — Симферополь, 1990.-С. 57−61.
  124. В. Н. От романтизма к романтизму: Английский роман 1920-х годов и проблема романтической культуры. М., 1997'. — 363 с.
  125. В. Н. Мышь // Мифы народов мира: В 2 т. Т. 2. — М., 1982.-С. 190.
  126. В. Н. Пространство // Мифы народов мира: В 2 т. Т. 2. -М., 1982.-С. 340−342.
  127. В. Н. Путь // Мифы народов мира: В 2 т. Т. 2. — М., 1982. — С.352—353.:
  128. В. Н. Река // Мифы народов мира: В 2 т. Т. 2. — М., 1982.-С- 374−376.
  129. В. Н. Числа // Мифы народов мира: В 2 т. — Т. 2. М., 1982.-С. 629−631.
  130. В. Н., Мейлах М. Б. Круг // Мифы народов мира: В 2 т. — Т.2.-М., 1982. -С. 18−19.
  131. Д. М. Идейно-художественные функции заглавий в рассказах А. П. Платонова. Автореферат диссертации.- Одесса, 1985. — 17 с.
  132. М. Роберт Луис Стивенсон: (Жизнь и творчество) // Стивенсон Р. Л. Собр. соч.: В 5 т. М., 1967. — Т. 1. — С. 38.
  133. Н. П. «Мастер и Маргарита». Источники истинные и мнимые // Утехин Н. П. Современность классики. М., 1986. — С. 282−331.
  134. Л. П. «Дом» и «дорога». в романе Андрея Платонова «Чевенгур» // Андрей Платонов: проблемы интерпретации. — Воронеж, 1995.-С. 97−103.
  135. О. М. Поэтика сюжета и жанра. — М., 1997. — 448 с.
  136. В. В. Поэзия и проза Александра Грина. — Горький, 1975. -256 с.
  137. В. И. Романтизм Александра Грина: (Эволюция и сущность). Уфа, 1994. — 232 с.
  138. В. И. Условный и реальный мир в творчестве Александра Грина // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. — 1976. -№ 6.-С. 3−13.
  139. Д. К. Константин Паустовский. Очерк творчества. — Кишинев, 1979.-124 с.
  140. Д. К. Типология неоромантизма. — Кишинев, 1984. — 167 с.
  141. Ю. «В уме своем я создал мир иной.»: (Об особенностях художественной организации «фантастического» мира А. Грина) // Парадигмы: Сб. работ молодых ученых. Тверь, 2000. — С. 45−54.
  142. Ю. Летающие люди в художественном мире А. Грина // Материалы конференции молодых ученых. — Псков, 2000. — С. 87−94.
  143. Ю. Реальное и фантастическое в художественном мире А. Грина. (Из наблюдений над онимами) // Актуальные проблемы филологии в вузе и школе. — Тверь, 2000. — С. 150−151.
  144. Ю. Чудо й вера в романе А. С. Грина «Блистающий мир» // Тексты и мифологические модели. Материалы международной научной конференции (доклады, статьи, публикации). Коломна, 2001. — С. 174−180.
  145. Т. В. Архетипический образ дома в народном сознании // Живая старина. 2000. — № 2. — С. 2−4.
  146. Т. В. Движение и путь в балканской модели мира: исследования по структуре текста. — М., 1999. — 374 с.
  147. А. Мистическое начало в творчестве Александра Грина // КОН: культура, общество, наука. — Тюмень, 1992. № 1. — С. 46−50.
  148. M. Избранные сочинения: Миф о вечном возвращении- Образы и символы- Священное и мирское. — М., 2000. — 414 с.
  149. Юнг К. Г. К вопросу о подсознании // Юнг К. Г., фон Франц М,-JL, Хендерсон Дж. JL, Якоби И., Яффе А. Человек и его символы. — М., 1997.-С. 13−102.
  150. Юнг К. Г. Концепция коллективного бессознательного // Юнг К. Г, фон Франц M.-JL, Хендерсон Дж. Л., Якоби И., Яффе А. Человек и его символы. М., 1997. — С. 337−346.
  151. Юнг К. Г. О психологии бессознательного // Юнг К. Г. Психология бессознательного. — М., 1998. — С. 70−85.
  152. Е. А. Александр Грин и Михаил Булгаков (романы «Блистающий мир» и «Мастер и Маргарита») // Филологические науки. — 1991. -№ 4.-С. 33−42.
  153. Gyurcsik I.-L. Primele povestiri ale lui Alexandr Grin // Studii de literatura romana § i comparata. Timicoara, 1976. — S. 120−128.
  154. В., Дюмотц И., Головин С. Энциклопедия символов. — М., 1995.-512 с.
  155. Библейская энциклопедия (Репринтное издание: Библейская энциклопедия: В 4 вып. /сост. Архимандрит Никифор. М., 1891). — М., 1990.-902 с.
  156. Г. Энциклопедия символов. — М., 1996. — 335 с.
  157. В. Толковый словарь (Воспроизведение 2 издания 1880−1881 гг). Т. 1. — M., 1935. — 723 с.
  158. В. Толковый словарь (Воспроизведение 2 издания 1880−1881 гг). Т. 2. — М., 1935. — 807 с.
  159. Н. Словарь символов. — Челябинск, 1999. — 498 с.
  160. Испанско-русский словарь. М., 1954.
  161. X. Э. Словарь символов. М., 1994. — 608 с.
  162. Лермонтовская энциклопедия. — М., 1981. — 484 с.
  163. M. М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образ мира и миры образов. — М., 1996.-416 с. ¦
  164. Мифологический словарь. — М., 1991. 736 с.
  165. В. К. Англо-русский словарь. — М., 1977. — 888 с.
  166. И. Е. Западноевропейское искусство XVII века. М., 1974. -383 с.
  167. В. П. Словарь культуры XX века. М., 1999. — 384 с.
  168. Русские писатели 20 века: Биографический словарь. — М., 2000. —' «808 с.
  169. Славянская мифология. Энциклопедический словарь М., 1995 — 416 с.
  170. Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. — М., 1999.-Т. 2.-697 с.
  171. Словарь русского языка: В 4 т. М., 1985−1988. — Т.1.- М., 1 985 696 с.
  172. Словарь русского языка: В 4 т. М., 1985−1988. — Т. 2. — 1986. -736 с.
  173. Д. Словарь символов. 1999. — 448 с.
  174. Дж. Энциклопедия знаков и символов. — М., 1997. — 512 с.
  175. Е. Я. Энциклопедия символов. — М., 2002. 591 с.>
  176. Энциклопедия символов, знаков, эмблем. М., 2000. — 576 с.
Заполнить форму текущей работой