Актуальность исследования. Держась правды жизни, правильно признать: специализированной доктрины человека обыденного, по своей разработанности, масштабности, значительности сопоставимой с родственными социально-философскими и философско-антропологическими моделями и толкованиями человека, невзирая на отдельные находки немногочисленных специалистов, по сей день не сложилось. Причина — блок хорошо известных факторов.
1. Революционно-просвещенческая интенция на схематизированное миротворчество, подмену будничной, повседневной, обыденной жизни «чистым», отрешенным, идеальным понятием ее.
2. Жажда насильственной организации бытия, сопровождающаяся разрушением самоценности, самодостаточности практически-обыденного существования. (Идеологов и практиков «упорядоченного осчастливливания» от Шигалева до Шмитта A.B. Луначарский осуждающе называл «футуро-коммунистами».).
3. Засилье авторитарно-тоталитарного бюрократического механизма, сектантского административного диктата, этакратических принципов жизнеустройства, отсутствие гражданского общества, обязательств государства перед индивидом.
Сказанное буквально вытравливало экзистенциальное начало, упраздняло персональное в человеке. Там же, где последнего нет, не оставалось •простора проявления самодеятельных «несанкционированных» партикулярных интересов, намерений, стимулов, страстей, многообразных «эгоистических» побуждений, сцепленных с чувством «Я», его гаммой отношений к действительности, себе, себе подобным.
Еще Гоббс высказывался за суверенность приватной сферы, не подлежащей институциально-правовому регулированиюГассенди в сходном контексте ратовал за недопустимость «необдуманных изменений в обществе».
Социум крепится на пролонгировании бытия «человека обыденного», налаживающего свое существование по свободным законам творческого саморазвития. Понимание этого обогащает наше время доселе чуждым ему гуманитарным измерением, одновременно создает благоприятные предпосылки социально-философских, философско-антропологических концептуализации: «человека».
Степень разработанности проблемы. Философия исходно, традиционно, первоисточно тематизирует вопросы совести, чувства жизни, здравого ¦смысла, житейской веры. Соответствующие сюжетные проработки обнаруживаются в творчестве Пифагора, Сократа, Платона, киников, киренаиков, мегарцев, Аристотеля, Эпикура, М. Аврелия, Августина, Паскаля, Монтеня, Канта, Гердера, Лессинга, Мандевиля, Киркегора. Между тем, начиная с философии жизни, экзистенциализма, прагматизма, феноменологии, философской антропологии возможно говорить о складывании своеобразной «доксо-логии» — специализированной теории обыденно-повседневных реалий с позиций их концептуального оправдания, эвристической апологии. В отличие от истории, социологии, сфокусированных на оценке опыта «крупных личностей» (Маркс), доксология демонстрирует жизнь «досужего человека» (Джером К. Джером), осуществляющего не социальные действия, а поступки, устанавливающего отношения к ближайшим явлениям жизни.
Несомненный содержательный вклад в эту сферу связан с именами Бергсона, Пирса, Джемса, Гуссерля, Шелера, Плеснера, Сартра, Мерло-Понти, Маркузе, Людтке, Медика, Ван Дюлмена, Франкла, ПЬотца и др.
В отечественной философской мысли тематизация обыденности представлена изучением социально-бытовых, массовых измерений жизниздесь правильно отметить работы Ю. М. Лотмана, В. А. Подороги, Г. С. Кнабе, В. Г. Федотовой, Б. В. Маркова, В. В. Ильина, Н. Н. Козловой, Г. Д. Гачева, Ф.И. Ги-ренка, И. В. Утехина, А. Н. Павленко, Е.В. Золотухиной-Аболиной, A.C. Ахиезера, И. А. Бутенко, Н. М. Смирновой.
Руководствуясь установками указанных исследователей, автор ставит задачу преодолеть имеющуюся традицию понимания обыденности как малозначимой сферы. Круг утверждений человека обыденного интерпретируется как: «жизненный мир» (Э. Гуссерль) — совокупность до-научных непредикативных состоянийDasein (М. Хайдеггер) — сфера естественных переживанийпрактически-духовные структуры, выраженные текстом как элементом народной культуры (Ю.М. Лотман) — обыденный разговорный язык (JL Витгенштейн) — до-словное пространство быта (Ф.И. Гиренок) — жизненная прагматика, польза (У. Джемс) — схематика поведения (Ф. Бродель, А. Шютц, Г. Гарфинкель, И. Гофман, П. Бергер, Т. Лукман).
Феноменологическое описание обыденности позволяет приблизиться к выяснению ее природы. В данном вопросе автор использовал идеи И. Канта, А. Бергсона, Э. Гуссерля, М. Хайдеггера, Ж. Делеза, Г. Башляра, Ж. Бодрий-яра, С. Приста, Д. Серла, Ю. Хабермаса, М. К. Мамардашвили, В.В. Налимо-ва, Б. А. Грушина, Э. В. Ильенкова, Д. И. Дубровского, А. Р. Лурия, А. Н. Лоя, П. Гайденко, Т. П. Матяш, Е. А. Торчинова, A.A. Велика и др.
Объект исследования — обыденность как жизнезначимый феноменпредмет исследования — социальные проявления человека обыденного.
Цель диссертации состоит в социально-философском осмыслении природы опыта человека обыденного.
Реализация поставленной цели предполагала решение ряда задач: охарактеризовать природу человека обыденноговыявить особенности постижения реалий в обыденном опытераскрыть потенциал проявлений человека обыденного в условиях социальной трансформации.
Методологическую базу диссертационного исследования составляют традиционные философские методы: феноменологический, герменевтический, антропологический. Эвристическую канву поиска образуют принципы системного анализа, единства исторического и логического, абстрактного и конкретного, всесторонности, реалистичности, объективности рассмотрения, целостности. По ходу работы автор опирался на изыскания видных представителей философской, культурологической, социологической мысли, использовал труды российских и зарубежных ученых.
Научная новизна диссертационного исследования определяется следующими полученными автором результатами:
Охарактеризована природа человека обыденного. «Обыденность» в ее категориальном статусе означает «естественный самотек спонта-нейной людской жизни», строящейся как вершение «медленных», «малых» трудов. Человек здесь — «мера всего» в специфическом понимании, — именно: «личностном», а не «публичном» или «объективно логическом». Человек в случае «публичного» — персонально выхолощен. Человек в случае «объективно логического» — эйдетически безличен. Акцент «индивидуального» -действующего по свободному усмотрению, нескованного непреложной над-человечной реальностью — дает нужный эффект: ответственное «Я», составляя центр мира, реализует себя в самоустроительной деятельности;
Выявлены особенности постижения реалий в обыденном опыте. Раскрытие личности, как известно, совершается в недрах духовной жизни. Последнее обслуживает: а) стереологика -— целостное восприятие действительности с заданием смысловых связей в многомерном символическом пространстве с соответствующей стилистической (инверсия, инструментовка, интонация, синкопы, форматы, тропы), ритуальной (мимика, жесты, гримасы, позы), семантической (аллюзии, амфиболии, аллитерации, экивоки) размерностьюб) ситуационная логика — выразительная, смысловая полифония в зависимости от интенциональной, прагматической, хронологической экипировки;
Раскрыт потенциал проявления человека обыденного в условиях социальной трансформации. Многообразие самоактуализаций индивидуальных общественных существ вполне соответственно описывается оппонирующей трилеммой: конформизм («Я» встраивается в ценности, отстаиваемые «иными" — «Я» хочет того, что и другие) — тоталитаризм («Я» подчиняется враждебным себе ценностям- «Я» делает то, что другие требуют от него) — гуманизм («Я» — носитель самозаконных ценностей- «Я» реализует себя как свободное существо, методически трудящееся над возможным приближением к систематическому единству автономных высоких целей).
Достоверность исследования обеспечена соответствием избранной методологии целям и задачам работы, надлежащим логическим обоснованием полученных результатов, их опытным удостоверением.
Информационной базой диссертации послужили тексты классиков философской антропологии, социальной философии, биографические хроники, дневники, персональные самоотчеты.
Теоретическая значимость исследования. В работе получены результаты, значимые для тематизации человека обыденного. Обобщения, выводы, рекомендации исследования возможно использовать при разработке антропологической, социально-философской, аксиологической проблематики.
Практическая значимость исследования. Положения диссертации могут быть использованы в разработке, чтении курсов по социальной философии, социологии, аксиологии, антропологии.
Апробация работы. Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры философии ИНЭКА. По теме диссертации опубликованы 5 работ общим объемом 2,5 п.л. Основные положения диссертации представлены на Киреевских (Калуга, 2009), Рождественских (Нижний Новгород, 2010) чтениях.
Структура диссертации обусловлена целью, задачами, принятым способом исследования. Работа состоит из введения, двух глав, включающих по три параграфа, заключения, списка использованной литературы.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Нет иной печали, — отмечает Леон Блуа, — кроме того, что ты не святой". Путь к святости. С позиций персонального созидания регулятивная идея эта, однако, отнюдь не может быть целеориентиром реально-жизненной практики. «Царствие мое не от мира сего», — напоминает Христос. Божеская святость надмирна, несоразмерна действительности. Экзистенция и возможный строй высшего миропорядка не синхронизированы, взаимонесопричаст-ны. Ядро жизненного существования — не соотнесенность с Богом, а вершение «медленных трудов» в кругу подобных тебе.
Наш век — век рационального расчета, обезличенных технологий, промывки мозгов, манипулирования, силовых влияний есть век создаваемых событий. Индустрия public relations достигла высот таких изощрений, что в искусстве формирования пространства стереотипов, артефактов' в полной мере девальвировала «героическое». В силу энтимемы: жизнь политизирована, политика — манипуляция эмоциями, жизнь вырабатывает идиосинкразию к политическим манипуляциям — коренными идеалами жизни становятся не героические (высокоэмоциональные) идеалы, а, используя слог Гегеля, будничные стандарты близости у себя самого бытия «Я». Век героев завершился, начался век людей. И в смысле нивелированности, массовостии в смысле затруднительности, невозможности, неспособности к подвигу, ярким, выразительным, нетрафаретным, необыкновенным, бескорыстным, саможертвенным актами в смысле утраты самостоятельности, самостийности (государственный, общественно-публичный пресс) — и в смысле трансформации идеалов как высших начал, целей в операциональные, осязаемые образцы, штампы.
Человек как «самость с ничем не омрачаемой ясностью» (Гегель) — существо идеалологичное, носитель внеприродного духовного. Его отношение к миру регулируем ценностно. Человек — вечный Фауст, не удовлетворенный реальностью, ищет, пока не одухотворится. Поскольку жизнь, привлекая мысль Ортеги, есть перемещение от жизни «Я» к «Другому», постольку «оценка жизни и всех ее наиболее благородных проявлений зависит. от того, что дух ожидает от своего собственного будущего».89.
В исканиях наилучшего устроения будущего нет иного пути, как опора на идеалы. Предшествующие эпохи, погрязая в идеальном программировании жизни, в сущности, были эпохами футурологическими. Современная эпоха, подводя к сознанию, что вследствие деятельностного наступления на природу человек оказывается «дырой в бытии» (Сартр), актуализирует реалистические мотивы существования, фокусирует внимание на настоящем. Главным становятся не отнесенные в перспективу идеалы, а обостренное чувство текущего.
Движущие поведением идеальные ценности не операциональны90. Призвание ценностей — означивать активность, реализовывать смыслопола-гание. Но наш век — век кризиса ценностных смыслов. Стихия, среда современности — реальный бытийственный самотек с его заземленной прозой, полнотой «селфмейкинга» в пределах самопонимания, самотворчества с фактическим исключением кумиротворения, априорной верности высшим началам, избыточной аскезы. Пройдя по рукотворным кругам ада, человек оказался перед дилеммой идеального смыслополагания — реального кризиса смыслов. Ивдруг понял, что намечаемая ценностями коллективная судьба и индивидуальное существование далеко не всегда слиты. Оттого в подчеркнутом дистанцировании второго от первой обозначилось смещение от принципов к прецедентам.
Одной борьбы за вершину достаточно, чтобы заполнить сердце человека. Сизифа следует представлять себе счастливым", — уверял Камю. Сизиф счастлив? Любая попытка ответить на вопрос не влечет ответа общезна.
89 Эйнштейн А. Собр. научн. трудов. Т. IV. — М., 1967. С. 165.
90 Ценности, как и абстракции, лишены созерцания. чимого. В таком случае последней инстанцией каждого выступает не божеский (вспомним Ремизова), не людской суд (несовершенство его ощущает на себе каждый), а собственный. Не ценностные принципы, а экзистенциальные локалы в виде прецедентов реальности являются конечным вожделением жизни. Идеально-ценностно жизнь не канонизируемаона — дерзновение, «вечная несводимая к готовому и понятному мистерия» (Шестов).
Прав Фейербах, видевший в антропологии форму универсальной науки: она описывает человека как цельное существо в единстве телесного, ко-гитального, социального, культурного, экзистенциального планов. Оттого на вознедоуменное августиновское: «Что же я такое. Боже мой? Какова природа моя?» — справедливо ответить так.
Человек — в себе дифференцированное, но органично интегрированное существо, обладающее физиологической текстурой, чувствующее, мыслящее, социально вовлеченное, идеалологичное, с развитой «Я"-концепцией, включающей подсистемы а) персональной идентичности (самоопределенность), б) групповой идентичности (социальная категоризация, квалификация, дискриминация). Такое понимание «человека» соединяет людей с позиций принадлежности к materia humana — по ту сторону расовых, конфессиональных, половозрастных расхождений.
Ошибается Ницше, полагая, будто человек — деградировавшее животное. Ошибается и Хайдеггер, толкуя человека как изолированную духовную единицу. Существенное в человеке устанавливается не в контрастирующих сравнениях, а в уподоблениях.
Принципиально то, что человеческий индивид — качество социальное, становящееся как бытие «у себя» через опеку «другим» и «другого». Если «Я» захочет найти самого себя и назвать свое имя, — ему не обойтись без обращения к «ТЫ» и без признания «МЫ».91.
91 Шпет Г. Сознание и его собственник // К. Г. Челпанову — от его учеников.
Основа формирования личностного — перманентная перекачка внешнего во внутреннее с наращиванием собственного величия, самообогащением, самооткрытием и посредством глубины постижение самости — переоткрытием. Групповая, рассчитанная на экспектацию природа «Я» выражается в особом культуротворческом принципе его существования. Бытие «Я» как психосоматической структуры — результат предшествующей общечеловеческой истории: «Лишь благодаря предметно развернутому богатству человеческого существа развивается, а частью и впервые порождается богатство субъективной человеческой чувственности: музыкальное ухо, чувствующий красоту формы глаз — короче говоря, такие чувства, которые способны к человеческим наслаждениям и которые утверждают себя как человеческие.
92 сущностные силы".
Бытие «Я» как гуманитарной структуры также продукт культуры: перефразируя Мунье, это — бытие «здесь — теперь — среди людей — со своим прошлым — и будущим». Реальная личность как целое — не однократное бытие, а движение от бытия к бытию, вне которого (движения) — серия «моментальных» субъектов. В данном значении «целого» личность не имеет оправдания: «Таков парадокс целого и детали — существующий элемент принадлежит к несуществующему целому» (К. Россе). Значение лица метафизично. Восприятие его — не физический акт, а когитальное вхождение в.
I. плоть гуманитарности. Потому лицо двоится на маску и лицо, подразумевая, что в последнем случае есть всегда «разрыв и прерывность в объективированном мире, просвет из таинственного мира человеческого существова.
ОТ ния". Рельефно оттеняет сказанное феномен «маленьких» людей, в отношении коих Белль отмечал: «Маленькие люди? Я не различаю среды и пы.
Статьи по философии и психологии. — М., 1916. С. 203−204.
92 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 42. С. 122.
93 Бердяев Н. Философия свободного духа. — М., 1994. С. 299−300. таюсь проявлять непредубежденность, которую довольно часто смешивают с отсутствием убеждений. Величие не зависит от места в обществе, так же как не зависят от него страдание и радость". Именно по причине этого «человек» звучит гордо.
