Актуальность исследования.
Обращение к историко-философской проблематике предполагает не только анализ учений отдельных мыслителей и их школ, но и рассмотрение направления движения философской мысли. Очень значимым элементом второй составляющей является, поэтому, рассмотрение истории анализа проблем от начала их формирования и до современной ситуации способов решения этих проблем. В соответствии с названием диссертации, она не является гносеологическим исследованием проблемы «положений вещей» в феноменологической проблематике, но исследованием истории анализа проблемы этого понятия в рамках феноменологической проблематики западноевропейской философии. Эта история не ограничивается спег/иально феноменологической проблематикой, наоборот — речь идёт о том, что сама проблематика положений вещей, при обращении к ним через непосредственный доинтвнциопальный опыт различения и основанный на нём интенционалъный опыт понятийного синтеза, по сути своей требует феноменологического метода исследования. Поиятие же «феноменологическая проблематика», означает форму философского дискурса, в которой, прежде всего, осуществляется обращение к дескриптивному анализу этого опыта различения и понятийного синтеза.
Значение понятия «положение вещей» было предметом анализа в ранней феноменологии начала XX века в Австрии и Германии. Однако проблематика понятий, тождественных по значению «положениям вещей», была разработана уже в концептуалистском направлении ранней схоластики, например у Петра Абеляра и Гильберта Порретанского, а также в позднем концептуализме — у Дунса Скота и Григория из Римини. Поэтому в истории анализа проблемы положений вещей, схоластический концептуализм будет рассмотрен как начальный период её формирования. Далее, вплоть до XX в, значительных примеров тематизации положений вещей не существовало, за исключением теории «истин в себе» Б. Больцано. Но, во-первых, его теория почти без изменений перешла через Брснтано1 к Гуссерлю, Штумпфу и Майнонгу, так что в пределах ограниченной по объёму работы, достаточно будет рассмотрения этой проблематики у Гуссерля и его мюнхенских последователей. Во-вторых, больцановы «истины в себе» в основном относятся к логической и математической предметности, и почти не относятся к повседневности нашей «фактической жизни», имеющей большое значение в настоящем исследовании. В ХХ-м веке, помимо представителей феноменологической традиции, это понятие использует Витгенштейн иряд представителей англоязычной аналитической философии. Но они рассматривают его с объективной точки зрения в контексте внешних условий наличия положений вещей, не проводя при этом анализа актов их различения и понимания. То есть, не касаясь собственно феноменологической проблематики положений вещей, а значит и её сущно.
1 Хотя для самого Брентано было неприемлемо наличие какой-либо предметности, кроме физической и психической. сти. Что же касается Гуссерля, то у него, более всего, понятие «положения вещей» анализируется во П-м томе «Логических исследований» (ЛИ11), где этот анализ, помещён в более широкий контекст анализа интенциональной структуры актов сознания. Однако, кроме Гуссерля, «положения вещей» исследовали почти все представители мюнхенской школы феноменологии, особенно А. Райнах, А. Пфендер и Д. Гильдебранд. После же раннего этапа «феноменологического движения», уже в период «феноменологической весны» во Фрайбурге, это понятие почти исчезло с феноменологического «горизонта». Однако косвенно, проблематика положений вещей проявилась в концепции онтологической герменевтики раннего Хайдеггера, существующей «внутри» проекта его «фундаментальной онтологии», всё-таки сохранившего в своей основе традиционный феноменологический метод, который предполагает начало исследования с наиболее очевидно и непосредственно данного, каковым является опыт бытия Dasein и его сущностные экзистенциалы.
Непосредственно связанными с «положением вещей» понятиями являются «дескрипция» и «интерпретация». Последняя, подразумевает постановку вопроса о границах, в которых она ещё соответствует «самим вещам», и об условиях «перехода» этих границ. Речь идёт об условиях интерпретации, следующей непосредственному опыту различения самих вещей, и об интерпретации, «деформирующей» этот опыт собственной логикой понятийного синтеза. Дескриптивное и интерпретативное понимание положений вещей осуществляется различающе-синтезирующей деятельностью сознания, т. е. хроно-логикой, представляющей собой непосредственный способ существования сознания в мире. Сознание в его отношении к миру и есть хроно-логика, т. е. единство опыта различений, являющегося тем, что метафорически обозначают понятием «время», и опыта спонтанного понятийного синтеза. Сознание названо хроно-логикой исходя из его дескрипции как непосредственного опыта и без подведения под чисто понятийные конструкции. Вопрос о сущности сознания ставится здесь как вопрос о сущности опыта, о первичном опыте, который выступает как условие возможности любого другого опыта, с необходимостью реализуется в любом другом опыте и непосредственно доступен каждому — как простейший, но, тем не менее, редко тематизируемый опыт различений. Но поскольку сознание не может быть только «машиной различений», постольку всякий опыт различений продолжается в опыте понятийного синтеза, в котором осуществляется, в свою очередь, опыт тождества предмета или положения вещей. Тождества, означающего идентификацию различия и имеющегося, в силу предыдущего опыта, понятия. Поэтому в опыте синтеза различий и понятийГпо природе своей «не~априорных» (в кантовом смысле), играет значительную роль также и опыт памяти (можно сказать, «оперативной» памяти). Намеренно же отказываться от тематизации сознания — значит намеренно игнорировать непосредственный опыт, из которого оно никогда не устранимо, поскольку и сомнение, и разочарование в сознании с необходимостью его предполагают, т.к. и то и другое является его модусами.
Сознание неустранимо из любого вопроса о человеческом сознании и из вопроса о человеческом бытии. Вопрос, вопрошание — это также модус сознания. И когда утверждают, что само бытие, сам предмет или сама ситуация нас спрашивают, то забывают (а забвение — это также модус сознания), что в этом вопросе бытие, предмет, ситуация уже различены — «бытие от сущего», предмет и ситуация от другого предмета и другой ситуации. И, если даже (принимая определённый язык) полагать что бытие нас спрашивает, то понимание вопроса бытия есть также модус сознания, первичной «субстанцией» которого является различие, различение"2.
Сознание, проявляющееся в своих модусах, ни в коем случае здесь не субстантивируется. Оно не есть вещь или положение вещей, не есть набор свойств или качеств, но сознание различает вещи, их свойства, отношения и положения вещей. Модусы сознания есть его проявления как непосредственного опыта различения и понимания, т. е. хроно-логики. Однако сознание, различающее в себе виды опыта, включает и его деформации, обусловленные всевозможными понятийными конструкциями, фантазиями, воспоминаниями, прожектами, которые вытесняют и заменяют непосредственный опыт. Деформации опыта становятся недоступными самому различению, они не опознаются как таковые, вследствие чего результаты опыта принимаются за его источник, сам же опыт — за продукт понятий. При этом в философии возникает множество проблем, связанных с вопросами: единства сознанияклассификации модусов сознания, например первичности воли или представленияотношения сознание/тело, сознание/социальность, сознание/бессознательноесоотношения сознания и значения, знака, символасознания и субъективности/интерсубъективностисознания и идеологии и пр. Соответственно все решения этих вопросов предлагают концепции определённой обусловленности сознания, однако, забывая при этом сказать, что же здесь, собственно, обусловливается. Показывая, что сознание не есть парящая над миром субстанция, «делают» сознание принципиально недескриптивной сущностью, обусловленность которой следует обязательно доказать или же признать её небытие. Различие же между типами обусловленности есть дело опыта сознания. Если же говорить о социальной обусловленности самого этого различия, то следует иметь в виду, что в социальном опыте тоже «присутствует» сознание. К тому же забывают о собственном сознании, создающем концепции обусловленности или полной редукции (не в гуссерле-вом смысле) сознания. Поэтому анализ истории феноменологической проблематики положений вещей и хроно-логики их дескрипции и интерпретации необходим не только в связи с феноменологической максимой «к самим вещам», возвращающей нас к непосредственному опыту сознания, но и в связи с тем, что феноменологическая рефлексия и редукция приостанавливают обычный ход вещей «естественной установки», скрывающей и закрывающей доступ к факту искусствснности’и вторичности синтеза’относительно различения," как первичного и непосредственного опыта и способа существования сознания в мире. И также, относительно искусственности и вторичности тождества как продукта синтеза, относительно различия, как первичного результата опыта. Естественно, что синтез и тождество неизбежны для сознания.
2 Молчанов В. И. Различение и опыт: феноменология неагрессивного сознания. М., 2004. С. 52. как естественные способы сохранения, накопления, и использования его опыта, но при этом необходим и метод, позволяющий не терять из виду «сами вещи» и не вытеснять их опыт, способами его сохранения и использования.
Итак, актуальность диссертации определяется в следующих аспектах:
1. В теоретическом: А) «положение вещей» является одним из центральных понятий феноменологической проблематики, конституирующих её сущность. Поскольку же феноменологическая проблематика (а не только традиция, зародившаяся в начале XX в.) является крайне важной составляющей западноевропейской философии, восходящей, её истории, к средневековой и отчасти античной традиции, то исследование истории анализа проблемы положений вещей имеет большое значение для целостного представления об истории классической и современной философии. Б) Так как предметом любого философского дискурса являются те или иные положения вещей, то понятие хроно-логики как основания их дескрипции и интерпретации, весьма важно в своём методологическом аспекте для историко-философского исследования, поскольку позволяет выявить причины основных тенденций мышления в различных формах этого дискурса. В) Понимание сознания как хроно-логики позволяет сохранить и тематизиро-вать сознание как предмет философского дискурса в отличие от онтологической герменевтики и постнеклассической традиции философии.
2. В практическом аспекте, выходящем за внутренние пределы, как феноменологической проблематики, так и философии вообще, исследование хроно-логики дескрипции и интерпретации положений вещей весьма важно для понимания причин возникновения, функционирования или кризиса разного рода мировоззрений и идеологий. Поскольку любое мировоззрение и тем более любая идеология — это интерпретация наличествующих положений вещей, а конфликты мировоззрений и идеологий — это, прежде всего, конфликты интерпретаций.
Степень разработанности:
Литература
посвященная феноменологической проблематике обширна и не поддаётся исчерпывающему анализу. Впрочем, такой анализ привёл бы к потере самого предмета исследования. Однако большая часть литературы немецких, французских и других исследователей остаётся вне поля зрения в связи с её недоступностью. В тех же работах, которые всё же доступны, преследуются, в основном, другие цели и задачи, чем в настоящем исследовании. Материал именно по проблеме анализа, собственно, положений вещей в феноменологической проблематике, а тем более по тематизации отношения непосредственного опыта различения и синтеза,-очень разрознен и-малодоступен-Если в какой-либо комментаторской литературе понятие положений вещей и упоминается, то весьма кратко, и при этом не проводится развёрнутого выявления сущности этого понятия и его проблемы в феноменологической проблематике. Соответственно, в процессе настоящего исследования приходилось опираться в основном на сами источники. Литературу, в той или иной степени касающуюся темы диссертации, можно.
разделить по четырём аспектам, в зависимости от степени общности или конкретности относительно этой темы.
1. Для истории анализа проблемы положений вещей в феноменологической проблематике актуальны исследования, проводившиеся как самими феноменологами и историками феноменологического движения, так и медиевистами. Среди исследований по феноменологической проблематике как таковой, можно отметить работы Г. Г. Гадамера, Р. Ингардена, К.-О. Апеля, Е. Финка, П. Прехтля, П. Рикёра, Ж. Бофре, Ф. Везена, И. Керна, Г. Шпигельберга, Х. Р. Зеппа, Й. Зайферта, В.Ф. фон Херрмана, Т. Кизеля, Ж. Грондена, М. Вишке, Ж. Деррида, В. И Молчанова, A.B. Михайлова, И. А. Михайлова, А. Чернякова, И. Инишева, К. С. Бакрадзе, В.В. Биби-хина, В. Калиниченко, Я. А. Слинина, Ю. В. Перова, И. С. Вдовиной Н.В. Мотрошиловой.
2. Феноменологической проблематики положений вещей, в некоторой степени касаются исследования Ж. Геринга, JI. Ландгребе, Э. Вальденфельса, Г. Шпигельберга, Й. Зайферта, Ж. Грондена, К.-О. Апеля, В. Куренного, В. И. Молчанова, Н. В. Мотрошиловой.
Среди медиевистов, исследовавших соотношение средневекового концептуализма и феноменологической проблематики, в первую очередь — это А. де Либера. Также стоит отметить Э. Жильсона, Ж. Жоливе, С. С. Неретину. Из исследователей принадлежащих к феноменологическому направлению, писавших об этом же соотношении, можно назвать И. С. Вдовину.
3. В рамках феноменологической проблематики, анализу дескрипции и интерпретации на основе тематизации сознания как непосредственного опыта различений посвящены, прежде всего, работы В. И. Молчанова «Различение и опыт: феноменология неагрессивного сознания» и «Аналитическая феноменология в Логических исследованиях Эдмунда Гуссерля». Также можно отметить тексты Ж. Грондена, В. Куренного.
4. Тема же исследования сознания как хроно-логики в качестве основания дескрипции и интерпретации положений вещей и методологического принципа анализа тенденций мышления в различных типах философского дискурса, ещё не имеет в литературе какой-либо разработки.
Цель исследования: история анализа проблемы положений вещей в феноменологической проблематике западноевропейской философии и тематизация сознания как хроно-логики, для выявления оснований тенденций мышления в различных формах дискурса в истории западноевропейской философии. Задачи исследования:
1) рассмотрение концептуалистской средневековой проблематики в контексте феноменологической тематизации положения-вещей и выявление предпосылок формирования-проблемы значения этого понятия в его средневековых аналогах у Петра Абеляра, Гильберта Порретан-ского и Дунса Скота. В итоге должны быть прояснены основные хроно-логические тенденции раннего и позднего концептуализма;
2) анализ тематизации понятия «положение вещей» в ранней феноменологии Э. Гуссерля и прояснение концептуалистского характера онтологического статуса положений вещей в «Логических исследованиях»;
3) анализ проблематики положений вещей в рамках мюнхенской реалистической феноменологии и выявление соотношения хроно-логических тенденций реалистической феноменологии мюнхенской школы и ранней феноменологии Гуссерля в связи с соотношением реализма и концептуализма;
4) анализ хроно-логики дескриптивного и интерпретативного понимания положений вещей в онтологической герменевтике М. Хайдеггера.
Методы исследования: В виду неоднозначности различных понятий в феноменологии Гуссерля в её историческом развитии, нужно прояснить значения этих понятий именно в его раннем периоде творчества, что может быть осуществлено посредством герменевтического метода, основанного на анализе оригинальных текстов, относящихся к разным периодам развития феноменологии Гуссерля. То же самое относится и к текстам средневековых мыслителей и Хайдеггера.
Соответствие значений понятия «положение вещей» и его средневековых аналогов можно раскрыть в силу применения сравнительно-исторического метода в сочетании с методом языкового анализа. Анализ же сознания как хроно-логики и исследование основных причин тенденций мышления в различных формах философского дискурса, могут быть осуществлены в ходе применения феноменологического метода. Наконец, относительно выявления оснований тенденций мышления в различных формах дискурса в истории философии, будет использован методологический аспект понятия «хроно-логика». Научная новизна исследования заключается в том, что в нём:
1) исследуется история анализа проблемы положений вещей в связи с феноменологическим характером сущности самой этой проблематики и утверждается феноменологический характер исследований положений вещей в схоластическом концептуализме;
2) выявляется концептуалистский характер онтологического статуса положений вещей в ранней феноменологии Гуссерля;
3) утверждается, отдельный и первичный статус понимания в сравнении с интерпретацией, или, другими словами, нередуцируемое различие дескриптивного и интерпретативного способов понимания, в отличие от их соотношения в «Бытии и времени» Хайдеггера;
4)-тематизируется сознание-в-качестве хроно-логики и на её основе-разрабатывается-историко-философская методология исследования оснований тенденций мышления в различных формах философского дискурса в истории философии.
Положения, выносимые на защиту:
1. В истории западноевропейской философии сущностный анализ проблемы положений вещей всегда осуществлялся на основе феноменологической проблематики.
2. В контексте истории анализа проблемы положений вещей такие понятия схоластического концептуализма, как «status» у Абеляра, соответствие «quod est» и «quo est» у Гильберта Пор-ретанского и «haecceitas» у Дунса Скота имеют то же самое значение, что и понятие «положение вещей» в ранней феноменологии ХХв. При этом хроно-логика раннего концептуализма более открыта непосредственному опыту сознания, нежели ранняя феноменология XX в.
3. Характер онтологического статуса положений вещей в ранней феноменологии Гуссерля имеет концептуалистский характер, соответствующий онтологическому статусу «эйдоса» (но не идеи]) у раннего Платона, в то время как онтологический статус положений вещей большинства представителей реалистической феноменологии имеет умеренно-реалистский или реалистский характер.
4. Понятие хроно-логики как непосредственного способа существования сознания в мире, может быть использовано в качестве методологического принципа исследования оснований тенденций мышления в различных формах философского дискурса в истории философии, а также в качестве основания тематизации сознания в ситуации современной философии.
5.Дескриптивное понимание положений вещей всегда непосредственно и первично, относительно интерпретативного и является основанием последнего, если оно соответствует самим вещам.
Заключение
.
Исследование истории анализа проблемы положений вещей в западноевропейской философии показало, что обращение к положениям вещей через непосредственный опыт различения и понятийного синтеза всегда осуществлялось в рамках феноменологической проблематики, поскольку полное прояснение сущности проблемы «положений вещей» требует феноменологического метода. Это выявилось на основании того, что сущность проблемы положений вещей становится очевидной только в ходе обращения к непосредственному доинтенционалъ-ному опыту различения и основанному на нём интенциональному опыту понятийного синтеза. При решении первой задачи исследования мы убедились в феноменологичности проблематики положений вещей в схоластическом концептуализме и аналогичности значений понятия «положение вещей» и «status» у Абеляра, соотношения «quod est» и «quo est» у Гильберта Порре-танского и «haecceitas» у Дунса Скота. Кроме того, выявилась большая степень открытости хроно-логики раннего концептуализма непосредственному опыту различений, нежели феноменологической хроно-логики начала XX в. В связи с тем, что универсалия, у Абеляра не абстрактное общее, а особенное «это» — «hocest», проблема универсалий у Абеляра, выражающаяся в теории присвоения общего имени конкретной вещи, предполагает непосредственный опыт различения этого особенного. Поэтому в абеляровой концептуалистской хроно-логике отсутствует явная тенденция доминации какой-либо из её составляющих (хроники или логики), что могло бы привести к деформации непосредственного опыта сознания в различных интерпретациях. Отсутствие этой доминации основано также на том, что Абеляр не склонен придавать означаемому понятия времени объективный и онтологический статус, рассуждая о нём в терминах способности различения. Понятие «время» у Абеляра, как и у Гуссерля, указывает на исключительно феноменологический статус его означаемого и на метафоричность самого этого понятия.
Понятие же концепта, особенно у Гильберта Порретанского, пересекается с понятием «ин-тенционального предмета», который может быть интендирован в любом качестве акта и принадлежать к любому виду предметности. Что ещё раз подтверждает наше положение о концептуалистском характере онтологического статуса положений вещей у раннего Гуссерля, Однако в концептуализме поздней схоластики, различение видов вещей, например у Дунса Скота,-возможнонаоснове признания реальности общей сущности, или общей природы (субстанции), хотя и непременно детерминированной в рЪа^ьности «этим вот» —"haecceitas". В то время как Абеляр проводил такое различение только на основе непосредственного опыта сознания относительно вещей, отрицая при этом, любые онтологические предпосылки тождества и сущности. Позиция Скота относительно проблематики положений вещей более сопоставима с реалистской феноменологией Мюнхенской школы, в отличие от позиции Абеляра, которая ближе к гуссерлеву анализу интенциональных актов. Возможно именно в связи с более явной, чем у Абеляра, логической тенденцией своей концептуалистской и, в определённом смысле, умеренно-реалистской хроно-логики, Дуне Скот, в его различении философии и теологии, отдавал предпочтение последней, поскольку она по определению подразумевает предпосылку тождества того, что означают понятия «бог», «душа», «св. дух», и пр. То есть такие синтетические понятия, за которыми не различим непосредственный и очевидный опыт сознания.
При решении второй задачи настоящего исследования, стало очевидно, что понятие «положение вещей» в ЛИ Гуссерля относится к виду предметности, имеющей онтологический статус, не зависящий от сознания, хотя и не говорится о том, что имеется самостоятельный уровень бытия этого вида предметности. В связи с основной интенцией феноменологии такой уровень бытия не может полагаться, в силу ограничения сферы тетических актов областью непосредственной данности, не смотря на «онтологический поворот мышления» в Ш-ем исследовании. Этот поворот не предполагает некой систематической онтологии, но только онтологический статус положений вещей, всегда данных с очевидностью в конкретной вещи и в конкретной ситуации. Положение вещей всегда дано как определённая сингулярность. В акте идеации конкретная вещь соотносится с видом, в силу чего ей присваивается видовое имя, что выражается в суждении о положении вещей относительно данной вещи («этот цвет — красный»). Соотношение положения вещей, или «статуса» конкретной вещи с самой этой вещью, когда видовое имя присваивается в опыте её различения, указывает на концептуалистский характер онтологического статуса положений вещей ЛИ. И на такой же характер хроно-логики дескрипции и интерпретации положений вещей у «раннего» Гуссерля.
В ходе решения третьей задачи, при рассмотрении проблематики понятия «положение вещей» в реалистической феноменологии, мы наблюдали в основном сходство этого понятия с тем, что Гуссерль употреблял в ЛИ. Однако очевидно, что для реалистической феноменологии характерны онтологические основания анализа проблемы положений вещей. Анализ сознания, как таковой, не является здесь движущим мотивом исследования положений вещей. Гуссерль же приходит к очевидности и самоданности положений вещей через анализ интенциональной структуры сознания. С одной стороны очевиден явно онтологический мотив исследований положений вещей мюнхенскими феноменологами, но с другой стороны, они, как и Гуссерль, за исключением Гильдебранда, ничего явно не говорят о существовании отдельного онтологического уровня или сферы бытия положений вещей. К тому же видовая предметность или апри-.орныеположения вещей всегда даны в конкретной сингулярности. Впрочем, у реалистских феноменологов нет в этом полного согласия. Тенденция исследований-Гильдебранда является более онтологически ориентированной, чем у Райнаха или Пфендера. У последних же заметна более феноменологически ориентированная тенденция анализа разного рода положений вещей. Поэтому, феноменологию Гильдебранда можно с большим основанием считать реалистической, а точнее реалистской. Но общая методологическая позиция Райнаха и Пфендера, в свою очередь, более онтологична, нежели у Гуссерля. Поэтому, если хроно-логику положений вещей у Гуссерля, можно назвать концептуалистской, то хроно-логика Райнаха и Пфендера скорее соответствует тому, что называется «умеренным реализмом». Позиция же Гильдеб-ранда ближе всех к классическому реализму. Чем более феноменологически ориентирована методология исследования положений вещей, тем менее деформируется непосредственный опыт сознания и тем дальше хроно-логика этого исследования от интерпретаций, выходящих за границы очевидности самих вещей.
В процессе решения четвёртой задачи было выяснено, что в онтологической герменевтике М. Хайдеггера также используются логические конструкции, далёкие от непосредственного опыта сознания. Обращение к непосредственному опыту в онтологической герменевтике, возможно на основании тематизации сознания, при феноменологическом рассмотрении времени как нашей чистой способности различения происходящего. Понятие «время» должно рассматриваться исключительно с феноменологической точки зрения как метафора опыта различения и процессуального характера происходящего. Эта метафора есть оперативное понятие, используемое для удобства обозначения нашего отношения к последовательным и цикличным природным процессам. Любые же онтологизации и объективации времени, с одной стороны сами являются абстрактно-понятийными или мифологическими конструкциями, с другой стороны приводят к тому, что непосредственный опыт различений деформируется и сплавляется в понятийном синтезе. При этом, первичность истолкования положений вещей в онтологической герменевтике утверждается за счёт замещения сознания, как непосредственного опыта различения, экзистенциалами Dasein. Такое замещение указывает на то, что в герменевтико-онтологической хроно-логике положений вещей в определённой степени доминирует её логическая составляющая.
Само же понятие «хроно-логика» означает единство доинтенционального опыта различения (времени — хроноса — различения) и основанного на нём интенционального опыта понятийного синтеза (смысла — логоса — ситеза) и, как таковое, есть дескриптивное обозначение непосредственного способа существования сознания в мире, в отличие от интерпретаций сознания посредством синтетических понятийных конструкций. Именно в ходе феноменологического анализа сознания как хроно-логики при решении четвёртой задачи настоящего исследования стала очевидной непосредственность и первичность дескриптивного понимания положений вещей, в отличие от опосредованности и вторичности любой их интерпретации. При этом было выяснено, что смещение тенденции деятельности хроно-логики конкретного философского (и-любого-другого) дискурса. к доминации. одной из двух её составляющих, определяет его логолибо антилогоцентричность (хроноцентричность) этого дискурса как следствие его смещения к интерпретациям, деформирующим непосредственный опыт различения самих вещей и дескриптивное понимание их положений.