Процесс инкультурации манихейства в Китае

Актуальность темы

исследования. Область контактов Китая с культурами различных стран представляет на сегодняшний день одну из интереснейших проблем для исследований в разных областях гуманитарного знания: истории, культурологии, социологии, и, не в последнюю очередь, истории философии и религии. Долгое время господствовавший (преимущественно в популярной литературе) миф о «тотальной культурной изоляции» Китая не позволял рассмотреть проблему культурных (в данном случае нас интересует проблема проникновения в Китай инородных религиозно-философских учений) контактов этой страны детально и многоаспектно. Тем не менее, исследования такого рода предпринимались учеными, среди которых можно назвать выдающихся французских синологов Поля Пелльо и Эдуарда Шаванна, впервые обратившихся к феномену манихейства в Китае, японского исследователя китайского несторианства Ёсиро Саэки, русского китаиста о. Палладия (Кафарова), осветившего проблему ислама в Китае и многих других. Несмотря на эрудированность исследователей, изыскания, как правило, ограничивались либо изданием текстов и комментированным переводом, либо общим историко-культурным обзором, просто констатировавшим присутствие того или иного культурного феномена в Китае, не прослеживая, по большей части, механизма их > проникновения, адаптации (или отторжения — частичного или полного) и возможного влияния на китайскую культуру. Поскольку в нашей стране исследования такого рода предпринимались нечасто (манихейство, в частности, освещено — и то весьма схематично — в коллективной монографии «Китайский этнос в средние века (УП-ХШ)» (авторы — М. В. Крюков, В. В. Малявин, М.В.Софронов), а манихейские тексты на китайском, найденные в Дуньхуане, не переведены и, соответственно, не введены в научный оборот), то представляется целесообразным заявить, что эта диссертационная работа будет представлять из себя первое в отечественном китаеведении (конкретнее — в сфере истории философии и религии Китая) исследование, посвященное историко-философскому анализу проблемы инкультурации иноземных религиозно-философских учений в Китае (на примере манихейства). Напомним, что же представляет собой инкультурация. Сам термин позаимствован нами из терминологического лексикона современных религиоведов и культурологов, занимающихся проблемой христианской проповеди в Китае, т.н. миссиологией (т.е. учением о миссионерской деятельности, ее принципах и методах). В данном диссертационном исследовании под инкулътурацией понимается такое «соприкосновение» различных культур, в процессе которого происходит усвоение одной (инородной) культурой элементов другой (местной), но при этом сохраняется «ядро», т. е. не происходит подмены или замены ее собственных элементов. В это отличие инкультурации от аккультурации, т. е. ' почти насильственное* внедрение/ инородной культуры (или культурного элемента) в местную, причем первая занимает доминирующее положение. В научный оборот впервые вводятся дуньхуанские манихейские тексты на китайском языке, дается очерк истории и развития манихейства в Китае,, доктринальных особенностей китайского варианта этого учениявыявляются механизмы инкультурации инородных религий (религиозно-философских течений) в социо-культурное тело Китая, исследованы^{аспекты} буддийского и даосского влиянияла манихейство, его социальный и официальный статус,.

— ^ V ' особенности контакта культур Запада (манихейство) и Востока (Китай), связь (обычно ошибочно приписываемая манихейству) с различными сектами и тайными обществами^ Сопоставление различных точек зрения на феномен манихейства в Китае (позиции западных исследователей (Пелльо, Шаванн, Вальдшмидт, Ленц, Шмидт-Глинцер, Лю) и китайских (Линь Ушу, Ван Цзяньчуань) и японских (Тикуса Масааки, Исида Микиносукэ) ученых) позволяет более полно осветить и понять это явление.

На основе данной работы будет возможным выявление механизмов инкультурации иных религиозно-философских (и вообще культурных) феноменов (в частности, несторианства, ислама, зороастризма), их влияния на культуру и общество Китая.

Объектом диссертационного исследования является феномен манихейства, предметом — процесс инкультурации этого учения в Китае, его механизмы и методы. Манихейство — один из уникальных религиозно-философских феноменов, научный интерес к которым продиктован созданием целых междисциплинарных отраслей исследованийпричин же уникальности этого явления несколько. Первая, и, пожалуй, самая главная — это то, что манихейство, зародившись как маргинальное вероучение (классифицируемое как «ересь» равным образом и в регионах распространения авраамитических религий, — в частности, христианства, и ислама, — ив Иране, где господствовал зороастризм, и собственно в Китае, с преобладанием там буддизма), смогло со временем выйти на уровень мировых религий, с той лишь разницей, что стало именоваться «мировой ересью» [Смагина 1998, 44]. Вторая причина, по-видимому, не менее важная, чем первая, состоит в том, что манихейство представляло из себя учение синкретического характера (вслед за отечественным исследователем Е. Б. Смагиной под термином «синкретический» по отношению к манихейству мы понимаем не механический «сплав» разнородных элементов, но непротиворечивую и в целом последовательную систему религиозно-философских взглядов), сочетавшее в себе философско-религиозные воззрения зороастризма (бинарная оппозиция Света и Тьмы), этико-догматические установки неортодоксального иудаизма (элхасаиты) и раннего христианства (аскеза, ритуальная чистота, установление института монашества, иерархическая структурированность), космолого-антропологическую модель некоторых позднеантичных философских направлений и гностицизма (в его сирийском варианте), буддийскую концепцию реинкарнации (некоторые исследователи допускают не буддийское, а скорее античное происхождение идеи перевоплощения, т.н. «метемпсихоз»). Третьей причиной, заставившей ученых разных направлений (от филологов-классиков и востоковедов до историков и религиоведов) тщательнейшим образом исследовать феномен манихейства, стала, на наш взгляд, его необычайная адаптивность, некоторая «смазанность» границ, легко позволявшая этому религиозно-философскому учению инкорпорироваться в некоторые гетеродоксальные направления буддизма, даосские секты и тайные общества в Китае, а в Средние века на Западе трансформироваться в еретические, правда, но весьма «серьезные» (как по своему размаху, так и реакции официальных церковных и светских властей) течения катаров, богомилов и пр. Благодаря «переводимости» своих основных концептов и персоналий на язык культуры «окормляемой», если так можно выразиться, страны, манихейство довольно быстро внедрялось преимущественно в низшие слои населения, не забывая при этом и о т.н. миссионерстве «сверху», т. е. пытаясь добиться благорасположения официальных властей (что удалось, в частности, в Китае: • вынужденные, считаться со статусом манихейства как религии «освободителей"-уйгуров, власти отдали в 768 г. приказ о строительстве манихейского храма, которому было пожаловано название «Даюнь гуанмин» — «Великий облачный свет»).

Цель исследования — комплексный историко-философский анализ инкультурационного процесса манихейства в синоязычной культурной среде и выявление основных стратегий и принципов этого явления, позволяющих на первом этапе сделать попытку реконструкции этого процесса в Китае, выделить и охарактеризовать его этапы. В соответствии с этим в диссертационной работе решаются следующие задачи:

1. Анализируется источниковедческая база исследования, выделяются этапы научного изучения манихейства вообще и его китайского варианта в особенности, рассматриваются основные проблемы и их решения, поставленные современными исследователями.

2. Анализируется общий характер манихейства, история его развития, личность основателя, рассматривается система манихейского учения, прослеживаются вероятные источники влияния на нее из иных идеологических систем (неоплатонизм, зороастризм, иудео-христианские представления, буддизм).

3. Рассматривается история манихейства в Китае со времени его проникновения туда (VII в.) вплоть до исчезновения (по крайней мере, согласно дошедшим до нас письменным и материальным источниками) в начале XVII в.- выделяются этапы развития и инкультурации этого учения в китайский культурный контекст, анализируются вторичные, неманихейские источники (официальные хроники, доклады, полемические сочинения).

4. Анализируются собственно манихейские китайские памятники (т.н. «Краткое изложение учения. Мани, Будды Света», «Трактат Пельо» и «Гимны») — рассматриваются их композиционно-стилистический, семантико-содержательный и терминологический аспекты, проводится сравнительный анализ исходной, некитайской, и собственно китайской-терминологии.

5. На основании этого анализируется процесс инкультурации манихейства в Китае, формулируется понятие инкультурации применимо к манихейству, выделяются основные этапы этого процесса, анализируются стратегии и методы манихейской проповединамечаются перспективы дальнейшего исследования, опирающегося на больший языковой исравнительно-исторический материал.

Хронологически диссертацию можно разделить на два блока: современный (с начала ~ХХ в. до настоящего времени) — касающийся научного исследования манихейства в связи с открытием множества манихейских документов, и раннеи позднесредневековый (II-III вв. н.э. — возникновение манихейства, VII в. — проникновение в Китай, начало XVII в. — исчезновение официальных сведений о манихействе, условно рассматриваемое в манихееведении как исчезновение самого учения), касающийся собственно манихейства и этапов его истории.

Методологическая основа исследования. В ходе работы были использованы методы историко-философского сравнительно-исторического, семантического (историко-филологического) и системного анализа, г разработанные как отечественными (Вяч. Вс. Иванов, В. Н. Топоров, Е.А. Торчинов), так и западными (М.Элиаде, П. Брюдер, У. Эко) исследователями. Комплексное использование данных методов, применяемое к первоисточникам (китайским манихейским текстам), позволяет по возможности широко охватить поле исследуемой темы, рассмотреть инкультурационный процесс в его философском^ и социокультурном, аспектах. Кроме того, в работе используется лексикостатистический анализ китайской манихейской терминологии, позволяющий выявить степень «зависимости» манихейства от господствующей идеологии (в данном случае — буддизма) в момент перекодировки основных концептов этого учения. Помимо этого методика исследования включала в себя сбор и изучение источников (критические издания манихейских китайских текстов), общенаучной и специализированной литературы на китайском, английском, немецком, французском и русском языках.

Источниковедческая база. Источники, использованные в данном исследовании, можно разделить на две группы: первоисточники и вторичные источники (источниковедческому анализу посвящена первая глава работы). V.

К первой группе относятся собственно манихейские тексты на китайском языке, обнаруженные в дуньхуанском пещерном комплексе в начале XX в. Источников насчитывается три (все они более или менее фрагментарны): «Краткое изложение учения и обрядов Мани, Будды света" — т.н. «Трактат Пелльо" — «Гимны». Названия источников, разумеется, условны, за исключением, пожалуй, первогодва других названы соответственно по имени открывателя и публикатора — Поля Пелльо — в европейской научной традиции (китайские исследователи предпочитают называть текст, как очевидно, «Фрагментарным трактатом (или сутрой — на буддийский манер) религии Мани»), и по общей композиции текста (в западной науке закрепилось название «Свиток с гимнами»).

Тексты были открыты примерно на протяжении одного промежутка времени (1907;1911) — немалая заслуга в этом принадлежит Марку Аурелу Стейну (1862−1943). В связи с тем, что говорить о первенстве какого-либо одного из текстов по дате открытия представляется делом довольно сложным, мы решили расположить тексты по их содержанию и по степени фрагментарности.

Первым идет «Краткое^{изложение} учения и обрядов Мани, Будды света». Текст, обнаруженный в одном из гротов пещерного комплекса в Дуньхуане, состоит из двух частей: одна, открытая в 1907 году Стейном, хранится в Британском музее под инвентарным номером 3^, 3969 (MS Stein) — другая, обнаруженная в 1908 Полем Пелльо, находится в Национальной л библиотеке в Париже, под инвентарным номером 3884 (Collection Pelliot), J В результате исследований, проведенных учеными Исида Микиносукэ, самим Пелльо и JIo Чжэньюем, было установлено, что часть, обнаруженная Стейном, является началом отрывка, открытого Пелльо.

Западные исследователи (Халоун и Хеннинг) датируют рукопись первой половиной XI в., тогда как китайские ученые (Линь Ушу) и некоторые европейские (Шаванн-Пелльо, Джайлз) относят ее соответственно к 731 г. н.э. и к VIII в. (без указания точной даты).

Так называемый «Трактат Пелльо» (в западной науке он именуется пофранцузски «Traite») в настоящее время хранится в Пекинской библиотеке г под инвентарным номером № 506. Точное название текста неизвестно, т.к. он идет не с начала, а излагает уже продолжение некоего диалога, в ходе 1 которого Посланник Света (т.е. сам Мани) излагает основы своего учения. Ло Чэньюй, с издания которого Пелльо и Шаванн и перевели и издали в 1911— 1913 гг. текст на французском языке, озаглавил произведение как «Фрагментарный трактат персидского учения». В 1923 году видный китайский историк, специалист по некитайским религиям в Китае, Чэнь Юань выдвинул гипотезу о том, что «Трактат» может быть фрагментом легендарной «Сутры о двух началах», китайского варианта книги.

Шапуракан". Идею о том, что «Трактат» представляет собой перевод неизвестного парфянского или согдийского текста, выдвигает немецкий исследователь Вернер Зундерманн, приводя вслед за А. фон Jle Коком, Э. Вальдшмидтом и В. Ленцем многочисленные параллели из тюркских манихейских отрывков. л.

Что касается датировки этого фрагмента, то Пелльо и Шаванн полагают временем создания приблизительно X в. н.э., а Линь Ушу как возможную дату называет 900 г.

Гимны" были открыты в 1907 г. М. А. Стейном и хранились в Лондонской публичной библиотеке за номером 2659, однако в 1916 году в японском тексте «Тайсё синсю Дайдзокё» в 54 томе под номером 2140 был обнаружен практически идентичный текст.

Исследования Э. Вальдшмидта и В. Ленца, Цуй Цзи, В. Хеннинга, Э. Морано, П. Брюдера, X. Шмит-Глинцера, Линь Ушу подтвердили манихейскую принадлежность, текстов, показав, что «Гимны», по всей видимости, представляют собой перевод с парфянского, о чем свидетельствует неоднократная транслитерация китайскими иероглифами явно персидских слов.

Западные исследователи (в первую очередь, Вальдшмидт и Ленц) датируют текст периодом между VIII и IX вв. н.э., Линь Ушу, опираясь на особенности лексики, утверждает с определенной долей достоверности, что временем создания (вернее перевода) «Гимнов» мог быть 768 либо 842 г. н.э.

Ко второй группе относятся тексты вторичного характера: хроники, летописные записи (религиозного характера — «Хроники буддийских патриархов» сунского автора Чжи Паня, «Краткое изложение истории буддийских монахов династии Великая Сун» буддийского историка XI века Цзаньнина), светские неофициальные записки («Записи о Фуцзяни» автора XVI в. Хэ Цяоюаня) и др. ,.

Степень изученности темы. В связи с комплексным подходом к исследуемой проблеме в ходе работы привлекался широкий спектр трудов как отечественных, так и зарубежных исследователей. В теоретической части работы автор опирался на труды таких российских ученых, как Вяч. В с. Иванов, В. Н. Топоров, М. Л. Титаренко, В. В. Малявин, Е. А. Торчинов, A.B. Ломанов, А. И. Кобзев, Л. С. Переломов, А. Е. Лукьянов, С. А. Горбунова, Е. Б. Смагина, и на исследования западных теоретиков культурологии и религиоведения, таких как М. Элиаде, Я. де Грот, С.Н. Ц. Лю, П. Брюдер, Г. Миккельсон и др.

Проблема источниковедения, этот краеугольный камень любого историко-философского и религиоведческого исследования, в случае манихейства проявлялась в истории его изучения весьма однобоко вплоть до знаменитых открытий начала-середины прошлого века. Однако XX век кардинально изменил эту. одностороннюю ситуацию: раскопки в районе Турфана в Восточном Туркестане, обнаружившие несколько тысяч манихейских текстов, дуньхуанские находки, открытие коптской библиотеки из Мединет Мади, греческий текст т.н. «Кельнского кодекса» — все это способствовало появлению «стереоскопического» образа манихейства. Таким образом, в руках исследователей оказались ценнейшие, аутентичные источники, позволившие (и позволяющие и по сей день) с достаточной точностью реконструировать манихейскую доктрину, структуру манихейской церкви, историю распространения и проповеди. Исследования делятся на четыре временных этапа.

1. Первый период (начало XXв. — 40-е гг.): накопление материала и первые догадки.

Формально изучение манихейства в Китае начинается с дуньхуанских находок и публикации текста «Трактата» П. Пелльо и Э. Шаванном в 1912— 1913 гг. Тем не менее, китайские исследователи (Ван Цзяньчуань, Линь Ушу) полагают, что пальму первенства следует отдать не французскому синологу, а цинскому ученому Цзян Фу, издавшему в 1909 г. в своей работе «Тексты из пещер Дуньхуана» «Краткий очерк распространения манихейства в Китае». Впрочем, и Цзян Фу имел предшественника — позднецинского автора Ян.

Жунчжи, писавшего о несторианской стеле («Исследование несторианских надписей на каменной стеле», 1895 г., где в одном из разделов упоминается манихейство). Идея статьи Цзян Фу была подана крупным китайским специалистом Ло Чжэньюем (сотрудничавшим, кстати, с Пелльо), который, собственно, первым издал «Трактат Пелльо» в 1909 г., озаглавив его «Фрагментарный трактат персидского учения».

В 1912 г. появляется исследование японца Ханэда Тору «О фрагменте трактата персидского учения»", где он попытался отождествить это самое учение с манихейством. Примерно в то же время появляется работа П. Пелльо и Э. Шаванна (1912;1913 гг.). Именно эту работу по изданию и обширнейшему комментированию текста «Трактата» академик Алексеев назвал «образцовой работой китаистов».

В 1921 г. видный китайский филолог и деятель культуры Ван Говэй опубликовал статью «Исследование распространения манихейства в Китае», в которой привлек собранные им сведения из пяти исторических источников, посвященных манихейству, и добавил к упоминавшимся у Пелльо вторичным источникам еще одиннадцать. Именно Ван Говэй первым отождествил т.н. чицай-шимо с манихеями. Кроме того, ему принадлежат три гипотезы: относительно датировки начала манихейской деятельности в Китае.

694 н.э.), о влиянии манихейского учения на народные восстания и. нас некитайское происхождение фуцзяньских манихеев.

В 1923 г. крупный китайский историк Чэнь Юань издает статью, озаглавленную «Исследование проникновения манихейства в Китай», в которой он предпринял попытку рассмотреть манихейство в период правления династии ранняя Мин, определить время проникновения учения в Китай (690−705 гг.), выделил влияние уйгурского фактора в танском расцвете манихейства. Вскоре после этого, в 1923 же году П. Пелльо опубликовал работу «Манихейские традиции в Фуцзяни», где попытался исследовать феномен манихейства в Китае в период с XI—XII до XIV вв (т.е. с династии Сун до династии Юань).

Завершают первый этап две работы: одна — японского исследователя Сигэмацу Тосиаки «К вопросу о манихействе и религии демонов {моцзяо) при династиях Тан и Сун» (1936), другая — китайца Моу Жуньсуня «Манихейство сунского периода» (1938). Обе статьи посвящены скорее косвенному влиянию манихейства на народные движения, нежели самому манихейству, но следует отдать им должное: они первыми заговорили о связи манихейства с движением чицай-шимо и привлекли дополнительный вторичный материал.

2. Второй этап (40-е — 70-е гг. XXв.): новые материалы.

Работы военного и послевоенного периодов посвящены, в основном, чицай-шимо и их связи с манихейством, т. е., по сути, продолжают начатую Сигэмацу Тосиаки и Моу Жуньсунем тему взаимоотношения учения Мани с китайскими тайными религиозными обществами и сектами. Первым, кто оживил эту тему, оказался китайский специалист по истории периода правления династии Мин и тайным обществам У Хань, издавший в 1941 г. статью «Манихейство и империя Великая Мин», где выдвинул гипотезу о связи манихейства с буддийскими сектами «майтрейанского» толка.

Вопрос о манихействе в период династии Юань (1279−1368) затронул в своей статье «Манихейство, буддизм и христианство в Китае времен Марко Поло» в 1951 г. австриец Л. Олыики, опирающийся на текст венецианского путешественника, который повествует о посещении им странной фуцзяньской секты, отождествленной Поло с несторианамиОлыпки предположил, что это могли быть манихеи. В 1956 г. китайский археолог Чжуан Вэйцзи издал статью об археологических изысканиях в районе Цюаньчжоу, в которой привел два новых материала, касающихся манихейства в период династии Юань: надгробную надпись, посвященную несторианскому куратору манихеев в Китае и две стелы и скульптурное изображение Мани в храме в Хуабяо. Данный материал послужил подтверждением гипотезе' Л. Олыпки о том, что манихейство в этот период существовало под эгидой несторианства. Одновременно (60-е — начало 70-х гг. XX в.) поднимается (преимущественно в КНР) интерес к участию манихейства в народных восстаниях (статьи Син Юэ о сунском манихействе и его связи с революционными движениями той эпохи, японца Тикуса Масааки о связи восстания Фан Ла с манихейским вероучением, Чжуан Чо, Чжу Жуси, Чэнь Гаохуа — в продолжение темы чицай-шимо и манихейского влияния на них). Подобные исследования, по словам одного из современных китайских исследователей манихейства, представляли целое направление в науке (в основном, опять-таки, в КНР), в котором манихейство, чицай-шимо и восстание Фан Ла слились в единое и нераздельное целое.

3. Третий этап (2-я пол. 70-х — 80-е гг.): уйгурский фактор и интерес к позднему манихейству в Китае (XIV в.).

Третий этап в развитии «китайской ветви» манихееведения характеризуется двумя моментами: интересом к феномену уйгурского манихейства (в связи с распространением оного в Китае) и изучениемсостояния учения Мани в позднейший период его существования в Поднебесной. Тема уйгурского манихейства долгое время оставалась белым пятном, пока, наконец, в 1978 году исследователем из КНР Гэн Шиминем не была опубликована статья «Начальные сведения об манихейский церковных текстах на уйгурском языке», где он проанализировал обнаруженные в 1954 1 году фрагменты манихейских монастырской и храмовой переписки, ' содержащей описание монастырского хозяйства.

С 1981 по 1988 гг. появилось (практически независимо друг от друга) пять статей китайских авторов, посвященных данной проблеме: это статьи • Ай Шанляня, Линь Ушу, Ян ШэнминяЧэнь Цзюньмоуи, наконец, совместная статья Ян Фусюэ и Ню Жуцзи.

Предельно схематизируя, можно сказать, что вывод всех пятерых ученых сводится к следующему: влияние уйгурского манихейства на проникновение вероучения в Китай было сильным, хотя и не исключительным (на юге Китая манихейство осуществляло проповедь независимо от уйгурского авторитета).

Ко второй половине 80-х гг. относятся работы одного из ведущих китайских специалистов по манихееведению Линь Ушу, работы которого западные и китайские исследователи оценивают весьма неоднозначно.

Подъем, интереса к феномену китайского манихейства на западе начинается с конца 70-х гг., и наиболее видной фигурой здесь является английский исследователь китайского Происхождения Сэмюэл Н. Ц. Лю (Samuel N.C. Lieu, Лю Наньцян). Занимаясь проблемами позднеантичной истории и контактов поздней Римской империи с Востоком, Сэмюэл Лю обратил внимание на феномен манихейства в Китае и посвятил ему несколько статей и монографий (наиболее существенные — «Религия Света: I введение в истории манихейства в Китае», изданная в Гонконге в 1979 году, и «Манихейство в Поздней Римской империи и в средневековом Китае: исторический очерк» (Манчестер, 1985). Заслугой этого исследователя большинство ученых считает вывод о том, что фуцзяньское манихейство имело самостоятельные корни (т.е. проповедники прибыли в Южный Китай морем), и анализ позднего наименования учения как минцзяо (религия света) и связанные с этим запреты минского правительства.

В 1985 г. шведский исследователь Петер Брюдер выпустил работу «Китайская трансформация манихейства: исследование манихейской китайской терминологии», где, филологически анализируя три первоисточника («Краткое изложение учения и обрядов Мани, Будды света», «Трактат Пелльо» и «Гимны»), он приходит к выводу о том, что китайское манихейство удивительно точно сохранило исходный принцип тождества (principle of identity) своему «ирано-сирийскому корню».

Китайские исследователи в этот период выпустили три непосредственно посвященных южнокитайскому манихейству работы: статью Чжуан Вэйцзи «Начальное исследование манихейства в Цюаньчжоу» (1983), где автор пришел к выводу о том, что фуцзяньское манихейство пришло в Китай, через морестатью Хуан Шичуня «Обнаруженная в цзиньцзянском храме в Фуцзяни черная глазурованная тарелка [с надписью].

Общество религии Света" «(1985), в которой выдвигается гипотеза о том, что данная посуда могла принадлежать манихеями статью Чэнь Чанчэна «Манихейская стела с надписью, обнаруженная в Ханьцзяне, Фуцзянь» (1988), где анализируется стела с манихейским славословием (автор датирует ее периодом между 1315 и 1369 гг.).

4. Четвертый этап (с 90-х гг. по настоящее время): международные исследования.

Из работ, появившихся в 90-е годы особенно следует отметить монографию Ван Цзяньчуаня «От манихейства к религии света (минцзяо)», где автор не только дает критический обзор предшествующих исследователей, но и предлагает совсем по-новому взглянуть на узловые проблемы данного вопроса. В 1997 году был переиздан (в дополненном варианте) сборник статей Линь Ушу «Манихейство и его распространение на Восток" — Сэмюэл Лю издал собрание своих статей о китайском и центральноазиатском манихействе в 1998 году под заглавием «Манихейство в Центральной Азии и Китае». В девяностые годы прошлого столетия появился ряд работ исследователей из КНР, посвященных проблеме манихейства вообще и его китайского варианта в частности: 1992 году была издана капитальная (почти полторы тысячи страниц!) работа китайских религиоведов Ма Сиша и Хань Бинфана «История китайских народных религий», в которых манихейству посвящено более семидесяти страниц и дан достаточно полный анализ манихейства в Китае (1992). Кроме этого были опубликованы статья Юй Ваньли по хронологии манихейских китайских текстов, историко-культурологический обзор Гун Фанчжэня, а также цикл статей Жуй Чуаньмина и Ма Сяохэ. В 2003 Ма Сяохэ в соавторстве с Чжан Чжунда выпустили работу «Посланник Света: манихейские иллюстрации». В целом же нужно заметить, что конец XX в. в манихееведении характеризуется большим, нежели ранее, сотрудничеством ученых, хотя исследования, все-таки, ведутся «двуполярно», т. е. в китайском манихееведении пока еще сохраняется дифференциация на «восточное» направление (представленное, большей частью, исследователями из КНР) и «западное» (США, Бельгия, некоторые тайваньские ученые), хотя по сравнению с предыдущим этапом наблюдается меньшая разобщенность, особенно в связи с учреждением в 1990 году Международной Ассоциации-манихейских исследований (International Association of Manichean studies, IAMS) и появлением журнала по. данной дисциплине (Manichean studies newsletter), что, несомненно, позволяет вести более скоординированную работу исследователей со всего земного шара.

В России, к сожалению, сколь либо полного исследования, посвященного именно китайскому варианту этого учения, пока еще не сГ f появилось (исключение составляет написанная В. В. Малявиным главу/ «Духовная культура» в авторской монографии «Китайский этнос в средние века (VII-XIII)», в которой, хоть и кратко, но достаточно информативно для неспециального исследования, описана история манихейства в Китае и дан краткий анализ отношений учения Мани и официальных китайских властей с учетом достижений современных европейских и китайских исследователей, а также сделанный в 1993 г. в Санкт-Петербурге доклад А. С. Мартынова «Концепция „будды“ в манихейских текстах»).

Научная новизна работы состоит в том, что это первое на русском языке историко-философское исследование, посвященное проблеме инкультурации такого религиозно-философского.явления, как манихейство в Китае. В научный оборот впервые, вводятся первоисточники (т.н. «дуньхуанские тексты»: «Краткое изложение учения Мани, Будды света», т.н. «тракта Пелльо», «Гимны»). В работе предпринимается попытка реконструкции процесса инкультурации китайского варианта манихейства, выявляются влияния местных традиций (в частности буддизма и даосизма) и рассматривается вопрос об участии манихейства в т.н. «синкретических» учениях (чицай-шгшо и пр.), строится парадигма методов адаптации учения Мани к китайской культуре.

Практическую значимость данного исследования определяет, во-первых, восполнение лакуны в области истории философии и религий Китая (перевод и исследование манихейских памятников на китайском языке), а во-вторых — попытка вычленения и построения той парадигмы (или целого ряда парадигм), согласно которой осуществлялась инкультурация иностранных религиозно-философских учений. Это открывает в дальнейшем перспективы в изучении отнюдь неоднозначного явления кросс-культурного диалога цивилизаций Востока и Запада (не только в сфере религиозно-философской) как в средние века, так и в новое и новейшее время. Данное исследование может быть полезно при составлении курсов по истории культуры, философии, религии Китая, при анализе социальной, культурной, интеллектуальной и религиозной жизни средневекового Китая.

Структура диссертации. Диссертационная работа состоит из введения, четырех глав, заключения, библиографии, а также приложения, содержащего перевод двух манихейских китайских памятников. ,.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Итак, на основании всего вышеизложенного и с учетом данных, полученных в результате комплексного историко-философского анализа материала (первоисточников и опосредованных, вторичных источников), попробуем подвести итоги данного исследования.

Необходимо напомнить, что целью данной диссертационной работы является выявление в историко-философском аспекте основных черт процесса инкультурации манихейства в Китае и опыт его реконструкции, при этом особенно важными) для этой реконструкции представляются стратегии и методы инкультурации в самом широком смысле этого слова: начиная1 от терминологических и переводческих установок и заканчивая «глобалистскими» -стремлениями лидеров манихейской церкви, выросшими на основе «развертывающегося» типа учения 111, имеющего своей прозелитической целью не узкую этническую или социальную группу, но (в идеале, конечно) весь мир, всех людей. Эти «глобалистские» тенденции отчасти можно объяснить т.н. феноменом «осевого времени» по Карлу Ясперсу, т. е. того периода, когда происходит смена устаревшей идеологической парадигмы, в данном случае узкоэтнических представлений.

111 В данном случае под «развертывающимся», эволютивным (лат. evolutio — развертывание) типом учения (философского или религиозного) подразумевается такой тип идеологии (чаще — религиозного учения), которое/в своих устремлениях носит открытый, проповеднический характер и направлен^ на привлечение (in sensu religioso — на обращении) максимально возможного числа людей, независимо от пола, нации или социальной принадлежности (к такому типу учений относятся христианство, ислам и буддизм) — в противоположность эволютивнои «свертывающаяся» модель (гтволютпвная, лат. involutio) не предполагает массовой миссионерской деятельности, но ограничивается родовыми, классовыми или этническими рамками (к такому типу учений относятся иудаизм, индуизм, синтоизмсм. [Главева 1997, с. 1, 5]). Манихейство, соответственно, относится к первому, эволютивномучтипу. примитивного характера112, новой — появлением религий «спасения»,. религий личного духовного опыта.

Авторская позиция выражается в том, что целесообразно дать определение инкультурации a contrario, через сопоставление с его оппозицией, аккультурацией. В общем можно выделить два типа соприкосновения культур — аккультурация и инкультурация. Под аккультурацией понимается процесс внедрения культурной традиции извне в инородный социально-культурный контекст, причем первая при слиянии с автохтонной культурой занимает доминирующее положение. Инкультурацией принято считать соприкосновение различных культур в такой форме, что в процессе ассимиляции инородные свойства привнесенной культуры либо исчезают, либо приобретают автохтонный вид. Кроме того, некоторые исследователи предлагают рассматривать инкультурируемую традицию (например, христианство в Китае) в трех аспектах: а) контекстуализированном, т. е. когда автохтонные системы и понятия используются для трансляции и объяснения инородного учения, б) автохтонном, когда в инкультурируемое учение начинают проникать автохтонные элементы, и зачастую следующее поколение проповедников уже не может вычленить местные черты как несвойственные инкультурируемому учению, и в) местно-укорененном, когда происходит взаимопроникновение, т. е. элементы инородной культуры естественно проникают в местный культурный контекст, а местные представления достаточно плотно пронизывают эту инородную инкультурируемую культуру. Наиболее сложно четко дифференцировать два последних аспекта, т.к. они достаточно тесно связаны между собой, а, скорее всего, г представляют собой последовательные стадии одного аспекта. Исходя из. всего этого, нам представляется необходимым внести некоторые поправки и.

112 Примитивного, разумеется, не в пейоративном смысле, а в смысле «первобытного" — речь здесь идет о культе предков, различных аграрных, астральных и т. д. культах, на смену которым приходят т.н. религии спасения. дополнения к данной схеме. Процесс инкультурации должен рассматриваться не только на примере христианства в Китае, но также и на примере манихейства, которое в течение ряда веков просуществовало в этой стране,.выжив в многочисленных войнах и религиозных преследованиях, и более того, оставило письменные памятники на китайском языке, что свидетельствует о достаточно успешной миссионерской деятельности, т.к. наличие текстов на китайском служит прямым доказательством^ что манихейство ориентировалось не на узкие этнические группы (например, выходцев из Согда, Парфии и т. д.), а на синоязычное население.

Три вышеприведенных аспекта разумно будет рассматривать как 7 последовательные стадии инкультурационного процесса, а не как дискретные ' пункты проповеднической деятельности, не связанные или слабо связанные друг с другом.

Итак, попытаемся подвести итог вышесказанному. Как происходил процесс инкультурации манихейства в Китае и каковы его общие характеристики?

В аспекте исторического процесса манихейство, как и любые религиозные феномены, представляет собой вторичную моделирующую семиотическую систему, создающую единую картину, которая отражает глобальное видение мира с позиций какого-либо сообщества. Далее, как илюбая религиозная система, манихейство обладает набором определенных культурных, или идеологических кодой (идеокодов). Автор разделяет точку зрения отечественных исследователей, которые представляют их обычно в виде бинарных оппозиций [например, Иванов, Топоров 1965]. В данном случае, наиболее ярким образцом выступает манихейский «бином» свет-тъма, который оказывается универсальным для всех вторичных моделирующих систем (во всех мифологических или религиозных представлениях всегда присутствует данная бинарная оппозиция). Это позволяет сделать вывод о наличии в манихейской доктрине некоторых универсальных идеологических кодов (уже упомянутые оппозиции светтьма, чет-нечет и т. д.), что оказывается достаточно важным для выявления структуры процесса инкультурации данного учения не только в Китае, но и в других регионах, часто достаточно, отдаленных друг от друга как географически, так и в культурном плане (Балканы,' Армения, Африка, Палестина, Иран).

На основании этого мы можем существенно уточнить понятие инкультурации применительно к манихейству. Итак, инкультурация — это процесс вхождения иноземной религиозной системы (инкультурант) в культурное поле той или иной страны (инкультурат) путем первоначального наложения, а затем и перекодировки своих * универсальных идеокодов на идеокоды этого региона (при этом инкультурант, в данном случае манихейство, сохраняет т.н. «принцип тождества»). Соответственно, в зависимости от удачности или неудачности подобной миссионерской «перекодировки», религиозная система-инкультурант либо проходит «контекстуальный» и «автохтонный» уровни, после чего прочно входит в культурное поле страны-инкультурата и успешно сосуществует с прочими религиозными системами (а иногда может и доминировать, или вовсе вытеснять их, ср., например, манихейство в Уйгурском каганате), либо терпит фиаско на «контекстуальном» уровне (неудачи в переводах, резкое сопротивление господствующей религиозной системы) и исчезает (возможен вариант — вливается в некое маргинальное, еретическое по отношению к доминирующей, ортодоксии, течение и, опять же, а) либо растворяется в нем, б) либо мутирует (например, адсорбция манихейства в движении тондракитов, катаров и т. д.)).

113 Под принципом тождества (англ. principle of identity) исследователи манихейства понимают сохранение в изначальном виде основных исконно манихейских категорий, божеств и всей системы вообще, допуская при этом некоторое чисто внешнее изменение (что наблюдается на примере «будцизации» и — в меньшей степени — «даосизации» манихейства), см. [Bryder 1985; Lieu 1985].

Применяя данную схему к манихейскому процессу инкультурации в Китае, нам удалось проанализировать в нем следующие этапы:

1) проникновение манихейства в Китай (т.н. этап установления контакта) — VII в.;

2) начало «контекстуализации» — манихейство пытается сделать выбор между буддизмом и даосизмом, стилизуясь как под первый, так и под второй (VIII—X вв. — соответственно трем дошедшим до нас памятникам: КИУМБС (VIII в.), ТП (X в.) и СБЦ (1Х в.)). Именно эти памятники, как уже было сказано в Главе 4 данной диссертации, свидетельствуют о выборе в пользу буддизма как автохтонного кода, под который следовало перекодировать свои идеокодыоднако эти данные не дают повода отметать и «даосскую» версию манихейства, о чем имеется масса косвенных свидетельств (хроники, доклады, полемические сочинения, см. Главу 3);

3) развитая «контекстуализация» (XI—XIV вв.) — манихейство существует под эгидой одного из буддийских течений (правда, признаваемых официальными буддистами еретическим);

4) переход к автохтонному уровню (XIV-XVII вв.), когда манихейство полностью перебирается на юг Китая и в своем аутентичном виде сохраняется, вероятно, до начала XVII в., после чего сливается или растворяется в каком-либо локальном культе.

Объяснить причину столь долгой живучести этого учения можно, во-первых, исходя из вышесказанного о наборе некоторых универсальных идеологических кодов (оппозиции сеет-тъма, добро-зло), своего рода у"г^ве^еи/ц^ь^ tc/iwi^- pj уникальной отмычки", позволяющей пр^оведовать (с определенным успехом) среди различных народов, социальных классов и полов (сам Мани не раз говорил о своем учении как о восстановлении некоей пра-религии, некоего универсального религиозного архетипа, общего для всех людей), а во-вторых, если учесть творческий подход манихейских миссионеров,.

Чы> Ч ' осваивавших культуру, язык и религиозная систеЦа страны-инкультурата и старавшихся вычленить наиболее общие и важные идеологические коды особенно это показательно на примере буддизма, который, можно сказать, «Г^готовил путь манихейству в Центральную Азию, а затем и в Китай, снабдив j его готовым терминологическим инструментарием).

Дальнейшему углублению и дополнению данной теории могут способствовать как новые археологические свидетельства манихейской проповеди в Китае, так и сравнительно-исторические исследования на более широком материале, с привлечением источников на других языках (тохарские фрагменты, сирийские полемисты, сведения арабских авторов), позволяющие выявить общие закономерности, отмеченные нами на основе китайских данных, на более широком языковом материале115.

114 Этим, видимо, отчасти объясняется и сложность в отношениях манихейства с даосизмом, бывшим, во-первых, учением инволютивного типа (узкоэтническим, хотя известны единичные случаи проникновение даосизма в Корею и Японию), а во-вторых обладавшим более аморфной терминологией, нежели буддизмкроме того, нужно учитывать и знакомство самого Мани с учением Будды, т. е. в основу манихействе^ были, вероятно, заложены и некоторые элементы буддизма.

115 Так, на Западе в данном направлении идет лексикографическая работа (издание 4-хтомного словаря манихейских текстов на большинстве восточных языков, включая китайский), критическое издание текстов (серия Corpus Fontium Manichaeorum) и т. д. См. более подробно: Алексанян А. Источниковедение и историография манихейства в Китае (обзор западных и китайских исследований) // ПДВ 2,2007, с. 144−158.